№ 8 (1310), ноябрь 2013

Блистательный творческий путь Феликса Михайловича Блуменфельда соединил собой две разведенные историей эпохи. С одной стороны – музыкальная жизнь Санкт-Петербурга XIX века, где он был активнейшим участником и любимцем композиторского кружка «Могучая кучка» во главе с В. В. Стасовым. С другой стороны – музыкальная жизнь Москвы 20-х годов XX века, где он стал одним из ведущих профессоров Московской консерватории, заложивших основы советской пианистической школы, которая триумфально заявила о себе на международных фортепианных конкурсах в 30-е годы XX века. «Он был музыкантом с головы до ног: композитор, дирижер, пианист, концертмейстер, педагог – не было ни одной “специальности” в области музыки, которой он не владел бы полностью, в которой не проявил бы своего замечательного, бьющего через край таланта», – писал его племянник и ученик Г. Г. Нейгауз.

Имя Ф. Блуменфельда вместе с именем Ф. Шаляпина украшало афиши Парижа во время знаменитых «Дягилевских сезонов», где Блуменфельд руководил всей музыкальной частью. Будучи дирижером Мариинского театра, он был инициатором большого количества новых оперных постановок. Обладая феноменальной памятью, зная наизусть оперные партитуры, он любил исполнять их на фортепиано в своем изложении и сам пел за всех действующих лиц. Это были «Руслан» и «Садко», «Зигфрид» и «Парсифаль»… Концертируя как симфонический дирижер, он знакомил русскую публику с такими крупнейшими премьерами, как «Божественная поэма» и «Поэма экстаза» А. Н. Скрябина. Яркими образцами вдохновенного мастерства были фортепианные, вокальные и инструментальные произведения самого Блуменфельда, являвшиеся выражением его жизненных впечатлений, его задушевной лирикой.

Об исполнительском облике Блуменфельда-пианиста следует сказать особо. «Не будучи формально учеником Антона Рубинштейна, он был им духовно в полном смысле слова, – писал Г. Нейгауз. – В его игре было что-то от рубинштейновской мощи и шири, от его неслыханного владения звуковыми тайнами фортепиано, от его “героического” воссоздания музыкальных образов, лишенного какой бы то ни было мелочной рассудительности». «Когда за роялем Блуменфельд переходил к Шопену, начинался гипноз: сквозь музыку вспыхивало пламя Польши – он умел проинтонировать всю гармоническую ткань – словно в лупу он, как ювелир, любовался игрой шопеновской мысли… это был музыкант высокой эстетической культуры, понимавший смысл каждого оборота мелодии и гармонии в тесной спаянности с ритмом, как основой формы», – вспоминал Асафьев.

Блуменфельд был несравнимым по силе воздействия педагогом. Воспитав таких пианистов, как Владимир Горовиц, Симон Барер, Генрих Нейгауз, Мария Гринберг (вспомним, что и Мария Вениаминовна Юдина брала у него уроки), он не экономил свою энергию в работе с каждым, кто хотел учиться у него мастерству. Феликс Михайлович пользовался огромной популярностью у студентов. В педагогике, так же как во всех сферах своей музыкальной деятельности, он был неутомим, когда дело шло о правде в искусстве. Любая погрешность против музыки могла привести к буре, от которой не было защиты, – вспоминают его ученики, сопоставляя приемы работы Блуменфельда в музыке с приемами работы К. С. Станиславского в театре.

«Ф. М. Блуменфельд – одно из дорогих незабвенных имен недавнего былого русской музыки, – писал Асафьев. – Он надолго останется в памяти всех знавших его как прямой и цельный образ лучистого артиста, всеми своими свойствами убеждавшего людей в правде, излучаемой музыкой».

Профессор Р. А. Хананина

Поделиться ссылкой: