№ 7 (1229), ноябрь 2004

Вечера в музыкальной гостиной — недавняя, но яркая достопримечательность жизни Московской консерватории, которую не хочется, да и невозможно назвать «внутренней». Как и многое из того, что происходит в стенах Рахманиновского корпуса, события в его конференц-зале, имеющие место с января 2001, приобретают значение, во много раз превосходящее камерный масштаб аудитории. Здесь играются премьеры, осуществляются дебюты, а если учесть общедоступность бесплатных вечеров — совершается важнейшее таинство встречи с музыкой, на пути которого в наше коммерциализированное время так часто встает «презренный металл»!

20 октября 2004 года в музыкальной гостиной состоялось мероприятие действительно огромного значения: был впервые исполнен целиком вокальный цикл Ивана Соколова на стихи Андрея Платонова «Далекая дорога». Пел народный артист России Алексей Мартынов (тенор), за роялем — автор, композитор Иван Соколов.

Двадцать семь романсов, пусть и разделенных на три части по девять сочинений — объем колоссальный, требующий от исполнителей и слушателей невероятного напряжения, как эмоционального, так и физического. Немного в истории музыки подобных сверхциклических композиций, а уж случаи их концертного представления можно по пальцам перечесть. Трудно сказать, что явилось причиной — музыка Ивана Соколова, исполнительский талант артистов или некое стечение звезд — но «марафон» был пройден всеми присутствующими с удивительной легкостью (не тождественной, однако, легковесности и поверхностности). С первых мгновений все было погружено в атмосферу, сочетающую русскую тоску и космическое воодушевление, отчаяние и катарсис. В произведении (не будем разделять его композицию и интерпретацию) сошлось многое из того, что связано для нас с понятием «загадка русской души» — и толстовское, и тургеневское, и чеховское, и достоевское.

Три «девятки» романсов образуют самостоятельные взаимодополняющие циклы, наиболее цельным из которых представился первый (номера 1–9). Следуя классическому закону «золотого сечения», автор переходит от полупрозрачных «неоромантических» красок, заставляющих вспомнить лучшие страницы свиридовской лирики, к насыщенному экспрессионистскому звучанию. Хочется особо отметить «точку перехода» в первом «малом цикле» — номер под названием «Птицы». Символичность поэтического образа с удивительной точностью передана в звуках и открывает потрясающую по силе кульминационную зону, развернутую в последующих двух номерах.

Три «больших» раздела цикла представляют собой диалектическую спираль: наиболее «человечный» первый переходит в почти потусторонний второй (образный строй поэзии подчеркнут здесь нетрадиционными приемами исполнительства на фортепиано — глиссандо по струнам и педальными эффектами), а затем возвращается в «переплавленном» виде в последней «девятке». Номера 19–27 являют синтез экспрессивного настроя начала и «взгляда за грань», сделанного в середине.

Следует отвлечься от музыкальных достоинств цикла и упомянуть о еще одной важной композиционной особенности вечера 20 октября, связанной с самим построением концерта. «Хозяйка» музыкальной гостиной, неизменно элегантная Ирина Скворцова (профессорский титул и прочие регалии парадоксально дополняют очарование этой женщины), представляя автора, назвала его «человеком-театром». Действительно, присутствие Ивана Соколова, который читал стихи и говорил о своем замысле, словно бы вводило слушателей в святая святых — лабораторию композиторского творчества.

Кто знал, что Андрей Платонов, всемирно известный романист, одна из самых трагических личностей в отечественной прозе XX века, писал в молодости стихи и даже выпустил сборник, куда вошло более ста стихотворений? А то, что этот сборник получил одобрение и даже поощрение таких светил как Брюсов и Бальмонт? А то, что в нашей литературе существовал аналог «Лирическому интермеццо» Гейне и «Прекрасной мельничихе» Мюллера, пусть весьма наивный, не совсем самостоятельный и местами стилистически неровный, но — цикл-путешествие? Вероятно, до 1999 года — только специалисты, а до 20 октября 2004 — только специалисты и композитор Иван Соколов. Пришедшие в тот вечер в музыкальную гостиную получили возможность полного погружения в мир молодого Платонова — композитор предварительно разбирал каждое стихотворение как сгусток символов, прослеживая внутреннюю драматургию текста, а потом те же символы обретали музыкальное облачение.

В подобных собраниях становится особенно очевидной высочайшая роль музыкального искусства, способная превзойти неточность любого словесного выражения чувств. В тот момент, когда начинал звучать голос певца, делалась совершенно не важной степень профессионализма поэта. Удивительный, полный разнообразных красок, сильный и звучный тенор А.Мартынова в равной степени соответствовал и молодости поэта, и устрашающей пророческой силе его стихов о революции. Безукоризненная дикция, точная фразировка, «вылепленность» каждой музыкально-поэтической мысли… А регистровка! Кажется, ни одно вокальное произведение не может обойтись без «золотых» верхних нот, но каким разнообразным было их «взятие» — от экспрессивнейших «веристских» возгласов до тончайшего полупрозрачного фальцета. А какие «низы»! Мороз по коже от некоторых нот в большой октаве — певец берет их не форсируя, но с такой внутренней силой, которая сделала бы честь и многим баритонам. Воистину, жизнь или забвение поэзии полностью во власти того, кто ее читает!

Тот, кто был в этот вечер в музыкальной гостиной, мог насладиться и редким в современной новой музыке ансамблем исполнителей, равно ярких и нисколько не заслоняющих друг друга. Впрочем, фортепианная и ансамблевая карьера композитора Ивана Соколова достаточно освещена в печати и не требует особых комментариев.

Атмосфера вечера имела и еще одно, совершенно незапланированное, но немаловажное дополнение. Дело в том, что окна гостиной находятся во втором этаже и выходят по одну сторону здания непосредственно на Большую Никитскую улицу, запруженную в вечерний час «рыжими дьяволами» — автомобилями, а по другую — в арку входа Рахманиновского зала с его знаменитой «пушечной» входной дверью. Апокалиптический фон, на котором происходило исполнение цикла, оказывался временами настолько значителен, что возникало опасение за музыкальную ориентировку артистов! Скажем, однако, спасибо и всему этому — в контрасте житейской катастрофы и художественного вымысла более доступным становится Высшее, к которому и должны быть устремлены души человеческие.

Софья Корсунская

Поделиться ссылкой: