№ 1 (1257), январь 2008

5 декабря профессору Дмитрию Николаевичу Сахарову исполнилось бы 70 лет. Люди старшего поколения помнят о том, как в период его обучения в ЦМШ половина школы «болела» за Ашкенази, а другая – за Сахарова (оба были воспитанниками известного педагога А. С. Сумбатян). Впоследствии, говоря о годах, проведенных в консерватории, А. Кончаловский писал, что у Л. Н. Оборина «учились четыре гения», и среди них – Митя Сахаров.

Дмитрий Николаевич был незаурядной индивидуальностью, обладая, как принято говорить сегодня, харизмой. Он очень выделялся среди людей, и в частности своих коллег. Музыкальная эрудиция Д. Н. Сахарова выходила далеко за рамки фортепианной «нормы». Пианистов, не интересующихся по существу ничем, кроме передвигания пальцев на клавиатуре в соответствии с конкурсной модой, он называл «фортепианщики». Сам же больше всего вдохновлялся, когда играл симфонические сочинения в своих транскрипциях (у меня сохранились несколько его рукописей) или музыку, написанную совсем недавно. С ним можно было поговорить про Доуленда или Монтеверди. Многие ли пианисты его поколения знали, кто такой Доуленд? Однажды он удивил меня, упомянув в разговоре Джима Хендрикса, хотя в целом рок-музыку не признавал.

Обладая высоким интеллектом и пытливым умом, он был широко образованным и эрудированным музыкантом, блестящим пианистом и композитором. Исполнение Д. Н. Сахаровым музыки Шопена, Балакирева, Рахманинова, Прокофьева можно было назвать эталонным. Многим памятны исторические концерты «От Глинки до Метнера» в Малом зале, для которых он специально выучивал труднейшие малоисполняемые произведения русских композиторов: Балакирева и Лядова, Глазунова и Танеева, Лядова и Аренского… Но, кажется, по-настоящему все его многочисленные таланты раскрылись в педагогической деятельности.

Творческая жизнь Д. Сахарова была неразрывно связана с консерваторией. Среди его учеников – композиторы и теоретики, дирижеры и концертирующие музыканты, такие как В. Вартанян, П. Айду, Н. Крохина, А. Самарин, Д. Сакаева, Ф. Хайдарова и др. В занятиях со студентами Дмитрий Николаевич уделял большое количество времени ремеслу, не гнушаясь «черной» работы. В этом отношении он был очень похож на профессоров «старой формации» – например, частенько забирал у студентов ноты, чтобы проставить в них аппликатуру. Можете ли вы представить себе это сейчас? Он предпочитал очень четкие и ясные указания, касающиеся непосредственно извлечения звука из инструмента, и посмеивался над преподаванием с помощью поэтических метафор.

Сахарову было очень сложно существовать в реальном мире из-за того, что он не был склонен к конформизму. Он контактировал с окружающей его средой минимально возможным количеством точек соприкосновения. Ровно настолько, чтобы можно было выжить. Вел аскетичный образ жизни, ни в чем не обременяя себя материальными излишествами. В еде предпочитал простую пищу, одевался – вызывающе скромно (его «знаменитые» очки с канцелярскими скрепками в дужках вместо винтиков воспринимались как какой-то панковский реквизит). Жил один, и его квартира была ни для кого не досягаемым островком личной жизни. Как-то в течение целого года у него был отключен телефон. Студенты негодовали и даже строили планы покупки мобильного телефона, который в то время был роскошью. Мы со смехом представляли себе, как Д.Н. извлекает из кармана своего доисторического пиджака мобильник во время заседания кафедры общего фортепиано. Впоследствии Сахаров проговорился мне, что был очень счастлив без телефона.

Дмитрий Сахаров был очень независимым человеком. Несмотря на кажущуюся рассеянность и нерешительность, он всегда точно знал, что ему нужно делать. В этом была не просто излишняя скромность или упрямство, а скорее четкость позиции. «Я занимаю свою нишу», – как-то сказал он.

Дмитрия Николаевича можно было найти в консерватории почти каждый день, включая воскресенье. Он был настоящим профессором, а не артистом, иногда дающим мастер-курсы. Проводил на работе огромное количество времени, постоянно перебегая из класса в класс, из одного корпуса в другой, совершая «рокировки». Помню, как он раздраженно выкрикнул: «Ключи, ключи, помешались все на этих ключах! Отпереть надо все классы, а ключи выбросить!» И все же, несмотря на регулярные конфликты, гроза консерватории, диспетчерша Александра Федоровна (по прозвищу «Брунгильда») иногда привозила ему в подарок чеснок со своего огорода.

Д. Н. Сахаров был человеком религиозным, но никогда не выставлял это на всеобщее обозрение. Он вообще не любил показуху в любых ее проявлениях, и особенно в музыке. В независимости от степени удачности выступления его интерпретации всегда захватывали своей искренностью и серьезностью. Всем было очевидно, что это не «подделка». В нашем «оцифрованном» музыкальном мире подобное встречается реже, чем натуральные продукты в супермаркете.

Многим казалось, что Сахаров старомоден – некоторые его черты соответствовали временам Танеева или Сафонова. Традиция была для него очень важна. Вместе с тем он полагал, что в музыке все еще впереди, что гармония не разработана до предела и должна развиваться дальше. Он оценивал сочинения по «прослушанности» вертикали. Считал, что нужно ориентироваться на слуховое восприятие, а не сооружать арифметические конструкции из звуков, игнорируя их акустические взаимосвязи. Порой критиковал нас, молодых людей, за чрезмерное поклонение старым пианистам позднеромантической эпохи.

Д. Н. Сахаров умер легко, как будто неспешно вышел из своего тела и отправился в мир иной. Казалось очень символичным, что он ушел в последний путь прямо из класса. Дмитрий Николаевич был настоящим русским музыкантом, соединяющим традицию и новые поколения.

Петр Айду,
преподаватель МГК

Поделиться ссылкой: