№ 6 (1228), октябрь 2004

Частные архивы бывают разные: большие и малые, более ценные и менее. Архив С. М. Городецкого, купленный на аукционе знаменитой фирмой «Де Бирс» и переданный в Музей Московской консерватории им. Н. Г. Рубинштейна Министром культуры и массовых коммуникаций А. С. Соколовым, вполне можно назвать уникальным. Ценность этого собрания не в больших масштабах (архив невелик, он насчитывает всего 47 единиц хранения), а в качестве самих материалов, исторических документов, их информативности.

Сергей Митрофанович Городецкий — известный поэт, немного художник, литератор, фигура заметная на Парнасе Серебряного века. Он был одним из организаторов кружка акмеистов «Цех поэтов» (1911), куда входили Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам, Вас. Гиппиус, М. Знекевич и др. Его первый сборник стихов «Ярь», написанный на фольклорные темы и стилизующий народный язык, оказался в духе времени. «Властитель» поэтических умов начала века, А. Блок называл «Ярь» «может быть величайшей из современных книг». Сборник вышел в 1907 году, сразу же сделав автора знаменитым и очень популярным. Многие композиторы обращались к поэзии Городецкого в поисках текстов для своих романсов. Среди них: А. Гречанинов, С. Василенко, И. Стравинский, В. Поль и др.

После революции Городецкий становится официально принятым советским писателем, занимается разнообразной литературной работой. Именно в эти годы он берется за переделку либретто русских опер, среди которых: «Сказание о Граде Китеже», «Чародейка» и, главное, — «Жизнь за царя» (1939). Текст оперы М. И. Глинки он существенно изменил, подвергнув коренной переработке либретто Розена. В редакции Городецкого опера вновь стала называться «Иван Сусанин».

Судьба С. М. Городецкого претерпела типичную для того времени метаморфозу — его литературный стиль модифицировал от поэзии акмеизма до словесных политических штампов советского времени. Примером характерной лексики того времени может служить отрывок из единственного, представленного в архиве, письма С. М. Городецкого А. И. Хачатуряну, которое датировано 3 февраля 1958 года: «…Теперь два слова о музыке. Вы сделали большое дело. Национальный мелос Вы подняли до звучания общечеловеческого. Это один из триумфов Ленинской национальной политики. Дать полную волю индивидуальности народов, и она расцветет в хоре народов!». Трудно себе представить, что такие строки писал в прошлом поэт Серебряного века, бывший акмеист.

Архив Городецкого содержит разнообразного рода документы: письма, открытки, рисунки, фотографии, ноты с дарственными надписями. Когда погружаешься в эти материалы, перед глазами начинает оживать эпоха начала века, изысканная изощренная мода модерна. Она проступает и в стилизованном оформлении титульных листов нот, и в рисунках на открытках, и в особом прихотливом шрифте, и главное, в неповторимых интонациях, оборотах речи, манере выражаться, которыми изобилуют разнообразные автографы А. Лядова, И. Стравинского, Н. Черепнина, А. Гречанинова, А. Черепнина. Перед нами словно в едином романе высвечивается галерея великих персонажей серебряного века. Мелькают строки, разгадывается почерк, оживают разные голоса и тут же мгновенно как тени проскальзывают и улетучиваются в небытие… Это и есть увлекательнейшее таинство архива.

Все документы собрания условно можно разделить на три части. Первую часть составляют прижизненные издания нот, в основном А. Лядова. Они не содержат никаких надписей, но, тем не менее, являются на сегодняшний день библиографической редкостью и представляют немалый интерес, так как демонстрируют великолепную полиграфическую базу Беляевского издательства рубежа XIX–XX веков.

Вторая часть — ноты с дарственными надписями композиторов. Среди авторов все те же фигуры, друзья Городецкого: И. Стравинский, Н. Черепнин, А. Гречанинов, А. Лядов, А. Черепнин, ныне забытый русский пианист, композитор и художник Владимир Поль. Тут мы встречаем необычайное разнообразие вкусов, настроений, фантазий. Некоторые надписи формальные, краткие, в телеграфном стиле. Другие — содержат интересную информацию, обладают художественной формой, иногда игровой, шутливой. Но во всех случаях эти краткие надписи в той или иной степени характеризуют самих авторов, они словно косвенные психологические портретные зарисовки. Вот, например, тексты, адресованные С. М. Городецкому:

И. Стравинский. Два романса на слова Городецкого.

№ 1 Весна (монастырская). «Сергею Городецкому от Игоря Стравинского» Спб., 1909 г.

№ 2 Росянка (Хлыстовская). «С теплым чувством к «Яри» посвящаю я свою музыку к «Росянке» автору стихов. Игорь Стравинский». Спб., 1909, 29/Х

А. Гречанинов. Снежинки. Ор. 47. «Любимому моему поэту, милому Сергею Митрофановичу Городецкому в знак глубокой признательности «за ласку и привет».

