Российский музыкант  |  Трибуна молодого журналиста

XII конкурс имени П. И. Чайковского

№ 6 (1213), ноябрь 2002

Профессор Э. Д. ГРАЧ
Народный артист СССР, Лауреат II конкурса,
член жюри X–XII конкурсов имени П.
И. Чайковского

 

Эдуард Давидович! Через полгода после жарких летних баталий хочется все-таки осмыслить, что же тогда происходило? Каким Вам сегодня видится прошедший конкурс, как была представлена на нем Московская консерватория?

Среди участников-скрипачей консерваторцев было 7 человек (из 46) и уровень их был совсем не плох. Но мне кажется, что отношение к ним было не самым лучшим.

И хотя этот конкурс происходит в консерватории, в наших залах, Большом и Малом, почему-то при составлении жюри старались выкинуть наших профессоров. Из предполагавшихся 15 членов в жюри скрипачей было только два профессора Московской консерватории — Сергей Иванович Кравченко и я. И господствовала политика — вообще отодвинуть профессуру, по принципу: одни учат, а другие будут судить. А иногда не только «судить», но и, простите, «засуживать». Не понимаю, почему нужно было так выпячивать, поддерживать прежде всего тех, которые уехали? Почему-то они идут героями дня — и участники, и профессура. К сожалению, все это тесно связано.

Как понимаю, жюри скрипачей формировал В. Спиваков? А были в нем еще наши люди, которые живут на Западе?

Захар Брон! Это прекрасный педагог и одержимый своим делом человек. Но это не «один человек», это — целый «институт». И, думается, что отношение к его ученикам (в конкурсе их участвовало четверо) было… более лояльным. Это мягко сказано. А вот отношение к нашим было не столь лояльным. Мне кажется, что некоторые консерваторцы не попали в финал просто непонятно каким образом. Не хочется говорить о своих учениках, но в финал не пропустили замечательного скрипача — корейца Квун Хюк Чжу. Он наш студент 2 курса, но это зрелый музыкант, только что на конкурсе им. Ямпольского он получил Гран-при, на 10 баллов оторвался от ближайшего претендента, занявшего второе место.

Как Вам понравилась новая система голосования?

Единой системы не было. Система «да-нет», которая использовалась на первых двух турах, мне не очень понятна, в жизни ведь есть не только белое-черное. На первом туре мы могли голосовать за своих учеников. На втором Спиваков сказал, что мы не будем голосовать за своих. На третьем туре педагоги, чьи ученики играли, не могли голосовать не только за своих, но вообще не могли принимать участие в голосовании. Ни я, ни Кравченко, ни Брон, поскольку наши ученики были в финале. У меня — Казазян, у Кравченко — Стембольский, У Брона — 3 человека. То есть мы уже не были членами жюри! Оно оказалось сокращено на 3-х человек, а это очень существенно. Осталось 9 человек, для конкурса Чайковского — это мало. Случайности просто неминуемы.

Есть конкурсы, на которых голосуют за своих учеников, но отбрасываются верхний и нижний баллы. Если ты будешь излишне «поддерживать» своего ученика или «топить» чужого, то твой балл отпадет. Например, на конкурсе им. Ямпольского, президентом которого я являюсь, 25 бальная система, оценивается каждое произведение, причем оценка выносится сразу же после исполнения и ответственный секретарь ее тут же заносит в компьютер. То есть никаких закулисных разговоров уже произойти не может. Исполнитель сыграл, и мы сразу отдаем свои баллы. По свежему впечатлению. А на нынешнем конкурсе Чайковского мы голосовали после 4–5, а иногда и 6 дней. Причем ставили «да» или «нет». Я считаю, что это очень сложно. Хорошо, если есть определенное «да» или «нет» — существуют вещи бесспорные. Но есть много такого, что дает возможность выяснить только система баллов — выводится средний балл, и это гораздо легче и объективнее.

То есть работа в жюри не принесла удовлетворения?

В общем — нет. И системой был разочарован, и тем, что не были оценены очень хорошие скрипачи. Прекрасно выступила на конкурсе и Надежда Токарева, аспирантка консерватории, и Светлана Теплова, тоже аспирантка (она вообще слетела после первого тура). На мой взгляд, все-таки отношение к Московской консерватории было, не хотелось бы говорить «предвзятое», но… было. Я это почувствовал. Был крен в сторону западников и тех, кто покинул консерваторию, тоже уехав туда. К нашим, пожалуй, были незаслуженно строги. И потом эта долгая возня на заключительном заседании — будет первая премия (хотя было совершенно ясно, что ее нет), не будет первая премия… И вопрос: «Никто из членов жюри не хочет поменять свое мнение?»…

В интервью с Н. Петровым в «Культуре» им высказана жесткая мысль: «одна цель — протащить своего ученика и повысить ставку за свой частный урок на 25 долларов».

Этой темы я тоже хотел бы коснуться. Вот я не голосую — я сразу указал, кто мои ученики. А что делать с частными учениками? Это ведь проследить невозможно. Я знаю случаи, например, на прошлом конкурсе Чайковского, когда одна из высоких премий была присуждена, как я потом слышал от очень авторитетных людей, частной ученице или ученику одного из членов жюри. Такие вещи невозможно предвидеть. Поэтому, я думаю, если все голосуют, то все голосуют.

Есть точка зрения, что если ты в жюри, то твои ученики не должны играть.

Разве это реально? Проблема, когда одни учат, другие будут судить усугубляется еще больше. И потом, тогда надо выбирать? Например, если у тебя сильный класс, а у меня, например, в консерватории сильный класс, много лауреатов, то хочется и дать возможность ребятам поиграть, и усилить конкурс — это ведь наш конкурс. А если я окажусь в жюри, я должен отказаться выпускать своих учеников? Или же я должен отказаться от жюри? Я не сторонник такого решения. Я сторонник строгой системы подсчета баллов, когда верхний и нижний балл отпадают.

А вот извечная проблема публики и жюри. Ведь публика всегда имеет свой взгляд, у нее — часто своя конъюнктура. Вы ощущали расхождение ее мнения с жюри?

У кого что болит!.. Я не слышал ни одного высказывания, ни одного музыканта, не только публики, но видных профессоров, которые бы не сказали — «Как, Квун не в финале?!». Один профессор, просто сказал мне — «Я не понимаю — как?! У меня слезы на глазах! Как он мог не пройти в финал при такой игре?!».

Изменились ли репертуарные требования?

Изменились. С чем я тоже не очень согласен. Я с огромным уважением отношусь к Спивакову, очень его люблю, и как артист он всегда был мне очень симпатичен, но, мне думается, что в составлении программы тоже были какие-то странные вещи. Невозможно, хоть это конкурс имени Чайковского, а не имени Баха, отказаться от очень важного: с 1958 года проходит конкурс, и неизменными были всегда либо две части Баха, обязательно с фугой, либо Чакона. Это — наиболее показательное, наиболее трудное — ведь это же конкурс такого высокого ранга! А в этом году первый раз в программе были сделаны изменения: надо было играть Прелюд и Лур из Ми мажорной Партиты, причем Лур был сокращен, играли один Прелюд. Или же две части (III и IV) ля минорной Сонаты. Без фуги. Конечно, любого Баха трудно играть. Но, все-таки… Я думаю, это — для молодежного конкурса хорошо, но не для конкурса Чайковского.

Это облегчало исполнительскую задачу?

Не знаю, насколько облегчало, но это снижало уровень. И это вызвало, как я слышал, удивление и в других странах. Были и другие непонятные для меня вещи: «Значительное произведение одного из названных современных авторов». Очень хорошо, что современную музыку надо было играть. Раньше на этом месте было либо специально написанное к конкурсу сочинение, либо произведение той страны, которую исполнитель представляет. А что значит «значительное»? Значительная, например, Соната Шостаковича или Соната Бартока. Но на этом туре уже есть Соната Бетховена. А это уже 45–50 минут. А еще есть виртуозное произведение, пьеса Чайковского и еще обязательное Скерцо из Первого скрипичного концерта Прокофьева. Последнее, кстати, тоже вызвало удивление — исполнение оркестрового сочинения под рояль?! В общем, тут для меня были странные вещи, хотя, сколько людей, столько мнений…

И все-таки конкурс вещь достаточно универсальная, желательно, чтобы все было продумано, выверено.

Мне тоже так кажется. Или, например, в финале. Кроме обязательного концерта Чайковского был указан список концертов. Но в этом списке не было, к примеру, Испанской симфонии Лало. Не было концертов Венявского, концертов Паганини. А я помню, как именно исполнив на третьем туре Концерт Паганини, замечательные скрипачи становились первыми. Например, Виктор Третьяков. Он играл его просто фантастически! В программе были современные концерты, но почему-то не было Концерта Стравинского. Почему?

По поводу второго концертного произведения. Вы считаете, что надо перечислить концертную литературу, или надо дать музыкантам свободу выбора?

Я считаю, надо дать свободу выбора. Ведь к третьему туру уже почти все ясно. И потом Концерт Чайковского настолько показателен, что к нему пусть каждый добавит то, что ему ближе.

А раньше так было? Второй концерт выбирался самим исполнителем?

Многие годы не было никакого списка, из которого надо выбирать. Хотя сейчас на некоторых конкурсах это практикуется, я считаю, что при одном обязательном концерте, второй может быть ad libitum.

Как Вы думаете, почему была мало представлена Европа? Больше — Азия.

Это веяние времени. XXI век — век Востока. Китай, Корея, Япония — они сейчас колоссально развиваются. Может быть не у всех есть настоящее творчество, но владеют инструментом они порой просто феерически. И это касается не только скрипачей, но и пианистов, виолончелистов…

А какова она, наша музыкальная молодежь?

Их не только любишь, но и уважаешь. В наше время, с его отношением к классической музыке… А они этому отдают жизнь! Причем у них ничего не гарантировано. Ведь когда-то, получив премию на крупном конкурсе, ты входил в обойму. Имел гастроли. Сейчас ничего не гарантировано, если тебя не раскрутили.

А победа на конкурсе Чайковского — это раскрутка? В плане ангажемента. Предусмотрены для победителей какие-то туры?

Так должно было бы быть. Но, насколько я знаю условия, им кроме премии и выступления в Большом зале ничего не гарантируют. Но тот, кто понравился — его, наверное, приглашают. Возможно приезжают какие-то импресарио, слушают… Но конкурс Чайковского за последние годы несколько подмочил свою репутацию.

То есть конкурс Чайковского сегодня — это уже не знак высочайшей пробы?

Прошлые конкурсы Чайковского имели больший резонанс в мире. Может быть и с другими конкурсами так, но конкурс Чайковского — наш. Потому и у Московской консерватории болит душа за него, и у профессуры. Тяжело, когда с тобой — так. Не знаю, кого имел в виду Спиваков, когда говорил в интервью, что ему не до конца дали самому сформировать жюри, что ему кого-то навязали. Его спросили — кого навязали? Кравченко? Грача? Он не назвал никого конкретно, но…

В свое время была распространена деловая игра — «Если бы — в данном случае организатором конкурса — был я?» Как бы Вы его выстраивали? Что бы Вы вернули из того, что утрачено?

Это очень сложный вопрос. Об этом может быть не следует вспоминать, но какое-то время велись разговоры, что я буду председателем жюри. Конечно я многое сделал бы по другому — время идет, мы меняемся, многое играем иначе, многое вносит и новое поколение. Но я постарался бы не нарушать традиций.

Ведь каждый значительный кон курс должен иметь свои традиции. У конкурса Чайковского есть свое лицо. А вообще очень бы хотелось дожить до следующего конкурса Чайковского — нашего праздника музыки. И хотелось бы, чтобы в нем, как в былые годы, доминировала Московская консерватория. Великая консерватория.

Публикацию подготовила
проф. Т.
А. Курышева

Поделиться ссылкой: