№ 9 (1302), декабрь 2012
Минувшей осенью в Рахманиновском зале прошли первые два концерта абонемента «К 90-летию ПерСимфАнса», посвященные Сергею Александровичу Кусевицкому, выдающемуся контрабасисту, дирижеру и меценату. Музыканты первого симфонического оркестра Москвы, основанного Кусевицким в 1911 году, впоследствии и составили костяк Персимфанса – оркестра без дирижера. «Обращаясь с нашим оммажем к Сергею Кусевицкому и его времени, мы погружаемся в звуковой мир, живущий по иным – почти полностью утерянным – эстетическим канонам. Пытаясь воскресить все самое волнующее в этом мире, ради этой безнадежной, бесполезной эфемерности, мы сооружаем нашу музыкальную машину времени» (из аннотации к концерту).
Первое испытание – 22 сентября – показало эффективную работоспособность созданной машины. За исключением двух пьес для фортепиано, практически все первое отделение концерта являлось бенефисом Григория Кротенко, лауреата III международного конкурса им. С. А. Кусевицкого. Его небольшой контрабас (Giovanni Paolo Maggini, 1624) наполнял зал объемным звуком, тембрально близким, как это ни парадоксально, скорее, к низкому женскому голосу, чем к мужскому. Программу составили как оригинальные произведения для контрабаса («Грустная песенка», «Вальс-миниатюра», «Анданте» из Концерта для контрабаса С. Кусевицкого и «Элегия» Дж. Боттезини), так и переложения: Andante cantabile П. Чайковского (переложение Й. Рамбоусека, учителя Кусевицкого), «Kol Nidrei» М. Бруха (переложение Кусевицкого), «К вечерней звезде» из оперы «Тангейзер» Р. Вагнера (П. Казальс) и «Les adieux de Marie Stuart» Вагнера (Г. Кротенко).
О Петре Айду, партнере Григория Кротенко в первом отделении этого концерта, я приведу слова Алексея Парина: «Петр Айду, безусловно, принадлежит к таким уникальным личностям, которые очень бережно относятся к своему таланту и употребляют его очень по адресу. Он занимается музыкой определенно направленно. По своей природе Петр Айду является музыкантом-аутентистом, но это слово не нужно воспринимать как то, что он ищет, как играли музыку в эпоху создания. Скорее, это поиск самого себя, того, как ты слышишь, как играли музыку тогда. Ты не остаешься равнодушным к этому, ты не подаешь это как кусок музейной ценности. Твое исполнение – есть твое желание, твоя реализация, и это все очень авторское, как авторский театр или фильм».
Несмотря на жанр академического концерта, атмосфера была наэлектризована «живыми» токами. Было ощущение, что вам не просто представляют выученную и отрепетированную программу, а сами музыканты в процессе игры стараются прислушиваться к моментным настроениям, нюансам, и от этого активное слушание, боязнь пропустить что-то, что нарушило бы последовательность происходящего, не покидало слушателей до конца выступления. Традиционные фраки музыкантов уступили место ярким костюмам (например, Григорий выступал в рубашке оранжевого цвета).
Завершил концерт редко исполняемый Квинтет g-moll С. Прокофьева для гобоя, кларнета, скрипки, альта и контрабаса, соч. 39. Сам автор называл это произведение «музыкой для избранных музыкантов». И хотя квинтет – ансамбль равноправных солистов, было заметно, что Григорий в данном случае выступал в качестве руководителя или концертмейстера коллектива.
Второй концерт абонемента – 17 ноября – начался при полностью погашенном освещении. На сцене находились странные предметы, напоминавшие длинные неуклюжие швабры. Лежал большой барабан, причем под обод с одной стороны было что-то подложено, очевидно, для создания максимального динамического диапазона. Немного сбоку стоял большой шкаф без стенок с висящими внутри него большими металлическими листами. В центре сцены лежали две связки стальных заготовок для огромных ключей. Когда ко всем этим аппаратам подошли исполнители, погас свет и наступила тишина, из которой начала мерцать шумовая точка. Она становилась увереннее и жирнее, уже устойчиво гудела и продолжала равномерно увеличиваться и надвигаться. К ней добавлялись все новые звуки – шипение трущихся друг о друга металлических листов, синкопированный, «не в ногу», стук «швабр», бряцание связок «ключей». В конце концов, эта звуковая силища, достигнув своей кульминации и чуть не разрушив зал, переехала нас и неспешно удалилась, передав нам огромный заряд энергии и заставив снова полюбить тишину… Это был «Поезд» – фрагмент звукооформления спектакля МХТ «Анна Каренина» В. Попова. Чуть забегая вперед, скажу, что в завершение первого отделения «Поезд» нас переехал еще раз, но уже в обратном направлении…
Второй концерт был более разнообразен в ансамблевом плане. «Раздумье» для виолончели и фортепиано Н. Рославца (1921) представили Петр Кондрашин и Петр Айду. Соната для двух скрипок до мажор С. Прокофьева как будто специально была написана для великолепных Елены Ревич и Аси Соршневой. Очень современно выглядело премьерное исполнение Федором Амировым Сонаты № 2 для фортепиано В. Задерацкого. Впечатление звукового замедления оставили три прелюдии для двух фортепиано И. Вышнеградского. Расположение инструментов под прямым углом друг к другу позволило Петру Айду одновременно играть на обоих. Кроме того, рояли были настроены так, что представляли собой единый 24-тоновый инструмент, где каждая нота звукоряда отличалась от другой на четверть тона. Это создавало галлюцинирующее ощущение «стекания» отдельных звуков.
Программу завершал «Септет» для флейты, кларнета, фагота (который почему-то не был указан в программке), трубы, скрипки, виолончели и контрабаса Г. Попова. Это произведение, которое совершенно раскритиковал в 1927 году С. Прокофьев, было заново открыто в 60-е годы прошлого века. Второе издание септета в 1971 году композитор назвал «камерной симфонией». С тех пор оно неоднократно звучало на концертах, а первая запись на пластинку была сделана с участием профессора Л. В. Ракова.
Григорий Кротенко со сцены проанонсировал и третье отделение концерта в виде перфоманса – выноса большого барабана через окно Рахманиновского зала, так как размеры дверных проемов не позволяли сделать это естественным образом. Он даже предложил желающим поучаствовать, но моих сил после всего услышанного хватило ровно на дорогу домой…
Дмитрий Высоцкий