№ 6 (1220), октябрь 2003

30 сентября, в день, когда царили Вера, Надежда, Любовь, на Ученом совете Московской консерватории рассматривался новый проект. Со схемами, рисунками, с предварительными техническими выкладками специалистов. Речь шла о серьезной реконструкции и строительстве на Кисловке, где доживают свой век ветхие здания разных консерваторских служб и подразделений. В результате этих преобразований мы должны получить не только новые, удобные для работы площади, но и, что самое ценное, долгожданное и желанное – оперный театр Московской консерватории с залом на 300 мест, с современной сценой, оснащенной всеми техническими новациями и машинерией, с оркестровой ямой, репетиционными, гримерными и подсобными помещениями. И вся территория должна каким-то образом взаимодействовать с главными зданиями в едином архитектурном ансамбле, образуя в целом многофункциональный консерваторский комплекс. О перспективах и проблемах грядущих преобразований мы беседуем с ректором профессором А. С. Соколовым.

Александр Сергеевич! Мы живем и работаем в стенах XIX века. Это приятно, лестно для людей искусства, но это сегодня и опасно. Буквально через неделю после Совета, который с воодушевлением принял решение поддержать проект, в одном из помещений на Кисловке что-то обрушилось, и все уже эвакуированы. То есть время кардинальных перемен не просто подошло, мы вскакиваем в последний вагон уходящего поезда. И вообще эстетическое чувство консерваторцев уже давно травмировано окружающим разорением, так хочется благоприятных перемен! Насколько реально все то, что нам предлагается? Это не голубая мечта, не журавль в небе?

Никакая не голубая мечта. Этот Ученый совет был итоговым. Ему предшествовало довольно много совещаний, которые ректорат проводил. И речь идет, конечно, о реальной ситуации, которую мы сегодня имеем. Ситуация безрадостная, скажем прямо, поскольку все здания пришли в крайнюю степень разрушения. И то, что буквально через несколько дней после Совета рухнули своды одного из них, стало зримым и, к счастью, не трагическим подтверждением того, о чем шла речь. А разговор на Ученом совете был позитивным, поскольку связан с теми возможностями, которые консерватория пока еще не утратила.

Пока еще?

Да, потому что очень многое уже утрачено. И, наверное, безвозвратно. Если говорить при помощи цифр – 24 здания в течение последних лет терялись консерваторией одно за другим.

Каким образом? Оказались утраченными документы, подтверждающие права консерватории? Это что – халатность?

Документов очень много утрачено, скорее всего уничтожено. И это не халатность, это, конечно, умысел. 24 здания! Терялись здания, соответственно сужалась сфера наших возможностей. Если бы это продолжалось и далее, то еще через пару лет обсуждать было бы нечего. А сейчас можно действовать, исходя из тех территорий, что мы еще имеем.

То есть в этом новом проекте мы еще в начале пути?

Не совсем. Начиналось все, естественно, с исследования документации. Далее работа шла по привлечению тех специалистов, которые могли бы грамотно поставить задачу. Результаты как раз этой работы и были вынесены на обсуждение Ученого совета. Оно было конструктивным, поскольку в основе всех тех проектов, которые обсуждались, лежит профильное строительство.

Профильное? Что это такое?

Это очень важно для нас. На пересечении интересов государства, частных инвесторов и Московской консерватории – трех заинтересованных в данном проекте сторон – приоритет изначально отдавался Московской консерватории. То есть, тем ее функциям, которые мы сегодня не имеем возможности реализовать. Это, в первую очередь, оперный театр, которого Московская консерватория не может добиться уже многие годы – острейшая проблема вокального факультета и кафедры оперной подготовки. К слову, Петербургская консерватория уже вернула себе свой оперный театр, у них, в отличие от нас, эта проблема уже решена. Это также хранение богатейших фондов нашей научной библиотеки им. С. И. Танеева… И еще многое. Все эти функции объявлены как обязательное условие любого диалога с нашими партнерами.

То есть, мы приглашаем партнеров с тем, что в результате они обеспечат наши потребности. А каковы гарантии?

Естественно, все эти переговоры шли под очень серьезным юридическим контролем. В этой связи я в очередной раз хочу поблагодарить члена попечительского совета Московской консерватории фирму «Эрнст-энд-Янг», которая буквально на каждом повороте судьбы дает нам бесценные рекомендации, оказывает огромную помощь в подготовке нашей документации. Таким образом, был разработан уникальный договор между Московской консерваторией и Инвестиционным комитетом содружества государств. Это авторитетнейшая организация, которая уже проявила себя в практике строительства очень важных объектов, как в Москве, так и за ее пределами. Собственно на этой основе и была разработана концепция, которая была представлена на утверждение Министерства культуры.

А как Министерство культуры относится к этому проекту?

У нас абсолютно единая позиция. Более того, министр очень заинтересовался подобной концепцией как моделью для выстраивания отношений с другими подведомственными учреждениями. И как наш учредитель Министерство культуры со своей стороны выделило ответственных представителей для работы в группе, которая еженедельно собирается для оценки ситуации и уточнения плана совместных действий. В этой группе также есть представители Министерства имущественных отношений – ведь мы объект федеральный. Этот треугольник – Московская консерватория, Министерство культуры и Министерство имущественных отношений – и находится в договорных отношениях с Инвестиционным комитетом содружества государств, структуры, которая и обеспечила нам профессиональную разработку всей этой концепции.

Мы заказываем музыку, а кто платит?

Вся эта работа делается не на деньги консерватории. Предварительную, подготовительную часть оплачивает Инвестиционный комитет, а потом все ляжет на плечи инвестора. Он возьмет на себя обязательства выполнить ту работу, которая определена договором.

И кто же инвестор?

А вот это будет результат конкурса. И я не сомневаюсь, что инвесторы выстроятся в очередь. Они участвуют в строительстве и, естественно, в результате получают свою часть. А все пропорции получаемого будут определены договором.

Допустим, что все хорошо, все получилось как нам надо. Когда начнут рыть котлован?

Полтора года как минимум уйдет на работу с документацией. А после того как «начнут рыть», при благоприятных условиях пройдет еще два года. Сейчас строят быстро. Говорю о благоприятных условиях, поскольку могут возникнуть непредвиденные осложнения, связанные с археологическими находками.

И что тогда? Если находят археологические ценности, то все останавливается?

Конечно. Все притормаживается – ситуация предусмотрена законом – пока работают археологи. Просто процесс строительства несколько удлиняется во времени.

А на какой стадии мы сейчас находимся?

На стадии завершения согласований. Впереди еще согласование позиций с Москвой: хотя мы и федеральная собственность, тем не менее, все вопросы, связанные с энергообеспечением, с теплоснабжением находятся в компетенции Москвы. А дальше начинается архитектурный этап.

А что же мы видели на Ученом совете?

Это еще не была архитектура, это было уточнение объемов строительства. Каким это будет архитектурно – вопрос следующего этапа. И тогда снова будем рассматривать на Ученом совете, как всегда решать коллегиально. Для нас принципиально важно, что Ученый совет во всем этом проявляет свое активное, ответственное отношение.

Это уже самое интересное. Художественная задача – обсуждение архитектурного стиля здания, его привязанности к окружающей среде, взаимодействие с прекрасными старыми зданиями…

Конечно, у каждого века свой облик. Внутренне все должно быть по последнему слову техники. Но внешне… Важно, чтобы была гармония между старым и новым. Сегодня от нас зависит, каким оно будет – лицо Московской консерватории XXI века.

Беседовала проф. Т. А. Курышева

Поделиться ссылкой: