№ 2 (1340), февраль 2017

Игорь Стравинский (1910)

Год музыки Игоря Стравинского (1882–1971) стартовал в России. Московская консерватория открыла его 9 февраля – концертом Владимира Юровского с симфоническим оркестром МГК (художественный руководитель Анатолий Левин). Главным событием вечера стала московская премьера «Погребальной пес-ни» Стравинского памяти почившего Учителя – Н. А. Римского-Корсакова, ноты которой пропали после первого исполнения в 1909 году. Недавно вновь обретенная партитура прозвучала в Санкт-Петербурге (см. «РМ», 2016, № 9), а теперь – в Москве. Это определило и остальную часть программы, в которую вошли близкие по времени создания сочинения: сюита по мотивам последней оперы Римского-Корсакова «Золотой петушок» и сюита из балета Стравинского «Жар-птица». О великом композиторе, «виновнике» музыкального торжества, мы беседует с дирижером, автором оригинального концертного замысла, художественным руководителем ГАСО им. Е. Ф. Светланова и Лондонского филармонического оркестра ВЛАДИМИРОМ ЮРОВСКИМ:

– Владимир Михайлович, Вы много исполняете Стравинского. Что для Вас значит его музыка?

– Для меня Стравинский вечно актуален. Чем больше времени проходит со дня его смерти, тем больше его актуальность, как истинного классика – как Гайдна, Моцарта, Бетховена – для меня он принадлежит к той же когорте имен. Его музыка занимает огромное место в моей жизни.

– Возникает ощущение, что и в России общественный интерес к его музыке возрастает. Чем, на Ваш взгляд, вызвано такое пристальное внимание?

– Тут все надо делить «надвое». Наверное, настало время, потому что человек ушел из жизни почти 46 лет назад, и мы уже в состоянии оценить не просто величие гения. Сейчас он перестал быть композитором современным, перестал быть модернистом (он всегда сопротивлялся, когда его так называли). Он уже вошел в историю, в золотой фонд классической музыки вместе с композиторами более или менее одного с ним поколения – нововенцами, Бартоком, Прокофьевым. Стравинский долго у нас считался персоной non grata в связи с его статусом эмигранта, а также с интересом к разного рода новшествам в музыке. Хотя в советское время был период, когда Стравинского играли активно: во времена хрущевской «оттепели» он даже приезжал в 1962 году. Но какие-то его сочинения оставались табу, так как считались формалистическими по содержанию и буржуазными по духу. Это касается, прежде всего, его позднего додекафонного периода, библейских произведений, которые не исполнялись вообще. Поэтому, когда Вы говорите, что возрастает интерес к Стравинскому, у меня возникает подозрение: а не повторение ли это старой болезни? Когда все разом стали играть «Петрушку», «Жар-Птицу», «Весну священную», а другие сочинения обходили стороной – не из-за их качества, а из-за доступности. Поэтому я Вам честно скажу: мое отношение к назначению «свыше» года такого-то…не то, чтобы негативное, но крайне индифферентное. Я планировал сыграть концерт с консерваторским оркестром к 45-летию со дня смерти Стравинского и сделал это без всяких указаний «свыше». Также я решил, что в Лондоне, в 2018 году с января по декабрь мы должны исполнить вообще все сочинения Игоря Федоровича.

– А какой период его творчества Вам ближе? Для Вас существуют эти музыковедческие градации?

– Стараюсь не делить его творчество. Хотя, с другой стороны, в этом концерте мы играем «Жар-Птицу» не в экспрессионистически-модернистском «одеянии» 1910 года, а уже в гораздо более логически стройной версии 1919 года, а следом бы за этим была бы версия 1945 года, которая вообще совершенно «про другое». Музыка Стравинского каким-то удивительным «хамелеоновским» образом подходит под все эти категории. Стравинский не принадлежит только одной эпохе. Он принадлежит только себе самому. И он в каждый период своего существования себя заново изобретал. Сначала был выходцем русской школы (в «Погребальной песне» очень слышны эти «корни» – и Мусоргский, и Бородин, и его учитель Римский-Корсаков, и Лядов, и Глинка). Потом на него огромное влияние оказал Дебюсси. Частично, в самом начале – Вагнер (кстати, это тоже есть в «Погребальной песне»). Но уже вскоре после этого он пошел в совершенно ином направлении, открыл для себя доклассических композиторов, вновь Палестрину, Джезуальдо, Монтеверди, Баха… Он как будто двигался назад во времени, но потом, под конец жизни, вдруг обратился к додекафонному методу и создал несколько абсолютных шедевров. Я считаю, что Стравинский – мастер перевоплощений. И в этих «масках» и есть его сущность.

– В программе концерта есть также Римский-Корсаков. Вам важно показать преемственность? Учитель и ученик настолько связаны?

– Абсолютно! И я убежден, что Римский-Корсаков в поздние годы, начиная с «Кащея», уже двигался в направлении Стравинского. Когда Глазунов его в шутку обвинял, говоря, «Вы, Николай Андреевич, тут в “Кащее“ такого модернизма навели», он отвечал: «Так я этих модернистов-то надул! Вы не обратили внимание, что у меня только отрицательные персонажи в модернистской технике написаны?» Но он лукавил. Его на самом деле это все интересовало. Мы играем его самое последнее сочинение – «Золотого петушка», и там он практически предвосхищает многое. И «Петрушка» там уже есть! От фразы трубы, с которой начинается «Золотой петушок» до фразы трубы в конце «Петрушки» очень недалеко.

– Владимир Михайлович, расскажите, пожалуйста, о Вашей работе с консерваторским оркестром. Тяжело ли репетировать со студентами?

– Я очень люблю работать со студентами. Сам, как мне кажется, не так давно им был – хотя прошло уже больше двадцати лет с тех пор, как я вышел из Мерзляковского училища (тогда, когда я жил в России). Но такое ощущение, будто студенческие годы были недавно. Мне нравится общаться с молодыми, делиться опытом, знаниями, наблюдением за музыкой. И главное, мне нравится, когда люди (в основном очень одаренные) зажигаются и начинают по-своему реализовывать то, что я пытаюсь до них доносить. И никогда не знаешь, какой будет результат. Конечно, я прихожу с какой-то заранее услышанной внутри себя звуковой идеей, но я всегда оставляю пространство для вариаций. Каждый оркестр совершенно разный. Например, коллектив Анатолия Левина, с которым я сейчас работаю в первый раз, звучит совсем по-другому, чем музыканты Вячеслава Валеева. Понятно, что здесь сидят старшие студенты, а также несколько профессионалов. Но дело не в этом. Просто это уже другие люди, у них есть какой-то свой опыт, иная психология… Мне очень интересно «пристраиваться», «прилаживаться» к разным оркестрам и извлекать максимум их потенций.

– И последнее: как Вы думаете, как бы Игорь Федорович отреагировал на исполнение его сочинений в наше время?

– Я всегда на Стравинского внутренне оглядываюсь, когда играю его музыку. Он вообще-то дирижеров недолюбливал. Но у него были дирижеры, которых он уважал – в частности, Пьера Монте, Эрнеста Ансерме. Очень хорошо отзывался об Александре фон Цемлинском. Я думаю, он прежде всего ценил профессионализм, отсутствие каких-то личных аллюров и попытки «перетянуть одеяло на себя». Я в свое время очень серьезно, как к своего рода напутственному слову, отнесся к критике Стравинским дирижерского ремесла.

В своей профессии я исповедую волю композитора как высшее благо. Но в зависимости от автора, дирижеру нужно либо за ним слепо следовать, либо помогать. Стравинскому в основном помогать не нужно. Мы стараемся максимально точно следовать его воле, при этом как бы оставаясь артистами, а не рабами, слепо исполняющими чьи-то приказания. И я стараюсь молодым людям прививать внимательное, вдумчивое и уважительное отношение к авторскому слову – все-таки основа уже заложена в самой партитуре. Вагнер говорил своим музыкантам: «Друзья, научитесь читать – у меня все написано. Все, что я хотел, я написал». И это не только ремарки, это умение элементарно видеть композиторский код, потому что даже род записи определенной агогики, артикуляции у каждого композитора свой, хотя пользовались они одними и теми же значками. Владеть этим музыканту представляется мне большим делом. И где же, как не в Московской консерватории, этому можно научиться?!…

Беседовала Надежда Травина,
редактор «РМ»
Фото Эмиля Матвеева

№ 9 (1338), декабрь 2016

29 октября в Большом Зале состоялись две премьеры: в концертном исполнении прозвучали одноактные оперы наших современников, профессоров консерватории. В первом отделении была представлена опера В. Г. Агафонникова «Юбилей» по одноименной шутке Чехова, а во втором – «Король Шахмат» А. В. Чайковского по новелле Стефана Цвейга. Исполнение осуществила кафедра оперной подготовки, участвовали студенты вокального факультета, солисты и оркестр оперного театра консерватории и Концертный хор МГИМ им. Шнитке (художественный руководитель Александр Соловьев). За дирижерским пультом стоял лауреат международных конкурсов Вячеслав Валеев.

Каждая опера погрузила слушателей в свою эпоху. В «Юбилее» В. Г. Агафонников в качестве либретто взял оригинальный чеховский текст. Творческой находкой композитора стало цитирование произведений П. И. Чайковского, которые в определенных местах вплетаются в музыкальную ткань оперы. Чеховская драматургия особенная: действие может разворачиваться в одной комнате, основные события – происходить не во внешнем рисунке, а в психологии поведения героев.

В «Юбилее» четыре главных действующих лица долго пребывают каждый в своем состоянии, скрыто конфликтуя друг с другом, и лишь ближе к концу происходит взрыв, и все приходит в движение. Концовка оперы выдержана в неповторимом чеховском колорите: здесь нет громких финальных аккордов на раскатистом форте, зато есть таинственная последняя нота там-тама, медленно-медленно ползущая по залу и затихающая, словно последний звук, доносящийся до слушателей из прелестного быта XIX века…

Мы обсудили с автором некоторые детали новой оперы:

– Владислав Германович, опера «Юбилей» создавалась к юбилею Консерватории?

– Да. А писалась она заранее, в год юбилея П. И. Чайковского – в 2015 году исполнилось 175 лет со дня его рождения.

– Этим объясняется и цитирование произведений Чайковского?

– Да, во-первых, Петр Ильич был одним из лучших педагогов Московской Консерватории, он взял на себя всю ответственность по теоретической подготовке на композиторском факультете. Во-вторых, Чехов обожал музыку Чайковского. Какое-то время они жили по соседству, и Чехов писал, что готов стоять целыми сутками и слушать, как занимается Чайковский. Я постарался задействовать в опере ту музыку, которую мог услышать Чехов (4-я Симфония, «Ромео и Джульетта», «Пиковая Дама»). К тому же у Чехова есть даже прямая цитата: «Онегин, я скрывать не стану». Но любое явление, взятое единожды, производит впечатление случайного, поэтому я процитировал там еще другие сочинения.

– Что Вас вдохновляло, как композитора, в работе над этим сочинением?

– В первую очередь, неповторимый чеховский стиль. Я взял пьесу в оригинале, сократил только несколько предложений. Текст необычайно поэтичный – с виду он вроде обыденный, но там есть своя изюминка и возвышенность, которая делает его практически «поэтическим словом». И, конечно, очень яркая образность, каждый герой – особенный. Оттуда пошли слова и даже фразы, ставшие идиомами, например, «кофей пила без всякого удовольствия», «супружница» и т. д. – все это я старался воплотить в музыке. Во-вторых, конечно, вдохновляли наши русские традиции, особенно Глинка, с музыкой которого я много работал. В России сложилась какая-то своя драматургия развития оперного жанра.

