Пианист и педагог ушедшей эпохи
№5 (1388), май 2022 года
23 марта 2022 года ушла из жизни профессор Зинаида Алексеевна Игнатьева. Выдающаяся пианистка, народная артистка России, ученица С.Е. Фейнберга, лауреат конкурса имени Ф. Шопена в Варшаве (1960), она была одним из ярких педагогов фортепианного факультета. За свою 60-летнюю преподавательскую деятельность в Московской консерватории Зинаида Алексеевна воспитала десятки учеников. Среди них – лауреат международных конкурсов, концертирующий пианист Андрей Цымбалистенко, который после ухода профессора стал руководителем ее класса.
– Андрей Александрович, как Вы стали учеником Зинаиды Алексеевны?
– Я приехал в Москву в 15 лет, окончил ЦМШ, и в Консерватории по удачному стечению обстоятельств попал именно к ней в класс, так сказать, «по распределению». Мои детские представления о «знаменитом и важном профессоре, народной артистке» не совпали с реальностью: нас встретила очень простая в общении приятная женщина, которая мгновенно к себе располагала. Для меня была удивительна манера ее речи: неторопливая, спокойная и выразительная, я бы сказал, даже певучая. Зинаида Алексеевна рассказывала о своем учителе, Самуиле Евгеньевиче Фейнберге, как о «человеке прошлого столетия» по облику, манере разговора, жестам… Подобное впечатление произвела на нас и профессор Игнатьева.
– Как Вы стали учеником Зинаиды Алексеевны?
– Я приехал в Москву в 15 лет, окончил ЦМШ, и в Консерватории по удачному стечению обстоятельств попал именно к ней в класс, так сказать, «по распределению». Мои детские представления о «знаменитом и важном профессоре, народной артистке» не совпали с реальностью: нас встретила очень простая в общении приятная женщина, которая мгновенно к себе располагала. Для меня была удивительна манера ее речи: неторопливая, спокойная и выразительная, я бы сказал, даже певучая. Зинаида Алексеевна рассказывала о своем учителе, Самуиле Евгеньевиче Фейнберге, как о «человеке прошлого столетия» по облику, манере разговора, жестам… Подобное впечатление произвела на нас и профессор Игнатьева.
– Зинаида Алексеевна была в первую очередь выдающейся пианисткой. Какие черты ее исполнительства были наиболее яркими?
– Ее главная черта состояла в живой, «говорящей» игре: слушая ее, понимаешь, что хотел сказать композитор и сама Зинаида Алексеевна. Ну и, конечно, ее звук – нечто потрясающее. Рояль Зинаиды Алексеевны мог петь, декламировать, трубить на весь мир, звучать по-оркестровому масштабно и мощно, а через мгновение –воспроизводить тончайшую, «хрупкую» мелодию, которая проникает глубоко в душу слушателя. Надеюсь, что в своем исполнительстве я хоть немного приближаюсь к такому мастерству.
– Насколько для Вас тесна связь между исполнительством и педагогикой?
– Для меня, как и для Зинаиды Алексеевны, показ на рояле – основной метод работы на уроке. Конечно, он сопровождается пояснениями. У нас в Консерватории бывали «неиграющие» педагоги-пианисты, но я считаю такие случаи исключениями.
– А слушать записи великих пианистов, по мнению профессора Игнатьевой и Вашему, допустимый метод работы над произведением? Можно его приравнять к тому самому показу на рояле?
– Нет, это совершенно разные вещи. Педагог, демонстрируя на рояле тот или иной фрагмент пьесы, хочет добиться от студента определенных результатов в игре: изменить качество звука, манеру, сделать фразировку более выпуклой и т. д. Слушать великих исполнителей нужно, скорее, для духовного обогащения, расширения музыкального кругозора, вдохновения, но никак не для подражания. Студенты грешат этим и любят копировать понравившиеся исполнения, но в итоге получается подделка, «дешевая копия», как говорила Зинаида Алексеевна. Ее любимыми пианистами были Рахманинов, Горовиц, Софроницкий, Гилельс, их записи она настоятельно рекомендовала. Но только не тех пьес, которые ты готовишь в данный момент.
– После окончания Консерватории Вы стали ассистентом Зинаиды Алексеевны и сами начали преподавать. Что Вы почувствовали, оказавшись «по ту сторону баррикад»?
– Вместе со своими студентами учишься и ты сам. Действительно, сейчас я совершенно по-другому смотрю на музыку, благодаря педагогике. Часто бывает, что, объясняя ученику определенное место в произведении, открываешь для себя что-то новое, о чем раньше и не подозревал. Я бы даже сказал, что период после окончания Консерватории дал мне не меньше, чем само обучение в ней. Тем более, за несколько лет ассистентской работы я имел счастье присутствовать на большинстве уроков Зинаиды Алексеевны. Нередко она обращалась ко мне, чтобы узнать мое мнение по тому или иному вопросу. Иногда профессор полушутя говорила, что в классе она «генерал», а я «полковник»: вместе мы занимались со студентами, готовили их к концертам и конкурсам. В общем, это была наша совместная работа, и творческий тандем состоялся.
– Были ли у Вашего учителя любимые или обязательные произведения, которые она давала студентам? Так называемый «педагогический репертуар».
– В какой-то степени, да. Могу отметить ряд Токкат и Французских сюит Баха, Вариации Бетховена до мажор и си-бемоль мажор, ряд его же сонат, «Серьезные вариации» Мендельсона. В студенческий репертуар Зинаида Алексеевна также включала сюиту «Из времен Хольберга» и сонату Грига, прелюдии и этюды Рахманинова и Скрябина, «Ромео и Джульетту» Прокофьева, пару его сонат. Конечно, не обходилось и без пьес любимого Шопена, но, вместе с тем, профессор считала, что его музыка – самая сложная.
– Вы уже нарабатываете такой «багаж сочинений», которые будете давать ученикам?
— Мне кажется, что главное при выборе – это то, насколько ты к ним расположен, насколько понимаешь их, играл ли ты их или хотя бы разбирал. Еще во времена ассистентства я настоятельно рекомендовал пару произведений из своего репертуара, и с одобрения Зинаиды Алексеевны мы давали их студентам. Так произошло с «Вальсом» Равеля. Помню, что работал со студентом над этой пьесой с удовольствием. Дело в том, что, когда сочинение у тебя «в руках», ты как бы понимаешь его изнутри, можешь разобрать его до мельчайших деталей и еще глубже проникнуть в его суть. Ну и, конечно, кроме художественной стороны есть еще и техническая: вопросы аппликатуры, небольшие технические хитрости. Ты сможешь оказать большую помощь ученику, если испытал трудности «на собственной шкуре». Это, кстати, возвращает нас к взаимосвязи педагогики и исполнительства. Зинаида Алексеевна часто спрашивала и у студентов, что они хотят сыграть, и любила, когда ученики проявляли инициативу. То есть у нее не было задачи дать пьесу для развития какого-либо технического навыка или определенного звучания. Мне очень нравится такой подход.
– После ухода профессора Игнатьевой ее класс перешел под Ваше руководство. Тяжело ли перехватывать эстафету у такого большого музыканта и педагога?
– Я ощутил груз ответственности и поначалу было страшно. Но все-таки, как я уже говорил, мы работали с Зинаидой Алексеевной сообща. Я не был «подчиненным». Мне кажется, мой учитель дал мне все, чтобы я смог продолжить наше общее дело.
– 15 апреля в Малом зале состоялся концерт класса профессора – в этот раз уже без «генерала»… Что Вы чувствовали? Как проходила подготовка к нему?
– Этот концерт был, конечно, посвящен памяти Зинаиды Алексеевны. Тут и я, и студенты очень волновались: программа у некоторых была сыровата, чьи-то концертные номера Зинаида Алексеевна даже не успела послушать. К сожалению. Обычно мы вместе с ней составляли программу, высчитывали хронометраж, порядок номеров и т. д., А в этот раз уже все легло на мои плечи. Концерт стал моим «боевым крещением». Некоторое время я сомневался в каждом шаге, но в итоге все как-то выстроилось само собой. Думаю, Зинаида Алексеевна все равно помогала всем нам, даже не будучи с нами… В итоге мы потрудились на славу, и концерт прошел удачно.
– Уход «старой гвардии» музыкантов, профессоров, по-Вашему, сильно отражается на современном исполнительстве?
– Когда слушаю некоторых молодых пианистов, особенно на конкурсах, создается ощущение, что еще как отражается! И, увы, негативно. Все реже слышу то самое «пение на рояле», летящий звук, заполняющий огромный зал, глубокую и осмысленную игру – игру настоящих музыкантов, какой была Зинаида Алексеевна. Однако мне кажется, что в Московской консерватории эти замечательные традиции никогда не угаснут. Многие молодые исполнители и педагоги, в том числе и я, изо всех сил стараются сохранить то, подлинное звучание ушедшей эпохи и пронести его через поколения.
Беседовал Глеб Конькин, IV курс НКФ, музыковедение
Фото Эмиля Матвеева и из личного архива А.А. Цымбалистенко