К 100-летию со дня рождения Л.Б. КОГАНА
№8 (1409), ноябрь2024 года
«В классе со скрипкой в руках он ошеломлял еще сильнее, чем со сцены…»
Все, кто лично знал Леонида Борисовича Когана (1924 – 1982), были очарованы не только его поразительным талантом, всех потрясал не только «его изумительный по красоте и многообразию тембров звук» (такую характеристику дал Дмитрий Шостакович), но и человеческие качества, обаяние, которому невозможно было противостоять.
«В предвкушении радости лично поприветствовать Вас посылаю Вам теплые объятия», – писал итальянский композитор Франко Маннино. «Уезжая в Льеж, я хочу Вам сказать, что был глубоко тронут Вашим сердечным приемом. Пусть эти скромные цветы, к которым я приложил письмо, напомнят Вам, что я очень горжусь Вашей дружбой», – признавался бельгийский виолончелист и дирижер Фернан Кине.
«Я горжусь нашими отношениями, горжусь тем, что они откровенны, они построены не на комплиментах. Тебя я люблю искренно и уважительно. Ты заставил многих, в том числе меня, любить, уважать и считаться с тобой. Твое стремительное движение вперед за последние годы – меня потрясает», – говорил Арам Хачатурян.
А вот какой портрет оставил другой российский классик, Родион Щедрин: «Леонид Коган был редкостно добрым человеком, сердечным, отзывчивым, я бы даже сказал, сердобольным. Он принимал деятельное участие не только в судьбах своих учеников, но и многих музыкантов, жизнь которых не всегда складывается просто. И неизменно делал это скромно, мягко, не афишируя своего благородства, как часто случается. Здесь не было позы, просто такова была сущность его натуры. В любом деле, если шла борьба за правду, восстановление справедливости, истины, на Когана можно было смело положиться. Тут он не жалел ни сил, ни нервов, ни времени. Несмотря на бесконечную занятость, несмотря на суетную жизнь (а другой у большого артиста и быть не может), Коган оставался человеком доступным, контактным, как сейчас принято говорить. И очень обязательным (качество, встречающееся все реже и реже). Общение с ним доставляло окружающим радость. Приятно было бывать в шумном и приветливом доме Коганов, где почти всегда можно было встретить интересных людей, где сама семейная атмосфера вызывала душевную симпатию. Приятно было видеть его отношение к детям, в котором совмещались строгая нежность и нежная строгость. Неоднократно, и у нас в стране, и за рубежом, мне доводилось наблюдать, как само имя этого артиста сближало даже незнакомых между собой людей, становилось своеобразным паролем, открывающим сердца».
Всю жизнь Леонид Коган был связан с Московской консерваторией. В 1943 году он поступает в класс профессора Абрама Ильича Ямпольского и оканчивает курс в 1948-м, затем идет к нему в аспирантуру и за год до окончания, в 1952 году начинает преподавать в своей Alma Mater. Он отдал педагогике ровно 30 лет, пройдя все ступени: от ассистента А.И. Ямпольского до профессора и заведующего кафедрой скрипки. Леонид Борисович воспитал десятки талантливых скрипачей, в том числе иностранных, которые затем несли славу русской исполнительской школы по всему миру.
Многие молодые скрипачи «влюблялись» в искусство Леонида Когана, слушая его записи, попадая на его живые выступления во время многочисленных гастрольных туров или побывав на его мастер-классах. Потом в СССР вдогонку летели письма: «Мое горячее желание сбылось бы, если я мог бы учиться у Вас, товарищ Профессор, поэтому очень прошу Вас, будьте любезны обеспечить мне место в Вашем классе» (Ласло Коте, Венгрия). «Я хотел бы – хотя бы в письме – поблагодарить Вас за Ваше усилие, терпение и такт, с которыми Вы работали со мной… Вы научили меня, что такое игра на скрипке, открыли мне новые горизонты, вернули почву под ногами. За это Вам большое, большое спасибо» (Йиндржих Паздера, Чехословакия).
Первый ученик Л.Б. Когана, Валентин Жук, думается, смог найти слова, передающие самую суть педагогического облика Л.Б. Когана: «В классе со скрипкой в руках он ошеломлял еще сильнее, чем со сцены. Его надо было слышать вблизи. Он буквально потрясал своим звучанием, блеском, совершенством техники, глубиной выражения. Какой-нибудь неподдающийся пассаж, на который дома уходила уйма времени и сил, под его пальцами просто сверкал и казался совершеннейшей безделкой. При этом, он часто говорил: «А можно это играть и такой аппликатурой». И тут же, с аналогичным напором и блеском играл данный пассаж совершенно по-другому. Технологические «секреты», которыми он с нами делился, показывали его огромное и глубокое знание скрипки, а о масштабе его музыкального мышления, проникновении в сокровенные тайны музыки нечего было и говорить. На уроке он всегда открывал нам новые горизонты искусства».
МУЗЫКА РАЗМЫШЛЕНИЙ
Уже более 40 лет Леонида Борисовича Когана нет с нами. Однако остались его письма, интервью разных лет, которые позволяют вести диалог с великим артистом, понять его отношение к творчеству, к музыке, к жизни.
О себе
Заниматься на скрипке я стал совершенно случайно. Мои родители не были музыкантами. Отец был фотографом, он играл на скрипке. В детстве она привлекала меня необычностью формы и удивительными звуками. Когда мне было три года, я не ложился вечером спать, если рядом со мной не клали скрипку.
В пять лет я уже пробовал сам играть на ней, но дотянуться левой рукой до шейки инструмента, как это делал отец, не удавалось. И это меня страшно злило. После долгих моих просьб, родные купили мне маленькую скрипку, что было для меня огромной радостью.
После первого публичного выступления в Харькове, которое, как говорят, прошло с успехом, родители решили продолжить мое образование в Москве. В девять лет я был принят в Особую детскую группу при Московской консерватории в класс профессора Абрама Ильича Ямпольского. Я занимался у него и в Центральной детской музыкальной школе, и в консерватории. Абрам Ильич сформировал меня как музыканта.
О семье
Жена моя – скрипачка, Елизавета Григорьевна Гилельс. Мы с ней очень много работали совместно, выступали в разных городах Советского Союза и за рубежом. Неоднократно записывали различные грампластинки. Наши дети, также как и мы, закончили Московскую государственную консерваторию. Павел стал скрипачом и дирижером. Нина играет на рояле. Часто мы выступаем вместе, и всех нас объединяет огромная любовь к музыке, к искусству вообще. Мы очень много времени проводим за инструментом, интенсивно работаем, друг другу помогаем, слушаем. Никогда не бывает без споров. Спорим часто, долго, иногда очень крепко. Но всегда по делу.
Были и концерты, где мы участвовали все вчетвером – мы на скрипках, а Нина с нами в ансамбле на рояле. Играем и с оркестром. Некоторые композиторы даже специально пишут для нас произведения. Так что в отношении семьи, мне думается, все стоят на правильном пути.
О педагогике и конкурсах
Метод работы с каждым учеником очень индивидуален. Со студентами одаренными обычно сразу можно просмотреть произведение, а затем перейти к частностям, объясняя те или иные фразы, куски. Ведь талантливому ученику нужно только не мешать, а помогать, способствовать выявлению его «я». Но есть и другие студенты, которые сами ничего не могут сделать, которым педагог должен «разжевать» каждую ноту. Для таких приходится даже писать подробнейшую аппликатуру, объяснять все.
Лауреат еще не значит артист. Как и наоборот, разумеется. Уверен, что нужна какая-то новая система, которая упорядочила бы сложившееся на сегодняшний день положение вещей. Следует давать возможность выступать перед широкой аудиторией не только лауреатам. А к лауреатам подходить с более строгой меркой. Когда артисты без титулов получат свободный доступ на эстраду и смогут занимать там прочное положение, это принесет огромное облегчение и студентам, и нам, педагогам.
О Большом зале Московской консерватории
Впервые пришел я в Большой зал как слушатель. Это было в 1934 году – мне было десять лет. Играл Яша Хейфец. В марте 1941 года я впервые выступил в Большом зале с оркестром – с Государственным симфоническим оркестром СССР под управлением Лео Гинзбурга. Играл Концерт Брамса. С тех пор неисчислимое количество раз приходилось бывать здесь и как слушателю, и как исполнителю. И всегда думал о том, что зал этот – музыкальный центр нашей страны.
О современной музыке
Иногда приходится слышать, что, дескать, только мода заставляет исполнителей искать и играть новые сочинения. Но, к счастью, это не так. Мы играем современных авторов совсем не потому, что боимся «оказаться в хвосте», отстать. Мы ищем в музыке XX века свежих мыслей, новых, ярких идей. Мы жаждем обновить круг выражаемых с помощью нашего инструмента эмоций, а быть может, хотим обновиться и сами… Много я исполняю произведений советских композиторов. С некоторыми выдающимися композиторами современности мне приходилось работать совместно, первым исполнять их сочинения. Встреч с советскими композиторами было много. Они принесли огромную пользу.
О творчестве
Путь изучения произведения – таинственный путь. Бывает, сначала оно нравится, представляется заманчивым, потом разочаровывает. И наоборот: то, что казалось колючим, неудобным, противным природе инструмента, вдруг начинает звучать в ушах, притягивать. «Соберешь» такой «ершистый» опус целиком – и его уже интересно играть. Так что предугадать окончательное решение довольно трудно, по-разному получается.
В юные годы я больше увлекался виртуозной музыкой – творчеством Паганини, Вьетана, Эрнста, Венявского, Шпора. Но постепенно начал ощущать, что мне недостает по-настоящему глубокой, большой музыки. А она, конечно, прежде всего – в творениях величайших классиков.
Публикацию подготовила профессор Е.Д. Кривицкая
Фотографии предоставлены Ниной Леонидовной Коган