«Внушить огромную любовь к музыке…»
№6 (1398), сентябрь 2023 года
Одним из самых запоминающихся мероприятий музыкального направления Декады стал концерт 10 мая в Большом зале консерватории, организованный в партнерстве с Международным фестивалем «Вселенная звука» и при поддержке посольства Мексики. Э.Д. Барриос с Концертным симфоническим оркестром МГК исполнил культовое сочинение Сильвестре Ревуэльтаса «Ночь майя». После концерта мне удалось побеседовать с маэстро Барриосом:
– Дорогой Эдуардо, мы рады Вас приветствовать в Вашей Alma Mater и благодарны, что в это непростое время Вы прилетели в Россию, чтобы принять участие во Всероссийской декаде выпускников творческих вузов и фестивале «Вселенная звука». Расскажите о Вашей учебе в Московской консерватории, о Ваших педагогах. Что из студенческой жизни Вам запомнились?
– Я приехал в Москву в 1982 году. Сначала учился 3 года в Академическом музыкальном училище при МГК. Но еще до этого, в Мексике, мне посчастливилось встретиться с преподавателем училища Г.А. Дубровой, которая очень помогла мне не только подготовиться к поступлению, но и получить стипендию на обучение в Москве. А поступив в училище на струнное отделение, я учился у нее по специальности, по фортепиано – у Н.А. Хачатурян, а по теоретическим предметам у Д.А. Блюма и И.С. Лопатиной. Вспоминается и директор училища Л.Л. Артынова, жесткая и требовательная, но очень любящая свое дело.
– Легендарные педагоги! Я тоже воспитанница училища. Незабвенная Ирина Сергеевна была моим классным руководителем, а Лариса Леонидовна много сил отдавала воспитанию детей-сирот, благодаря ей многие беспризорники стали отличными музыкантами.
– Абсолютно верно! Консерваторию я окончил в 1990 году у выдающегося дирижера современности Дмитрия Георгиевича Китаенко. До встречи с ним я два года занимался в классе Ю.И. Симонова. По теоретическим предметам моими учителями были Ю.А. Фортунатов, И.А. Барсова, В.В. Задерацкий. Деканом иностранного отделения была потрясающая И.В. Коженова, которая на протяжении всей учебы очень меня поддерживала, помогала решать самые сложные ситуации.
– Ирина Васильевна в Консерватории как раз стояла у истоков движения по отбору иностранных студентов, организовывала поездки педагогов и болела душой за каждого своего подопечного.
– Верно! Помню, в последний год учебы меня пригласили ассистентом дирижера Г.П. Проваторова в оркестр Московского музыкально-экспериментального театра. И Ирина Васильевна мне очень помогла с организацией концертов. Как раз тогда я познакомил публику с музыкой любимого мной мексиканского композитора Сильвестре Ревуэльтаса. Искренне ей благодарен и очень ее люблю. Она была строгая, но справедливая.
– Ее называли «совестью Консерватории» …
– Да! Интересно, что за 9 лет моей учебы в Москве никто не мог отгадать, что я мексиканец (смеется). Высказывались разные варианты – Болгария, Грузия и т.д. И это мне помогало спокойно путешествовать, хотя в то время нам это было запрещено. Огромное впечатление на меня произвела поездка в Санкт-Петербург (тогда Ленинград) на штутгартскую постановку «Саломеи» Рихарда Штрауса.
– А как Вы относитесь к русской музыке? Какой репертуар изучали в Консерватории?
– Вспоминаю эпизод из детства. Моя мама была кубинкой и замечательно пела. Отец тоже хоть и был любителем, но постоянно музицировал. Он и стал моим первым учителем по фортепиано. У нас дома все время звучала музыка Чайковского и арии из «Бориса Годунова» Мусоргского в исполнении Шаляпина. Мы читали русские сказки – то есть постоянно, с детских лет, соприкасались с русской культурой. И впоследствии благодаря моим педагогам я полностью погрузился в мир русской музыки, эти легендарные личности формировали мое к ней отношение.
Будучи в Москве, я посетил Троице-Сергиеву лавру и увидел там надгробие Бориса Годунова, это меня просто потрясло. Уже в Москве я открыл для себя Глинку. Мы слушали «Пиковую даму» в исполнении Рождественского у училищных педагогов дома с партитурой! И, в то же время, проходили рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда» как высокий образец современного искусства. Было достаточно много свободы, в том числе и для научной работы, для выбора темы диссертации и т.д.
В Консерватории я, конечно, исполнял Чайковского, Стравинского, Хачатуряна, ходил на концерты гениального Г.Н. Рождественского… Очень любил ходить на уроки выдающихся профессоров. Один год я учился у Ю.А. Фортунатова, он, конечно, талантливый педагог. Помню его философское отношение к музыке. Он развивал наше образное мышление, всегда просил обосновать, почему композитор использует тот или иной инструмент в разных разделах произведения, уважал мастерство оркестровки Мануэля де Фальи, которого ставил даже выше Равеля… Ну и, конечно, не могу не вспомнить о любимом педагоге – Д.Г. Китаенко. Помню, как-то я принес на урок «Картинки с выставки» Мусоргского, и его незабываемое – «вы ничего здесь не видите?». Оказывается, он рисовал (!) для себя персонажей этого цикла, чтобы иметь визуальное представление, как этот цикл исполнять. Такая уникальная методика.
Одно из самых сильных влияний на меня в то время оказала фигура К.П. Кондрашина. Зачитывался его книгой «Мир дирижера», настоящей лабораторией мастера, в которой он тоже подтверждал важность создания визуальных образов… Помню, как перешел от скучных формальных лекций по форме для иностранцев в класс В.В. Задерацкого и был потрясен разницей. Хотя мне было очень нелегко из-за недостаточного знания терминологии на русском, в этом мне помогали мои товарищи, студенты-теоретики, которые объясняли мне то, что было непонятно… Побывал на нескольких лекциях выдающегося Ю.Н. Холопова. Особенно сильное впечатление произвело его исследование ладовой системы Шостаковича, о котором сам композитор отозвался «ничего себе, а я-то думал, что пишу в мажоре и миноре» (смеется)…
– Вы приехали не один, а с ансамблем Оркестра имени Карлоса Чавеса, чьим руководителем Вы являетесь. Вчера на концерте прозвучала сюита Ревуэльтаса «Ночь майя», в которой были задействованы уникальные инструменты доколумбовой эпохи – караколь, гуиро, айотль, тепонацтли. Расскажите об этой партитуре поподробнее.
– Конечно, я очень рад, что этот грандиозный проект состоялся, несмотря на все сложности, связанные с непростой политической обстановкой. «Ночь майя» была написана для романтического фильма – главный герой приезжает из Мексики в Юкатан, где сосредоточена культура майя, и влюбляется в девушку. Впоследствии композитором была сделана сюита, которую мы исполнили. В ней интересно все – и фактура, и мелодика, и оркестровка. Здесь показана и лирика, и экспрессия, и ритуальность. В мелодике используются индейские народные темы, хотя композитор нечасто использовал в своих произведениях народную музыку. В этом произведении слышны аллюзии на музыку Вареза и, конечно, Стравинского, который в свое время хвалил композитора. Кстати, Хиндемит сделал из этого произведения свою сюиту.
Ритуальность показана здесь с помощью ударных инструментов, которые мы с большим трудом привезли в Москву. Есть и исторические находки – например, музыкальные инструменты, сделанные из ракушки, панциря черепахи и т.д. Это производит грандиозное впечатление на слушателей. Не волнуйтесь, ни одно животное при подготовке к концерту не пострадало (улыбается). Конечно, партитура для исполнения не самая легкая, особенно для духовиков – им нужно имитировать звуки древних инструментов. Но ваши ребята из Концертного симфонического оркестра справились прекрасно!
– В России традиционно пристальное внимание уделяется детскому музыкальному воспитанию, отстаиваются традиции непрерывного музыкального образования, наставничества. Расскажите о Вашей общественной деятельности на посту руководителя системы музыкального развития Министерства культуры Мексики. В своих интервью Вы рассказываете о модели музыкального образования, «модели, которую нужно собрать на уровне всей страны».
– Эта система под названием «гуманитарное воспитание через музыку» связана с нашей реальностью. И, кстати, я считаю, что она была создана еще 100 лет назад именно здесь, в России, в суровых реалиях после Первой мировой войны, когда было много беспризорных детей и не было денег, чтобы их учить. В 90-е эта тяжелая, мрачная ситуация повторилась…
У нас в Мексике есть большая проблема: на огромную страну в 130 миллионов человек у нас очень мало музыкальных школ, всего несколько. А в общеобразовательных школах нет предмета «музыка». Мало музыкальных коллективов, оркестров, мало денег на развитие музыкального искусства. В провинции трудно найти оркестр с полным составом. И в целом, музыкальное образование очень бедное даже на профессиональном уровне. Стали думать, что делать, и решили обратиться к венесуэльскому опыту, который оказал прямое влияние не только на Латинскую Америку, но и на весь мир. Речь идет о системе фантастического музыканта и общественного деятеля Хосе Антонио Абреу (1939–2018; дирижер, пианист, педагог, активист и политик, основатель Национальной системы молодежных, детских и дошкольных оркестров Венесуэлы). Он отказывается от традиционной европейской модели музыкального воспитания через индивидуальные занятия (т.к. это очень дорого) и вводит понятие «общественное музицирование». То есть дети разных возрастов попадают в один музыкальный коллектив и начинают совместно работать, взаимодействуя и развиваясь. Возникает синергия творчества. Конечно, получается не оркестр или хор в традиционном смысле, где все очень серьезно и не принято шалить (улыбается). А получается содружество начинающих музыкантов, где все друг друга уважают и друг у друга учатся. Блестящий результат этой модели – Густаво Дудамель.
Я решил апробировать эту модель на севере Мексики – в городе Тихуана, где стал постепенно внедрять и развивать эту систему коллективного обучения (поначалу денег на это не было совсем, но впоследствии для самых способных ребят, а это около 15% всех обучающихся, даже удалось найти стипендии!). Первый принцип нашей модели заключается именно в групповом обучении – детей обязательно должно быть много, и они должны быть разных возрастов вне зависимости от того, оркестр это, хор или ансамбль. Причем хор у нас выступает обязательно в костюмах и с танцевальными движениями.
– У нас это называется хоровой театр…
– Да. Это затрудняет методику обучения, т.к. сложнее добиться хорошей интонации, звука, органичности выступления. Процесс обучения становится длиннее, но мы готовы к этому, воспитывая в детях эмоциональность, образность. Через эмоцию мы учим взаимодействовать со звуком. От эмоции через движение к технике. И еще один важный момент – нужно уважать и поощрять стремление детей учиться, не критиковать неудачи, воспитывать в них солидарность, радость успехам товарищей.
Второй принцип – это необходимость коллегиальной работы, сообщества не только детей, но и педагогов, родителей, социальных и общественных учреждений, т.к. нужна постоянная помощь и от родителей, и от чиновников. Возникает коллективное мышление, коммуникация на всех уровнях. Отсюда возникает третий принцип нашей модели – принцип экосистемы, т.е. взаимодействие коллективов друг с другом уже не только одного города, но всей страны. Организация концертов, творческих встреч, курсы повышения квалификации и т.д. Возникает стройная система: «индивидуальность – коллектив – общество». Важно соотношение между социальной базой и профессиональным миром. Поэтому наши дети уже с 17 лет становятся педагогами, приобретая огромный опыт преподавания. То есть, как только ученик приобретает знания – он обязан сразу делиться ими с малышами. Так мы решаем проблему отсутствия педагогов в наших провинциях.
– Когда Вы увидели первые результаты?
– Уже через год наш первый наш оркестр заиграл. Это уже можно было назвать «музыкальным порядком». Когда у нас стало учиться около 500 детей и мы создали уже три симфонических оркестра, нас посетил министр культуры и пригласил меня в Мехико внедрять нашу методику уже по всей стране. Было выделено финансирование. Теперь такие модели воспитания внедряются и в других направлениях искусства – театре, цирке, кино, живописи.
Мы достигли действительно неплохих результатов, но пандемия, конечно, замедлила этот процесс. Тем не менее, мы продолжаем работу. Сейчас я занимаю пост художественного руководителя замечательного Оркестра имени Карлоса Чавеса, который родился благодаря нашей системе. Вы смогли убедиться в этом на концерте в Большом зале (улыбается). И я хочу все больше и больше времени посвящать преподаванию, а не организации этого преподавания. У нас создана замечательная команда, а мне хочется вернуться, так сказать, к истокам, признаюсь, что я действительно хороший педагог.
– На каком репертуаре воспитываются дети?
– В нашем принципе коллективной практики репертуар – это фундамент всего. Конечно, мы стараемся сохранять традиции, обращаясь к национальной музыке. Хоры исполняют индейскую музыку. Есть педагоги-индейцы, которые помогают с произношением. Как можем стараемся преодолевать идеологическую опасность засилья современной популярной музыки, вынужден констатировать, что у большинства детей внутренний слух испорчен этой музыкой. Стоит задача исправить эту ситуацию. Приведу пример: в штате Чьяпас на границе с Гватемалой есть музыкальный коллектив «Майя Чух», носители языка майя. Чьяпас расположен в лагуне, половина которой принадлежит уже не Мексике, а Гватемале. И в Гватемале еще говорят на языке майя, а в Мексике язык уже, к сожалению, потерян. И мы создали там хор народной музыки и ансамбль ударных инструментов с аутентичными костюмами. То есть через язык музыки, язык песни стараемся восстановить древнейшую традицию, ведем философский диалог культур.
– Что бы Вы могли посоветовать начинающим дирижерам – студентам Московской консерватории?
– Я бы хотел пожелать то, чему меня учили в Московской консерватории. Не важно, каким ты будешь дирижером, какой будешь изучать материал, не важен даже уровень оркестра. Ты обязан внушить огромную любовь к музыке! Это главная цель для меня как художника. Чтобы этого добиться, чтобы понимать, какой результат может дать тебе оркестр, ты должен быть мастером. Каждая партитура должна быть самой главной для тебя. Это должен быть шедевр. Нужно не забывать, что не дирижер производит звук, а музыканты, они настоящие художники. Функция дирижера – пробудить эту коллективную энергию через глубокое знание партитуры, истории создания произведения и его значения в музыкальном искусстве. Студенты должны любить музыку и дирижерское искусство больше, чем себя, стать дирижером по призванию, а не по профессии. Конечно, это редко бывает, но к этому нужно стремиться.
Доцент Я.А. Кабалевская, куратор Декады выпускников творческих вузов