Опера А. В. Чайковского «Король шахмат» перенесла слушателя в 60-е годы XX века. С первых секунд оркестрового вступления в зал влетела атмосфера шумного корабля, отплывающего из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес, с духовым оркестром и веселой суетой путешествий. Как и в опере Агафонникова, здесь тоже четыре главных вокальных партии: состоятельный нефтепромышленник из Канады Мак Коннор, знаменитый шахматист Чентович, Доктор и его спутница Эрика. Но есть в этой опере и еще одна, исключительная, роль – Рассказчика, которую неожиданно для публики великолепно исполнил дирижер Вячеслав Валеев. Рассказчик не поет, а декламирует. С одной стороны, он комментирует происходящее, с другой – тесно вплетается в сюжет оперы, становясь еще одним действующим лицом. С его первой реплики буквально начинает разворачиваться основное действие, и ему же принадлежат последние слова, подводящие итог всей оперы.

Великолепное либретто Льва Яковлева соединяет в себе и необходимую для одноактной оперы краткость и сжатость, и, в то же время, насыщенность деталями и колоритными образами. Проза часто внезапно сменяется рифмованным текстом, причем певцы или поют свои партии, или декламируют отдельные реплики. Шахматная игра пронизывает весь сюжет, и музыкально отображена каждый раз по-разному: первая партия сопровождается волнующим ostinato в оркестре, заставляя зрительный зал переживать за ее исход, тогда как непринужденную игру из третьей картины музыкально изображает джаз. А в финале в хоре «разыгрывается» партия Анатолия Карпова и Лайоша Портиша 1975 года. Этот необычный композиторский ход органично вписывается в оперу и делает блестящим ее мощное завершение.

После премьеры композитор ответил на несколько вопросов:

– Александр Владимирович, известно, что Вы – прекрасный игрок в шахматы, это повлияло на написание оперы?

– Конечно. Если бы я не любил играть в шахматы, мне бы и в голову не пришло писать эту оперу. И меня всегда интересовали какие-то шахматные сюжеты, хотя, к сожалению, их очень мало. В юности я прочел «Шахматную новеллу» Цвейга, и много лет держал под прицелом это замечательное произведение. Мне казалось, что это сочинение театрально, что можно сделать хорошее кино. И, конечно, когда поступило предложение от ректора А. С. Соколова, написать оперу, то я решил, наконец, осуществить именно этот сюжет.

– Либретто писалось специально для Вас?

– Да, по моей просьбе. Со стороны Льва Яковлева, известного писателя, это тоже был своеобразный подарок к юбилею Консерватории. И сделал он его, по-моему, очень элегантно и изящно.

– Сколько времени заняло написание оперы?

– Около двух-трех месяцев… Я закончил партитуру летом прошлого года.

– Что Вас вдохновляло в момент создания?

– Всегда вдохновляет, если ты знаешь, что твое сочинение будет исполнено. В данной ситуации это было почетное задание – писать для юбилея, современником которого мне повезло быть. Вдохновляет, если какой-то театр хочет поставить твое произведение. А если этот театр еще и хороший, то это – самый лучший вдохновитель!

– В финале Вашей оперы разыгрывается партия 1975 года, в которой Карпов выиграл у Портиша. Почему именно она попала в оперу?

– Чисто случайно. В принципе, я знаком с Карповым. И когда я начинал писать оперу, то, как раз, у меня был концерт в Женеве, на котором он присутствовал. И потом, после концерта, мы ужинали, и я ему рассказал, что пишу эту вещь. Он естественно знал новеллу Цвейга, и мне пришла идея как-то его привлечь. Я спросил: «У Вас есть какая-то короткая интересная партия?» Он назвал партию в 20 ходов с Портишем. Я решил сделать такую коду, потому что у Цвейга герои играют в шахматы, но нет конкретных ситуаций – ведь это литература. А в моей опере можно показать реальную шахматную партию, блестящую и интересную. И мне хотелось, чтобы это был наш шахматист. Вот так все и получилось!

Ольга Иванова,
студентка

№ 6 (1335), сентябрь 2016

2016 год – знаковый как для Московской консерватории, так и для ее младшего «коллеги» – Академического музыкального училища при МГК им. П. И. Чайковского. В этом году ему исполняется 125 лет со дня основания. И юбилейные торжества начались уже сейчас. Первый отчетный гала-концерт «Мерзляковки» состоялся 29 мая 2016 года в Большом зале Московской консерватории. Атмосферу незабываемого праздника создали учащиеся и знаменитые выпускники училища, весь вечер был насыщен яркими и оригинальными музыкальными номерами. О том, какие еще музыкальные сюрпризы ожидать от «Мерзляковки» в этом году, любезно согласился поделиться с читателями «Российского музыканта» директор училища Владимир Петрович Демидов:

– Здравствуйте, Владимир Петрович! Ваши впечатления о прошедшем концерте?

– В каждом концерте есть какие-то свои открытия и находки. Из всех концертов, которые я с небольшим перерывом на службу в армии посещаю с 1970 года, этот удивил меня своей собранностью, невероятной энергетикой, точностью выбора программы. Вообще все концерты этого года посвящены 125-летию «Мерзляковки». Это дань нашего уважения, любви и признания учебному заведению, которое нас воспитало и в котором многие из нас работают.

Майский концерт прошел на одной из самых лучших сцен мира – в Большом зале Московской консерватории. Я очень рад, что в концерте принял участие выпускник училища, выдающийся дирижер Владимир Юровский – во втором отделении под его управлением прозвучала пастораль «Искренность пастушки» из «Пиковой дамы» Чайковского. Был сыгран Первый фортепианный концерт Андрея Эшпая – дань памяти и уважения нашему замечательному выпускнику, одаренному человеку редкого, самобытного таланта. Осенью 2015 года, когда Андрею Яковлевичу исполнилось 90 лет, он, маститый композитор, обратился ко мне с интересным предложением: а нельзя ли исполнить его фортепианный концерт? Мы с огромным удовольствием согласились, и свое обещание сдержали. К сожалению, Андрей Яковлевич его не услышал. Исполнили концерт наш выпускник Андрей Романов и симфонический оркестр училища под управлением А. А. Левина – также нашего выпускника, потрясающего музыканта, заслуженного артиста России.

– Как формировалась такая разнообразная программа?

– Вообще, шла борьба за то, чтобы попасть в программу этого концерта. Многих наших исполнителей мы не могли включить из соображений временного регламента. Все солисты выступали только с оркестром или в контексте ансамбля. Участвовал даже ансамбль ударных (класс П. В. Демидова). В тот вечер прозвучали фортепианный септет Гуммеля (класс Т. Н. Голик); невероятное по экспрессии сочинение Арво Пярта «Fraters», его исполнили Надежда Солодухина, (класс скрипки проф. В. М. Иванова) и ансамбль солистов «Премьера» (художественный руководитель и дирижер Игорь Дронов); великолепный «Вальс» Равеля в авторской версии для двух ф-но в исполнении Никиты Каплунова и Анастасии Кузнецовой (класс Т. В. Директоренко). Даже духовой оркестр под управлением В. В. Юрковца зазвучал как большой и очень слаженный ансамбль. Они сыграли Этюд dis-moll Скрябина – знаменитое, чисто фортепианное сочинение, которое по аналогии с c- moll’ным этюдом Шопена также называют «Революционным». Эксперимент вполне удался! Духовой оркестр справился с изысканной скрябинской фактурой, исполнив сочинение ярко, мощно.

– Небольшой экскурс в историю развития Мерзляковского училища: расскажите, пожалуйста, нашим читателям о своих предшественниках на директорском посту…

– Для справки: «Мерзляковка» – это не учебное заведение имени Мерзлякова, а расположенное в Мерзляковском переулке музыкальное училище при Московской государственной консерватории (так оно стало называться в 30- е годы прошлого века в завершении процесса реорганизации музыкального образования в Советском союзе). Первое, самое значимое для нас событие – это открытие Валентиной Юрьевной Зограф-Плаксиной в 1891 году «Общедоступного музыкального училища». Тогда открывалось очень много музыкальных школ. Однако молодой, энергичной выпускнице Московской консерватории, ученице великого Танеева и Сафонова, удалось создать жизнеспособное учебное заведение. Проявив недюжинную организаторскую волю, она привлекла к работе превосходных специалистов. Здесь ведь работали и Б. Л. Яворский, и Г. Л. Катуар, и А. Б. Гольденвейзер, и знаменитый оперный певец В. С. Тютюнник, а среди учеников наряду с известными музыкантами была и Марина Цветаева. Здесь, кстати, в 1925 году, уже в советские времена, образовалось одно из первых в Москве теоретических отделений, где царили «Иосиф Прекрасный» (И. И. Дубовский) и «Князь Игорь» (И. В. Способин). Тут же учились знаменитые впоследствии теоретики и музыковеды В. В. Протопопов, И. Я. Рыжкин, Ю. В. Келдыш…

В 1929 году произошло слияние техникума имени братьев Рубинштейн (в прошлом Общедоступного училища Зограф-Плаксиной) и техникума имени Скрябина (в прошлом школы Селиванова). Вся дирекция во главе с Р. Л. Блюман перешла из техникума имени Скрябина. К сожалению, о Рахили Львовне сейчас немного подзабыли, а ведь ее деятельность директора (1929–1959) пришлась на сложнейшие годы. Именно в это время при ее непосредственном участии произошло окончательное формирование отечественной трехступенной системы музыкального образования – школа-училище-вуз. А скольким студентам и педагогам она помогла в годы Великой отечественной войны! А сколько усилий потребовалось ей, чтобы сохранить педагогический состав во время приснопамятного постановления ЦК 1948 года!

После Рахили Львовны некоторое время директором был виолончелист Стефан Тимофеевич Кальянов (1959–1961), ставший позднее проректором Московской консерватории. А в 1961 году у руля встала легендарная Лариса Леонидовна Артынова, руководившая училищем 40 лет (1961–2001). Она сумела присоединить еще одно здание, построила спортивный комплекс с бассейном, добилась установки двух органов и создания органного факультатива, но, главное, – постоянно генерировала мощный творческий импульс, необходимый для развития учебного заведения. Достижений при ней было много. Лариса Леонидовна была удивительно добрым и мудрым человеком.

– В своем вступительном слове 29 мая Вы сказали, что этот концерт – далеко не последний в текущем году. Какие еще торжества ожидаются в связи с юбилеем и когда именно?

– Пусть это будет сюрпризом – еще не все даты установлены. Скажу только, что в декабре должны состояться главные праздничные мероприятия, одно из них произойдет на сцене «Геликон-оперы». Мы с удовольствием увидим многих выпускников, гостей и друзей «Мерзляковки». Называть конкретные имена сейчас не буду, потому что все они люди очень занятые, связанные условиями контрактов. Все предложения мы рассмотрим на Совете училища.

– В заключение: Ваши пожелания для читателей «Российского музыканта», для Мерзляковского училища и для его старшей «коллеги» – Московской консерватории?

– В контексте торжеств, посвященных 150-летию Московской консерватории, училище будет принимать участие в концерте 14 сентября. Это будет приношением Alma Mater, из которой вышли почти все наши педагоги, включая и меня, грешного. Конечно, с консерваторией у нас самые близкие, родственные связи. Пожелать всем я могу только одного – творчества и радости!

Беседовала Мария Зачиняева
Фото В. Бычкова

№ 5 (1334), май 2016

А. Левин

В двух юбилейных концертных сезонах многим творческим коллективам консерватории выпал уникальный шанс выступить под управлением выдающихся отечественных дирижеров (Г. Рождественского, А. Лазарева, В. Федосеева, Ю. Темирканова, В. Гергиева, В. Юровского, В. Спивакова и др.) с участием прославленных солистов (Э. Вирсаладзе, Н. Гутман, М. Воскресенского, Ю. Башмета, Д. Крамера, Б. Березовского, Н. Луганского и др.). О работе над симфоническими концертными программами юбилейных сезонов мы поговорили с художественным руководителем Концертного симфонического оркестра и Симфонического оркестра студентов профессором А. А. Левиным.

— Анатолий Абрамович, два консерваторских коллектива, которыми Вы руководите, в этом сезоне принимают большое участие в серии благотворительных концертов к 150-летию консерватории. Как проходит подготовка?

— Безусловно, мы много репетируем. В подготовке участвуют студенты-дирижеры и аспиранты. В частности, к концерту, где дирижировал Владимир Спиваков, Седьмую симфонию Бетховена с оркестром репетировал студент-дипломник, потом это сочинение пойдет ему на диплом. Он честно заработал это право. Конечно, мы старались, чтобы к приходу маэстро все было хорошо подготовлено. Программу Геннадия Николаевича Рождественского из произведений Сибелиуса, 150-летие которого отмечалось в прошлом году, тоже готовили студенты, которые заблаговременно начали работу (это была их практика), а на заключительном этапе, перед приходом Геннадия Николаевича репетиции вел его аспирант Антон Шабуров.

— А репетиции с самими мэтрами?

Для молодых музыкантов общение с такими музыкантами как Рождественский, Темирканов, Спиваков – очень важно и очень полезно. Кстати, в исполнении Третьей симфонии Корндорфа студенческим оркестром под управлением Александра Лазарева, некоторые студенты отделения оперно-симфонического дирижирования участвовали в качестве исполнителей на клавишных инструментах, как и в концерте Ю. Х. Темирканова.

— То, что вы беретесь за исполнение столь непростых партитур, влияет на художественный уровень коллективов?

— Освоение новых, все более сложных произведений, преодоление профессиональных трудностей, безусловно, двигает вперед. Могу привести в качестве примера «Весну священную» Стравинского. К сожалению, это сочинение, как и многие произведения XX века, является и сегодня трудноисполнимой музыкой, «музыкой завтрашнего дня», а прошло уже 100 лет со дня его написания. И по идее оно должно быть «настольным» – не должно представлять особой трудности для исполнителей. Я поставил перед собой задачу освоить его со студентами. Была проделана огромная работа, мы занимались с каждой группой инструментов отдельно. Приходилось сидеть целыми днями, я брал класс в воскресенье с десяти до десяти, и это дало очень хороший результат: мы сыграли «Весну» со студентами (120 человек!) и не было ни одной подсадки профессиональных музыкантов.

А. Левин и К. Родин

Также огромную пользу принесло исполнение Третьей симфонии Николая Корндорфа. Ничего подобного по объему, масштабу, содержанию, по своей глубине им играть не приходилось. И надо сказать, что студенты были очень воодушевлены работой над этим сочинением, хотя для восприятия оно совсем не простое – 90 минут невероятно сложной музыки. Я считаю, что это было одно из самых значительных событий в концертной жизни Московской консерватории за многие годы, потому что и сочинение эпохальное, и беспрецедентный по количеству людей состав (на сцене было 230 человек артистов хора и оркестра), и все было исполнено силами студентов.

— Вы планируете включать в репертуар коллективов и другие современные партитуры?

— Хотелось бы. В 2007 году, когда исполнилось 60 лет со дня рождения Корндорфа, мы сыграли Четвертую симфонию. И тогда эта работа тоже вызвала у студентов интерес и воодушевление. Очень многоплановое произведение, трудное не только технически, но и с точки зрения выдержки и эмоционального напряжения. Тем не менее, они его выучили, и нам удалось его записать. Потом вышел диск, на котором Четвертая симфония звучит наряду с Концертино для альта. Так что Третья симфония Корндорфа – это уже второй случай на протяжении нескольких лет. Я бы очень хотел исполнять и Корндорфа, и других современных композиторов, потому что это необходимо. Существует очень много музыки высокого класса, которая не часто звучит в концертных залах, а некоторые произведения вообще рискуют пропасть, если их не играть.

— А сколько концертов в год сейчас исполняют оркестры?

— По-разному. Студенческий оркестр, в силу того, что у него есть учебный план, а у студентов много других предметов, репетирует только дважды в неделю, поэтому 4–6 выступлений в год – это оптимальное количество. Студенческие оркестры не должны выступать слишком часто, потому что к концертам необходимо очень тщательно готовиться. Частые выступления приводят к снижению качества.

7 апреля исполнилось 115 лет Большому залу, и оркестр студентов играл большую программу, которая была составлена в том числе из произведений, которые звучали в 1901 году на открытии Большого зала под управлением В. И. Сафонова, – увертюра к «Руслану и Людмиле» Глинки, «Франческа да Римини» Чайковского. И должен сказать, что оркестр справился с задачей очень хорошо.

У Концертного симфонического оркестра очень много концертов. Год на год не приходится, но в какие-то сезоны я насчитывал до 23 выступлений.

— Сезон продолжается, еще будут концерты…

К. Родин

— 27 мая Концертный симфонический оркестр будет исполнять программу-приношение Геннадию Николаевичу Рождественскому к его юбилею. В концерте будут принимать участие его ученики: Валерий Полянский, Вячеслав Валеев, аспирант Антон Шабуров и я. Программа была составлена самим Геннадием Николаевичем из произведений Римского-Корсакова, Равеля, Стравинского, Шабрие и Шостаковича.

— Не поделитесь секретами, что мы услышим в следующем году, потому что основные юбилейные события все-таки будут проходить в сентябре?

— 12 сентября Концертный оркестр будет исполнять Пятую симфонию Брукнера под управлением Г. Н. Рождественского – это будет проходить в рамках празднования 150-летия консерватории. У студенческого оркестра в следующем сезоне будет свой абонемент, как мне кажется, очень любопытный, в котором в качестве солистов выступят лауреаты конкурса «Щелкунчик». И поскольку это связано с балетом Чайковского, в каждом из концертов абонемента будут звучать фрагменты музыки балета. Будем знакомить молодую аудиторию с классическими образцами симфонической музыки.

— А какими событиями будет отмечен сезон Концертного оркестра?

— Мы будем играть с солистами-профессорами Московской консерватории. В этом абонементе участвуют Элисо Константиновна Вирсаладзе, Михаил Сергеевич Воскресенский и Владимир Павлович Овчинников. Будет исполнен Первый концерт Чайковского, Второй Бетховена, Четвертый Рахманинова и никем, кроме Воскресенского, не исполняемый концерт Танеева.

Планы у нас большие. В феврале 2017 года состоится фестиваль, посвященный К. М. фон Веберу. Кроме того, в наших планах мини-фестиваль, в котором будут участвовать молодые, но уже известные во всем мире, выпускники Московской консерватории. Инициатором фестиваля является Сергей Антонов. Он соберет музыкантов, которые помимо инструментального исполнительства профессионально занимаются дирижированием. И таких довольно много. У нас задуман концерт, в котором они будут попеременно выступать и в качестве солистов, и как дирижеры. Среди них будет и сам Антонов, и Валентин Урюпин, Антон Павловский и другие.

Следующий юбилейный сезон Московской консерватории будет очень насыщенным и интересным!

Беседовала О. Ю. Арделяну,
редактор «РМ»
Фото  с концерта 19 апреля предоставлены  ГКД

№ 4 (1333), апрель 2016

Новый директор в Музее. Фото А. Паршина

Открывшийся 11 марта 1912 года Музей имени Н. Г. Рубинштейна, основателя Московской консерватории, с недавних пор возглавляет новый директор – доктор философии Фрайбургского университета, музыковед, переводчик, член Ассоциации гидов-переводчиков при Правительстве Москвы Владимир Михайлович Стадниченко. В свое время он с отличием закончил теоретико-композиторский факультет МГК, написав дипломную работу «Органное творчество Дитриха Букстехуде» (класс проф. С. Н. Питиной), затем обучался в аспирантуре Университета им. Альберта Людвига (Фрайбург) в классе проф. Кристофа Вольфа, с 2000 г. преподавал в Немецкой школе им. Фридриха Гааза при Посольстве ФРГ, был сотрудником Посольства Германии, регулярно выступал на международных музыковедческих конференциях и конгрессах МГК. Музею консерватории, несомненно, повезло: у Владимира Михайловича не только широкий круг научных интересов (музыка XVII–XIX веков, культурные связи между Россией и Германией), но и большой опыт работы в музеях Московского Кремля, Государственной Третьяковской галерее, ГМИИ им. А. С. Пушкина и других музеях России и зарубежья.

Новому руководителю предстоит внести свой вклад в развитие важного подразделения, наметить пути его дальнейшего развития. О своем видении грядущих задач он делится с читателями «Российского музыканта»:

– Владимир Михайлович, поздравляем Вас с получением такой почетной должности! По Вашему мнению, есть ли необходимость что-то усовершенствовать, улучшить, изменить в Музее Московской консерватории?

О. С. Семенов, первый директор Музея

– Осознанная необходимость кое-что усовершенствовать или просто изменить к лучшему в Музее, конечно, есть. Мы сейчас часто размышляем о возможностях его дальнейшего развития. В этом смысле последние три месяца были достаточно насыщенными.

Жизнь и творчество Николая Григорьевича и его брата Антона Григорьевича являются до сих пор еще недостаточно исследованными. Они были удивительными людьми! Дошедшие до нас высказывания о них Чайковского, Танеева и Рахманинова просто поражают воображение и заставляют еще раз глубоко задуматься об огромном значении их творчества для русской музыкальной культуры. Вот почему мы хотим увеличить количество проводимых в Музее концертов, лекций, конференций, предложить возможность проводить в наших стенах мастер-классы.

– Каким образом пополняется архив и собрание Музея (фотографии, документы, экспонаты)?

– Музей является научным подразделением МГК, и его фонд пополняется экспонатами, которые мы получаем в дар. Среди друзей Музея были звезды мирового значения. Когда М. В. Юдина в 1943 г. ездила с концертами в Ленинград, она, как уполномоченный представитель, собирала для музея материалы по истории музыкальной культуры и привезла фотографии, афиши, программы, отражающие музыкальную жизнь блокадного города. Д. Д. Шостакович, приходя в консерваторию, в первую очередь приветствовал тогдашнего директора Музея – Е. Н. Алексееву, неизменно оставаясь преданным другом.

– Возможно ли увеличение сокровищницы Музея в будущем?

М. В. Юдина

– Дальнейшее увеличение собрания рано или поздно столкнется с такой проблемой: где все это будет храниться для будущих поколений? Давно необходимо увеличить площади Музея и найти дополнительное помещение для хранения выставочных планшетов и фондов. Хотел бы заметить, что некоторые наши коллеги, возможно, из-за чрезвычайно насыщенной творческой работы в свое время «забыли» вернуть в Музей и читальный зал библиотеки МГК те материалы, которые они (в порядке исключения!) получили на руки от сотрудников вышеупомянутых подразделений. Среди таких материалов – подарки проф. Н. Я. Мясковского и др. Мы настоятельно рекомендуем должникам вернуть все документы в Музей и библиотеку МГК. Это можно сделать и анонимно. Н. Я. Мясковский подарил рукописи, книги и ноты всем студентам и педагогам консерватории и когда-то все ими пользовались. Теперь такой возможности больше нет.

– Расскажите, пожалуйста, о видах деятельности Музея.

– Музей ведет научно-фондовую, исследовательскую и просветительскую работу, а именно: проводит конференции, выставки, концерты, мастер-классы, экскурсии, лекторскую и архивную практику. Главная же наша цель – собирать, комплектовать, систематизировать и каталогизировать материалы, связанные с жизнью МГК, ведь  с 1995 года музей воссоздавался «с нуля». Мы бережно храним все документы, фотографии, мемориальные предметы, афиши, письма – все документальные свидетельства истории нашей Alma mater и творчества ее выдающихся выпускников.

Д. Д. Шостакович

Сегодня в Музее МГК собрано уже более 70 личных архивов, в том числе Ю. И. Янкелевича, М. Н. Тэриана, А. К. Габриэляна, Е. К. Голубева, М. С. Скребковой-Филатовой, Н. П. Ракова, Л. И. Ройзмана, И. В. Способина, А. И. Кандинского, В. В. Протопопова, Т. П. Николаевой, В. В. Борисовского, В. П. Варунца, Ю. Н. Холопова, Б. Г. Тевлина, А. Н. Власенко, Р. Р. Давидяна, Ю. Н. Должикова, Р. К. Щедрина, Р. Н. Грубера, семьи Ширинских и др. Недавно в Музей была передана личная коллекция предметов, связанных с А. Г. Рубинштейном, собранная Т. Л. Болычевой, а также множество документов, отражающих историю консерватории и творческую деятельность ее преподавателей и выпускников. Все это необходимо и далее поддерживать и расширять, ведь мы являемся членом Ассоциации вузовских музеев и Ассоциации музыкальных музеев и коллекционеров!

– Какие достижения в деятельности Музея в прошлом Вы бы выделили прежде всего?

– Из прошлых лет необходимо упомянуть плодотворную работу Е. А. Колчина, Е. Н. Алексеевой, О. С. Семенова (он подарил 12 картин Третьяковской галерее!), Е. Г. Сорокиной, Е. Б. Долинской и Г. В. Григорьевой. С 1995 по 2015 гг. директором Музея была Е. Л. Гуревич, творческая деятельность которой определила нынешний облик учреждения. Музей регулярно принимал участие в фестивале «Интермузей», в конференциях, проводимых АММИК, а также заседаниях Ассоциации вузовских музеев. Нами воссоздана традиция проведения бесплатных музыкальных собраний и концертов, которые проходят каждую субботу в Овальном зале.

Е. Л. Гуревич и А. С. Соколов

Что касается прошлогодних проектов, то среди них следует выделить выставку «Московская консерватория в годы ВОВ» в честь 70-летия Победы. Совместно с другими учреждениями мы провели выставки «К 100-летию со дня рождения С. Т. Рихтера», созданную Музеем им. А. С. Пушкина, и «А. Н. Скрябин. Страницы жизни» из фондов Мемориального музея имени А. Н. Скрябина. Недавно ВМОМК им. М. И. Глинки подготовил выставку, посвященную Международному конкурсу им. П. И. Чайковского и 175-летию со дня рождения композитора.

– Музей имени основателя Московской консерватории очень органичен в структуре нашего вуза и становится особенно значимым в юбилейный для Alma mater 2016 год. Какой вклад Вы планируете внести в празднование юбилея консерватории?

– Совместно с Всероссийским музейным объединением музыкальной культуры им. М. И. Глинки мы готовим большую выставку, посвященную 150-летию консерватории. Она будет размещена в фойе партера Большого зала. Вся подготовительная работа была проделана еще Е. Л. Гуревич в 2015 году. Запланирована серия новых концертов в Овальном зале.

– Какие наиболее интересные события ожидаются в 2016 году?

– Недавно мы договорились с Третьяковской галереей о передаче Музею МГК электронной версии портрета Н. Г. Рубинштейна кисти В. Г. Перова, который хранится в запасниках галереи и еще пока нигде не выставлялся. Музей примет участие в Международной научной конференции «Московская консерватория в прошлом, настоящем и будущем».

Н. Г. Рубинштейн

– Как Ваши научно-педагогическая деятельность и опыт могут способствовать успешной работе Музея? 

– Они мне помогают планировать многие мероприятия, устанавливать необходимые для научной деятельности Музея деловые контакты с зарубежными коллегами.

– Какой Вы представляете себе деятельность Музея имени Н. Г. Рубинштейна в наши дни?

– К сожалению, все научные и просветительские возможности, которыми обладает Музей уже сейчас, а также его потенциал в будущем, пока еще недостаточно осознаны культурным сообществом. Мы хотим продолжать собирательскую деятельность и призываем преподавателей и выпускников МГК передавать Музею свои архивы. Собрание Музея обрабатывается и сохраняется согласно всем музейным правилам, и все наши дарители могут быть абсолютно уверены в сохранности материалов, переданных в фонд. Все они будут оцифровываться для того, чтобы стать доступными для исследователей. Ведь функция любого музея – не только собирать и хранить, но и популяризировать. Мы регулярно проводим экскурсии, рассказывающие историю Московской консерватории и БЗК для слушателей любого возраста. В Музей приходят студенты музыкальных и гуманитарных вузов, учащиеся из зарубежных консерваторий, посетители экскурсии по проекту «Выход в город» от Всероссийского общества охраны памятников культуры, иностранные туристы и любители музыки всех возрастов, приезжающие в МГК из различных регионов России. Регулярные выставки материалов Музея способствуют популяризации хранимых нами фондов.

– Как Музей может подстроиться к требованиям и ожиданиям современных людей?

– В эпоху цифровых технологий Музей Московской консерватории  также стремится идти в ногу со временем. Мы проводим оцифровку исторических материалов и фондов для выставок, публикаций и выступлений на конференциях, таким образом, пополняя электронный каталог Музея. В фойе Большого и Малого залов были установлены электронные терминалы с информацией об истории консерватории, ее залов и Музее.

– Владимир Михайлович, благодарю Вас за увлекательный рассказ о прошлом и будущем Музея им. Н. Г. Рубинштейна и желаю больших научных достижений и творческих успехов на посту его директора!

– Пользуясь случаем, хочу сердечно поблагодарить ректора проф. А. С. Соколова и проректора по научной работе проф. К. В. Зенкина за помощь в нашей работе, а также Ученый совет, Редакционно-издательский совет, профессоров и преподавателей исполнительских факультетов консерватории за участие в наших концертах, всех уважаемых дарителей, настройщиков и администрацию Большого зала!

Беседовала М. В. Переверзева,
Ответственный редактор «РМ»
Фото предоставлены Музеем МГК

№ 3 (1332), март 2016

Жорж Апергис. «Семь преступлений любви»

В конце января в рамках фестиваля «Театр музыкальных инструментов» в Центре им. Вс. Мейерхольда был показан спектакль «Положение вещей» на музыку трех композиторов: Жоржа Апергиса, Маурицио Кагеля и Фараджа Караева. Основным организатором проекта, осуществленного при поддержке Министерства культуры и туризма Азербайджана, выступил консерваторский ансамбль «Студия новой музыки». Его участники на этот раз исполняли не только музыкальные партии, но и актерские роли. Молодой режиссер-постановщик, студент ГИТИСа, Алексей Смирнов рассказывает о состоявшейся работе:

— Алексей, прежде всего, хочу поздравить тебя с постановкой, думаю, что она получилась интересной и достойной внимания. Насколько я знаю, это не первое твое сотрудничество с ансамблем «Студия новой музыки»?

— Я сотрудничаю с ними с 2013 года, когда мы вместе с Владиславом Тарнопольским готовили проект «ARTинки с выставки» (см. «РМ» 2013, № 8 и 2014, № 2 – ред.). Идея была соединить современное визуальное и музыкальное искусство – своеобразная отсылка к Мусоргскому и его «Картинкам». Получился такой спектакль в жанре променад-театра. Проект попал на фестиваль NET (Новый европейский театр), и мы сыграли его там четыре раза.

— При работе с музыкальным коллективом режиссер нуждается в музыкальном образовании?

Жорж Апергис. «Семь преступлений любви»

— Я учусь на 5-м курсе ГИТИСа на режиссера музыкального театра в мастерской профессора А. Б. Тителя и профессора И. Н. Ясуловича. У меня две однокурсницы – обе до этого получили музыкальное образование. Одна из них как пианистка, другая как теоретик. А я закончил колледж как баянист. Важная часть нашей работы – анализ музыкальной драматургии, и, конечно, проще это делать, если у тебя есть базовое музыкальное образование.

- Инструментальный театр, несмотря на богатую историю, – довольно редкое явление на российской сцене. Почему ты обратился к жанру, в котором обычно за режиссуру отвечают сами музыканты?

— Честно говоря, изначально я хотел поставить со «Студией новой музыки» оперу, многократно что-то предлагал и обсуждал с В. Г. Тарнопольским. Мое театральное сотрудничество со «Студией» ограничивается пока работой в качестве ассистента режиссера в постановке оперы В. Г. Тарнопольского «По ту сторону тени» в театре Станиславского и Немировича-Данченко (март 2015 года). Каких-то собственных режиссерских проектов еще не было. Но Владимир Григорьевич сказал мне однажды, что «Студия» может «потянуть» спектакль в жанре инструментального театра (не уверен, что я тогда понимал, что это такое…).

— Расскажи о проекте «Театр музыкальных инструментов», как появилась идея спектакля «Положение вещей»?

Маурицио Кагель. «Dressur»

— По-настоящему с инструментальным театром я познакомился, посмотрев видеофрагменты спектакля Гёббельса «Черное на белом». Мне очень понравилась идея, когда он в процессе сотворчества с музыкантами, сочиняет некое театральное полотно. Когда я начал интересоваться, оказалось, что была довольно большая послевоенная волна произведений в этом жанре, есть ключевые имена: Кагель, Апергис и другие. Владимир Григорьевич назвал мне несколько имен русских композиторов, которые этим занимались, и я выбрал Фараджа Караева, его пьесу «Положение вещей». Мне понравилась музыка, и я подумал, что она будет отличной основой для спектакля, при этом слабо представляя, как это поставлю. Я добавил к ней «Dressur» Кагеля – мне казалось, что будет хороший переход между камерным сочинением и сочинением для большого ансамбля, сделал купюры в «Dressur» и добавил произведение «Семь преступлений любви» Апергиса. Таким образом, собралась музыкальная основа спектакля. Мы решили, что если знакомить людей с этим жанром, то интересно представить нескольких композиторов, которые работали в разных техниках. Сочетание – Апергис, Кагель и Караев – показывает палитру инструментального театра.

— А не получилось ли слишком пестро?

— Мне кажется, что нет. Меня волновало, как я все это соединю, было очевидно, что там нет нарратива, нет какой-то истории, которая может связать все три номера. Решением было – соединить их общим подходом к материалу.

Маурицио Кагель. «Dressur»

— Возможно, их связало воедино то, что все декорации и инструменты были на сцене изначально?

— Я позвал художницу, с которой мы уже работали. Это Елена Бодрова, она тоже выпускается в этом году из ГИТИСа. Мы стали думать, как нам это сделать. В процессе работы Лена предложила формат единой установки, то есть работать с какими-то объединяющими моментами. Мы взяли за основу декорацию «Dressur», которая изначально была предложена Кагелем, и, отталкиваясь от этого, нашли решение, как добавить другие пьесы: мы придумали трибуну с пиджаками и инструментами на сцене и, таким образом, связали пространство.

— Ты сказал, что нарратива там нет, и все пьесы разные. Но создалось впечатление, что для себя ты придумал какой-то сюжет. Особенно в произведении Караева. Там ярко выделяются персонажи и чувствуется какая-то линия развития…

— Я долго пытался понять, что такое инструментальный театр, и как мне работать с музыкантами. Ясно, что те принципы, с которыми подходишь к работе с певцами в опере, тут будут не совсем точны, потому что у тех есть базовая актерская подготовка. Мы говорим с ними на одном языке: о перевоплощении, о вхождении в образ, о линии роли. Здесь нужно было найти какой-то другой подход. Для примера я взял ранние спектакли Крымова, которые он делал в ГИТИСе со своим курсом художников: на сцене они занимаются своим делом – рисуют кистями, делают инсталляции… Такой вход в театральность через дверь живописи. И мне захотелось сделать то же самое – зайти в театральность через игру на музыкальных инструментах, представить театр композитора.

