Возвращение на круги своя
№ 3 (1250), март 2007
27 марта 2007 года — замечательная юбилейная дата: Мстиславу Леопольдовичу Ростроповичу — выдающемуся выпускнику Московской консерватории, ее почетному профессору и великому музыканту мира — исполняется 80 лет!
Многие годы жизни прославленного художника непосредственно связаны с Московской консерваторией. Юный Слава Ростропович появился в этих стенах в 1943 году и сразу и надолго привлек к себе повышенное внимание своим многогранным талантом, исключительной музыкальностью, кипучей творческой энергией. Он занимался по виолончели у С. Козолупова, фортепиано — у Н. Кувшинникова, ученика К. Игумнова, композиции — у В. Шебалина, оркестровке — у Д. Шостаковича, ускорено прошел консерваторский курс, аспирантуру, уже в 1948 году в 21 год стал ассистентом на кафедре, которую в 1961 сам же возглавил. У него проявился выдающийся педагогический талант, позволивший очень скоро говорить о школе Ростроповича как самобытном явлении в русском виолончельном искусстве. Первой победительницей Конкурса имени П. И. Чайковского стала именно его ученица Наталья Шаховская (1-я премия).
Но одновременно М. Ростропович с юности — звездный музыкант, исполнитель от Бога. Уже 50–60-е годы он обласкан благодарной публикой разных континентов, на него сыпятся государственные награды, почетные звания, и не только отечественные, приходит мировое признание. Его исполнительское мастерство и жажда первооткрывательства влекут за собой вал новой виолончельной музыки, в большинстве случаев ему и посвященной. Премьеры Симфонии-концерта Прокофьева, обоих виолончельных концертов Шостаковича, виолончельной сонаты Мясковского и многих других сочинений, коим несть числа, — всё это замечательные достижения всемирно известного виолончелиста. Кроме сольных выступлений Ростропович в эти годы много играет в ансамблях с С. Рихтером и Д. Ойстрахом, Э. Гилельсом и Л. Коганом, не говоря об уникальном дуэте с Галиной Вишневской в качестве пианиста. Обращение к дирижерской палочке стало логическим итогом этой широчайшей исполнительской деятельности. Универсальный музыкант становится за пульт в Большом театре, подготовив «Евгения Онегина» Чайковского (1968), а затем «Войну и мир» Прокофьева (1970).
Темперамент художника в Ростроповиче органично сочетается с созидательной энергией музыкально-общественного деятеля. Особое место в его жизни займет международный Конкурс имени П. И. Чайковского. Именно Ростропович добивается включения виолончелистов в его структуру (на I конкурсе были лишь пианисты и скрипачи), и с тех пор трио «гигантов» Московской консерватории — Э. Гилельс, Д. Ойстрах, М. Ростропович — становится у руля стремительного набирающего авторитет музыкального форума (как председатели жюри они вместе проводят II, III и IV конкурсы). Отлучение от Конкурса имени Чайковского, любимого детища, должно было быть очень болезненным ударом в момент, оборвавший его московско-консерваторский период жизни.
Среди многих талантов уникальной во всем личности великого музыканта есть и еще один — редкостный талант общения. У каждого, кто знает Ростроповича лично, живут в душе и в памяти потрясающие истории таких контактов, свои сюжеты колоритных событий и глубоких переживаний, связанных с ним или отмеченных его участием. Многое уже рассказано, о многом написано. Есть такая незабываемая страница и в моей жизни, она связана со временем на пороге его отъезда за рубеж.
Осенью 1972 года в скором поезде Москва — Рига в одном вагоне с группой рижан, возвращавшихся с пленума Союза композиторов, оказался М. Ростропович. Всю ночь в купе, где мы обосновались, стояло веселье, и центром неистощимого фонтана остроумия был, естественно, наш гость, ехавший в Ригу на гастроли. Непередаваемое обаяние личности поражало. Затем уже весной мы неоднократно общались в Москве, в консерватории, много беседовали о музыке, еще больше о жизни. Мстислав Леопольдович пригласил на занятие со студентом: «Приходите. Я буду очень стараться!». Этот урок, на который набился полный класс, тоже был незабываем: работа шла над виолончельной сонатой К. Хачатуряна и тот блеск, которого добился Учитель на глазах у всех, показал, что такое подлинный «мастер-класс»!
Но тогда же, в 1973 году, над ним уже сгустились тучи и вставала проблема дальнейшей творческой судьбы. Он сделал свой нравственный выбор, отказавшись предать друга, и на горизонте маячили большие беды. Выдающемуся музыканту власти уже запретили зарубежные гастроли и, что было самым тяжелым, — дирижирование, ставшее сильной художественной потребностью. Я увидела, почувствовала глубокое страдание и решила, что должна что-то сделать, а именно организовать приглашение поставить в Латвийском театре оперы и балета новый спектакль.
Директор театра, мой хороший знакомый, сказал, что был бы рад такой возможности, но сам решить вопрос с приглашением не может, а лишь кто-то выше (и поднял глаза к небу). В движении «выше» и «выше» меня, наконец, принял второй человек в республике — секретарь ЦК по идеологии, отвечавший за культуру. Он был очень внимателен, интеллигентен, показывал, что понимает, о каком выдающемся художнике идет речь, и как бы давал свое «добро». Выйдя из кабинета, я, окрыленная, радостно рванулась к первому телефону и набрала московскую квартиру Маэстро. Телефон молчал, и я набрала дачу. Спокойный мужской голос ответил, что Мстислава Леопольдовича на даче нет, и меня вдруг осенило, кто это скорее всего мог быть. Стало очень смешно — кого-то подслушивающего в компетентных органах я, наверное, сильно озадачила непонятным звонком из ЦК компартии Латвии. А далее… никакого отклика в Риге не последовало, как я не искала концы. Ни звука. Мой порыв был наивен, он не принес никаких результатов (как, впрочем, и никаких неприятностей — жизнь «в провинции у моря» по И. Бродскому имела свои плюсы).
Приехав в апреле 1974 года в Москву на очередной композиторский съезд, я буквально в первый день наткнулась на Мстислава Леопольдовича возле его огаревского дома. Он разгружал свой лендровер, был печален, замкнут и как бы отрешен от всего вокруг. Отъезд уже был неотвратим, и трагедия разлуки со всем, что было дорого, что составляло смысл жизни, стояла перед ним в полный рост. Через месяц с небольшим это свершилось, за пару недель до начала V Конкурса имени П. И. Чайковского, но он еще не знал, что впереди его ждут новые творческие вершины и фантастический жизненный триумф…
Возвращение на родину, а точнее — первый приезд после долгой разлуки, после лишения и возвращения еще советского гражданства, видела по телевизору вся страна: министр культуры Н. Губенко с цветами в аэропорту, друзья и близкие. За ним последовали и другие — концерты, оперные постановки, поездки по городам и весям, не говоря о незабываемом «марш-броске» в Белый дом ради спасения новой России во время ГКЧП. Но Московскую консерваторию как свою Alma mater ее замечательный Ученик и Учитель долгое время обходил стороной. Видимо, рана от многих предательств в родном консерваторском доме рубцевалась с трудом. И только в сентябре 2002 года состоялась долгожданная полноценная встреча: великий музыкант дал в Малом зале четырехчасовой мастер-класс (подробно описанный в «Российском музыканте» 2002, № 5, который размещен и в Интернете).
В переполненном до отказа зале сидели студенты — молодые музыканты, которые родились после тех трагических событий, сформировались в новое время. И к ним прежде всего был обращен захватывающий монолог Мастера — «то серьезный, то ироничный, исполненный юмора, когда зал взрывается дружным смехом; монолог-размышление о звуках и паузах, об искусстве и смысле жизни, о профессии и личностях в ней, о времени и о себе…». Тон той встрече задали первые слова Музыканта: «Я волнуюсь… Мне приходилось давать мастер-класс, но здесь, вернувшись в мое гнездо… Здесь, в этом зале происходило очень многое в моей жизни…».
Мстислав Ростропович и Московская консерватория связаны глубокими узами на все времена. Навечно. И есть какой-то высший промысел в том, что Мстислав Леопольдович возглавляет Оргкомитет XIII Конкурса имени П. И. Чайковского, на пороге которого мы сегодня находимся. Всё возвращается на круги своя.
Московская консерватория поздравляет с днем рожденья своего великого питомца! Здоровья, здоровья и еще раз здоровья! И долгих творческих лет!
Профессор Т. А. Курышева