Стройка века
№ 4 (1242), апрель 2006
Московскую консерваторию ждет грандиозное обновление. Однако даже при наличии достаточных средств быстро осуществить его не удастся. Проблема не только в сложнейшей акустике БЗК, которую может нарушить любой лишний гвоздь, но и в масштабе работ. Здания консерватории, не знавшие капитального ремонта с начала прошлого века, предстоит приспособить к современной жизни.
О том, как должна преобразиться наша alma mater, ректор МГК, профессор Тигран Алиханов рассказал главному редактору, профессору Татьяне Курышевой.
Тигран Абрамович! Через 100 лет после Сафонова Московская консерватория вновь выходит на качественное обновление. Конечно, хотелось бы, чтобы завершение тоже было таким как у Сафонова: переоборудованное здание, прекрасные новые залы… Это — в мечтах. А пока консерватория полнится слухами, которые дополняют разнообразные газетные публикации. Так что же нас ждет? Грандиозная стройка? «Стройка века»?!
Если говорить о такой «Стройке века» — реставрации и приспособлении зданий консерватории к современной жизни, то это произойдет не завтра. Сегодня все находится в стадии предпроектных работ. Мы секрета из этого не делаем: наша совместная работа с проектным институтом «Моспроект-4» ведется в течение полугода — они приезжают сюда, мы ездим к ним. С ними встречается не только руководство, но и руководители тех подразделений консерватории, которых вся эта реставрация будет непосредственно касаться. Я имею в виду, прежде всего, Эмму Борисовну Рассину, поскольку один из самых сложных, «краеугольных» вопросов – место библиотеки в обновленном здании. Это и специалисты нашего оперного театра – Владимир Фомич Жданов, Петр Ильич Скусниченко, которые с проектировщиками также общались отдельно. То есть, предпроектный этап проходит не в тиши лабораторий, а здесь, вместе с коллективом Московской консерватории.
Не далее как в пятницу (31 марта – Т. К.) на расширенном заседании ректората, куда были приглашены все деканы, а также ведущие профессора консерватории, архитекторы показывали концепцию будущего строительства — это еще не проект, а именно концепция, которая тоже должна быть утверждена, пройти массу согласований, экспертиз… (Кстати, в феврале эта концепция уже была одобрена Общественным советом при Мэрии Москвы)… Но главное, что ни одного шага без нас, без специалистов-музыкантов, сделано быть не может. Так вот, расширенный ректорат эту концепцию одобрил. Следующий этап — внеочередной Ученый совет, который мы созываем раньше намеченного срока, поскольку время не ждет: 11 апреля она будет вынесена на его рассмотрение. Все будут знать, что собираются делать в Консерватории.
Но какая-то стройка уже идет, ее видно из окна Вашего кабинета…
Это противоаварийные работы. Никакого отношения к большой стройке они не имеют. Они касаются фундаментов и фрагментов зданий, которые находятся в аварийном состоянии. Если мы это не устраним, то вступает в силу предписание инспекции по Градостроению, которая требует закрыть наше помещение.
Все каре?
Да, и первый корпус, и второй, и все, что под Большим залом… Я не говорю о Кисловке, там другое. Там главное — это решение мэра передать нам дополнительно три дома, включая тот, что примыкает к Рахманиновскому залу.
Этот самый главный дом, в котором артистическая и который предназначался библиотеке?!
Да, хотя от этого уже пришлось отказаться. И еще о двух домах идет речь. Ю. М. Лужков сказал «Придется нам эти дома Консерватории подарить». Конечно, ничего просто так не дарится! Московское правительство должно за это заплатить огромные деньги…
Эти дома уже у кого-то на балансе?
Естественно! Они давно перехвачены кем-то, и теперь, чтобы нам вернуть, нужно этим организациям предоставить что-то другое. Это очень сложный вопрос, и, насколько я знаю, он пока еще не решен. Но от своих обещаний мэр не отказывается. Более того, он настоял, чтобы эти дома были внесены архитекторами в новый проект. А значит, понадобится другое финансирование, другие деньги. Но это была воля мэра, и, основываясь на его распоряжении, архитекторы и делали свое дело.
То есть окончание нашей стройки где-то далеко за горизонтом?
Все, что вкладывается в понятие «стройка» можно разделить на две части: противоаварийные работы, которые должны вестись сейчас, и огромный пласт реставрации, который — следующий этап. И он будет осуществлен только тогда, когда будут выделены неизмеримо бóльшие средства.
А когда будет решен вопрос о собственности на новые здания?
Собственности у нас не будет никакой. У нас нет права собственности ни на один наш дом. Нам они отданы в оперативное управление. Государство нам дало — вот живите и работайте! А на Кисловке все хитрее: там некоторые дома находятся в собственности Москвы, а другие — в федеральной. Все очень сложно.
Года три назад, когда у нас на Ученом совете развешивали плакаты нового проекта, и я в связи с этими планами брала интервью у Александра Сергеевича Соколова в бытность его ректором, я его спросила: «А когда начнут рыть? Рыть котлован». Сегодня я хочу повторить этот вопрос. У нас сейчас «предпроектный» период, потом будет «проектный»… Когда же начнут «рыть котлован»?
О, еще очень многое надо утвердить. Организация по охране памятников и культурного наследия поставит нам десятки препон. Они очень ревниво следят за тем, чтобы здесь ничего не происходило, причем не только в тех зданиях, где мы уже живем, но и в тех развалюхах в Кисловке, которые тоже не позволят трогать. Это всё — памятники архитектуры Москвы. Например, в том доме, который рухнул, совершенно потрясающий подвал. Когда летом мы ходили вместе А. И. Комичем, он показывал, что является памятником, а что нет.
То есть, мы обязаны строить так, чтобы каждая мелочь, вся художественная ценность сохранилась?
Вы хотите, чтобы все было соблюдено или чтобы было удобно — чтобы помещение было функциональным?! То, что есть сейчас, не удовлетворяет никаким требованиям современной архитектуры. Даже такой нюанс, что зал вздернут на 4-й этаж (Малый зал). Архитекторам было очень удобно свести всё под крышу, но, с точки зрения строительства, это категорически запрещено, потому что возникает вопрос перекрытий. У зала перекрытия должны быть другие — из акустических соображений. В Большом зале сверху — только крыша, больше ничего нет. Сейчас не допускается, чтобы зал был на 4-м этаже.
Тигран Абрамович, консерватории очень не хватает классов, не только студентам, которые должны иметь возможность заниматься в любое время, но и педагогам. Многие профессора занимаются дома, не потому, что им хочется, а потому, что нет нормального класса. Когда-нибудь мы сможем получить дополнительные классы, или в связи с грядущей стройкой у нас их станет еще меньше?
Во-первых, самой концепцией предусмотрено многократное увеличение учебных площадей. К основному зданию должны быть пристроены целые корпуса. Но сначала начнутся работы на Кисловке. И если тот дом, который сейчас обрушился, будет приведен в состояние готовности, то мы будем частично переводить занятия туда, с тем, чтобы поэтапно закрывать какие-то корпуса. И наши архитекторы, и все организации, которые подключены к решению проблемы, понимают, что учебный процесс не может быть остановлен ни при каких обстоятельствах.
В свое время, когда нам отдали здание Синодального училища, все говорили: «Как замечательно, сколько классов мы получили!» Но Рахманиновский корпус более чем наполовину занят службами — классы постепенно уходили из оборота, превращаясь во что-то другое. Не постигнет ли такая судьба новые площади?
Соответственно нашему проекту, одобренному архитектором, административная часть, по сравнению с учебными классами, будет увеличена минимально, и только по настоятельным просьбам А. В. Зуева (первоначально она должна была быть уменьшена). Расположение всех наших служб будет носить совсем другой характер.
А студенческая столовая? Она многих раздражает своими запахами, которые первыми настигают входящего в корпус Малого зала. Она тоже уйдет в другое место?
Студенческая столовая будет на Кисловке в д. 3, стр. 1 (рухнувший дом). Предполагается также сделать большой центр общественного питания между первым и третьим корпусами с эскалатором вниз (в связи с тем, что корпуса находятся на разном уровне). Но сообщение между Б. Никитской и Кисловкой ни в коем случае не должно быть закрыто — там будет и проход, и проезд.
Как я поняла, концепция обустройства библиотеки тоже изменилась?
Библиотека не перейдет в другое здание — это не соответствует архитектурным требованиям сегодняшнего дня, но она займет гигантское пространство за счет цокольного этажа под Большим залом и первым учебным корпусом: каждая служба, каждый отсек нашей деятельности должен быть сконцентрирован, а не разобщен.
Но подходит ли для Библиотеки подвальное помещение?
Мне довелось бывать во многих университетах, и поражающие воображение библиотеки — на 80% находятся под землей. Если бы мы строили что-то в чистом поле, можно было бы расположить это по горизонтали, но здесь наше здание зажато в маленьком пятачке в центре города. И для того, чтобы что-то пристроить, всё должно быть сделано по современному. Библиотека будет занимать всю территорию, начиная с того места, где сейчас Хранилище.
На каком уровне?
На том уровне, на котором находились отдел кадров, профком, сектор практики. А квадратик внутреннего двора, где сейчас идет ремонт, будет превращен в красивый читальный зал со светом сверху и со всеми соответствующими деталями, характерными для читального зала. Это будет красивое стеклянное помещение. Дальше пойдет абонемент, а потом уже — собственно библиотека, вплоть до того места, где сейчас «Кофемания» (она будет перенесена в застроенный двор между Рахманиновским и основным корпусом). Там, где сейчас находится «Кофемания» и под ней — будут читальные залы. А вместо нынешней библиотеки должно появиться фойе.
Зачем нам фойе в таком ценном месте?
По современным архитектурным требованиям зал масштаба Малого (на 450 мест) должен иметь фойе определенного размера, иначе этого никто не примет. Таким образом, нынешняя территория библиотеки будет превращена в фойе, в котором можно разместить библиотечный или какой-либо другой музей, чтобы люди, приходя на концерт, могли знакомиться с консерваторией.
А как слушатели будут в него попадать?
Разработана иная концепция входа в консерваторию: будет задействован парадный вход, ведущий в огромный вестибюль (где сейчас бухгалтерия и кабинет А. В. Зуева). Здесь же будет гардероб. Входящие будут растекаться на две части: одна будет идти в учебный корпус, другая — по главной лестнице в Малый зал. Кроме того, планируется сделать и другой вход в Малый зал со стороны Никитской. Там есть дверь и лестница, можно сделать лифт, в том числе и лифт для инвалидов. Кстати, мы обязаны сделать лифт для инвалидов и в Большом зале.
А все-таки, может быть, вместо фойе нам сделать под Малым залом еще один камерный зал?
У нас в этой концепции предусмотрено строительство трех новых залов: зал оперного театра и два на площади нынешнего Рахманиновского корпуса (они должны как бы выйти во двор). Один из них планируется как многофункциональный конференц-зал. На совершенно изумительном чердаке Рахманиновского корпуса еще можно сделать репетиционный зал (он уже предусмотрен)… Но я хочу снова сказать, что общение с организацией по охране памятников не будет безмятежным, я не сомневаюсь, что придется писать много всяких писем, обращаться в высокие инстанции…
То есть «стройка века» обещает стать многолетней?
Дело в том, что к нашей проблеме подключилось огромное количество людей — внедрился мэр и Московское правительство, Совет по культуре, которую возглавляет А. А. Калягин (он написал письмо и предложил какие-то способы участия в этой ситуации). Московская консерватория — это организация, которая никого не оставляет безучастным. Если все эти усилия будут скоординированы и направлены в определенное русло, то, я думаю, мы могли бы начать какие-то работы уже в 2007 году. Но по плану Правительства деньги нам выделят только в 2009–2010 году.
Тогда будет уже другой Президент, другое Правительство!…
Да. Я не исключаю, что и… ректор будет другой. Но это не означает, что мы должны сидеть и ничего не делать. Уже сегодня (3 апреля — Т. К.) мы пойдем на совещание в Московское правительство — это нужно делать регулярно, каждую неделю и по нескольку раз. 11 апреля встречаемся с архитектором, он представит свою концепцию на утверждение. Мы должны очень активно работать…