А. Лядов. 50 песен Русского народа для одного голоса с сопровождением фортепиано. «С особой нежностью делаю эту подпись Сергею Митрофановичу Городецкому, поэзия которого так близка моей душе. Ан. Лядов. 8 апреля 1911 года.

Особого интереса заслуживают дарственные надписи, адресованные жене поэта Анне Алексеевне Городецкой, более известной под артистическим именем Нимфа Бель-Конь Любомирская. Необыкновенная женщина — красавица, поэтесса, немного актриса, обладательница великолепного голоса, хозяйка литературного салона, «тихим, мягким проникновенным голосом читавшая свои стихи» — Нимфа Городецкая была абсолютным воплощением Прекрасной Дамы Серебряного века, и бесспорно вызывала восхищение и поклонение окружающих. Вот, что писали ей авторы на своих музыкальных подарках:

Н. Черепнин. Сочинения. Ор. 21. «Я б тебя целовал». «Очаровательной исполнительнице сих нот, очаровательной прекрасной даме от горячо преданного поклонника» 25.09.13.

Н. Черепнин. «К сказке о рыбаке и рыбке». 6 музыкальных иллюстраций для фортепиано. Ор. 41. «Чудной владелице золотых рыбок — еще одну, с изъяном, осмеливается предложить искренне преданный автор, Н. Черепнин» Апрель 1913.

А. Гречанинов. Шотландские песни. Ор. 49. «Красавица Нимфа? — Красавица» А. Г. Берлин. 25.10.1911

А. Гречанинов. 6 детских песен на народный текст. Соч. 31. « Жила-была на свете прелестная златокудрая Нимфа. Она страстно любила музыку, и счастлив был певец, который мог угодить ей своими песнями. Так зачиналась одна сказочка» А. Гречанинов. 10.ХI.1910. Спб.

А. Лядов. Волшебное озеро. Сказочная картина для оркестра. Ор. 62. «Я предчувствовал Вас, когда сочинял это “Волшебное озеро”. Нимфе Алексеевне Городецкой от Анатолия Лядова».

Наконец, третью, пожалуй, самую интересную и ценную часть архива, составляют письма, открытки, рисунки и фотографии с шутливыми надписями Лядова.

А. Лядов и С. Городецкий познакомились в марте 1911 года. Мимолетное знакомство быстро переросло в дружбу. Такое редко случалось с Анатолием Константиновичем, и на то были свои веские причины. Взаимная симпатия основывалась на общности взглядов, интересов, и, прежде всего обоюдном увлечении фольклором. Лядов ценил Городецкого-фольклориста, Городецкий в свой черед восхищался Лядовым-композитором, посвятил ему сборник стихов «Ива», вышедший в 1913 году. После смерти Лядова Городецкий написал очерк-воспоминание «Портрет», (по сей день не утративший свою актуальность) о композиторе, вошедший в сборник 1916 года (Петроград).

Послания Лядова семье Городецких, будь то открытка, фотография или письмо,— косвенные портреты самого композитора. Они раскрывают характер Лядова, его привычки, увлечения, настроения. От природы стеснительный, а потому закрытый от окружающих, в своей корреспонденции к Городецким, Анатолий Константинович предстает заботливым преданным другом. Строки его писем полны теплоты и трепетной любви к семейству Городецких. Такие отношения складывались с теми редкими людьми, кому он доверял, и потому открывал свое сердце. Свойственный Лядову юмор, шутливый тон сквозит в архивных документах. Он любил развлекать, смешить. Посылая друзьям свои фотокарточки, Лядов всякий раз придумывал к ним остроумные подписи. Вот некоторые из них:

«Вот Вам “душка Анатоль”», или «Вот Вам “сметанный барин”», или «А вот и еще один приехал поздравить Вас с Новым годом».

На фотографии, где Лядов изображен в белом костюме, читаем его надпись: «Легенда “Белый кавалер” (подражание “Белой даме”) или некоторые черты из жизни американского президента Рузвельта».

На пасхальной открытке, изображающей дурацкого вида рожу, Лядов написал: «Христос Воскреси, милые Городецкие».

В одном из писем Лядов послал шутливый рисунок. На нем композитор нарисовал две руки, одну в настоящую величину, (он обвел свою руку карандашом), подписав «Была», другую — ссохшуюся, подписав «Теперь (после святой жизни)».

Столь же шутливый тон сквозит и в открытке, адресованной А. А. Городецкой: «Сегодня утром (в 10 Ѕ ч.) звонил к Вам. Поэт спал. Говорила со мной няня, словно с того света голосом. Ная здорова и играет в свои игрушки. Желаю Вам весело пожить в Москве. Будьте, милая, здоровы. Преданный Вам А. Л.»

Три письма Лядова Городецким охватывают период с 1911 по 1913 год. Все они написаны летом, из «Полыновки», поместья Лядова, которое находилось в Боровическом уезде, Новгородской губернии. Одно из них датировано 12 августа 1911 года и повествует о первых симптомах тяжелой болезни Лядова, которая оказалась в результате смертельной:

« Дорогие Городецкие!

