№ 4 (1226), май 2004

Георгий Иванович Сальников – композитор, профессор Московской консерватории, заслуженный деятель искусств России, кавалер ордена Отечественной войны 2-й степени и нескольких медалей. Начало войны Сальников встретил в музыкальном училище при Консерватории, где учился на фортепианном факультете. Дирекция училища отправила многих студентов, в том числе и его, на уборку урожая.

«…Вместе со мной, – рассказывает Георгий Иванович, – на этих работах был композитор Герман Галынин, будущий проректор по учебной работе Московской консерватории Мстислав Смирнов, музыканты разных профессий. В сентябре мы вернулись в Москву. Меня с отцом отправили копать рвы в Кунцево (тогда это было Подмосковье). Публика там была разная. Много рабочих с фабрик и служащих с различных предприятий. Чем ближе к ноябрю, тем атмосфера становилась более напряженной. Особенно мне памятен день 16 октября, когда после тревожных сводок Информбюро люди толпами уходили из Москвы. Шли куда угодно, лишь бы спастись. День или два не работали булочные, поскольку временно не работали хлебозаводы. Это был самый трудный день. По улицам летал пепел от сжигаемых документов, книг. Все боялись, что если немцы войдут, раздастся масса взрывов: многие дома и учреждения были заминированы. Я жил тогда на Остоженке, недалеко от того места, где до 1931 года был храм Христа Спасителя. Воздушная тревога периодически заставляла бегать нас в метро и бомбоубежища. Помню, как новый 1942 год мы встретили очень скромно, с опаской, но и с надеждой, что все изменится. Но, как известно, 1942 год не принес нам никакой радости. Немцы шли и шли вперед. И хотя у Москвы их остановили, они продвигались по другим направлениям…».

В 1942 году Сальникова из-за плохого зрения признали негодным к военной службе, и он продолжил прерванную учебу в училище, которое, в отличие от консерватории, не было эвакуировано. Но этот период оказался недолгим. «…Весной 1943 года я уже должен был окончить училище. Но зимой я вновь проходил военную комиссию, и тут меня признали ограниченно годным к военной службе. Мне тогда еще написали: “годен к строевой службе в очках”. Было ведь очень много потерь в первые два года войны, и людей просто не хватало…». В феврале Георгий Иванович оказался на Северо-Западном фронте, в районе Демянска. Тогда там началось наступление наших войск. О некоторых эпизодах фронтовой жизни Сальников говорит с усмешкой:

«…На фронте мне не везло. Я попал в компанию чуждых мне по духу людей. Не с кем было поделиться своими переживаниями, излить душу. Особенно плохо ко мне относились младшие командиры. По малейшему поводу, за любой проступок ко мне придирались, и я получал наряд вне очереди… Накануне боя нам устроили баню, которая в тех условиях позволила нам лишь кое-как вымыться. Но самое неприятное случилось перед боем. Наш командир взвода заявил: «Завтра бой. Учтите, что я иду за вами с наганом и если увижу, что плохо стреляете – прикончу». Ничего себе напутствие! Разве это нормальное отношение командира к своим солдатам? Он не нашел самых необходимых слов, а действовал одними угрозами. Не проявил даже крупицы человеческого чувства. Тут думаешь о том, что спереди тебя могут убить немцы, а оказывается, что и сзади угроза – свой командир с наганом. Мало ли что может случиться с винтовкой! И, действительно, ведь случилось! В один из дней нашего наступления я внезапно обнаружил, что у меня намокла винтовка и не стреляет. Я мысленно попрощался с жизнью, зная про угрозу нашего командира. Но, как оказалось, он был ранен. В бою у меня разбились очки. Помню, я кому-то сказал: “Как же мне стрелять теперь без очков? Я же ничего не вижу!”, а в ответ получил напутствие: “Все равно стреляй. Может быть, шальная пуля кого-нибудь да убьет!”. Наступали мы в валенках, но погода нас подвела. Днем – оттепель, а ночью – небольшой мороз. Поэтому днем валенки намокали, а за ночь промерзали насквозь, превращались в ледяной панцирь, и с ними уже ничего нельзя было сделать…».

Третий день наступления стал для Георгия Ивановича последним днем его войны. Немецкая пуля пробила правую руку. И здесь ему необыкновенно повезло. Пуля прошла насквозь, не задев ни кость, ни нерв!..

В госпитале Сальникова застала приятная новость. Музыкальное училище направило запрос в Наркомат обороны с просьбой разрешить закончить обучение нескольким студентам. В числе них оказался и Георгий Иванович. Окончив училище, он поступил в консерваторию, но уже через полгода после начала учебы был снова призван на воинскую службу. «…Тогда за меня и еще ряд студентов, – рассказывает Сальников, – вступилась консерватория. Директор написал письмо в соответствующие органы, но так получилось, что это письмо потерялось. И вот после Нового, 1944 года меня направили в Ленинградское военно-инженерное училище, которое находилось тогда в эвакуации в Костроме. Меня приметил начальник клуба и забрал к себе организовывать музыкальную самодеятельность. Я стал часто выступать в клубе. С успехом исполнял Рахманинова, Листа, Бетховена. Пробыл там я месяца три, пока не выяснилось, что потерянное письмо нашли и отправили адресату. Тогда же мне сообщили, что подписан приказ о моей демобилизации, и я могу продолжить обучение. С тех пор моя учеба уже не прерывалась…»

Война закончилась. Жизнь возвращалась в привычное русло. В 1949 году Сальников женился на сестре своего погибшего товарища Игоря Маслова. И стал заниматься любимым делом – сочинением. Начав с произведения для валторны, он постепенно пришел и к более крупным жанрам. Но любовь к духовым инструментам сказалась и здесь: главными в его творчестве стали произведения для духового оркестра. «…Духовые оркестры напоминали мне о военных годах, которые оставили в моей жизни очень яркие впечатления. К тому же, моя работа на военно-дирижерском факультете Московской консерватории требовала знания, прежде всего, духовых инструментов. Я делал много оркестровок, переложений для духового оркестра, сочинял марши. В 1959 году я написал марш “Василий Теркин”. Он издавался несколько раз, в том числе и в сборниках, а также, в Австрии под названием “Веселый солдат”, поскольку имя Василия Теркина иностранцам ни о чем не говорило. Во время работы над этим сочинением, я увидел картину Вепринцева “Теркин на привале”. Там он сидит на пригорке и рассказывает что-то веселое. И у меня получился образ именно такого Теркина. Я все время повторял фрагмент из поэмы Твардовского:

…Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой,
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой…

Позже были написаны и другие произведения: поэма-кантата для голоса и духового оркестра «Письма с фронта», «Симфония о войне и мире», спортивный марш «Веселые ребята», «Сюита о Москве». В 70-х годах Георгий Иванович стал заниматься изучением творчества Глинки, много бывал в имении Новоспасское, где родился великий русский композитор. Изучал архивы, помогал воссозданию музыкальной атмосферы в имении, писал многочисленные статьи, написал две книги: «Глинка в Смоленске» и «Неувядаемый оркестр Глинки». Сейчас, в год празднования 200-летия со дня рождения композитора, Георгий Иванович готовится принять участие в торжественных мероприятиях, приуроченных к этому событию в Московской консерватории и на родине композитора… Когда в Москве началось восстановление храма Христа Спасителя, Сальников, единственный из композиторов, откликнулся на это событие, сочинив симфоническую поэму «Сказание о храме Христа Спасителя». Обращение к такой тематике не случайно, ведь его детство прошло на Остоженке, и он отчетливо запомнил разрушение храма, оставившее глубокий след в душе десятилетнего мальчика…

Мне было удивительно видеть человека, прожившего большую, сложную жизнь, но сохранившего юношеский задор, оптимизм, неисчерпаемый юмор и такое горячее молодое сердце. Его удары слышны в потрясающих энергичных маршах, в умении все превратить в шутку, в желании творить. Как он похож на нестареющий образ солдата Теркина!

Святослав Голубенко,
аспирант МГК

На снимках:
В госпитале (1943 г.).
Г. И. Сальников – профессор Московской консерватории.

Поделиться ссылкой: