№7 (1381), октябрь 2021 года

Московской консерватории 155! Как-то быстро это подступило. После ста пятидесяти, видимо, время продолжает ускоряться. А в книжном шкафу у меня стоит книга «Сто лет Московской консерватории», бабушкина еще. Книжку эту помню с самого раннего своего возраста. И помню, с каким пиететом мои бабушки, сестры Погожевы – пианистка Тамара и скрипачка Татьяна говорили о Московской консерватории. Сами они заканчивали Консерваторию в Тифлисе и стали в дальнейшем известными московскими педагогами (сыном Татьяны Погожевой был профессор Московской консерватории скрипач Игорь Безродный – прим. ред.).

Когда я позже открыла эту толстую книгу 1966 года и стала ее читать, то нашла в ней упоминание о других, более «ранних» в нашем роду сестрах Погожевых: Вере и Наталье, получивших консерваторское образование в Лейпциге, игравших Мендельсону (в 1847 году) и учившихся у Мошелеса. Они были одними из тех, с кого фактически началась русская профессиональная фортепианная школа в XIX веке. Надо ли говорить, что слово «консерватория» для меня с детства было чем-то вроде сияющего чертога, к которому надо стремиться. Я и стремилась, обучаясь на младших ступенях «концерна МГК»: в мерзляковской школе, а потом и в училище.

И вот теперь я не только работаю в Московской консерватории, но и «дозрела» до полученного в честь юбилея Консерватории Серебряного значка. С дипломом о том и с симпатичным аксессуарным дополнением в пакетике: тонким головным платком с нотным узором и с лейблом Московской консерватории. По факту, «любовь с консерваторией» случилась много раньше, чем четверть века. И тут тоже образовалась своего рода круглая дата: так вышло, что работать я в Консерватории (вести сольфеджио у духовиков) начала еще с 4-го курса, с 1981 года. За это спасибо дерзкой придумке моего научного руководителя Ю.Н. Холопова и милости тогдашнего завкафедрой теории музыки Е.В. Назайкинского, который не побоялся доверить это серьезное дело студентке, хоть и специализирующейся на проблемах сольфеджио. Просто моя трудовая книжка с 1982-го до 1992-го лежала в ЦМШ, и я ей, школке, как ее обитатели всегда называли, безмерно благодарна за ту Школу, которую она мне, как начинающему педагогу, дала. Именно она позволила мне стать в дальнейшем не просто вузовским педагогом (который нередко витает в теоретических эмпиреях, не зная, как трудно кому-то бывает разрешать тритоны и писать второй голос в диктантах, и, главное, почему), но вкусить весь цикл подготовки музыканта, с самого его малышкового возраста.

Я вообще все мои награды на консерваторском пути воспринимаю, прежде всего, как указующий знак для благовспоминания тех, кто меня выучил (а все, кто учил, надо сказать, делали это, каждый в меру своего таланта, хорошо). И еще, конечно, как благодарность за причастность к большому музыкантскому древу – и многопоколенческому семейному, и общецеховому. Наверное, в этом концентрированном благодарении и есть один из глубинных смыслов празднований юбилеев. Вспомнить всех и попробовать внутренне настроиться на одну энергетическую волну с ними. Собственно, пока мы можем вспоминать, мы сами в состоянии передавать студентам «из клюва в клюв» не только знания и секреты мастерства, но и «то самое», чего словами не опишешь и что и так понятно любому музыканту-птенцу консерваторского гнезда.

Профессор М.В. Карасёва

Поделиться ссылкой: