№ 8 (1337), ноябрь 2016

Новый проект Московской консерватории – возрождение русской оперной классики XVIII века – весьма симптоматичен. Начатый в юбилейный год по инициативе заведующей кафедрой истории русской музыки профессора И. А. Скворцовой, он призван коренным образом изменить привычный взгляд на историю музыкального театра России доглинкинского периода. Выбор в качестве старта мелодрамы «Орфей» Евстигнея Фомина (1761–1800), премьера которой состоялась в Рахманиновском зале 7 октября, можно только приветствовать.

«Орфей» Фомина собственно оперой не является – это трагедия на музыке. Ко времени его создания композитор уже был автором нескольких опер, однако, учитывая, что преобладающими в то время были оперы комического и бытового содержания, обращение к мелодраме, с характерными для нее трагическими сюжетами, давало много преимуществ. По сути, мелодрама в этих условиях была толчком к воплощению трагической темы на оперной сцене.

Евстигней Фомин, которого называли «русским Моцартом», избирает для своего нового произведения мифологический сюжет в изложении драматурга Якова Княжнина. Их «Орфей», был представлен публике сначала в Петербурге (1792), потом в Москве (1795) с участием выдающихся русских актеров того времени И. А. Дмитревского и П. А. Плавильщикова. Забытый в XIX веке, он вновь появился только в ХХ (1903). Можно также вспомнить пластинку 1978 года, записанную Симфоническим оркестром Всесоюзного радио и телевидения (дирижер В. Есипов) с участием Хоровой капеллы А. Юрлова и актеров В. Коняева (Орфей) и Н. Дробышевой (Эвридика), и совсем недавний диск Pratum Integrum (художественный руководитель П. Сербин) с участием Российского рогового оркестра (2009). Однако это сочинение, безусловно заслуживающее внимания, все еще мало знакомо широкому слушателю, и скорее является фактом истории русской музыки.

На сцене Рахманиновского зала прозвучала современная версия «Орфея», где безусловно главным действующим лицом стала музыка. Дирижер Феликс Коробов, художественный руководитель выступавшего Камерного оркестра МГК, сумел передать весь драматизм творения Фомина. Очень выразительно, следуя всем нюансам партитуры, была исполнена увертюра, построенная по законам сонатной формы: с медленным скорбным вступлением, как вихрь налетающей главной партией, которой противостоит светлый образ Эвридики в побочной с неожиданными «фатальными» оркестровыми tutti, и минорным эпизодом в разработке, передающим страдания главного героя. А заключительная пляска фурий не просто завершила все представление, но и прозвучала как итог, избранный самим Орфеем: «Я стану жить, чтоб умирать в мученье,/ В стенаниях богов жестокости казать / И жизнию себя карать …»

Весь текст мелодрамы Княжнина – и за Орфея, и за Эвридику – прозвучал в исполнении артиста и режиссера постановки Петра Татарицкого, который поддержал интересное начинание. Элемент театрализации внес миманс, исполненный артистами Камерного хора консерватории (художественный руководитель Александр Соловьев). Однако их роль этим не ограничилась, так как партитура включает также три одноголосных мужских хора. Хоры провозглашают волю богов под громогласное сопровождение оркестра: сначала дают надежду, потом извещают об условиях возвращения супруги и, когда Орфей нарушает запрет и обращается к фуриям («…с собой возьмите и меня»), возвещают, что его время еще не пришло. Музыка хоров решена в древнегреческом стиле, как это и было написано в объявлении о московском представлении мелодрамы.

Благодарные слушатели, заполнившие Рахманиновский зал в тот вечер, по достоинству могли оценить композиционную стройность и выразительность музыки Фомина, написанную в классическом духе, местами со штюрмерскими настроениями и даже русскими интонациями. Пожалуй, самым неожиданным и впечатлящим моментом вечера стала центральная сцена, где не слово, а именно музыка голосом кларнета передала «глас той самыя любви» Орфея.

Инициаторы постановки подошли к художественному событию основательно: был подготовлен красочный буклет, с приветственным словом ректора профессора А. С. Соколова, с рассказом о композиторе и его мелодраме (подготовили Ирина Скворцова, Александра Максимова, Евгения Кривицкая). В нем же зрителям представлен и полный текст Якова Княжнина, вдохновивший Евстигнея Фомина на уникальное музыкальное воплощение трагического мифа.

Доцент С. Г. Мураталиева
Фото Дениса Рылова

№ 7 (1336), октябрь 2016

 Юбилейная неделя была отмечена не только официальными мероприятиями, в ее залах продолжалась интенсивная концертная жизнь. 12 сентября Рахманиновский зал представлял танцевальную и театральную музыку XVI-XVIII веков в концерте ФИСИИ, известного своими необычными проектами. Выступали студенты, аспиранты, выпускники и преподаватели этого факультета, возглавляемые его организатором и вдохновителем – профессором А. Б. Любимовым.

В первом отделении Ансамбль старинной музыки «Musica Tempora» (руководитель Д. Борковская) исполнял танцевальную музыку XVI века, почти реально перенося нас в атмосферу того времени. Танцы эпохи Возрождения представлял ансамбль «The Time of Dance» под руководством Н. Кайдановской, ставшей безусловно одной из главных героинь всего вечера. Андрей Андрианов, принимавший участие в танцевальной части концерта, исполнил также вокальную партию в balletto Орацио Векки «So Ben mi chi ha bon tempo».

Центром этой части вечера стала сюита танцев из «Королевы фей» Перселла в переложении для двух клавесинов Алексея Гроца. Только в завершающей ее чаконе к двум клавесинисткам – Дарье Борковской и Елизавете Миллер – присоединился весь ансамбль «Musica Tempora». Все звучало стильно, в духе эпохи, а временами даже зажигательно, как в завершавшей первое отделение «Caccia d’Amore “La Sirena”» Дж. Гастольди, так что захотелось присоединиться к танцующим на сцене. Но это была лишь «затравка» для публики…

Во втором отделении уже развернулось настоящее театральное действо: камерный оркестр ФИСИИ (дирижер – Максим Емельянычев) освободил сцену для актеров, заняв место внизу перед ней. И зазвучала мелодрама Иржи Антонина Бенды «Медея».

Жанр мелодрамы, приобретший популярность в последней трети XVIII века, возрождается в наши дни. И хотя создателем жанра называют Руссо с его «Пигмалионом», однако именно Бенда придал своим мелодрамам значение некоего единого музыкально-сценического произведения. Из трех наиболее известных его мелодрам, Бенда достигает наибольшей выразительности именно в «Медее». Текст одноактной пьесы принадлежит немецкому поэту Фридриху Вильгельму Готтеру (по Эврипиду), русский перевод специально для этой постановки выполнил Федор Сафронов.

Партитура «Медеи» – это не отдельные номера, а сквозное музыкальное действо, в каких-то случаях предвосхищающее оперные приемы более позднего времени. Ряд музыкальных тем и мотивов выполняют роль, аналогичную лейтмотивам в опере: например, вступительная – торжественно-мрачная, решительная, – звучит не только в начале и в конце пьесы, но и неоднократно на протяжении всего действия, выражая образ мести Медеи (причем в d-moll, связанном в оперной эстетике того времени с тональностью мести,). Музыка звучит от начала и до конца: это или текст на музыке, или самостоятельные инструментальные эпизоды более или менее развернутые, как, например, марш-шествие Язона и Креусы (вторая картина).

В свое время «Медея» Бенды и Готтера была необычайно популярна. После первого представления в Лейпциге (1 мая 1775 года), в том же в году она была поставлена в Готе, где работали и жили в то время оба автора, а затем в Альтенбурге, Дрездене, Гамбурге, Берлине, Франкфурте-на-Майне, Мангейме и т. д. Именно в последнем городе ее слышал Моцарт, который в письме отцу от 12 ноября 1778 года с восторгом отзывается о музыке: «…то, что я видел, была Медея Бенды – он сочинил еще одну, Ариадна на Наксосе, обе поистине – превосходны; вы знаете, что Бенда всегда был среди лютеранских капельмейстеров моим любимцем; я так люблю эти два произведения, что вожу их с собой…».
Создатели замечательного спектакля, показанного в Рахманиновском зале, обозначили его как «российскую премьеру». Но на самом деле «Медея» была поставлена еще в январе 1781 года в Петербурге на сцене Немецкого театра (История русской музыки в 10 томах. Т. 3. С. 385), а в 1802 году уже в Москве на сцене Петровского театра в переводе на русский язык С. Н. Сандунова (Там же. Т. 4. С. 366).

«Медея» ХХI века выглядела как вполне современный спектакль, где музыка (оркестр вполне справился со своими задачами, только временами звук его перекрывал речь), слово (понятное слушателю, сказанное на русском языке, лишь в кульминационный момент прозвучавшее на немецком), пластика (многое досказывающая, необычайно выразительная), сценическое оформление (очень сдержанное, выполненное в красно-белых тонах, алые костюмы артистов и белые полотнища, как задник) находились в единстве.

И поскольку это все-таки драматический спектакль, к постановке были привлечены московские актеры. Замечательно выглядела исполнительница центральной роли Медеи – Алина Чернобровкина, актриса театра «Школа драматического искусства», уже имеющая опыт создания трагических образов (Антигона в трагедии Софокла на сцене своего театра). Филипп Ситников (Язон) с Лесей Сулымой (Креуса) пластически очень ярко передали своеобразную сценическую ситуацию. Консультантом здесь выступил специалист по барочному жесту и интонации Джед Вент (США — Голландия).
Авторы спектакля несколько расширили роль Кормилицы (Екатерина Аликина), у Готтера это скорее гувернантка или воспитательница детей, появляющаяся только в четвертой сцене. Здесь же она предстает и как Геката, помогающая Медее принять решение. Сами дети, оба мальчика, оказались лишенными голоса, так как весьма остроумно были представлены в виде кукол, выполненных в тех же цветах, что и костюмы героев.

Спектакль оставил очень сильное впечатление. Сегодняшние благодарные слушатели вновь, уже в исторической перспективе, оправдали интерес к жанру мелодрамы, возникший еще в конце XVIII века.

Доцент С. Г. Мураталиева

№ 4 (1315), апрель 2014

ПРИНОШЕНИЕ КАРЛУ ФИЛИППУ ЭМАНУЭЛЮ БАХУ

8 марта исполнилось 300 лет со дня рождения Карла Филиппа Эмануэля Баха, творчество которого связало две эпохи: барочную и классическую. Московская консерватория отметила юбилей композитора, второго сына И. С. Баха, целым рядом мероприятий. Они включали фестиваль его музыки и научную конференцию, которая объединила К. Ф. Э. Баха и К. В. Глюка, сыгравших ключевую роль в истории музыки XVIII столетия и, по велению судьбы, родившихся в одном и том же году.

С обложки буклета, выпущенного к фестивалю, на вас смотрит молодой человек. Это изображение Карла Филиппа Эмануэля Баха: рисунок пастелью, сделанный в Лейпциге его дальним родственником Готлибом Фридрихом Бахом, когда им обоим еще не было 20 лет (1733). Вряд ли тогда Карл (а именно так его звали в семье), студент Лейпцигского университета предполагал, что через 300 лет его музыку будут играть и в России.

Девиз фестиваля – «Для знатоков и любителей» – был взят из названия Шести собраний сонат, рондо и фантазий («für Kenner und Liebhaber»), осуществленных им в гамбургский период. Однако было бы ошибкой сводить все только к нему. На самом деле это позиция композитора, который, стремясь к передаче в музыке всей глубины чувств, одновременно и закладывал основы концертного стиля и думал о широком круге любителей музыки, сочиняя «Легкие сонаты», «Сонаты для дам», Духовные оды и песни.

Задачей фестиваля было как можно шире представить К. Ф. Э. Баха, музыка которого, хотя и исполняется в последнее время, но большей частью ограничивается небольшим кругом сочинений. Программы были лишены «академизма»: произведения разных периодов, сольные клавирные, ансамблевые, вокальные, концерты и симфонии чередовались, образуя причудливую картину. Вместе с тем концепция фестиваля, принадлежащая его художественному руководителю, народному артисту России, профессору А. Б. Любимову, была оригинальна и четко выстроена – четыре концерта, вечер за вечером приоткрывали слушателям богатство творческого наследия композитора.

Грандиозным открытием 18 февраля стал первый концерт, названный «Опыт истинного искусства игры на клавире» так же, как знаменитый трактат мастера. Это был своеобразный парад клавиров – гала-концерт на шести видах исторических клавишных инструментов. Как и во второй половине XVIII века, в Рахманиновском зале звучали клавесин, клавикорд, спинет, хаммерклавир, тафельклавир, тангентфлюгель. В этот вечер особую благодарность я испытала к любителям музыки, завороженно слушавшим звуки старинного клавикорда, столь ценимого самим К. Ф. Э. Бахом. На нем под сводами Рахманиновского зала играли Ольга Мартынова (Сюита ми минор Wq. 62/12, 1751) и Петр Айду (Рондо ми минор «Прощание с зильбермановским клавиром» Wq. 66, 1781).

Второй концерт, названный «Придворный клавирист короля», где сначала звучала камерная музыка, а потом два концерта – флейтовый (Wq. 166, 1750) и для двух клавесинов (Wq. 46, 1740) с участием ансамбля «La voce strumentale», словно перенес нас в обстановку, известную по картине Адольфа Менцеля и представляющую концерт в Сан-Суси.

Новые грани облика К. Ф. Э. Баха могли оценить слушатели зала им. Н. Я. Мясковского на третьем концерте: здесь впервые звучали не только камерные инструментальные опусы, но его органная музыка и вокальные сочинения. «Свадебная кантата» («Trauungs-Cantate», Н. 824а), исполнение которой в тот вечер можно было бы назвать российской премьерой, была написана для брачной церемонии, причем заказчик остался скрытым за инициалами – «Cantate auf die Vermahlung des Hrn. Von G. Und des Fraul. G. componiret von Carl Philipp Emanuel Bach». Кантату представили барочная капелла «Золотой век» (художественный руководитель – Александр Листратов), солисты Александра Сафонова (сопрано), Андрей Андрианов (бас) и хоровой ансамбль. Новинкой для слушателей стали Духовные оды и песни на стихи К. Ф. Геллерта (Wq. 194, 1758), чрезвычайно популярные в XVIII веке, выдержавшие при жизни композитора четыре издания. Характер этих песен подтолкнул исполнителей Ольгу Гречко (сопрано) и Елизавету Миллер (тангентенклавир) к необычному решению: песни чередовались с характеристическими пьесами из клавирного сборника Wq. 117.

Безусловно, такой фестиваль мог состояться благодаря аутентичным инструментам, которыми располагает Факультет исторического и современного исполнительства Московской консерватории. И хотя мы знаем прекрасные записи музыкантов, играющих сочинения К. Ф. Э. Баха на современных инструментах (например, М. Плетнев замечательно исполняет его на рояле), тем не менее, звучание его пьес на инструментах той эпохи имеет особую прелесть и соответствует требованиям нашего времени. Не случайно среди представленных на фестивале опусов были настоящие художественные открытия, как, например, соната до минор (Wq. 78, 1763) в исполнении Дмитрия Синьковского (барочная скрипка) и Алексея Любимова (тангентенклавир).

Возможность вновь обратиться к сочинениям К. Ф. Э. Баха вызвала своеобразный взрыв энтузиазма у преподавателей, аспирантов, концертмейстеров, выпукников ФИСИИ – они буквально «выстроились в очередь», чтобы принять участие в концертах фестиваля. Опасаясь пропустить кого-то из участников этого прекрасного праздника музыки К. Ф. Э. Баха, назову еще хотя бы некоторых: Мария Успенская, Алексей Шевченко, Ольга Ивушейкова, Ольга Филиппова, Дарья Борковская, Александра Коренева…

В последнем концерте фестиваля 4 марта искусство К. Ф. Э. Баха представлял коллектив камерного оркестра «MUSICA VIVA» во главе с народным артистом России, профессором Александром Рудиным, который играет его музыку не только к юбилейным датам, а постоянно. Прозвучала ми-мажорная симфония из Шести, написанных по заказу барона ван Свитена (Wq. 182/6, 1773), и ля-мажорный концерт, существующий в трех вариантах – для клавира, флейты и виолончели. В данном случае был виолончельный (Wq. 172, 1753) в исполнении самого А. Рудина.

В завершении вечера при участии вокального ансамбля «INTRADA» (художественный руководитель – Екатерина Антоненко) прозвучал «прекрасный» Магнификат (Wq. 215, 1749), где Бах-сын предстал как продолжатель традиций духовной музыки своего великого отца. Его исполнение стало мощным – светлым и прекрасным окончанием фестиваля музыки одного из самобытных композиторов, творчество которого должно занять достойное место в современной концертной практике.

Доцент С. Г. Мураталиева
Фото Дениса Рылова

№ 2 (1224), март 2004

24 февраля 2004 года в Рахманиновском зале состоялось общее собрание (Конференция) научно-педагогических работников, представителей других категорий работников и обучающихся, на которой была принята новая редакция Устава Московской консерватории и был избран новый состав Ученого совета консерватории с полномочиями на следующие пять лет.

В соответствии с Уставом Московской консерватории Конференция, в состав которой входят члены Ученого совета и делегаты от структурных подразделений, является высшим органом управления консерватории и призвана решать все главные вопросы, регулирующие деятельность вуза. Ее созыву предшествовала большая подготовительная работа – решение Ученого совета о созыве Конференции, проведение выборов делегатов от факультетов, межфакультетских кафедр, структурных подразделений и обучающихся в соответствии с Положением о порядке выдвижения и избрания делегатов и квотами количества делегатов, определенными Ученым советом.

Необходимость принятия новой редакции Устава была вызвана тем, что приказом Министерства образования Российской Федерации № 4549 от 10 декабря 2003 года был установлен более высокий аккредитационный статус Московской консерватории – «университет». Ранее консерватория имела официальный аккредитационный статус «институт». После регистрации новой редакции Устава она будет именоваться следующим образом: Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования (университет) «Московская государственная консерватория им. П. И. Чайковского».

(далее…)