№7 (1408), октябрь 2024 года

Беседа с доцентом Московской консервватории, кандидатом искусствоведения Д.Р. Петровым

– Даниил Рустамович, помните ли Вы тот момент, когда точно решили избрать музыку своей профессией?

– В моем случае это была встреча с педагогом по музыкальной литературе, и с самим предметом. Роль музыкальной литературы в школе очень важна. Когда ребенок начинает учиться музыке, то по специальному инструменту или по сольфеджио он может делать довольно скромные успехи из-за возникающих сразу трудностей. Но при этом его привлекает сама музыка, которую он может слышать. Музыкальная литература в этом смысле приближает ученика к интересующей его музыке. Наверное, я не сразу на тот момент решил, что буду продолжать заниматься, но постепенно это понимание пришло. И позднее я поступил в Казанское музыкальное училище на теоретическое отделение.

– Расскажите о своей учебе в Московской консерватории. Что Вам запомнилось больше всего?

– Когда вы в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет, это время очень счастливое, которое я запомнил именно таким. Это период взросления и важных открытий в жизни и профессии… И это вещи неотделимы друг от друга. Когда я вспоминаю то время, важное место в этих воспоминаниях занимают мои сокурсники. Наша жизнь в консерватории отличалась тем, что мы очень много общались друг с другом на профессиональные темы и проводили много времени вместе, обсуждали все, что с нами происходило на занятиях или концертах. На моем курсе было много талантливых людей. О них я вспоминаю с большой благодарностью. Конечно, консерватория во-многом ассоциируется у меня с моими учителями. Мне повезло учиться, например, у Ю. Н. Холопова, Ю. А. Фортунатова, А. И. Кандинского, Е. М. Левашева, быть среди слушателей самых первых лекций, которые прочли в рамках музыкально-исторических курсов для студентов-музыковедов М. А. Сапонов или безвременно ушедшая от нас И. Е. Лозовая. Вообще, многих своих учителей я вспоминаю очень часто. Пожалуй, отдельно нужно сказать об А. В. Михайлове, крупнейшем ученом-гуманитарии. Как раз незадолго до моего поступления в консерваторию он был приглашен В. Н. Холоповой для чтения авторских курсов, некоторые из которых сегодня опубликованы в виде конспектов. Встреча с Александром Викторовичем произвела на меня неизгладимое впечатление. При этом мне совсем не свойственно думать, что раньше, что называется, было лучше, чем сейчас. Напротив, среди Ваших педагогов есть те, у которых я бы тоже хотел учиться.

– Какая область истории музыки Вас интересовала во время обучения в консерватории?

– Не помню, чтобы у меня было желание четко определять сферу моих интересов. Могу сказать, что она лежала всегда в области истории музыки. Чего я сознательно избегал, так это обращения к сферам, которые требуют очень специальных знаний и навыков, глубокого в них погружения. Например, таким,  как медиевистика. Не хотел оказаться в ситуации, когда придется пожертвовать своими более широкими интересами. Что касается выбора отдельных тем, то дипломную работу о раннем творчестве Густава Малера я писал в классе И.А. Барсовой. Еще в подростковом возрасте музыка Малера была для меня очень сильным впечатлением, и даже потрясением. И тогда у меня появилась книга Инны Алексеевны о симфониях Малера. А во время учебы в консерватории мне посчастливилось общаться с автором. И когда я узнал, что в творчестве Малера есть сферы относительно малоизвестные, мне показалось интересным обратиться к таким темам под руководством самой Инны Алексеевны.

. И когда я узнал, что в творчестве Малера есть сферы относительно

– Вы стажировались в Европе, какие у Вас остались впечатления?

– Все стажировки проходили по программе академических обменов. При работе над диссертацией, которая тоже была связана с творчеством Малера, было важно ближе познакомиться с зарубежным малероведением в Австрии, где находится международное малеровское общество (Internationale Gustav Mahler Gesellschaft). Получив такую стажировку на три месяца, я оказался впервые в другой стране, в контексте другого языка. Хорошо помню, как в ситуации ограниченного общения я много времени проводил один и таким образом мог спокойной изучать Вену, погружаться в жизнь этого города. Жалею только, что первоначальная трудность понимания устной речи не дала мне тогда в полной мере воспринять то, что меня окружало; так, не сразу я решился посещать лекции и семинары в Венском университете, к которому был прикреплен. Следующие стажировки состоялись, когда я уже преподавал и начал вести курс «Источниковедения и текстологии» в консерватории. Мне хотелось познакомиться с работами зарубежных коллег, прежде всего, немецких. В Берлине моим консультантом был прекрасный музыковед-текстолог Кристиан Мартин Шмидт, и общение с ним многое дало. Такого рода стипендии — очень положительный опыт. Вы получаете возможность провести несколько месяцев вдали от ваших будней и забот. Для профессионала это важно, особенно в период работы над какой-то крупной темой.

– Существенно ли отличается европейская методика обучения от нашей?

– Никакой единой европейской методики не существует. Когда говорят о различных моделях музыковедческого образования – российской или европейской, западной – обычно имеют в виду консерваторское образование и университетское. Наше музыковедение сосредоточено только в музыкальных учебных заведениях. В Европе оно изучается в основном в университетах. Сами эти модели не имеют национальности. Музыковедение как отдельная специальность, которая изучается в вузах – явление сравнительно молодое, по существу, только ХХ века. И тогда были реализованы эти два пути. Наше музыковедческое образование было выстроено в консерватории по модели композиторского, один из главных разделов нашего плана – музыкально-теоретические предметы, которые являются в большой степени практическими. Университетская модель музыковедческого образования возникла на исторических и филологических факультетах, не предполагающих такого количества практических и индивидуальных занятий. Тем не менее, теория музыки существует в Европе как дисциплина в высших музыкальных учебных заведениях, она является ответвлением теории композиции. То есть там две модели, а у нас одна. При нашей системе в музыкальную науку приходят только те, кто уже получил специальное музыкальное образование. Но ведь этой сферой могут заинтересоваться и люди из гуманитарных специальностей и западная система музыковедения открыта для таких людей. Наша сосредоточенность на специальных учебных заведениях в чем-то ограничивает возможности тех, кто хотел бы прийти в нашу сферу извне и обогатить музыкальную науку.

– Как Вы работаете со студентами-дипломниками?

– Когда мы говорим о методике, думаем о чем-то устоявшемся и определенном. Для меня методика существует в рамках того, что называют индивидуальным подходом. Он начинается с выбора темы, интересной автору будущей работы. Желательно для дипломной работы брать тему достаточно широкую, или, если в центре внимания находится какое-то ограниченное явление, то тема должна предполагать учет широкого контекста или рассмотрение явления в разных аспектах. Если выбирается слишком узкая тема или слишком специальный подход, то это сильно ограничит возможности начинающего исследователя. Дипломная работа – произведение крупной формы, значит, в ней требуется получить опыт работы с обширным материалом. Трудности тоже индивидуальны. Но я стараюсь замечать в чем студент их испытывает, что-то ему посоветовать, и, возможно, развернуть работу в направлении, представляющем автора прежде всего с его положительных сторон.

– Знаю, что Вы преподаете в Литературном институте им. Горького. Что именно?

– Случайным образом мне предложили вести курс истории музыки, который длится всего один семестр. Дело в том, что курс истории искусств там поделен на части, посвященные их разным видам. Сначала мне казалось, что преподать историю музыки в течение одного семестра просто невозможно. Я строил курс очень свободно: он состоял из отдельных проблемных тем, которые с разных сторон освещали специфику музыки. Никакого последовательного исторического изложения, там не было. Сейчас же, когда потребовался календарный план, указать темы в той свободной и на посторонний взгляд непонятной последовательности уже не удалось. Я подумал, а нельзя ли все-таки в эти немногие занятия уложить то, что можно будет назвать историей музыки, которая проведет нас от древности до современности. Мне показалось это вполне возможным. Оказаться перед другой гуманитарной аудиторией, для которой этот предмет не является специальным, очень интересно. Это увлекает и самих студентов, и преподавателя. Музыка, даже самая сложная, пишется не для музыкантов и музыковедов, и обычные слушатели могут быть ее глубокими знатоками и ценителями.

Беседовала Полина Радугина,

студентка НКФ