В середине июня я сильно захворал и до сих пор только и делаю, что лечусь. Похудел на 26 ф., бросил курить и не написал ни одной нотки — вот результат моего лета. Все Ваши письма (карикатура прелесть!) получил, но не было сил на них отвечать — чувствовал себя отвратительно. Выезжаю отсюда в Петербург 21 августа и буду ждать Вашего звонка по телефону (65–03). Куда Вы едете и на сколько? Ведь Вы хотели жить до сентября?

Тороплюсь послать этот листочек до Вашего отъезда. Будьте здоровы. Крепко жму Вашу руку, а Сергея Митрофановича целую.

Любящий Вас, Ан. Лядов.»

Два других письма написаны спустя два года, тоже летом, из «Полыновки». В них легко узнаваема шутливая интонация лядовской речи:

«Четверг, 16 июня

Милые, славные, дорогие Городецкие!

“Знаете ли Вы зубную боль? О, Вы не знаете зубной боли!| А вот Достоевский так знал. Вспомните его “Записки из подполья” и Вы поймете, что я пережил за это время. Лето началось ужасно: холодом (днем было 3 гр. тепла!!!), ветром, дождем и зубной болью. Теперь наступила жара и зубы прошли. Начинаю уже мечтать о Вашем, Сергей Митрофанович, “летнем” (без листка) костюме. Но у нас кругом женщины — вод беда! Прочел помойно-кинематографическую “Лулу”¹. Обожаю воспитательно-научно-образовательную литературу! Что за прелесть Золя, волосатый Ибсен, последний Толстой и т.п. полезные писатели. Хорошо также географическое лото для детей: развивает. И как же это у Ведекинда скоро. Как у Хлестакова — “в один вечер”. А конец. С Джеком — настоящий кинематограф. Но главное — непроходимая тоска и рутина. Она бьет в нос, как первый глоток сельтерской воды. Анна Алексеевна, неужели, неужели “Лулу” Вам нравится? Вся эта трагедия, с “вампирной женщиной” — самый дурной тон. Публика должна быть у “Лулу” писари, сутенеры, “сознательные” рабочие, “огарки” и прочих средних классов гимназисты, которые через слово говорят — “свобода” и “старый режим”. В этой трагедии они найдут все прелести своей жизни. Вот какой я далекий Вам. Правда? Другое дело “Светлая быль”². Эта повесть могла бы быть гениальной, если бы не была так растянута и не имела бы, — по-моему, — несколько пятен. В ней есть места, которыми я восхищался, как “Ярью”. Подробно об этом поговорим в Петербурге.

Сегодня, почему-то, видел во сне Гречанинова. У Вас он? Живо и здорово это сокровище? Не вернулась любовь у княжны Мери к Грушницкому? Что “Вера”? Седеет, пухнет и пропитывает все свои поры музыкой Гречанинова? Счастливица! Нашла-таки свой идеал! Ходила, ходила по булыжнику и вдруг — взяла себе один на память.

Приехали Ваши карточки? А Сергей Митрофанович снимал Вас? Прислать, если есть. Я начал заниматься “Ангелом”³, скоро приступлю к инструментовке. Что работаете Сергей Митрофанович? А “парамидальный” голос что? Целую: руку Анне Алексеевне, уста Сергею Митрофановичу, голову Найке⁴.

Будьте все здоровы.

Ваш, Ан. Лядов.

Перевод пролога “Лулу” — чудный!»

«20 июля

Милые мои,

Я писал Вам письмо 15 или 16 июня. Не могу понять, где оно теперь путается. Я жив и здоров (теперь) и пропадаю от жары. Только и утешение, что — “в природе все разумно”. От жары я впал в “минорское настроение” и бегу к одиночеству.

Что же Вы ничего не пишете о Жорж Санд и Шопене? Я со вкусом жду. Неужели он все еще устраивает свою славу за границей? Что Колоссальный голос? Что стихи? Что живопись? Пишите о себе побольше, всякие пустяки — все будет принято с любовью, интересом и благодарностью.

Вы милые славные люди и я Вас очень люблю.

Целую кого можно. Преданный Вам Ан. Лядов

20 июня

Поцелуйте Найку за меня и скажите ей, что я ее “боюсь”.»

Заканчивая свой рассказ об архиве С. М. Городецкого, я хочу от имени всех консерваторцев выразить благодарность за столь ценный подарок. Мы бесконечно рады тому, что такой уникальный архив стал достоянием консерватории и будет храниться в нашем Музее им. Н. Г. Рубинштейна. Каждый, кто увлекается искусством рубежа XIX–XX веков, Серебряным веком, может ознакомиться с архивом С. М. Городецкого и найти для себя много интересного.

Проф. И. А. Скворцова

¹«Лулу» — цикл из двух драм немецкого писателя Ф. Ведекинда (1864–1918).
²«Светлая быль» — повесть С. М. Городецкого.
³«Ангелом» Лядов называет симфоническую картину «Из Апокалипсиса», которую он в этот момент сочинял.
⁴Найка — дочь поэта, Р. С. Городецкая.

Поделиться ссылкой: