№ 3 (1268), март 2009

Юрий Исаевич очень хорошо схватывал сущность ученика. Он знал, на чем можно его развить и на чем показать. Концерты класса Янкелевича всегда проходили на высочайшем уровне – не было ни одного номера даже с малейшей слабинкой, потому что все делалось очень точно.
Самое интересное в его работе, я считаю, – это то, что он, обладая обширными знаниями по исполнительству, по педагогике, умел оптимально подобрать каждому из учеников его репертуар. Чтобы подчеркнуть сильные стороны или развить какой-то недостающий элемент, что-то «вытащить». Юрий Исаевич владел этим абсолютно, и, видимо, именно благодаря этому у него получался такой потрясающий результат. Он практически никогда не ошибался в выборе репертуара для конкретного международного конкурса: не посылал, к примеру, на конкурс Паганини того, кого следовало послать на конкурс Энеску, или на конкурс королевы Елизаветы, или на конкурс Баха…

У него была огромнейшая библиотека, и я помню, как мы приходили к нему домой и переписывали (ксероксов тогда не было) какие-то штрихи. Вся скрипичная литература, которая была тогда известна, была им основательно перелопачена – везде стояли пальчики, в каждое произведение он вникал своими руками и, соответственно, своей головой.
Как очень сердечный человек, он прекрасно представлял, что нужно выразить в произведении и что можно человеку подсказать. У всех учеников разные руки, разные темпераменты, разные возможности, и то, что объективно должно было бы годиться всем, кому-то могло не подойти. Тогда он моментально, прямо во время урока, умел найти какую-то подсказку – просто так, навскидку, – которая сразу же решала проблему. Я такого не встречал! Хотя педагогов-методистов существует очень много и сейчас, но это – уникальное явление. Вот и получилось, что он вырастил такое количество лауреатов, которого нет ни у одного и даже у всех вместе взятых педагогов (что, однако, отнюдь не умаляет их достоинств).
В консерватории Юрий Исаевич занимался по расписанию два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, с 15-ти до 23-х (!) часов в 15-м классе. В другие дни он работал дома: в одной комнате разыгрывались, в другой шли занятия. На уроке он часто сидел со скрипкой, но показывал мало, в основном рассказывал. Показывал достаточно точно: то, что он хотел показать, он исполнял так, как слышал сам. При этом он глубоко проникал в состояние ученика. С каждым занимался столько, сколько тому было нужно, потому что каждому нужно по-разному – в зависимости от произведения и конкретного его исполнителя.
Как Учитель, он никогда не выходил из себя просто так, на пустом месте. Но что-то могло вывести его из равновесия: например, если человек получал замечания и конкретные задания, а потом, на следующем уроке, вдруг выяснялось, что он все забыл. Юрий Исаевич очень не любил повторять заново то, что уже было сказано и пройдено. Если ученик не выполнил задание, он мог даже выгнать его с урока. Всякое бывало…
Когда в консерватории собирался весь класс, было очень интересно. Это был целый котел, который бурлил и кипел: кто в коридоре, кто в классе, кто-то слушает, кто-то разыгрывается, кто-то играет… толпа всякого народа, помимо класса… Это были святые часы, когда никто не мыслил находиться где-то в другом месте (сейчас почему-то все происходит по-другому). Бывало, что проводились классные собрания – все садились, и начинались «разборки». Юрий Исаевич очень не любил, когда что-то мешало занятиям по специальности: то, что ты где-то провинился, что-то не сдал, что-то не учел и не доделал. Вот за это он бил, потому что всё и везде должно было быть в порядке – тогда у тебя есть возможность всего себя отдать самому главному. Когда доставалось при всех – это было мучительно и очень больно. В классе сидели ученики разных возрастов: старшие обычно были уже очень именитые, а перед младшими было просто стыдно. Но такие «разборки» практиковались, и многие вспоминают их по сей день.
Дома у Юрия Исаевича тоже бывало интересно: его житейские советы были для всех очень важны. С ним можно было поговорить на всякие темы, поэтому к нему ходили и плакались, причем не только девочки, но и молодые ребята. Они тоже доверяли ему свои тайны – какие-то вещи, которые не всем расскажешь.
В быту с Юрием Исаевичем было очень просто. Когда у него появилась «Волга», я часто сидел рядом с ним и показывал какие-то сложные развязки. Например, мы много раз ездили к бывшей площади Дзержинского, где с разных сторон сливались потоки машин; чтобы вырулить там и повернуть в нужную тебе улицу, действительно требовалось тогда большое умение.
Юрий Исаевич очень любил шутку, застолья. Любил слушать и собирать анекдоты, подшучивать над учениками и концертмейстером. И над ним подшучивали – ему это нравилось! Вообще он был очень веселый человек, сдержанно веселый. Его юмор тоже был сдержанный. Но всегда в точку…
Профессор В. М. Иванов

Я попала к Юрию Исаевичу в 7-м классе – очень трудной ученицей, с ужасными руками. Затем прошла у него все стадии: ЦМШ, консерватория… В школе я боялась Юрия Исаевича, но уже в консерватории поняла, что он совсем не страшный, а, напротив, очень остроумный человек – такие были веселые у нас собрания, встречи, что просто живот болел от смеха! И перед смертью, чем хуже он себя чувствовал, тем веселее становился, шутил… В аспирантуре я была уже его помощником и другом. Официально работая в Московской консерватории с 1966 года, до 1973-го я была ассистентом профессора Янкелевича, но помогать ему, занимаясь с учениками, начала еще в аспирантуре (с 1963 года).
То, как сложилась моя жизнь, – все, конечно, от Юрия Исаевича. Он сумел разгадать во мне педагогические способности – сделал меня ассистентом, но с условием, что я буду все время контролировать свои поездки и отчитываться, куда и на сколько еду. Сейчас я мучаюсь сама: очень трудно найти ассистента, чтобы он, с одной стороны, играл, а с другой – был помощником (мои же ассистенты все время на гастролях). Конечно, если бы я не преподавала, может быть, у меня было бы больше концертов. Но я все время думала об учениках и постоянно возвращалась.
Прошло уже столько лет после смерти Юрия Исаевича, а я только сейчас начинаю постигать, насколько это был потрясающий педагог. С учениками он занимался по-разному. Конечно, есть какие-то общие основы: нужно научить хорошему звукоизвлечению, правильно поставить руки, чтобы было удобно и легко играть, освоить элементарные штрихи; очень многое идет от вокала, ведь скрипка должна петь. И Юрий Исаевич умел это делать удивительно! Каким-то непостижимым чутьем он чувствовал то место, которое было зажато у ученика, и это же самое место (например, мышцы плеча или кисть) начинало болеть у него самого! Приступая к занятиям, особенно с незнакомым учеником, он говорил: «Начинаешь… и не знаешь, с чего начать» (у каждого ведь свои болячки). Хорошо, если до консерватории скрипач обучался у него в ЦМШ, как, например, Витя Третьяков, Таня Гринденко, Нелли Школьникова… Потому что пятилетнего срока обучения ему обычно не хватало.
Я только сейчас начинаю понимать всю глубину, мудрость Юрия Исаевича. По-моему, чем дальше, тем больше я его вспоминаю. Когда мы, его ученики, встречаемся, начинаются долгие и увлекательные разговоры о нем, вспоминаем – каждый свое… И, конечно, все мы бесконечно ему благодарны.

Профессор И. В. Бочкова

Поделиться ссылкой: