№3 (1395), март 2023 год

Творческие контакты МГК с зарубежными партнерами успешно развивались долгие годы, продолжались они и во время пандемии. Началом тесных творческих контактов с музыкантами США был приезд в 1989 году Джеймса Фримана (р. 1939), стажера по линии программы Фулбрайта. Мне, как заведующей международным отделом Московской консерватории, было поручено организовать его стажировку. Д. Фриман, профессор Колледжа Свортсмо в Пенсильвании, ученик Пьера Булеза (в Гарварде) и Пауля Бадура-Скода (в Венской академии), пианист, музыковед, дирижер и руководитель «Оркестра 2001», в Консерватории сначала прочитал цикл лекций по истории американской музыки. Он также рассказал об «Оркестре 2001» и его репертуаре – современной музыке разных национальных школ. «Оркестр 2001» гастролировал по всему миру, но для дирижера и оркестра самыми памятными были поездки в Россию в 1990-е годы. В программах этих концертов была широко представлена музыка современных американских авторов, но, пожалуй, особое место в ней занимали сочинения Дж. Крама.

Джордж Крам (1929–2022)

Дружба Джорджа Крама с музыкантами Московской консерватории продолжалась на протяжении около 30 лет. Дж. Крам – яркий представитель «новой эклектики» в американской музыке второй половины ХХ века. В его творчестве органично переплетались американское ощущение пространства и европейская рафинированность, философия Востока и образы древности. Дж. Крам представил аллюзии на широкий диапазон стилей – от рождественских кэрол и средневековых органумов к модальности и атональности, приемам баховского контрапункта и тембровым находкам музыки ХХ века. Он развивал принцип цитирования, полистилистики и коллажа, характерные для музыки США в целом. Благодаря этим техникам Дж. Крам нашел новые смысловые связи между музыкой прошлого и настоящего. Вместе с тем он пользовался всем арсеналом средств современной музыки, включая додекафонию, сонорику, стереофонию, полистилистику, коллаж, получившие развитие в ХХ веке.

Музыка Дж. Крама обладает притягательностью и свежестью звуковых образов, она часто звучит в концертных залах не только США, но и Европы, России, Африки, стран арабского мира. В нашей стране его музыка также получила признание, завоевала любовь исполнителей и публики. Его первые концерты прошли с успехом в 1993 году в Рахманиновском зале МГК. Затем его музыка звучала и в концертных залах Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода и других городов России. Дж. Крам часто проводил мастер-классы и участвовал в творческих встречах с композиторами различных музыкальных учебных заведений нашей страны. В МГК были организованы и проведены специальные фестивали музыки Дж. Крама в 1994, 1997, 2006, 2014 и 2019 годах, в которых приняли участие солисты и ансамбль «Студия новой музыки». 

Моя дружба с Дж. Крамом и его семьей началась в 1991 году. Уже при первом посещении радушного дома в предместье Филадельфии, небольшом городке Медиа, я обратила внимание на огромную любовь композитора к природе. У Джорджа и его семьи – большой двухэтажный дом с чудесным садом. В нем обилие интересных растений, много цветов, птиц и домашних животных, в особенности собак. Самым самобытным и колоритным мне показался его кабинет. Глаз сразу задерживается на огромном столе с портретами дорогих Дж. Краму композиторов и музыкантов, рядом – кабинетный рояль.

Дж. Крам постоянно вел дневник своего творчества и концертной жизни. В кабинете устроен специальный архивный отдел. Он собирал письма, рецензии, статьи, программы, фото как профессиональный архивист и передавал их в музыкальный отдел Библиотеки Конгресса в Вашингтоне. В архиве Дж. Крама хранятся все записи исполнения его музыки в концертах и фестивалях МГК, которая до последней минуты оставалась его любимым музыкальным миром.

В кабинете хранились и альбомы его любимых художников (П. Клее, М. Шагал, В. Ван Гог, Дж. Уистлер, П. Гоген, С. Дали, В. Кандинский и др.). Идея визуального искусства в звуках была претворена Дж. Крамом вслед за М.П. Мусоргским в сочинениях «Метаморфозы» (Книга I и Книга II), последних сочинениях композитора.

Дом Дж. Крама располагает просторной комнатой, которую можно назвать концертным залом на 50 мест. Но он окружен высокими стеллажами богатой библиотеки музыкальной и художественной литературы. Дж. Крам хорошо знал музыку русских композиторов прошлого и настоящего, а русскую литературу читал в переводах. Конечно, на полках библиотеки всегда были все его изданные сочинения и он часто дарил гостям эти партитуры.

У него было много друзей-музыкантов из разных стран мира, в том числе из России. Обычно в день рождения у него встречались его коллеги и единомышленники: композиторы и музыканты-исполнители из Университета Пенсильвании и Свортсмо колледжа – Дж. Рис, Дж. Примош, Д. Финко, Дж. Рокберг, Дж. Фриман, М.-А. Барони и другие.

Дэвид Финко (1936–2021)

Вместе с Дж. Крамом в Москву неоднократно приезжал и его коллега, скрипач и альтист Дэвид Финко – американский композитор российского происхождения. Он окончил Ленинградскую консерваторию по классу композиции, был членом Союза композиторов, выступал как скрипач и альтист, но с 1979 года жил и работал в США. Деятельность Д. Финко в США была разнообразной: он преподавал теоретические предметы и композицию в Университетах Пенсильвании, Техаса, в Йельском университете, выступал в оркестрах и камерных ансамблях, сотрудничал с американскими музыкантами и исполнял свою музыку (его инструментальные концерты, нередко для самых неожиданных составов: альта и контрабаса, гобоя д’амур и гитары, трех разных флейт, трёх разных труб, – по выражению М.Б. Цинмана, «целая оркестровая энциклопедия»; более всего известны концерты для арфы и для флейты-пикколо).

Д. Финко был обаятельным, веселым и остроумным человеком. Филадельфийские композиторы обожали его и как музыканта, и как интересного рассказчика. Когда он уже жил в США, Союз композиторов РФ пригласил его в Санкт-Петербург. Симфонии и камерные сочинения Д. Финко исполнил американский дирижер Дж. Фриман. Сочинения Д. Финко исполнялись артистами оркестра Большого театра в залах МГК и в камерном зале БТ скрипачом и дирижером Камерного оркестра БТ Михаилом Цинманом. Композитор с большим успехом проводил и мастер-классы по композиции в классах А.С. Лемана, В.Г. Агафонникова, А.А. Коблякова.

Как вспоминает М.Б. Цинман, «Финко считал себя (и подчеркивал это) русским композитором. Но влияние еврейской культуры в его музыке, конечно, очень сильно, как что-то архаичное. Эти два интонационных потока иногда хорошо различимы, например, в разных эпизодах сочинения, а иногда они сплетаются неразрывно. Давид был очень теплый и даже трогательный человек, что, безусловно, слышно в его музыке».

Кармин Бальтроп (1948–2021)

Именно К. Бальтроп познакомила нас с оперой «Тримониша» С. Джоплина, и в дальнейшем это произведение вошло в учебную программу. Мы слушали запись оперы с участием певицы. По этой опере студенты писали курсовые, делали доклады. «Тримонишу» С. Джоплин написал в 1910 году, опубликована она была в 1911-м, но премьера состоялась только в 1975-м. Сам композитор признавался, что он и не мечтал услышать свою оперу на сцене, в то время С. Джоплин не имел права даже идти по той стороне улицы, где находится Метрополитен-опера. Несмотря на сложное для афро-американцев время, композитор получил хорошее музыкальное образование: Джулиус Вайс, музыкант-иммигрант из Германии, давал ему уроки бесплатно. 

В 90-е годы ХХ века К. Бальтроп неоднократно приезжала в МГК. Она успешно давала открытые уроки для студентов вокального факультета в классе Г.А. Писаренко и выступала в Рахманиновском зале с разнообразным репертуаром. К. Бальтроп проявила большой интерес к русской музыке и старалась исполнять произведения русских композиторов на языке оригинала. Она работала в Университете Мериленда деканом вокального факультета и приглашала студентов МГК выступать на концертах.

Санкт-Петербургская консерватория также приглашала К. Бальроп на мастер-классы и концерты. Она входила в состав жюри Международного музыкального фестиваля-конкурса «Три века классического романса» под председательством И.П. Богачёвой, неоднократно выступала в залах Санкт-Петербургской консерватории и филармонии. Большой интерес у петербуржцев вызвал ее концерт духовной музыки в Смольном соборе.

К. Бальтроп очень полюбила Россию, музыку российских композиторов, особенно чуткую русскую публику, концертные залы. В России певица обрела много друзей, которые довольно часто вспоминают ее выступления и с большой грустью узнали о ее кончине.

Гленн Ваткинс (1927–2021)

Гленн Ваткинс окончил университет Мичигана (степень мастера музыки, 1949) и Истмен-Школу музыки (степень доктора музыковедения, 1953). Позднее стажировался по программе Фулбрайта в Лондоне и Оксфорде, преподавал в Университетах Южного Иллинойса, затем Северной Каролины в Чэпел-хилл. С 1963 года работал в Университете Мичигана до выхода на пенсию в 1997 году. В 1984-м получил почетное звание Earl V. Moore Профессор музыки.

Г. Ваткинс был замечательным пианистом (учился у Жана Лангла и Нади Буланже) и органистом. В ходе лекций он часто иллюстрировал рассказ игрой на фортепиано, очень любил музыку французских импрессионистов. Получил Пулитцеровскую премию за книгу «Пирамиды в Лувре: музыка, культура и коллаж от Стравинского до постмодернистов», премию за книгу «Джезуальдо: Человек и Его Музыка», а в 2005 году высшую международную премию от Фонда Карло Джезуальдо.

Г. Ваткинс издал четыре тома духовной музыки К. Джезуальдо и сочинения C. д’Индиа. Когда Игорь Стравинский увлекся музыкой К. Джезуальдо, то сразу познакомился и подружился с Г. Ваткинсом. В 2010 году была опубликована книга The Gesualdo Hex: Music, Myth, and History. В ней автор показал, что музыка К. Джезуальдо и его любовная история послужили импульсом для претворения в поп-культуре, кинематографе и курсе музыки. Г. Ваткинс написал несколько книг (Soundings) о музыке XX века, ставших учебниками для американских университетов. Он гордился тем, что его частыми гостями были Игорь и Вера Стравинские.

Значимым событием для Г. Ваткинса стала возможность прочитать лекцию в МГК на кафедре теории музыки. Основные вопросы преподавателей были связаны с его творческими контактами со Стравинским. Г. Ваткинс живо интересовался художественными музеями Москвы и Санкт-Петербурга, особенно коллекциями французских импрессионистов.

В 1997 году профессор МГК Л.В. Рощина выступила с лекциями о русской фортепианной школе в Университетах Мичигана и Северной Каролины в Чэпел-хиллс. Лекциям сопутствовали концерты студентов ее класса (С. Лисиченко и А. Мелентьев). В ходе этой поездки Л.В. Рощина со студентами посетили профессора Ваткинса и гости исполнили ряд произведений на рояле в его гостиной.

Во время стажировок мне посчастливилось часто бывать у Г. Ваткинса. Вместе с его гостями, музыкантами из Университета Мичигана мы любили беседовать на разные темы, особенно он интересовался музыкальной и театральной жизнью в Москве. Студенты Г. Ваткинса – американские молодые композиторы – неоднократно приезжали в МГК и сотрудничали со «Студией новой музыки».

Ричард Тарускин (1948–2022)

Научные интересы Р. Тарускина концентрировались преимущественно в области истории русской музыки. Он опубликовал сборник статей о Мусоргском, двухтомную монографию о Стравинском. Его книга «О русской музыке» внесла огромный вклад в изучение русской культуры от Бортнянского и Глинки до современных композиторов XX–XXI веков. Его монографии, сборники статей и учебники поражают широкой эрудицией, смелой, субъективной и часто провокативной постановкой научных проблем, в чем воочию убедились участники цикла его шести лекций в Конференц-зале МГК, состоявшиеся в 2007 году.

Благодаря активному участию в международных конференциях у Р. Тарускина было много друзей из числа музыковедов Московской, Санкт-Петербургской консерваторий и других городов России. Он поддерживал общение американских студентов из Беркли со студентами и музыкантами «Студии новой музыки». Выступал профессор и как музыкальный критик, принимал активное участие в дискуссиях, иногда с очень резкой критикой. 

Музыканты США, исследующие русскую музыку, считают огромной утратой безвременный уход из жизни Р. Тарускина. А его друзья по всему миру, в том числе и в России, будут всегда вспоминать очень живого и энергичного музыковеда и друга.

Профессор С.Ю. Сигида

Фото из личного архива

№7 (1381), октябрь 2021 года

Московской консерватории 155! Как-то быстро это подступило. После ста пятидесяти, видимо, время продолжает ускоряться. А в книжном шкафу у меня стоит книга «Сто лет Московской консерватории», бабушкина еще. Книжку эту помню с самого раннего своего возраста. И помню, с каким пиететом мои бабушки, сестры Погожевы – пианистка Тамара и скрипачка Татьяна говорили о Московской консерватории. Сами они заканчивали Консерваторию в Тифлисе и стали в дальнейшем известными московскими педагогами (сыном Татьяны Погожевой был профессор Московской консерватории скрипач Игорь Безродный – прим. ред.).

Когда я позже открыла эту толстую книгу 1966 года и стала ее читать, то нашла в ней упоминание о других, более «ранних» в нашем роду сестрах Погожевых: Вере и Наталье, получивших консерваторское образование в Лейпциге, игравших Мендельсону (в 1847 году) и учившихся у Мошелеса. Они были одними из тех, с кого фактически началась русская профессиональная фортепианная школа в XIX веке. Надо ли говорить, что слово «консерватория» для меня с детства было чем-то вроде сияющего чертога, к которому надо стремиться. Я и стремилась, обучаясь на младших ступенях «концерна МГК»: в мерзляковской школе, а потом и в училище.

И вот теперь я не только работаю в Московской консерватории, но и «дозрела» до полученного в честь юбилея Консерватории Серебряного значка. С дипломом о том и с симпатичным аксессуарным дополнением в пакетике: тонким головным платком с нотным узором и с лейблом Московской консерватории. По факту, «любовь с консерваторией» случилась много раньше, чем четверть века. И тут тоже образовалась своего рода круглая дата: так вышло, что работать я в Консерватории (вести сольфеджио у духовиков) начала еще с 4-го курса, с 1981 года. За это спасибо дерзкой придумке моего научного руководителя Ю.Н. Холопова и милости тогдашнего завкафедрой теории музыки Е.В. Назайкинского, который не побоялся доверить это серьезное дело студентке, хоть и специализирующейся на проблемах сольфеджио. Просто моя трудовая книжка с 1982-го до 1992-го лежала в ЦМШ, и я ей, школке, как ее обитатели всегда называли, безмерно благодарна за ту Школу, которую она мне, как начинающему педагогу, дала. Именно она позволила мне стать в дальнейшем не просто вузовским педагогом (который нередко витает в теоретических эмпиреях, не зная, как трудно кому-то бывает разрешать тритоны и писать второй голос в диктантах, и, главное, почему), но вкусить весь цикл подготовки музыканта, с самого его малышкового возраста.

Я вообще все мои награды на консерваторском пути воспринимаю, прежде всего, как указующий знак для благовспоминания тех, кто меня выучил (а все, кто учил, надо сказать, делали это, каждый в меру своего таланта, хорошо). И еще, конечно, как благодарность за причастность к большому музыкантскому древу – и многопоколенческому семейному, и общецеховому. Наверное, в этом концентрированном благодарении и есть один из глубинных смыслов празднований юбилеев. Вспомнить всех и попробовать внутренне настроиться на одну энергетическую волну с ними. Собственно, пока мы можем вспоминать, мы сами в состоянии передавать студентам «из клюва в клюв» не только знания и секреты мастерства, но и «то самое», чего словами не опишешь и что и так понятно любому музыканту-птенцу консерваторского гнезда.

Профессор М.В. Карасёва

№3 (1377), март 2021 года

Пятнадцать лет назад ушел из жизни заслуженный деятель искусств, народный артист Российской Федерации, главный дирижер Дальневосточного симфонического оркестра, почетный гражданин города Хабаровска Виктор Зигфридович Тиц (1938–2006) – гордость не только Дальнего Востока, но и всей России. Окончив Московскую консерваторию на теоретико-композиторском факультете и аспирантуру по специальности «оперно-симфоническое дирижирование» у профессора Л.М. Гинзбурга, воспитавшего немало известных дирижеров, Виктор Зигфридович начал и прошел свой творческий путь в Хабаровске в качестве руководителя и главного дирижера Дальневосточного симфонического оркестра (ДВСО).

Человек высокого интеллекта, необычайно трудоспособный, дисциплинированный и терпеливый, он имел большой запас идей, мыслей и предложений. Любовь Виктора Зигфридовича к искусству была неподдельной, самоотверженной и горячей, а работа в этой области наполняла его радостью. Результаты своей продуманной деятельности он предвидел и считал, что делает общество духовно более здоровым. Он не только всегда был готов обучать и воспитывать юных музыкантов, но и сам учился, набирая опыт и знания, чтобы передать их людям.

В.З. Тиц 28 лет руководил ДВСО, подняв его исполнительский уровень до международных стандартов. За время его руководства оркестр вырос необычайно. Его имя узнали и за пределами Хабаровска (Камчатка, Сахалин, Курильские острова, Магадан, Чита), и за рубежом (Япония, США, Китай, Корея). Я проработала в ДВСО в качестве пианистки 35 лет. Из них 22 года находилась рядом с этим выдающимся человеком, наблюдая устремления и воплощение его многообразных идей. Я безмерно благодарна судьбе за то, что она предоставила мне возможность пройти такую школу профессионализма под руководством внимательного и доброжелательного музыканта.

Репертуар дирижера отличался богатством и разнообразием. Будучи немцем по происхождению, он часто включал музыку немецких композиторов в свой репертуар (симфонии Бетховена, Брамса, Малера, Брукнера). Любил Виктор Зигфридович исполнять и русскую музыку, охватывая нашу историю единой духовной волной. В его программах разворачивались картины далеких времен русских богатырей («Богатырская симфония» Бородина) и исторических событий России (Торжественная увертюра «1812 год» Чайковского, Седьмая и Восьмая симфонии Шостаковича), переливались золотом куполá церквей в «Богатырских воротах» Мусоргского. Он исполнял прекрасную музыку Римского-Корсакова и Глинки на сюжеты сказок Пушкина и Островского: «Золотой петушок», «Руслан и Людмила», «Сказка о царе Салтане», былина «Садко», «Снегурочка» и многое другое.

Интересовался Виктор Зигфридович и музыкой XX века. В его репертуаре мы найдем симфонии Шостаковича, сочинения Стравинского, Бриттена. Он считал своим долгом продвигать музыку современных композиторов Дальнего Востока. Они с благодарностью вспоминают маэстро, под управлением которого оркестр впервые исполнил их произведения. Н. Менцер, Ю. Владимиров, Р. Столяр, А. Гончаренко, Б. Напреев, А. Новиков, С. Москаев, Э. Казачков, Ю. Рабинович – вот далеко не полный список авторов, которым В.З. Тиц подарил свое внимание и заботу. Фестивали современной музыки «Дальневосточные ассамблеи», длившиеся по четыре-пять дней с обязательным участием ДВСО под его управлением, являлись своеобразным отчетом композиторов о своем творчестве. Проект под названием «Новейшая музыка Японии и России. 2+2» удивительнейшим образом вписался в ряд концертов современной музыки.

С конца 1992 года открывается новая страница творческой деятельности маэстро. По договоренности с директором Дальневосточного регионального отделения международного благотворительного фонда и организатором конкурса «Новые имена» А.А. Никитиным, доктором искусствоведения, профессором Хабаровского института искусств и культуры (ХГИИК), В.З. Тиц участвует со своим оркестром в проведении заключительных концертов лауреатов конкурса. Надо признаться, что руководство края и города на это предложение откликнулись с воодушевлением, и такие отчетные концерты стали проходить на постоянной основе.

Не могу не вспомнить о том, что мне очень близко – о студентах Хабаровского краевого колледжа искусств. В период с 1992-го по 2005-й год свыше двадцати студентов фортепианного отделения колледжа (классы Г.В. Никоненко, М.Ф. Шальтис, Л.А. Токаревой и Т.Н. Ивановой) выступили с ДВСО под управлением В.З. Тица. Будучи в самом расцвете творческой деятельности и ощущая в себе потребность воспитывать, направлять и готовить достойную смену, Виктор Зигфридович решил занять восприимчивый ум детей, разбудить их воображение и скрытые силы для творчества. Он хорошо осознавал, что творчество покоится на дисциплине духа при условии накопления знаний и навыков. «Воспитывать – не значит дать ряд механических правил, – развивал он свою мысль – Необходимо объединение радости творчества и совершенствования». Это требует времени, поэтому многих ребят он приглашал в свои проекты не один раз, наблюдая их рост и направляя на дальнейшее развитие. Виктор Зигфридович учил их терпеливости в работе и отшлифовке произведения, убедительности исполнения.

Не только пианисты участвовали в концертных проектах Тица, но и студенты духового, струнного, вокального отделений колледжа были допущены к «святая святых» – Дальневосточному симфоническому оркестру. Вы только вдумайтесь, сколько раз поднималась его волшебная палочка, чтобы продирижировать концертами вступающих во взрослую и ответственную творческую жизнь юношей и девушек! Все они стали настоящими профессионалами и достойно представляют своих учителей, Хабаровский колледж искусств и В.З. Тица на родине и за рубежом. Девиз маэстро, обращенный к юному поколению, можно выразить словами А.К. Толстого: «Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье!».

Виктор Зигфридович работал ради всего того, что можно включить в область культуры. Он создал и возглавлял кафедру «Инструментального исполнительства» в ХГИИК, неоднократно посещал Южную Корею с мастер-классами по симфоническому дирижированию для студентов Сеульской консерватории. Там же, в Сеуле, я неожиданно узнала, что Виктор Зигфридович ежедневно, не пропуская ни одного дня, работал по ночам над правками партитур, перекладывал произведения разных авторов для исполнения их симфоническим оркестром. Такая дисциплина духа поражает и заставляет размышлять о том, что творчество – это и есть настоящий подвиг.

Мечта В.З. Тица – оставить после себя след на земле – осуществилась. Он живет в сердце каждого, кому посчастливилось соприкоснуться с ним и его искусством.

Мелита Феликсовна Шальтис, преподаватель Хабаровского краевого колледжа искусств, заслуженный работник культуры РФ

№8 (1373), ноябрь 2020 года

30 сентября, в день ангела Веры, Надежды, Любови и их матери Софии, в Конференц-зале Московской консерватории состоялась встреча, объединившая разные континенты и часовые пояса Земли. Музыканты от Камчатки до Калифорнии собрались онлайн, чтобы почтить память великой русской арфистки, профессора Веры Георгиевны Дуловой (1909–2000).

Вера Георгиевна родилась в музыкальной семье, где с раннего детства ее окружали талантливые музыканты, и сама атмосфера способствовала благоприятному развитию творческих навыков. Ее имя стало символом отечественной арфовый школы исполнения. Благодаря большому интересу к новому, Вера Георгиевна популяризировала музыку таких композиторов как Альфредо Казелла, Комелад Паскаль, Жан-Мишель Дамаз, Пауль Хиндемит, Бенджамин Бриттен. Знаменитая арфистка оставила богатое наследие: благодаря каждодневному труду и любви к педагогике она воспитала целую плеяду талантливых учеников.

На встрече собрались ученики разных выпусков, ассистенты и близкие друзья профессора Дуловой. Александр Баранов, организовавший данное мероприятие, на открытии вечера упомянул о географическом разнообразии собравшихся гостей online и offline, заметив: «По обе стороны Тихого океана несется имя Веры Дуловой».

Профессор РАМ имени Гнесиных Н.Х. Шамеева поделилась воспоминаниями. «В классе В.Г. Дуловой всегда царила особая атмосфера, – рассказывает Наталия Хамидовна. – Главным было поверить педагогу и, не сомневаясь, все менять. Я пришла и подчинилась ее оценке». У исполнителей бытует мнение, что лучше всего на арфе звучит второй палец, поэтому мелодию следует начинать именно с него, но у Веры Георгиевны «все пальцы пели». Наталия Хамидовна продолжает: «Она научила нас играть красивым звуком всеми пальцами. Работа у новичков в классе начиналась с этюдов Черни, вариаций, а вопросов, играть фугу или нет, не возникало, так как Вера Георгиевна не любила облегчений. Все оркестровые партии всегда исполнялись так, как написал композитор. И, как помню, она любила сравнивать блестящий пассаж с бокалом шампанского, считала, что это сравнение очень яркое, что оно помогает ученикам».

Во время прогулок между уроками Вера Дулова часто рассказывала о встречах с Есениным, Маяковским, Шостаковичем. «Мы, ученики, знаем, как она любила после концерта собирать свой класс, друзей, композиторов, – говорит Н.Х. Шамеева. – Как вы понимаете, большая честь находиться в такой компании. То, что мы продолжаем говорить о Вере Георгиевне уже в своих классах, способствует тому, что ее имя живет, звучит; и, дай Бог, чтобы наши студенты несли это в будущее».

Ника Рябчиненко, солистка оркестра Большого театра России, лауреат международных и всероссийских конкурсов, вспоминая свою учебную жизнь и профессиональную деятельность, рассказывает: «Когда я отправилась на первую консультацию к Вере Георгиевне, мне было страшно. Летя в квартиру, я испытывала непередаваемое волнение. Конечно, боишься, так как идешь к самому „божеству“, в тебе живет страх, а вдруг сделаешь шаг не туда». Уже на первом курсе обучения в Московской консерватории у Ники Николаевны началась подготовка к американскому конкурсу. Программа большая: она состояла из 15 произведений, и исполнение целиком занимало около 3-х часов, а то и больше. «Было мало времени на подготовку, – рассказывает арфистка, – а я осмелилась и попросила дать мне возможность приезжать на урок раз в неделю: нехорошо тратить время профессора на то, что я не успела подготовить».

Вера Георгиевна была председателем Всесоюзного объединения арфистов. Известно, что после встреч объединения все уходили в творческом подъеме. Ника Николаевна вспоминает: «В 2012 году у меня появилась возможность создать музыкальной салон Веры Дуловой. Я считаю своим долгом говорить о профессоре, мастере, дорогом мне человеке, устраивать концерты в ее честь. Сколько уже поколений арфистов выросло! Мы должны неустанно говорить о явлении Веры Дуловой, чтобы молодое поколение понимало, личностью какого масштаба была наша дорогая Вера Георгиевна».

Арфовая музыка в исполнении талантливых выпускниц Московской консерватории Нины Куприяновой и Ники Рябчиненко дополняла устные выступления на конференции. Еще при жизни подобные встречи 30 сентября были доброй традицией, возможностью провести день с «виновницей торжества». Память о великом музыканте, женщине и педагоге еще долго будет жить, и за это огромное спасибо всем ученикам, которые продолжают сохранять традиции отечественной арфовой школы.

Алевтина Коновалова, студентка НКФ, муз. журналистика

Фото Дениса Рылова

№2 (1367), февраль 2020

В декабре 2019 года ушла из жизни замечательный педагог, выпускница Московской консерватории, доцент кафедры истории зарубежной музыки Елена Исааковна Гордина. В память о Елене Исааковне «Российский музыкант» публикует ее яркие воспоминания о времени учебы в Консерватории. Будучи студенткой, Е.И. Гордина принимала активное участие в собраниях Научного студенческого общества (НСО), которым на тот момент руководил Ю.А. Фортунатов. Предлагаемый вниманию текст – расшифровка выступления Е.И. Гординой на юбилейной встрече участников СНТО 23 ноября 2018 года на тему: «О сотрудничестве с Ю.А. Фортунатовым».

Елена Исааковна Гордина: «Рассказывая о наших собраниях НСО, вспоминаешь всю нашу жизнь, то кипение энергии, которое сопровождало и учебу, и участие в мероприятиях НСО. Это было очень увлекательное время! Много замечательных знакомств с новой музыкой и с новыми композиторами нам подарил Юрий Александрович Фортунатов.

Удивительным событием, интересным явлением в то время для нас было знакомство и вникание в композиторское письмо, в оркестр Карла Орфа. Больше всего запомнилось, как Юрий Александрович рассказывал и разбирал некоторые оперы Орфа, в том числе оперу «Луна» (Der Mond).

Еще одно яркое воспоминание, связанное с Фортунатовым, знакомство с эстонским композитором Эдуардом Тубиным. Композитор Тубин и его произведения были предметом особого увлечения Юрия Александровича, и мне с И.В. Коженовой посчастливилось с ним встретиться. Юрию Александровичу стало известно, что в Ленинградской филармонии дирижер Неэме Ярви должен был исполнить Пятую симфонию Тубина. Юрий Александрович дал поручение мне и Ирине Васильевне отправиться в Ленинград, добыть партитуру симфонии и сделать копию. Конечно, сейчас подобная просьба не вызовет особых проблем, это сделать довольно просто. А тогда это была проблема.

Юрий Александрович заранее договорился с Н. Ярви, что тот даст нам партитуру, мы должны ее сфотографировать, и на следующий день перед концертом вернуть ноты. За день до концерта, после репетиции нам торжественно вручили огромную партитуру симфонии, и мы тотчас отправились в фотоателье делать копию. Мы обошли несколько «Фотографий», но при виде размеров и объема работы никто не соглашался взять такой заказ. Мы очень расстроились и уже не знали, что делать, как я вспомнила, что в Ленинграде тогда был институт киноинженеров, где как раз работал мой дядя. Мы поехали в этот институт, и там нам сделали микрофильм.

Это тоже заняло определенное количество времени. И когда на следующее утро, за полчаса до концерта, мы принесли партитуру дирижеру, он сказал: «Я думал, что концерта не будет». Но все закончилось благополучно! И, конечно, мы были счастливы, что нам удалось выполнить поручение нашего профессора. А главное, что за этим последовал результат: в 1966 году в издательстве «Музыка» была издана 5-я симфония Тубина на основе микрофильма, который мы привезли.

А вот еще одно приятное воспоминание! Однажды, мы с Ириной Васильевной были командированы в Таллин. В аэропорту нас встретил композитор Вельо Тормис и проводил до гостиницы. Но с заселением возникли некоторые проблемы: наш номер должен был освободиться лишь к вечеру, и нам необходимо было где-то переждать. Тормис не растерялся и передал нас из рук в руки Арво Пярту. Пярт взял над нами шефство, повел в артистическое кафе под забавным названием «КукУ». И там мы провели замечательное время в обществе Пярта и Ряэтса. Так нам удалось познакомиться с этой жизнью.

Вскоре, меня и Ирину Васильевну пригласили на заседание в Союз композиторов. Помимо нас, студенток Московской консерватории, на заседании присутствовали многие композиторы – в тот день проходило прослушивание написанных сочинений. Как только были исполнены все работы, началось обсуждение, и, неожиданно, нам предоставили первое слово. Только представьте степень нашего смущения! Конечно, я уже не помню, что именно мы там наговорили, но стоит отметить, что отношение к нам было исключительное. Думаю, не из-за нас, это была, своего рода, дань уважения Юрию Александровичу. Вечером нас позвали в театр на премьеру. В зале собрались все тогдашние молодые эстонские композиторы – в тот день состоялись две балетные премьеры: «Улица» Х. Юрисалу и «Мальчик и бабочка» Э. Тамберга. Конечно, для нас это было интересно, потому что произведения, с которыми мы там познакомились, в значительной степени отличались от тех, что звучали в Москве. Все это очень обогащало нашу студенческую консерваторскую жизнь.

В 1960-х годах в Консерватории действовал композиторский клуб. Некоторые заседания проводили в профессорском буфете, и в такие дни там устанавливали пианино. Были очень интересные встречи, события, и я очень хорошо помню одно из таких: музыкально-интеллектуальную дуэль между Юрием Буцко и Алексеем Рыбниковым, которая действительно оказалась очень увлекательной.

Об одном событии я бы еще хотела вспомнить. Весной, в марте 1967 года, у нас был композиторский «десант» в Ленинград. В это время там проходил Ленинградский студенческий фестиваль молодых композиторов, и мы небольшой группой студентов и аспирантов поехали на это мероприятие. Среди поехавших были Юрий Буцко, Геннадий Банщиков, Василий Лобанов. По возвращении я написала статью в газету «Советская культура», и, как ни странно, мой текст приняли, и вскоре даже опубликовали (№53 от 6 мая 1967 года). Еще хорошо помню, как в 1968 году в Москву приехал оркестр BBC вместе с Пьером Булезом (в то время он был его главным дирижером). Когда еще Булез окажется в Москве?! И я в качестве мероприятия НСО предложила устроить с ним встречу. Мне запретили это делать, но, тем не менее, я все равно нашла выход из, казалось бы, безвыходной ситуации: в то время у нас учился иностранный студент из Бельгии, и вот в его комнату в общежитии мы и пригласили Булеза. Встречал знаменитого композитора Эдисон Денисов, он же и переводил нам. Я была на этой встрече, за что потом получила выговор.

Была масса ярких событий, которые навсегда остались в памяти…»

№1 (1366), январь 2020

Ровно год прошел с того дня, как 9 января 2019 года в Рахманиновском зале Московской консерватории состоялся вечер «Учитель и ученики», посвящённый 20-летию со дня кончины профессора Альберта Семёновича Лемана (1915–1998). На концерте, который подготовил доц. С.В. Голубков, в исполнении ведущих российских музыкантов и самих авторов звучали сочинения А.С. Лемана и его учеников О. Ростовской, С. Загния, Д. Ушакова и А. Хасаншина.

Этот концерт был очень важен для всех, кто помнит своего Учителя, ведь он показал огромную значимость композиторского опыта А.С. Лемана для российской многонациональной музыкальной культуры. Мы еще раз убедились, что во многом благодаря педагогическому методу «школы Лемана» (равно как и «школы Литинского», «школы Мясковского») отечественная композиторская традиция в ХХ веке смогла реализовать свой колоссальный полиэтнический потенциал.

Именно благодаря самоотверженному труду этих отечественных педагогических школ в СССР смогло сложиться такое уникальное и самобытное явление как симфонизация песни. Этот важнейший этап модерна любая этническая музыкальная культура должна пройти, чтобы перейти от стадии фольклорной, этнографической к профессиональной. А также, чтобы иметь возможность в будущем противостоять разрушительной силе глобализации. Освоив этот этап, любая национальная академическая музыка может получить прочное основание двигаться дальше.

Российская многонациональная музыкальная культура, благодаря отечественным педагогическим школам композиции (татарской, башкирской, чувашской, тувинской, бурятской и др.), находится не в условиях парадигмы ориентализма (согласно Эдварду Саиду, «как западного стиля доминирования, реструктурирования и осуществления власти над Востоком»). Она мыслится как европоцентричная и профессиональная академическая, как уникальное явление культурной жизни, невозможное и непредставимое на Западе.

С помощью композиторского метода симфонизации песни в рамках модерна удалось преодолеть тот казавшийся прежде непреодолимым разрыв между фольклорным напевом и крупной симфонической формой – то есть сделать то, о самой возможности чего весьма критично отзывался А. Шёнберг в своей статье «Симфонии из народных песен (фольклористические симфонии)». В рамках отечественных педагогических школ было выявлена и воплощена динамика выведения композиторской формы в просвет этнического.

Подобная практика бережного отношения к национальным музыкальным традициям всегда была важной составной частью русской композиторской школы. Русские немцы и русские евреи – такие, скажем, как учитель А.С. Лемана в Ленинградской консерватории М.Ф. Гнесин, – подняли на высочайший уровень требования проработки этнического, национально ориентированного музыкального материала. М.Ф. Гнесин, кстати, был инициатором ведения вузовского курса композиции начиная с первого года обучения – до того студенты получали право заниматься в классе свободного сочинения только по прохождению классов гармонии и контрапункта.

Только через национального творца этнос обретает голос – иначе и быть не может. Именно в просвете национального и только благодаря ему преодолевается косноязычие и «безъязычие» коллективной личности народа, несомой во времени и пространстве его духовным телом. Только через национального творца – представителя своей этнической общности, этнос преодолевает немоту рода, а коллективная личность народа начинает светиться и светить неугасимым пламенем.

Доцент А.Д. Хасаншин,

Уфимский институт искусств, выпускник МГК 1995 г.

№8 (1364), ноябрь 2019

Великий учитель, поэт фортепиано, музыкант-мыслитель, настоящий волшебник… Так отзывались о творчестве Виктора Карповича Мержанова современники, ученики, почитатели его неповторимого дарования. В этом году международная музыкальная общественность отмечает 100-летие со дня рождения выдающегося пианиста, народного артиста СССР, профессора Московской консерватории В.К. Мержанова, проработавшего в Alma Mater без малого три четверти века.

21 сентября 2019 г. в Овальном зале Музея им. Н.Г. Рубинштейна состоялся вечер, посвященный этой знаменательной дате. В нем приняли участие ученики, коллеги, друзья Виктора Карповича, почитатели его таланта и истинные любители фортепианного искусства. Вечер открыл директор музея В.М. Стадниченко. Он отметил, что исполнительское искусство Виктора Мержанова представляет особый интерес для молодых музыкантов. Его творчество и гражданская позиция – это отражение лучших традиций Московской консерватории.

Профессор М.В. Никешичев поделился воспоминаниями о встречах с Виктором Карповичем, рассказал о ярких страницах его творческой биографии – о годах учебы в Московской консерватории, которую пианист окончил с золотой медалью, об участии в Великой Отечественной войне, о блестящей победе на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей в год Великой Победы. И о том значительном вкладе, который внес В.К. Мержанов в историю музыкальной культуры, являясь концертирующим пианистом с мировым именем и одним из ведущих профессоров не только Московской консерватории, но и Варшавской академии музыки (1973–1978) и Высшей музыкальной школы г. Троссинген в Германии (1990–1998).

Народный артист России, профессор Ю.С. Слесарев, рассказал о годах учебы в классе  профессора Мержанова, о масштабной концертной деятельности пианиста. На протяжении своей жизни Виктор Карпович дал более 2000 концертов, выступал и с сольными концертами, и с симфоническими оркестрами под управлением выдающихся дирижеров, среди которых К. Кондрашин, А. Гаук, Н. Аносов, К. Иванов, Е. Светланов, Г. Рождественский, Ю. Темирканов, Ф. Мансуров. Виктором Карповичем было сделано многочисленное количество грамзаписей, которые выпускались не только в СССР, но и в США, Италии, Японии. Он был одним из первых исполнителей фортепианных произведений С. Прокофьева, записи которых до сих пор считаются эталоном фортепианного искусства.

В концертной программе юбилейного вечера приняли участие: ученица В.К. Мержанова, проф. Н.Н. Деева, в великолепном исполнении которой прозвучала «Элегия» Рахманинова, а также проф. М.В. Никешичев, доц. А.М. Малкус и Михаил Ковалев, лауреат международного конкурса имени В.К. Мержанова в Болгарии, исполнивший собственное сочинение – две части из фортепианной сюиты «Посвящение Мержанову».

И еще одна премьера состоялась в тот вечер. В дар музею Консерватории была передана скульптурная композиция «Рука войны», изображающая руки великого мастера фортепиано Виктора Мержанова. Ее автор – известный скульптор, член Союза художников России В.С. Пилипер – создатель также скульптурных портретов В.К. Мержанова и Р.Б. Баршая, которые украшают галерею великих музыкантов в фойе Большого зала Консерватории.

После официальной части вечера все желающие имели возможность ознакомиться с фотовыставкой, подготовленной заведующей архивом МГК Р.Н. Трушковой. В посвященной великому пианисту экспозиции представлен богатый событиями и яркими достижениями жизненный путь В.К. Мержанова, чья многогранная деятельность – пример бескорыстного служения искусству.

Евгений Достов, курсант Института военных дирижеров Военного университета

№8 (1355), ноябрь 2018

Столь солидный заголовок – всего лишь игра, скрывающая простое арифметическое действие: 80+20=100. За внушительной цифрой столетия спрятались сразу две меньшие годовщины, знаменующие начало пути консерваторских газет: «Российского музыканта», нареченного при рождении музыкантом Советским, и «Трибуны молодого журналиста», его младшей «подруги», вечно юной студенческой публичной площадки. Уходящий год, юбилейный для обеих газет, ведет к разным истокам: первый «Советский музыкант» вышел в апреле 1938 года, но первую «Трибуну» читатели увидели в ноябре 1998-го, и эту веху будем считать полноценным «столетним» этапом для совместного торжества.

Слово журналистика – сегодня одно из самых востребованных в разного рода публичных обсуждениях. Людей интересует и сама деятельность, и суть профессии, и факультеты в университетах с огромным вступительным конкурсом, и конкретные личности в безграничном медийном пространстве. Каналы их выхода в социум непрерывно множатся – старушку периодику, царившую когда-то, уже давно сопровождают радио, телевидение, наконец, интернет с разноликими сайтами и всеядными соцсетями. Наши «юбиляры»  тоже уже два десятилетия параллельно существуют в электронной версии – на интернет-сайте консерватории они имеют собственный сайт, где, в частности, размещен двадцатилетний архив всех публикаций, доступный для чтения. А теперь они вышли и в соцсети, ощутимо расширив круг читателей.

В Информационном XXI столетии журналисты как локаторы происходящего в мире стали для многих «своими людьми». Их любят и ненавидят, здесь есть свои кумиры и свои персонажи для жесткой и, зачастую, справедливой критики, уже появились конкурсы, призы, фиксируются рейтинги… Люди привыкли жить в насыщенном информационном потоке: политические конфликты и личная жизнь, экономика, спорт, культура и искусство – все находится под пристальным вниманием общественности. Музыкальная журналистика схватывает часть этого «потока», она погружена в жизнь искусства, музыки и во все, что с ней связано.

«Советский музыкант», когда создавался в 1938 году, имел совсем другое предназначение. Консерватория тогда называлась Комбинат МГК (!), и возникшая «многотиражка», как я уже рассказывала (РМ, 2008, №4), задумывалась как политический «Орган комитета ВКП(б), ВЛКСМ, дирекции и профорганизации Московской государственной консерватории», призванный проводить «идеологическое воспитание» всех и каждого прямо на рабочем месте. До последнего момента, то есть до 1991 года, он курировался райкомом партии, а должность редактора была номенклатурой райкома с обязательной для нее ежемесячной политучебой. Конечно, музыканты и музыкальные события также «разместились» на страницах консерваторского печатного «όргана», но все же по замыслу это была «чужая пьеса», к ней надо было приспосабливаться.

Сегодня преследуется другая цель – сконцентрироваться на музыкальной жизни. И отнюдь не на оперативной подаче фактов, для этого есть куда более быстрый интернет. В регистрационных документах обоих изданий записана «образовательная и культурно-просветительская» тематика. Информируя просвещать и образовывать – интересно, здесь нет места дидактике, при таком подходе доминантой предлагаемых материалов становятся аналитические авторские тексты. Думаю, многие обратили внимание – мы не перепечатываем чужие источники, авторы пишут специально для нас. Личностный взгляд для читателя более ценен и увлекателен.

Именно на этом базируется и журналистская учеба: студенческая «Трибуна» появилась тогда, когда «Российский музыкант» из-за организационно-финансовых проблем 90-х почти сошел на нет, а студентам была нужна печатная площадка. Но свежий взгляд и ценностные ориентиры молодых авторов стали задавать тон не только в новом издании, но и влиять на характер консерваторской журналистики в целом.

Таким принципиальным поворотом уже в «Российском музыканте» хочется считать публикацию о мастер-классе М.Л. Ростроповича – живой «монолог-размышление о звуках и паузах, об искусстве и смысле жизни, о профессии и личностях в ней, о времени и о себе» (РМ, 2002, №5). Такому же доверительному стилю письма учили этюды колонки художественного руководителя в первые годы выхода «Трибуны», даже если шел разговор о странном праздновании 100-летия Большого зала (ТМЖ, 2001, №4) или о печальном событии – пожаре в 1-м корпусе (ТМЖ, 2003, №1).

Консерваторские газеты не дублируют, но дополняют друг друга. У них разные задачи. В рамках определенных жанровых заданий студенческий взгляд  обращен на весь музыкальный процесс. Особенно интересны, пожалуй, музыкально-театральные рецензии, где объектом внимания становились постановки как крупных столичных или гастролирующих театров, так и подчеркнуто экспериментальные, «нетрадиционные» решения. Хотя и очерк памяти режиссера Балабанова (ТМЖ 2013, №6), как и полоса, посвященная Солженицыну, с откликом на выставку в Пушкинском музее и концерт в БЗК (ТМЖ, 2014, №6), мне не менее дороги.

«Российский музыкант», напротив, сосредоточен на жизни консерватории. Творческой и не только. В начале «нулевых» у нас было много проблем, и одна из самых страшных –грозившее отторжение Большого зала, который определенные «силы» хотели, видимо, сделать самостоятельной коммерческой единицей. Этого не произошло, но и газета не осталась в стороне, опубликовав интервью с ректором под заголовком «Этого греха на должно произойти!» (РМ, 2003, №3). Не обольщаюсь – вряд ли наш скромный голос мог на что-то повлиять и что-то изменить. Но он был! Значит, происходившее «под ковром» переставало быть таковым – туда проникал свет.

А позднее, когда в консерватории начался долгожданный Глобальный ремонт, снова стало страшно – печальный пример затянувшейся реставрации Большого театра уже был притчей во языцех. Сделав интервью с ректором, в котором поднимались многие, волновавшие всех вопросы, я параллельно заказала фотографию, визуальный образ которой должен был передать и масштаб общей тревоги, и беззащитность культуры перед лицом ремонтных «катаклизмов». На ней была стоявшая возле 2-го корпуса огромная бетономешалка, а рядом… сидел небольшой, погруженный в себя Чайковский (РМ 2010, №7; фото И. Старостина). И сегодня, когда все позади, и пространство вокруг знаменитого памятника Мухиной вновь поражает своей гармонией, этот снимок передает наши ощущения в тот момент.

Поэтому каждый этап происходивших благих перемен газета считала своим долгом осветить: и открытие обновленного Большого зала («Под сенью святой Цецилии» РМ, 2011 №6), и Малого (РМ, 2015, №3), и Рахманиновского (РМ, 2016, №5), и появление нового здания студенческого общежития (РМ, 2018, №6), и даже архитектурный проект грядущего оперного театра (РМ, 2015, №9)…

Журналистика не только помогает современникам разбираться в деталях поступающей информации, она способна «остановить мгновение», сохраняя следы стремительно исчезающих ощущений и подходов. Думаю, поэтому и через годы заинтересованные историей консерватории читатели смогут понять и прочувствовать наше время.

Профессор Т.А. Курышева,

главный редактор «РМ» (с 2000 г.) и

«ТМЖ» (с основания в 1998 г.)

№8 (1355), ноябрь 2018

Известие о кончине Наталии Николаевны Шаховской застало меня в городе Железногорске Курской области, во время гастролей Национального Филармонического Оркестра России под управлением Владимира Спивакова. В оркестре играют ученики Наталии Николаевны – концертмейстер группы виолончелей Петр Гладыш, Николай Сильвестров, Ольга Можар и я. Имя нашего педагога значило и значит очень много не только для нас, но и для наших коллег-виолончелистов.

Когда я учился в Гнесинской десятилетке, каждый будущий виолончелист мечтал поступить в Московскую консерваторию в класс профессора Шаховской. Мы ходили на ее классные вечера, в программе которых выступали и выпускники нашей школы – Кирилл Родин и Игорь Ситников. А в 1984 году на юбилейном вечере, посвященном столетию со дня рождения С.М. Козолупова, учителя Наталии Николаевны, я впервые услышал, как она играет.

Годом позже мой педагог Татьяна Ивановна Прохорова повела меня на сольный концерт Наталии Николаевны в Малом зале консерватории. После концерта, в котором звучали произведения Шуберта и Шумана, мы с Татьяной Ивановной зашли в артистическую, где она представила меня Наталии Николаевне. А весной Наталия Николаевна согласилась послушать меня у себя дома: за час, который она могла уделить мне, я должен был успеть представить всю программу. «Пусть поступает», – это единственные два слова, которые я запомнил из сказанного тогда Наталией Николаевной.

В день экзамена третий этаж консерватории был заполнен виолончелистами. Не помню, каким номером я выступал. Экзамен принимала комиссия, в которую, помимо Наталии Николаевны, входили С.Т. Кальянов и Е.А. Колосов. Я начал играть Первый концерт Шостаковича: дойдя почти до конца каденции, на ноте «ми» третьей октавы в пассаже произошел «кикс», как говорят духовики. Наталия Николаевна остановила меня: «Хватит, за дверью доиграешь». Я молча вышел, и в голове промелькнуло: «Ну все, двойка…» Но когда нам раздали экзаменационные листы, я не поверил собственным глазам: 10, высший балл! Мне не сразу удалось протиснуться сквозь толпу перед стендом со списками поступивших, и, увидев на нем свою фамилию, я бросился к телефону, чтобы поделиться радостью с Татьяной Ивановной… Вскоре я стал учеником Наталии Николаевны Шаховской.

На следующий год, будучи уже студентом второго курса, я приехал в консерваторию «поболеть» за абитуриентов-гнесинцев. Среди них я с удивлением увидел Сашу Барскова, который в школе учился когда-то на три класса младше меня. Увы, он не поступил. Две недели спустя в «Московском комсомольце» появилась статья некоего Вячеслава Баскова под заголовком «Кого до сих пор судит тройка». В глумливой манере автор описывал тот самый день, когда виолончелисты сдавали вступительный экзамен по специальности. Прочитав эту «стряпню», нетрудно было не только заподозрить в г-не Баскове родственника Барскова, но и усмотреть в ней публичный донос, последствия которого в советское время могли оказаться непредсказуемыми. Наталия Николаевна восприняла эту новость как удар по ее безукоризненной репутации и заболела. О ее болезни я узнал позже, в сентябре, но эта статья возмутила меня беспардонной лживостью, и я не удержался от желания написать свое мнение в ту же газету. Справедливость восторжествовала: «Московский комсомолец» опубликовал мой ответ под заглавием «Клеветник».

Однажды (кажется, я был тогда на третьем курсе) Наталия Николаевна спросила меня, играю ли я на гитаре. «Немножко», – ответил я. «Сыграешь партию электрогитары в Партите Бориса Чайковского»? – Наталия Николаевна показала мне ноты. Как было не воспользоваться случаем выступить в новой для меня роли на сольном концерте своего Учителя в Малом зале? Репетиции начались ближе к ночи – на них приходил автор, который, не сделал мне ни одного замечания. Кстати, после концерта многие сказали, что раньше не замечали во мне гитариста.

Помню, прихожу на урок, а Наталия Николаевна говорит мне: «Видела афишу концерта, на котором ты играешь Сонату Франка. Почему мне не принес показать?» Набравшись храбрости, я объяснил: «Во-первых, не хотел, зная Вашу занятость, беспокоить, а во-вторых, решил теперь сам разбирать произведения». «Ну и правильно!», – неожиданно ответила Наталия Николаевна. К слову, многие ее студенты продолжали к ней ходить и после окончания консерватории. Такой возможностью я воспользовался лишь однажды – когда учил Тройной концерт Бетховена.

На одном из заседаний кафедры некоторые педагоги обвинили Шаховскую в том, что она все решает сама и при этом берет себе лучших учеников, не считаясь с остальными. После этого Наталия Николаевна решила уйти из консерватории: «Если коллеги, на которых я потратила столько сил и нервов, так ко мне относятся, то какого черта я тут делаю?!» И ушла в институт им. Ипполитова-Иванова, где ее встретили с распростертыми объятиями. Чтобы поддержать нашего Учителя, мы, ее воспитанники, организовали концерт «Наталия Шаховская и ее ученики». Организацию взял на себя пианист Алексей Гориболь: программа вечера, в основном, состояла из ансамблевых номеров. Помимо самой Наталии Николаевны, в концерте участвовали Ольга Галочкина, Олег Ведерников, Алексей Найденов, Пауль Суссь, я и совсем еще тогда юные Денис Шаповалов и Екатерина Соколова. Партию фортепиано исполняли Галина Брыкина и Алексей Гориболь, а Арию из Пятой «Бразильской Бахианы» Вила-Лобоса спела Яна Иванилова. Концерт удался на славу! Я помню слова из тоста Алексея Найденова во время скромного фуршета: «Мы становимся старше, а Наталия Николаевна – моложе».

Впрочем, справедливость восторжествовала: спустя некоторое время ректор консерватории уговорил Наталию Николаевну вернуться, пообещав создать для нее отдельную кафедру (что он и сделал). Так, Наталия Николаевна вернулась в стены своей Alma mater.

В 2015 году Наталии Николаевне исполнилось 80 лет. В честь этого юбилея прошли концерты в Малом и Большом залах консерватории. Участвовали представители всех поколений учеников Наталии Николаевны – Трулс Мерк, Даниэль Вейс, Соня Атертон, виолончелисты Королевской академии музыки в Мадриде, где Наталия Николаевна преподавала последние годы. На фуршете после концерта Наталия Николаевна села за столик и на мой вопрос, что ей принести, ответила вопросом: «Ты что, забыл, что я водку пью?»

А в сентябре прошлого года состоялся еще один концерт в честь Наталии Николаевны, но уже без ее участия. Это был концерт-посвящение, подтвердивший, что мы, ее ученики, – большая дружная семья. Наверно, в музыкальном мире существуют и другие такие семьи, но в нашем виолончельном братстве такая семья одна…

Доцент Н.С. Солонович

№ 4 (1342), апрель 2017

Весна в Московской консерватории в этом году началась под звуки испанской гитары. В поддержку года Испании в России, объявленного министерством культуры, наше СНТО организовало Форум испанской культуры Musica Iberica. Он длился больше месяца (2 марта – 9 апреля), причем обширная и интересная программа состояла из концертов, мастер-классов, лекций, семинаров и научных конференций. В мероприятиях приняли участие музыковеды, композиторы, исполнители многих специальностей, искусствоведы и литературоведы.

По замыслу организаторов, целью данного проекта явилось продвижение испанской культуры в России, открытие малоизвестных имен, углубление и расширение творческих связей между двумя странами, а также и между ведущими музыкальными вузами Москвы. Идейным вдохновителем форума Musica Iberica стала студентка V курса ИТФ Диана Висаитова.

Воскресным вечером 5 марта в зале имени Н. Я. Мясковского состоялся концерт камерной испанской музыки разных эпох. Первая часть программы была посвящена творчеству ныне живущих композиторов Х. Васкеса, Х. Монтсальватже, С. Бротонса, А. Гиноварта. Второе отделение состояло из произведений самых известных и ярких представителей испанской музыки конца XIX – начала XX века: Х. Турина, Г. Кассадо, М. де Фалья.

В едином творческом порыве объединились студенческие коллективы из разных музыкальных вузов: ГМПИ им. М. М. Ипполитова-Иванова, МГИМ им. А. Г. Шнитке, МГК им. П. И. Чайковского. Запомнился открывший программу фортепианный дуэт Антия Коуто Мартинес и Жоау Шавьер (МГК), представивший вниманию «Благородный и сентиментальный вальс» Х. Васкеса. Неизгладимое впечатление произвела блестящая, виртуозная игра консерваторского кларнетиста Марата Аванесяна, который вместе с Ириной Красотиной (ф-но) исполнил первую часть Сонаты для кларнета и фортепиано С. Бротонса. Во втором отделении оригинальный дуэт контрабаса и фортепиано (Андрей Мартыненко и Анна Микаберидзе, МГИМ им. Шнитке) сыграл «Воспоминания» Г. Кассадо памяти Пабло Казальса. А завершился вечер выступлением двух ярких ансамблей из МГИМ им. Шнитке: струнный квартет в составе Варвара Титова (1-я скрипка), Мария Пральникова (2-я скрипка), Сергей Захарченко (альт) и Алла Курдюмова (виолончель) преподнес публике «Молитву тореро» Х. Турина; а Полина Жаворонкова (скрипка), Николай Разумовский (виолончель) и Ульяна Хоменкова (ф-но) исполнили первую часть Трио №2 op.76 того же автора.

Концерт, проходивший в рамках научного форума, имел также просветительский оттенок. Помимо того, что в начале звучала музыка малоизвестных современных авторов, ведущая программы – кандидат искусствоведения, доцент Московской консерватории, магистр испанской музыки Ирина Красотина – перед каждым номером коротко рассказывала о композиторе и его творчестве, что со своей стороны помогало восприятию малоизвестных сочинений.

В уютном консерваторском зале в тот вечер царила замечательная атмосфера яркого праздника со своими зажигательными и темпераментными ритмами, характерными национальными мелодиями. Публика – и профессионалы, и любители – тепло принимала молодых исполнителей, было очень интересно погрузиться в красочный, самобытный мир далекой музыки. После концерта у всех остались самые приятные впечатления, словно на некоторое мгновение мы побывали в солнечной Испании.

Наталия Рыжкова,
студентка ИТФ

№ 4 (1333), апрель 2016

Чувством времени Прокофьев был одарен с избытком. Лишь подобный человек мог так рассказывать о себе: «Я родился в 1891 году. Четыре года назад умер Бородин, пять лет назад – Лист, восемь – Вагнер, десять – Мусоргский. Чайковскому осталось два с половиной года жизни; он кончил пятую симфонию, но не начал шестой. Римский-Корсаков недавно сочинил “Шехеразаду” и собирался приводить в порядок “Бориса Годунова”. Дебюсси было двадцать девять лет, Глазунову – двадцать шесть, Скрябину – девятнадцать, Рахманинову – восемнадцать, Равелю – шестнадцать, Мясковскому – десять, Стравинскому – девять, Хиндемит не родился совсем. В России царствовал Александр III, Ленину был двадцать один год, Сталину – одиннадцать»… Прав Шекспир: «Весь мир – театр»!

Неумолимая поступь бытия, ее энергичное движение пронизывает музыку Прокофьева. Франсис Пуленк, вспоминая совместное музицирование (речь идет о Пятом концерте Прокофьева, когда Пуленк ему аккомпанировал на втором рояле), приводит слова автора, который говорил партнеру в моменты технических сложностей в оркестровой партии: «Мне все равно, только не замедляйте движение…».

Ход времени – для Прокофьева не только осознанная составляющая реальности, но и сильный зримо-слышимый художественный образ. Бой часов в «Золушке» – одна из самых поразительных и ярких страниц симфонической музыки композитора, генеральная кульминация сочинения – и музыкальная, и сюжетная (часы как олицетворение судьбы героини). А страшный эпизод смерти Тибальта с пятнадцатью ударами в завершении – уникальная звуковая находка, буквально физически отсчитывающая последние секунды агонии злодея, мгновения, за которыми начнется уже другой, трагический этап печальнейшей истории на свете.

Прокофьев и слышит, и видит время. Может быть, поэтому он с младых ногтей так любил и чувствовал театр, а позднее кино? Эти искусства роднит с музыкой именно временнáя природа, о чем говорят великие мастера. «Музыка, – утверждал, например, Мейерхольд в лекциях, обращенных к режиссерам, – самое совершенное искусство. Слушая симфонию, не забывайте о театре. Смена контрастов, ритмов и темпа, сочетание основной темы с побочными – все это так же необходимо в театре, как и в

музыке». А Тарковский, анализируя временнýю природу одного из самых сложных творений Эйзенштейна – фильма «Иван Грозный», подчеркивает: «Чередование монтажных кусков, смена планов, сочетание изображения и звука – все это разработано так тонко, так строго и так закономерно, как разрабатывает себя только музыка». А ведь любовь к театру идет у Прокофьева из детства: история сохранила уникальное фото – десятилетний мальчик Сережа… с клавиром своей первой оперы «Великан»!

Композитор воплощал в музыке в том числе и реальные, сложнейшие события из прошлого времени: «Александр Невский», «Иван Грозный», наполеоновское нашествие («Война и мир»), Великая Отечественная («Повесть о настоящем человеке») – все это исторические вехи, воссозданные композитором в «зримых» музыкальных зарисовках. Новаторство позднего Прокофьева-композитора прежде всего – новаторство режиссерской природы.

Идет Год музыки Прокофьева: весь мир празднует 125-летие со дня рождения композитора (11 /23/ апреля). Под этим знаком проходят многие культурные события. Хорошо помню такой же всемирный праздник четвертьвековой давности. Тоже «Год Прокофьева» во всех концертных залах мира, тоже международные конференции в разных странах и новые театральные постановки на многих музыкальных сценах. 100-летие рождения композитора, как ранее и его смерть, поразительно совпало с историческим катаклизмом в родном Отечестве. В 91-м огромный, непреходящий интерес к музыке Прокофьева сопровождали повсеместное увлечение и тяготение ко всему русскому, многократно увеличивая заинтересованное внимание к собраниям, на которых и мне посчастливилось выступать.

Тогда, в год столетия, все было еще очень близко. Внутри одной эпохи. Хотя сам композитор ушел из жизни в 1953-м, но еще были живы многие, лично знавшие его. Были живы сыновья – Святослав (1924–2010) и Олег (1928–1998), принимавшие участие в юбилейных мероприятиях; прошло всего лишь два года, как в Англии умерла первая жена Прокофьева Лина Ивановна (1897–1989). Академические исследования музыки на таких встречах перемежались реальными воспоминаниями. В разговорах мелькали «живые картинки», которые надо бы «зарисовывать» для будущих сценариев невероятной, детективной «пьесы жизни» русского гения ХХ века. Среди них были и праздничные, и трагические зарисовки. Особенно запомнился эпизод, как его сыновья-юноши, сразу после ареста матери примчались из Москвы к отцу, жившему с новой женой на Николиной горе, чтобы на промозглой февральской улице среди «равнодушной природы» рассказать о случившейся беде – такая апокалиптическая в своей обыденности сцена из «убойного» 1948 года, достойная «Зеркала» Тарковского.

В юбилейном 1991-м еще царили детали. О великой музыке Прокофьева, которая держала первые места в мировых слушательских рейтингах, судили, обожая, восхищаясь, а иногда и отвергая по разным, в том числе и по политическим мотивам – доставалось и «Здравице», и «Семену Котко», и оратории «На страже мира», и «Повести о настоящем человеке», и еще много чему со всеми их красотами… Хотя неожиданный антипрокофьевский пафос одного уважаемого композитора на моей телепередаче, не скрою – поразил, и не только меня. Все это – оттуда, из «драмы жизни», «игравшейся» еще в живом, пульсирующем, трагичном и контрастном порой до гротеска ХХ веке.

Сегодня все кажется далеким – словно из другого времени-пространства. Из другого столетия! Даже Международный форум, который состоится в Москве в ноябре, имеет заголовок: «Прокофьев. XXI век». Объявленные темы обсуждений наряду с предсказуемыми традиционными аспектами исследований включают и «новенькое» типа: Воплощение музыки Прокофьева в актуальном искусстве. Contemporary art; Новые контексты музыки Прокофьева в кино, телевидении, анимации и мультимедиа; Музыка Прокофьева в современных интерпретациях: от джаза и рока до ремиксов и ремейков; Прокофьев и пространство академической электронной и электроакустической музыки. Новое время – «новые песни»!

Путь Прокофьева в искусстве и в жизни уже воспринимается как целостная масштабная картина, насыщенная нюансами. В ней мелькают многие великие города и страны, многие великие имена – музыкантов, режиссеров, художников. Друзья и недруги, единомышленники и противники. Старшие и младшие современники. Все вместе, словно в благостном хороводе финала самого личного феллиниевского фильма («Восемь с половиной»).

Музыка Прокофьева звучит. Много. Наш слух и воображение фиксирует разнообразные, порой мимолетные параллели между разными опусами композитора, и намеренные, когда он сам переносил материал, и неожиданные, когда вдруг открываешь тонкие нити разнообразных стилистических связей, протянутых через всю жизнь. И особенно все новыми и новыми оттенками наполняется вневременнáя вдохновенная прокофьевская лирика (в которой ему в юности «отказывали, и не поощренная она развивалась медленно», как писал композитор). Здесь и написанные в военное лихолетье пленительные вальсы Золушки и Наташи Ростовой, которые сливаются в единый музыкальный облик женственной русской красоты, тянущийся от Глинки и Чайковского и уходящий в даль будущего…

Профессор Т. А. Курышева

№ 2 (1331), февраль 2016

…Осень 2012 года, Большой зал консерватории. Только что отзвучали последние аккорды концерта «Из сокровищницы отечественной песни» хора Московской консерватории. «Почему так притягательна музыка Андрея Яковлевича Эшпая? Почему? Это тайна! И ее не надо разгадывать. Она – в сердце у каждого», – восклицает, приветствуя композитора, профессор С. С. Калинин…

Имя Андрея Эшпая, без преувеличения, известно каждому не только в нашей стране – во всем мире! Его «Москвичи», «А снег идет», «Почему, отчего, и не знаю сам…», «Я тебе сказал не все слова» и многие другие песни до сих пор звучат, узнаваемы и любимы огромным количеством слушателей.

Композитор прошел долгий, насыщенный жизненный и творческий путь, но во всех его сочинениях неизменно присутствует удивительная доброта и человечность. О нем не хочется, невозможно говорить в прошедшем времени. Всегда активный, всегда с улыбкой, душою совсем молодой человек, Андрей Яковлевич заражал всех вокруг своей энергией. Для консерваторских студентов, конечно, имя Эшпая было легендарным еще при жизни композитора.

Наверное, у каждого современного музыканта в России есть своя история, свои отношения с музыкой Андрея Яковлевича. Для меня его творчество когда-то стало поворотным моментом в профессии. Хор «Криницы», эта гениальная в своей простоте музыка с чудесным текстом – первое сочинение, которое мне посчастливилось исполнить еще в детском хоре. Сколько раз потом, уже в консерваторском хоре, вновь и вновь повторялись, как заклинание, полные надежды слова: «Черные тучи тенью пройдут; как налетели, так и уйдут»! И, конечно, останется навсегда в памяти окончание того осеннего концерта 2012 года: Андрей Яковлевич на сцене, с нами, общается с публикой, играет на рояле, импровизирует – и все это так легко, так изящно, с улыбкой…
«Все, кто присутствует сегодня в этом зале, могут написать песню. Песню написать очень легко! Песню написать очень трудно…», – слова Андрея Яковлевича Эшпая, прозвучавшие в тот вечер со сцены Большого зала. Его музыка, его песни по-настоящему легки. И светлы. Как его душа.

Ольга Ординарцева,
хоровой дирижер