Фарадж Караев. «Положение вещей»

В работе с исполнителями очень помогло то, что все их движения, особенно в «Dressur», я нанизывал на какую-то логичную и понятную для них историю. Они сознавали, что «делают» внутренний сюжет – почему играют на одном инструменте, а потом на другом. Поэтому у них получилось, как мне кажется, именно театральное представление, появилась какая-то осознанность – не музыкальной игры, потому что у них она и так присутствует, а осознанность существования на сцене. Это помогло мне в «Dressur». Но в «Положении вещей» музыка совсем другая – там нет точных указаний для режиссера. Мы вместе с художником придумали мир, в котором существуют герои.

— В «Положении вещей» выделяется английский рожок. Ты шел от партитуры, и таким образом возник персонаж, который выделяется среди других музыкантов?

— Нас учат, что анализ партитуры – это самое главное. Мне показалось, что функция английского рожка в этой пьесе иная, чем всех остальных инструментов. Исходя из этого, я придумал ей роль (солистка — Анастасия Табанкова), она стала для меня центральным персонажем. Хотя я не уверен, что Фарадж Караевич так задумал.

— А ты обращался к нему с вопросами?

— Да, я несколько раз с ним встречался, спрашивал, что именно он написал. Мне не до конца были понятны в партитуре несколько моментов, потому что их можно было очень вольно трактовать. Я спрашивал, что именно он имел в виду, но он почти всегда говорил: «Делайте, как считаете нужным».

— Произведение Караева было исполнено в 1991 году в концертном варианте, но Апергис и Кагель ставились, и доступны видеозаписи этих постановок. Ты их видел?

— Да, на Youtube есть замечательная запись Апергиса, как мне кажется, очень точная. Это вечная проблема режиссера: ты не можешь не знать предшественников, но ты не должен их копировать, на них ориентироваться. С Апергисом сложнее, потому что у него все прописано в партитуре: все мизансцены, весь музыкальный материал.

Фарадж Караев. «Положение вещей»

— Получается, что у Кагеля и Апергиса остается меньше свободы для режиссера?

— Не совсем так. В Кагеле я сделал купюры и сильно перелопатил то, что у него было. У него пьеса идет тридцать минут, а у меня – десять. Там прописаны перемещения, театрализация, но там достаточно много мест, где не написано, что делать исполнителям. А тут главное – как они играют на музыкальных инструментах, как реагируют на то, что другой человек играет на музыкальном инструменте… То есть в партитуре решен вопрос «что?», а вопрос «как?» – нет.

- И ты планируешь поставить Апергиса по-другому – я имею в виду, что ты собираешься скоро ставить его в Баку? Материал для тебя не исчерпан?

- «Семь преступлений любви» – пьеса для трех исполнителей. У музыкантов «Студии новой музыки», которые ее исполняли, сложились определенные взаимоотношения (сами по себе и благодаря мне). А там будут совершенно другие люди. И у них сложатся другие взаимоотношения. У них все будет по-другому.

Беседовала Елизавета Гершунская,
редактор «Центра современной музыки» МГК
Фото Наталии Думко

№ 3 (1332), март 2016

4 марта на сцене Большого зала состоялось уникальное событие – концертное исполнение оперы П. И. Чайковского «Евгений Онегин» под управлением народного артиста СССР, профессора В. И. Федосеева, посвященное 150-летнему юбилею Московской консерватории. В музыкальном вечере приняли участие солисты и оркестр Оперного театра МГК, а также Хор студентов Московской консерватории (художественный руководитель профессор С. С. Калинин).

В этот вечер молодые певцы представили любимые арии и ансамбли в своей интерпретации. Романтичная пушкинская Татьяна Натальи Кучиной (ассистент-стажер МГК, класс проф. Г. Писаренко), чья сцена письма стала настоящим откровением; неожиданно серьезная Ольга с бархатным глубоким голосом Евгении Кузнецовой (5 курс, класс преп. Е. Околышевой); «поклонник Канта и поэт» – Ленский, чья партия не всегда удавалась Александру Чернову (4 курс, класс проф. Ю. Григорьева); и, конечно же, Онегин, который получился у Владимира Автомонова (солист Оперного театра) настоящим франтом. Симфонический оркестр подчеркнул лирические и трагические сцены оперы. Большой студенческий хор в очередной раз продемонстрировал свое умение работать со словом и вокальной техникой. Несмотря на волнение и огромную ответственность, можно сказать, что студенты справились со своей задачей прекрасно.

Главным инициатором этого проекта стал В. И. Федосеев, избравший для своего выступления в честь юбилея Московской консерватории именно оперу «Евгений Онегин», а не симфоническую программу. Он лично отбирал солистов и провел несколько репетиций. На одной из них мы поговорили с Маэстро о музыке Чайковского, студентах, вокальном искусстве и о многом другом:

– Владимир Иванович, музыка Петра Ильича Чайковского сопровождает Вас всю жизнь – на выпускном экзамене Вы дирижировали Четвертой симфонией, с «Евгением Онегиным» дебютировали в Большом театре… В чем, на Ваш взгляд, секрет его музыки?

– Чайковский – композитор особенный. В нем нет сентиментальности или слащавости, как многие неверно думают. Его музыка очень искренняя, чистая, она проникает во все сердца. Музыка Чайковского покоряет все страны, она открыта всему миру, не только русскому человеку. Чайковский всегда подчеркивал связь со своим народом, со своими корнями. Его мелодии идут из души, я бы назвал его композитором мелодии. И в «Евгении Онегине» это ощущается как нигде сильно.

– В репертуаре Оперного театра Московской консерватории – сочинения от Глюка до Буцко. Если брать Чайковского, то недавно была поставлена его опера «Иоланта». Почему Вы решили обратиться именно к «Евгению Онегину»?

– Я решил сделать то, что было в 1879 году, когда студенты впервые исполнили «Евгения Онегина» на сцене Московской консерватории. Чайковский написал свои «лирические сцены» для молодых. Поэтому, как же тут пройти мимо? Тем более мы сейчас справляем юбилей этого прекрасного учебного заведения. Для меня было великой честью предложить такую идею – ректор консерватории и все сразу же согласились. Мы должны сохранять и беречь наши традиции. «Онегин» – это репертуар на всю жизнь.

– Что Вы можете сказать о студентах консерватории? Тяжело ли было с ними работать?

– Здесь замечательные певцы, это – будущее нашей вокальной культуры. Конечно, поначалу было трудно, и не все шло гладко, но они стараются и многое приобретают. Они же еще студенты! Если человек от природы музыкальный, имеет дар от Бога, то это никогда не тяжело, даже если он пока только учится. Другое дело – степень его обучения, связь с педагогом. Важно, чтобы педагоги понимали, в чем нуждается их воспитанник.

Вокал – это трудная, можно даже сказать, больная профессия. За годы учебы студенты должны приобрести большой опыт. Ведь у нас в России есть своя прекрасная вокальная школа. Мы не можем всегда брать, например, итальянскую. У нас другой воздух. Вспомним наших великих певцов: Шаляпин, Лемешев, Козловский, с которым мне много приходилось записываться. Нельзя потерять созданное ими русское вокальное искусство.

– А как его можно сохранить?

– Сейчас у нас со сцены почти исчезли романсы – это плохо, очень плохо! Ведь это «изюминки», воспитывающие культуру пения и произношения слова. К сожалению, в последнее время мы вообще начали терять бережное отношение к слову, к тексту. Эти печальные вещи, я считаю, должны быть исправлены именно благодаря консерватории. В ее стенах прекрасные, свежие голоса – лепи из них все, что хочешь! На наших репетициях студенты работали с большим энтузиазмом, они понимали, какое это счастье – прикоснуться к такому сочинению, как опера Чайковского.

– В феврале на сцене Большого зала консерватории силами солистов, хора и оркестра нашего Оперного театра состоялась новая театральная постановка «Евгения Онегина» (режиссер И. Ушаков). Также под управлением приглашенного дирижера Владимира Кожухаря. Вы же решили предложить слушателям концертную версию. Чем вызвано такое решение?

– Когда-то в оперном искусстве было время примадонн, потом – дирижеров. Сейчас, на мой взгляд, настало время режиссеров, которые подчас не понимают исторических моментов в опере. Ломают все устоявшиеся традиции. Все эти современные постановки – какой-то ужас! Режиссеры творят настоящий беспредел, забывая о чем, собственно, опера. И я решил, что мне не надо никаких режиссеров. Будет чистая музыка и все. Пусть ребята сидя или стоя поют, выражают свои чувства. Пусть слушатели сосредоточатся только на их голосах и великой музыке.

– В ближайшие два-три года в Московской консерватории должен открыться настоящий оперный театр. Его проект опубликован в нашей газете (см. «РМ» 2015, № 9 – ред.). Хотели бы Вы поставить со студентами оперу на этой новой сцене?

– Конечно, с большим удовольствием! Сейчас я много работаю в Ла Скала, в Вене, в Цюрихе. Недавно в Вене мы исполнили кантату «Доктор Фауст» Шнитке, скоро повезем туда «Ундину» Чайковского. Также я стараюсь выбирать произведения, о которых никто ничего не знает. Например, опера «Три короля» Монтемецци, которая в свое время была очень популярна, а сейчас незаслуженно забыта. Так что можно сделать много интересных вещей. Если последует такое предложение, я обязательно что-то придумаю. Выступать на сцене Московской консерватории, работать с ее студентами, за которыми, я уверен, наше будущее, – для меня большая радость!

Беседовала Надежда Травина,
студентка ИТФ

№ 8 (1328), ноябрь 2015

За дирижерским пультом

1 декабря в Большом зале консерватории начинается юбилейный фестиваль Народного артиста СССР, заведующего кафедрой скрипки Московской консерватории, профессора, уникального музыканта и человека Эдуарда Грача. 85-летие – уже повод для торжеств, но эта дата умножается рядом знаковых для него событий, выпадающих на этот год: 125 лет со дня рождения любимого учителя, одного из корифеев отечественной скрипичной педагогики А. И. Ямпольского, 25 лет с момента основания Камерного оркестра «Московия», наконец, 25 лет счастливого супружеского и творческого союза с заслуженной артисткой России, пианисткой Валентиной Василенко.

Каждое число – не просто цифра, за ней – огромная череда поисков, восхождений, артистических свершений. О многом сказано в нашей книге «Эдуард Грач. От первого лица», вышедшей в 2012 году. Но время не стоит на месте, особенно, когда речь идет о такой многогранной личности – скрипаче, альтисте, педагоге, дирижере, организаторе конкурсов. Эдуард Грач – деятелен и энергичен, заряжая своей энергией студентов, публику, коллег. Он строг, даже неумолим к себе и к окружающим, когда дело касается профессии, и чрезвычайно обаятелен и артистичен в дружеском общении. Выкроив минутку в напряженном графике, маэстро поделился новостями в творческой жизни, рассказав, какие подарки ждут его слушателей в эти юбилейные дни.

— Эдуард Давидович, помню ваш прошлый концерт в день 80-летия – яркая, с фантазией придуманная программа. Что нас ждет в этот раз?

С супругой в зале «Гаво». Париж, 2014

— Невозможно делать юбилеи по шаблону, так что я попытался придумать что-то новое. 1 декабря в БЗК примут участие представители мастер-классов, конкурсов, где я – почетный профессор. Например, курсы в Кешет-Эйлоне, откуда меня приедут поздравить директор Ицхак Рашковский и его супруга Аня Шнарх, которая выступит как солистка с «Московией». Будут играть и молодые скрипачи, участники этих мастер-классов, и мои воспитанники – Игорь Хухуа и Гайк Казазян.

Другие мои давние друзья – Камерный оркестр «Виртуозы Якутии», считающий меня своим патроном. Многие участники этого коллектива выросли на моих глазах, оркестр неоднократно ездил со мной на мастер-классы. Жду их в гости. Будет и мировая премьера современного сочинения: «Апофеоз любви» Давида Кривицкого, посвященная мне и Валентине Василенко. Для грандиозного состава – 24 скрипок и фортепиано, партию которого исполнит внук композитора, студент Московской консерватории Михаил Кривицкий.

— В вашем репертуарном списке большое место занимают сочинения композиторов XX и XXI века, созданные и посвященные вам.

— Всю жизнь я охотно играл современную музыку, прежде всего российских композиторов. Когда занялся подсчетами, то получилось, что только крупных партитур в жанре концерта оказалось больше двадцати – Эшпая,  Светланова, Крейна, Балтина, Акбарова, Ходяшева… Это наша миссия исполнителя – давать жизнь новым сочинениям.

— Огромная часть вашей жизни связана с Московской филармонией, которая также собирается вас чествовать.

На фестивале «Золотые скрипки Одессы», 2015

— День рождения 19 декабря я проведу на сцене Концертного зала имени Чайковского. Так было на прошлом юбилее, прошедшем с аншлагом, мне было предложено сохранить это число. Первое отделение вижу как скрипичное гала и хочу назвать «Звезды XXI века», поскольку дали согласие участвовать мои ученики прошлых лет – Алена Баева, Никита Борисоглебский, Гайк Казазян, Айлен Притчин, Сергей Поспелов. Они все имеют сольные карьеры, их любит публика – и заслуженно.

— В каком репертуаре мы их услышим?

— Исхожу из того, что можно саккомпанировать составом оркестра «Московия». Первым прозвучит сочинение, очень значимое для меня. Чакона Витали – с нее начинался мой публичный дебют, состоявшийся в 1944 году в Новосибирске. А сейчас в ней будет солировать Никита Борисоглебский. Надеюсь услышать произведения Шуберта, Сен-Санса, «Кармен» Бизе-Ваксмана… А во втором отделении ожидаются музыкальные поздравления, сюрпризы – приходите, увидите сами.

— Главным музыкальным событием нынешнего года стал Международный конкурс имени Чайковского. Ваш класс блистал на нем, и как мне кажется, профессор Эдуард Грач установил личный рекорд по количеству участвовавших студентов: трое прошли предварительный отбор, один из них завоевал премию. Браво!

— Спасибо за поздравление. Я конечно следил за ходом конкурса и отслушал все туры по трансляции. Качество вещания было великолепное, не сравнить с прошлым разом.

— Вы действительно прослушали всех участников?

- Да, всех без исключения.

- Еще один рекорд! Поделитесь вашими впечатлениями…

- После драки кулаками не машут (улыбается). Могу, конечно, что-то прокомментировать. Конкурс был очень сильный, и, на мой взгляд, безусловно, должен был увенчаться первой премией.

— Ваш выбор?

У зала «Гаво». Париж, 2014

— Клара-Джуми Кан. Я знал ее раньше, слушал на конкурсе в Сеуле, будучи там в жюри. Уже тогда обратил на нее внимание, но за эти годы она феноменально выросла, развилась. Теперь это превосходная скрипачка, очень увлеченная – ее спокойно слушать невозможно. Хотя в третьем туре Концерт Чайковского не стал ее высшим достижением, и тут, как мне кажется, Гайк Казазян ее переиграл. Но, тем не менее, по результатам всех туров она, безусловно, заслуживала первого места. Как и Гайк – второй премии. Но жюри вынесло решение – первую премию не присуждать! И так второй конкурс подряд. Ощущение, что есть какие-то силы, желающие убедить, что скрипичная школа деградирует, что в упадке российская школа. Это несправедливая и предвзятая позиция.

Я работал в жюри многих конкурсов, в том числе таких известных как Венявского в Польше или Лонг-Тибо в Париже. Считаю, что такого бы не случилось, если бы был председатель жюри. Пусть в Москве собрали ведущих звезд, но все равно организующее начало должно быть. Потом член жюри должен присутствовать на всех турах, чтобы, оценивая, иметь целостную картину. Да, бывали прецеденты – Менухин приезжал на финал конкурса в Брюсселе. Но это Менухин, и ему подражать надо не в этом.

— Конкурс совпал с 175-летием со дня рождения Чайковского. Ваше отношение к этому композитору?

— Гениальный композитор, я с благоговением играю его произведения. Среди скрипичных концертов, его – самый трудный, и с технической, и с художественной стороны. Говорили же: «Это концерт – не для скрипки, а против скрипки». Действительно Чайковский использует нетрадиционные скрипичные приемы. Но трудность заключается и в том, что бы суметь сыграть его просто и благородно, передать его лирическую суть. С «Московией» сделана программа из его сочинений: «Воспоминание о Флоренции», Струнная серенада, оркестровая версия пьес из «Времен года», скрипичные миниатюры. Ее мы собираемся показать весной 2016 года, в день рождения Чайковского, 7 мая, в Большом зале консерватории. Планировал сыграть ее в этом году, но из-за конкурса Чайковского не удалось. В консерватории ведь традиционно сокращается на месяц учебный год, сессия проходит уже в мае, и работать с оркестром не было возможности.

— А кто ваш любимый композитор?

С А. И. Ямпольским. Москва, 1949. На вокзале после победы на конкурсе в Будапеште

— Творческая жизнь длинная и выделить кого-то одного не смогу. Когда-то для меня Брамс был самым любимым композитором. Обожаю французскую музыку: Дебюсси, Равеля. Конечно Моцарта – все, что вышло из-под его пера, настолько вдохновенно. Но соглашусь с Рихтером, который говорил, что Моцарт – самый трудный композитор. Последние годы я еще больше полюбил Шуберта: что-то в нем есть щемящее, интимное. А вообще мне повезло: я не играл нелюбимых композиторов.

— Расскажите, что было интересного в вашей творческой жизни в этом году?

— Музыканты живут не годами, а сезонами. Этот еще только начался, а вот прошлый получился очень насыщенным – могу подвести некие итоги. Летал вновь в Китай, где провел мастер-классы в Шанхае, прошлой осенью работал в жюри Международного конкурса имени Лонг-Тибо в Париже. Невероятная ностальгия – сидеть в зале Гаво и невольно вспоминать 1955 год, когда я сам играл на этом конкурсе. Сейчас в Оргкомитете работал сотрудник, который меня слушал полвека назад – очень волнительное событие! И я счастлив, что мой ученик Айлен Притчин победил на этом конкурсе, завоевал Гран-при.

Традиционно принимал участие в жюри Скрипичного конкурса в Астане, который организует ректор Казахского университета искусств Айман Мусаходжаева. А между поездками – концерты класса, «Московия».

— Вы недавно вернулись из Одессы… Как вас встречали в это тревожное время на Украине?

– Я получил приглашение приехать на фестиваль «Золотые скрипки Одессы». Приятная атмосфера, в зале меня встречали восторженным скандированием: никакой враждебности… Я встал за дирижерский пульт и аккомпанировал Сергею Ивановичу Кравченко Полонез ре мажор Венявского. Концерт длился три с половиной часа, собрав многих одесситов, разбросанных по всему миру. Приехали Александр Винницкий, Павел Верников, преподающий в Швейцарии, Дора Шварцберг, работающая в Вене, Михаил Вайман, живущий теперь в Германии.

Три дня, проведенные в моем родном городе, очень согрели меня. Нас прекрасно принимали, организовали прием у мэра, где я произнес от имени всех участников речь, поблагодарив за гостеприимство.

Конечно, прогулялся к своему дому на Пушкинской улице, где состоялся типично одесский диалог. Я стал фотографировать, а ко мне подошел мужчина и говорит: «Вы лучше сфотографируйте соседний дом, там Пушкин жил два года». А я в ответ: «Обязательно, ну а в этом доме родился я».

— Вы меня встретили репликой, что проигрыш Марии Шараповой испортил вам настроение на весь день. Какую роль играет в вашей жизни спорт?

— Все началось с футбола, которым увлекался с детства. Сам играл, ходил на стадион болеть за «Динамо» – до сих пор любимую команду. Потом прибавился хоккей, а сейчас я увлекся теннисом – в этих матчах завязываются невероятные интриги. Из женщин-теннисисток болею за Шарапову: ее проигрыш действительно меня так расстроил, что думал, не смогу дать интервью. А из мужчин слежу за Новаком Джоковичем. Он мне реже портит настроение – сейчас он «первая ракетка» мира.

Я настолько много работаю – и ученики, и оркестр, и концерты, и поездки, что спорт мне необходим для разрядки. Возможность посмотреть интересный матч – теннисный или футбольный, дает мне переключение. Хотя хладнокровно, просто ради удовольствия смотреть не могу: я человек горячий, азартный, радуюсь победам и принимаю близко к сердцу неудачи…

Музыка для меня – вся жизнь, иначе я бы не работал до такого возраста. Если выдается пара свободных дней, я начинаю хандрить, а когда преподаю или репетирую к концертам, то сохраняю жизненный тонус.

Беседовала профессор Е. Д. Кривицкая

№ 5 (1325), май 2015

Первое выступление «Ансамбля 2012» в Московской консерватории, ноябрь 2012

В праздничные майские дни Московская консерватория предложила своим слушателям знаковый концерт: 4 мая в Малом зале выступил «Ансамбль 2012»  Российско-немецкой музыкальной академии. Это событие – часть важного проекта, который успешно развивается уже несколько лет и заслуживает широкого освещения. Собеседником газеты «Российский музыкант» стала берлинский музыковед и музыкальный деятель Татьяна Рексрот (Rexroth) – огромный энтузиаст русско-немецких культурных связей, организатор и исполнительный директор Академии:

— Татьяна, что такое «Российско-германская музыкальная академия» – коллектив или серия мероприятий?

— Это серия мероприятий. Большой художественно-просветительский и образовательный проект. Началось с того, что в июне 2012-го на открытие культурного года Германия-Россия мы с Московской консерваторией собрали оркестровый ансамбль, 12 на 12 – из молодых музыкантов России и Германии. Ввели возрастной ценз: от 18 до 22 лет, чтобы это были молодые музыканты, ставшие уже лауреатами каких-то конкурсов, солисты и ансамблисты. Будущая музыкальная элита.

— Целью было не единичное выступление?

— Нет. Мы сразу решили работать по нескольким направлениям. Это мастер-классы для участников Академии с ведущими музыкантами-педагогами обеих стран, исполнение редких и забытых произведений композиторов России и Германии и исполнение сочинений современных российских и немецких композиторов. И, конечно же, общение, интересные беседы… Ведь совместная подготовка программы – это непросто: немецкие музыканты скрупулезно точно исходят из нотного текста, русские могут относиться к тексту несколько более свободно, главное – показать эмоциональное содержание произведения.

— А когда идут эти беседы? Вы не только репетируете?

Концерт 4 мая в Малом зале

— Каждая программа требует пяти-шестидневной подготовки. Прежде всего, идут очень интенсивные репетиции. Часто наши выступления связаны с какими-то знаковыми местами: это «эмоциональные инъекции», которые невозможно забыть. Например, во время открытия Года культуры Германии в регионах России мы ездили по различным городам Урала. Дом-музей Чайковского в Алапаевске выглядит так, будто хозяева недавно оттуда уехали. Потрясенный немецкий скрипач, глядя на засыпанный снегом каменный храм перед домом Чайковского, сказал: «Я никогда это не забуду, для меня теперь концерт Чайковского звучит по-другому!»… Аналогично, когда мы выступаем в доме-музее Бетховена, где находится его архив, для русских музыкантов это тоже память на всю жизнь.

— Такая обширная деятельность требует какой-то солидной базы?

— Я обратились к В. А. Гергиеву как к одному из крупнейших музыкантов мира, будущему шефу Мюнхенской филармонии, очень много исполняющему немецкую музыку, а также русскую музыку в Германии. И, к нашей большой радости, эта идея нашла у него отклик – с сентября 2013 года он является художественным руководителем Академии: предлагает программы, отбирает музыкантов. Он – мотор всего, а Мариинский театр – наша крепость.

— При всей кипучей энергии Валерия Абисаловича, этого, наверное, не достаточно? Кто еще вам помогает?

— Сначала нас очень поддерживало Министерство иностранных дел Германии. Мы с ними начинали этот проект. Много делают и послы обеих стран. Московская консерватория является нашим активным помощником, мы регулярно встречаемся и многое обсуждаем с ректором А. С. Соколовым. А главная финансовая поддержка – компания «Газпром-Германия».

— Вы музыкантов на каждое событие отдельно набираете?

— По-разному. Многие хотят продолжать играть в ансамбле, но поскольку все – люди много играющие, не у каждого это получается. Но мы очень рады, что Академия от раза к разу пополняется новыми замечательными музыкантами. А с участниками всех прошлых проектов обязательно поддерживаем контакты.

— А есть ли количественный ограничитель участников на момент конкретного выступления?

— Сначала задумывается программа, в зависимости от которой определяется состав. Затем на паритетных началах мы набираем участников из обеих стран.

— И сколько уже прошло таких концертов?

После выступления в Клину 5 мая

— Довольно много. Сначала в Москве два концерта, один из них в стенах Консерватории. Потом в Берлине – три. Потом было три концерта в Сибири. Летом прошлого года прошли два очень важных концерта в Петербурге в рамках фестиваля «Звезды Белых ночей». В первом из них состоялась премьера сочинения В. Тарнопольского на стихи современных немецких поэтов – это был год немецкой литературы.  Потом мы сыграли совершенно неизвестную в Германии Камерную симфонию Г. Попова. А на втором концерте мы показали то, что в Германии играется очень часто, а в России намного реже – ранних нововенцев: Адажио Веберна, Сонату Берга, «Просветленную ночь» Шенберга… Молодые музыканты из Мариинского театра сказали, что они привыкли много работать, но столько они никогда не репетировали, буквально целыми днями.

— После выступления в Малом зале со студентами Московской консерватории вы в том же составе повторили его на следующий день в Клину. Там с 30 апреля по 7 мая состоялся первый Международный музыкальный фестиваль им. Чайковского, который обещает стать ежегодным музыкальным событием мирового масштаба. Участвовали выдающиеся коллективы. Ваша программа была объявлена как связанная не только с юбилеем Чайковского, но и с 70-летием Великой победы над фашизмом?

— Да, для нас – музыкантов обеих стран – было важно отдать дань этой дате и внести свою лепту в череду юбилейных мероприятий. Мы исполнили сочинения Чайковского и Мендельсона – композиторов, которые не звучали в нацистской Германии. Октет Мендельсона – это визитная карточка нашей камерной программы, мы неоднократно играли его с разными участниками. Это виртуознейшее, крайне сложное сочинение. В его исполнении участвуют 4 русских музыканта и 4 немецких. И инструменталистам интересно, и для публики яркое произведение.

— А что прозвучало из Чайковского?

— У нас возникла идея показать фортепианные «Времена года» Чайковского в обработках для камерного ансамбля. К. Бодров из Москвы и В. Барыкин из Екатеринбурга сделали переложения семи пьес, которые прозвучали в Москве и в Клину. А оставшиеся пять пьес мы подготовим с немецкими композиторами и исполним летом.

— То есть эта программа выступлениями в Москве и Клину не заканчивается?

— В июле, на фестивале в Баварии мы покажем уже все 12 пьес. 2 августа на фестивале «Ammerseerenade» мы планируем провести день России: своеобразный пикник-концерт на открытой сцене. А потом в Мюнхене и в Касселе этот цикл, может быть, исполним с видеорядом. Это будет уже мультимедийный вариант.

И еще: после 25 мая мы собираем в Санкт-Петербурге целый совместный оркестр, будем репетировать оркестровую программу-посвящение 70-летию Победы. Концерты под управлением маэстро Гергиева пройдут 31 мая в Петербурге в Концертном зале Мариинского театра и 8 июня в берлинском Концертхаусе.

— У Вас большие ближайшие планы!

— Главное, что инициатива сотрудничества исходит «снизу», от самих музыкантов. Это очень приятно, потому что общая политическая ситуация сейчас совсем непростая. И вместо того, чтобы искать, что нас разобщает, наша Академия ищет то, что нас объединяет. Надо учиться слушать друг друга и относиться друг к другу с уважением. И в музыкальном, и в человеческом смысле.

Беседовала проф. Т. А. Курышева

№ 2 (1322), февраль 2015

Орган Большого зала Московской консерватории – исторический художественный памятник мирового значения. Последний орган великого французского мастера Аристида Кавайе-Коля (1811–1899) был завершен в 1899 году. Созданный по заказу России для нового концертного зала в Московской консерватории, он по согласованию с дирекцией РМО и В. И. Сафоновым сначала был представлен в Париже на Х Всемирной выставке (1900) в парадном зале Русской секции. Во время выставки состоялся концерт виднейших французских органистов (Эжен Жигу, Александр Гильман, Луи Вьерн, Шарль-Мари Видор). Орган был удостоен высшей награды выставки «Гран-при» и Золотой медали. И уже затем был перевезен и установлен в Москве (1900–1901).

Необходимость реставрации великого органа назрела давно. С момента его установки на сцене БЗК несколько раз проводились ремонтные работы, но полноценной реставрации не было ни разу. После блестяще реализованных реставрационно-строительных работ в Большом зале предполагалось, что их заключительным этапом станет реставрация органа.

1 и 2 декабря ушедшего года в Московской консерватории состоялось заседание международной комиссии экспертов по реставрации органа фирмы «Кавайе-Коль» («A. Cavaille-Coll»). Во главе с ректором Московской консерватории, профессором А. С. Соколовым в нее вошли авторитетные органисты и органные мастера: ректор Казанской консерватории, профессор Рубин Абдуллин; профессор Штутгартской Высшей школы музыки и театра Людгер Ломанн (Германия); главный органист собора Святого Сердца Христова на Монмартре в Париже Габриель Маргьери (Франция); профессор Высшей школы музыки в Граце Гюнтер Рост (Австрия); профессор Парижской Высшей национальной консерватории музыки и танца Эдуар Оганесян (Франция); доктор искусствоведения, член Национальной комиссии Франции по охране и реставрации исторических органов Марина Чебуркина (Франция); профессор Высшей школы музыки в Любеке (Германия), заведующая кафедрой органа и клавесина Московской консерватории, профессор Наталья Гуреева и др. Когорту органных мастеров представляли Дени Лакор (Франция), Наталья Малина, Александр Кравчук, Владислав Иодис, Артём Хачатуров, Андрей Шаталов (Россия). После осмотра органа комиссией фирма «Ригер» представила на утверждение экспертного совета план реставрации.

К восстановлению прославленного инструмента, который молчит уже более четырех лет, приковано внимание всей музыкальной общественности. Его будущее волнует и наших читателей. По поручению газеты «Российский музыкант» органистка Олеся Кравченко побеседовала с заведующей кафедрой органа и клавесина, профессором Н. Н. Гуреевой.

— Наталья Николаевна, долгожданная реставрация органа Большого зала начинается. Кто будет проводить реставрационные работы?

— Первоначально шли длительные переговоры со швейцарской фирмой «Кун» («Kuhn»), которая имеет значительный опыт реставрации органов «Кавайе-Коль». У органов этой знаменитой, но прекратившей свое существование французской фирмы, есть ряд существенных конструктивных особенностей, поэтому этот опыт был нам очень важен. В мае 2014 года согласно законам Российской Федерации был проведен конкурс на проведение реставрационных работ органа Большого зала, в результате которого победила фирма «ООО Рояль» (Санкт-Петербург) – фирма-посредник, которая, в свою очередь, представила австрийскую фирму «Ригер» («Rieger»). «Ригер» – известная в России фирма, прекрасно технически оснащенная, обладающая современными техническими возможностями, но, к сожалению, не реставрировавшая ни одного органа «Кавайе-Коль». В результате было решено создать экспертный совет, целью которого будет наблюдение и контроль всего длительного хода реставрации. К ноябрю 2014 года фирма «Ригер» представила подробный план реставрационных работ.

— И каков этот план и сроки реставрации органа?

— Первоначально предполагалось, и это было оговорено с фирмой «Кун», что вся реставрация будет производиться у нас, на месте, то есть они привезут оборудование в Москву. Но в настоящее время вопрос решился по-иному. Директор фирмы «Ригер» господин Венделин Эберле заявил, что современные технологии и оборудование, которыми фирма располагает у себя, значительно облегчат работу. Таким образом, целый ряд деталей поедет на фабрику «Ригер» в Австрию. Начало реставрационных работ придется на март 2015, к 31 августа 2016 года реставрация должна закончиться.

— Важный вопрос: не повредит ли органу его перевозка из одних климатических условий в совершенно другие?

— Этот вопрос поднимался на заседании экспертной комиссии. Однако господин Эберли заверил нас, что при перевозке деталей органа будут приняты все необходимые средства, позволяющие сделать это без вреда инструменту. Также был рассмотрен вопрос о влажности воздуха в помещении, величина которой крайне важна для нормального функционирования инструмента. Н. В. Малина настоятельно рекомендовала сохранить и на фабрике, и после ремонта необходимые для органа 50 % влажности.

— Будут ли органные мастера Московской консерватории участвовать в реставрационных работах?

- Непосредственно заниматься реставрацией органа они не будут. Но на заседании комиссии было принято решение о том, что хранитель органа Большого зала Н. В. Малина будет наблюдать за всем процессом ремонта, включая посещения фабрики «Ригер».

- Как решился вопрос с интонировкой органа (настройка труб, от которой зависит «лицо» каждого инструмента)? Кто будет ее проводить?

- Мы изначально хотели, чтобы работы по интонировке органа «Кавайе-Коль» вел французский интонировщик. И этот вопрос решен положительно: приглашен авторитетный французский эксперт в вопросах интонировки господин Дени Лакор, который еще до ремонта Большого зала подробно осматривал орган. Весь период реставрации он будет сотрудничать с фирмой «Ригер».

- Наталья Николаевна, известен тот факт, что сразу после установки органа в 1901 году, по инициативе известного французского органиста и композитора Шарля Мари Видора в органе были произведены изменения, коснувшиеся диспозиции органа (позитива). К какому виду будет приведен инструмент в ходе реставрации?

— На заседании комиссии экспертов было принято решение признать состояние органа, в котором он первоначально появился в Московской консерватории, аутентичным и восстановить именно этот облик инструмента. В связи с восстановлением аутентичной диспозиции органа поднялся вопрос о регистре Unda Maris. Считалось, что этот регистр, присутствовавший в первоначальной диспозиции инструмента, был заменен на Flûte conique при установке органа в Москве. Однако доктор искусствоведения, органистка Марина Чебуркина (Франция) представила комиссии доказательства (французскую газету начала XX века), в которых документально подтверждается, что регистр Unda Maris отсутствовал уже и на Парижской выставке, где орган был представлен перед его установкой в Москве.

- Есть ли проблемы с другими деталями органа?

- Во время Великой отечественной войны, а также в процессе ремонтов органа в 1958 (фирма «Ламанн», Лейпциг) и 1968 (фирма «Зауэр», Франфурт-на-Одере) годах была утеряна часть труб. Эти трубы утрачены навсегда, но у фирмы «А. Шуке» (Потсдам) сохранись документы с расчетами их мензур. На заседании экспертной комиссии было решено поручить Н. В. Малиной подготовить письмо от консерватории на фирму «А. Шуке» с просьбой предоставить нам материалы по этому вопросу.

- Как часто будет собираться экспертная комиссия?

- Следующее заседание комиссии запланировано на июнь 2015 года. Предварительные решения могут приниматься комиссией в сокращенном составе. Также возможен и виртуальный контакт членов экспертного совета.

Беседовала Олеся Кравченко
Фото Эмиля Матвеева

№ 8 (1319), ноябрь 2014

Не секрет, что в последнее время в России происходит активное возрождение хорового дела. Страна поет – от мала до велика, от Красной площади до Красной поляны, от Дня славянской письменности и культуры до Олимпиады. И старейший в России институт хорового дела – кафедра хорового дирижирования Московской консерватории гордо несет знамя флагмана. С 13 сентября по 10 ноября в стенах нашей Alma mater прошел Первый международный хоровой конгресс. Его география – обширна, его участники – заслуженные хоровые мастера и творческая молодежь.

Масштаб события впечатляет: в рамках конгресса состоялось шесть концертов, а закрытие соединило всех участников в составе сводного хора на сцене Большого зала – прозвучали «Александр Невский» Прокофьева и Финал «Патетической оратории» Свиридова. Одним из открытий для московской публики стало центральное событие конгресса: мастер-класс и заключительный концерт «Антология американской хоровой музыки». По приглашению заведующего кафедрой хорового дирижирования профессора Станислава Калинина в Москву прилетел известный американский хоровой дирижер и композитор Майкл Шасбергер, который делится с нами своими впечатлениями:

— Майкл, расскажите, пожалуйста, о Вашей работе с хором Московской консерватории. Насколько сильно проявляется иной менталитет, ощущаете ли Вы это при работе с коллективами абсолютно разных культур?

— Ваш коллектив – это первый русский хор, с которым я общаюсь продолжительное время. Раньше я встречался с другими хорами из России, но такое близкое общение с русским коллективом у меня впервые. И я не думаю, что характер хора, принцип работы с ним сильно зависит от национальности, это, скорее, проявление некоторых межкультурных понятий: профессионализм, дисциплина, выучка, умение сконцентрироваться. Это либо есть, либо нет. Ваш хор был готов петь, с первого мгновения. И для меня было большим удовольствием работать, оттачивать стилистические и музыкальные тонкости, достигать желаемого результата.

Но если все-таки говорить о разнице – в Америке сложнее работать в дисциплинарном плане. Певцов необходимо развлечь, завладеть их вниманием, а иногда отвлечься вместе с ними. Вы гораздо более дисциплинированы. Или, к примеру, мои студенты – большие скептики! Они задают каверзные вопросы, особенно о той музыке, которая как-то их зацепила, а bногда выступают ярыми адвокатами того или иного сочинения.

— Как Вы подошли к выбору программы мастер-класса?

— Я предоставил профессору Станиславу Калинину много пьес, и он сказал: «Я думаю, нужно это, это и вот это». И потом мы уже прорабатывали вопрос репетуара совместно. Я написал многим своим коллегам-композиторам, друзьям, рассказал об идее поделиться с Московской консерваторией неизвестной в России американской хоровой музыкой, и они откликнулись.

Одно из особенно дорогих мне произведений в этой программе – A Jubilant Song («Песнь Ликования») для смешанного хора и фортепиано Нормана Делло Джойо. Эта музыка была написана вскоре после окончательной победы над фашизмом. Но сейчас она, к сожалению, редко звучит в Америке.

— Если подвести некий итог совместной работы, что Вам хотелось бы выделить в первую очередь?

— Мы, конечно, очень разные в физическом восприятии пения. Вы вкладываете в звучание такую силу, любовь и энергетику, что это стесняет свободу движения тела. Это огромное достоинство – такая мощь и точность хорового звука, даже когда при этом недостаточно грациозности, подвижности и свободы в певческом ощущении. Но сравнивать невозможно – это как вождение разных типов автомобилей. Все равно, что водить спортивную машину, а потом сесть в комфортабельный салон люкс-класса. Русский хор – это как… лимузин! А американский – спорткар. И мне очень интересно пытаться совместить эти музыкальные миры. Нам есть чему у вас поучиться в красоте, плавности и глубине звука, и в свою очередь, мы были бы рады поделиться с вами энергией и эмоциональностью.

Майкл Шасбергер провел с хором Московской консерватории четыре насыщенных репетиционных дня, завершившихся ярким концертом в Большом зале. Что-то удалось в полной мере, что-то в меньшей степени, но от недели, проведенной с профессором Шасбергером осталось необыкновенно полетное чувство абсолютной радости. Человек, который всегда улыбается, он мягко исправлял ошибки хора и добивался своего, не скрывал восторга от особенно успешных исполнений в процессе работы.

Неделя мастер-класса стала яркой кульминацией Первого международного хорового конгресса, как нельзя лучше воплотив его суть, радостную и объединяющую весь мир. Об этом звучали прекрасные слова из партитуры Нормана Делло Джойо (перевод Софьи Аверченковой): «Слушайте песнь ликования! Радость духа нашего не знает границ. Мы воспеваем радость юности».

Ольга Ординарцева

№ 5 (1316), май 2014

Интервью с ректором профессором А. С. Соколовым

— Александр Сергеевич, Вы ведете консерваторский корабль в очень сложных условиях: грандиозные перемены наводят на параллели вековой давности времен В. И. Сафонова, когда Alma mater качественно перерождалась. Наших читателей, естественно, волнует все: и status quo, и перспективы, и стратегия развития консерватории. Какова современная ситуация и что впереди?

— Пять лет назад уже ясно обозначился ориентир развития консерватории, и ориентир этот – ее 150-летний юбилей. Именно к 2016 году, когда мы будем праздновать это событие, и были стянуты все наши помыслы, которые затем были облечены в форму множественных программ и внутренних планов. Наиболее значимыми, конечно, оказались проблемы хозяйственные: обветшавшая консерватория стояла на пороге того, что ее здания могли быть признаны аварийными. Вспомним корпус, который сейчас под № 4 – он был аварийным настолько, что даже перекрывалось движение по Средне-Кисловскому переулку.

Была разработана концепция, которая и предусматривала весь объем работ, причем ее название говорит само за себя: реставрация, реконструкция, строительство и приспособление к современным требованиям всей группы зданий не только в районе Большой Никитской, но и комплекса общежития на Малой Грузинской. Главное – эта концепция была защищена в финансовом отношении: она была включена в федеральную адресную инвестиционную программу – так называемый ФАИП.

— Такой серьезный документ гарантировал бесперебойное движение по плану?

— С первых месяцев работы оказалось, что многое предстоит корректировать. По разным причинам. И первой корректировкой стал конкурс имени П. И. Чайковского 2011 года. В результате мы начали с Большого зала. Это был наш козырь, но и, конечно, очень большой риск, потому что опыт Большого и Мариинского театров склонял всех к пессимистическим прогнозам. Сегодня это приятно обсуждать, потому что всё, что задумали, мы сделали. Причем в течение года! Это самые разные работы: и реставрация, и приспособление, и строительство новых, ранее не существовавших объектов. Например, инженерный корпус, расположившийся под землей между памятником Чайковскому и входом в Большой зал. Думаю, все помнят тот котлован на восемь метров в глубину! Теперь там сосредоточена вся техника, которая накапливалась в течение ХХ века. Так одновременно решился вопрос и модернизации, и освобождения Большого зала от лишних вибраций.

— А запланированный темп удалось сохранить?

— Да, конечно. Хотя добавились новые сложности: надо было срочно пройти весь комплекс согласований, экспертиз, оформлений всякого рода вынужденных поправок – все то, что зависит от непрерывно меняющейся нормативной базы. Это была огромная нагрузка на наш хозяйственный блок, на юридический отдел, на бухгалтерию. Но она же выявила большие возможности этого коллектива, как профессиональные, так и психологические, поскольку все время работать под таким напряжением – это дорогого стоит… И вот – Большой зал стоит, причем в облике, возвращающем к первоначальному замыслу В. И. Сафонова и всех остальных, кто когда-то этим занимался.

— Большой зал прекрасен! Его стремительное возрождение не помешало другим работам?

— Каждый год мы что-то вводили. Параллельно с Большим залом занимались 4-м корпусом, который открыли в 2012 году, теперь это оборудованное по последнему слову техники учебное помещение плюс в нем расположилась новая студенческая столовая. Единственное, что осталось сделать – подземный переход между 1-м и 4-м корпусами, сейчас этим начнем заниматься. Напомню: все здания консерватории будут соединены либо подземными переходами, либо галереями, и «путешествия» в зимней одежде станут не нужны. А в 2013 году, по плану, был сдан 2-й корпус. Можно еще раз порадоваться: работы не только были выполнены в срок, но здание стало дипломированным объектом Москвы за лучшую организацию реставрационных работ. Это тоже дорогого стоит, потому что, когда говорят о реставрации, всегда возникает масса проблем. И мы их решили.

— Очень приятно, что в этих корпусах нет ничего старого, давно отслужившего свой срок. Оснащение новыми инструментами уже двух учебных зданий – как решалась такая сложная задача?

— Замены инструментов были осуществлены очень разумно, благодаря сотрудничеству с японскими фирмами, которые взяли на себя и их обслуживание. Четвертый корпус оснастила «Ямаха», член нашего Попечительского совета. Она проводит и обучение наших мастеров, и обеспечение комплектующими деталями. Ряд инструментов, в том числе и концертных, фирма «Ямаха» просто подарила. Нас связывает очень плодотворное сотрудничество, за что мы им благодарны. Второй корпус оснастила фирма «Кавай» — тоже наш партнер. Там были установлены инструменты ручной сборки. И они сразу прошли серьезную проверку: в этом учебном году на них работали профессора специального фортепиано, которые были вынуждены освободить свои привычные классы в 1-м корпусе, где началась реставрация. Их придирчивые требования к качеству инструментов и стали проверкой «Кавая».

— Рояли – не единственное новшество. Что еще у нас появилось?

— Если говорить об оснащении, то предмет нашей гордости, и вполне законной, это новая суперсовременная электронная студия. Она расположилась внизу корпуса Большого зала. Там уже проходят концерты, ведется большая просветительская работа в том направлении, которое никогда ранее не было нашей сильной стороной. Это важно и для композиторов, и для интересующихся исполнителей, и, конечно, в обязательном порядке для музыковедов, потому что необходимо восполнять существующий дефицит знаний.

Еще надо назвать лабораторию звукозаписи, которую мы тоже оснастили новым, суперсовременным оборудованием. У нас уже были прекрасные специалисты, теперь они получили в руки инструментарий, который позволяет делать качественные записи из всех залов консерватории, не только Большого. И очень многие это оценили. Плетнев, Хворостовский, целый ряд других великих музыкантов уже не единожды записывались у нас.

— Это уже коммерческая деятельность, которая идет в копилку консерватории?

— Конечно. Мы ведем такую деятельность, она решает многие насущные проблемы. У нас несколько источников заработка. Прежде всего, концертная деятельность, платное обучение иностранцев и, частично, российских граждан, арендные отношения.

— А что с органом Большого зала? Его реставрация как-то задержалась…

— С органом мы решали очень непростые проблемы, абсолютно не типовые, связанные с зарубежным исполнителем. У нас французский орган романтической традиции, которую важно сохранить. Уникальность консерваторского органа исключала возможность приглашения немецких мастеров. При всем к ним уважении. Они исповедуют «другую веру», воплощают другие традиции. И мы нашли швейцарскую фирму, которая является правопреемником «Кавайе-Коль». Ей мы и вручаем свое сокровище. Главное – мы не вывозим орган за границу.

— И когда они начнут?

— Этим летом, сразу по окончании государственных экзаменов и юношеского конкурса им. Чайковского. Буквально на следующий день начнется демонтаж – первая стадия работы. К началу концертного сезона они переместятся в специально подготовленное для них пространство. Их требование – обязательная работа при дневном свете. Работы будут идти до сентября 2016 года.

— Целых два года!

— Это минимум. Настолько кропотливая работа. И мы предусматриваем неожиданности – только после разборки будет ясен масштаб «бедствия». Но конечный срок поставлен очень жестко. И юбилейный сезон мы должны открыть с обновленным органом. К тому моменту должен быть готов и Малый зал, который закрывается на реставрацию в июле этого года до февраля 2015-го. Затем и Рахманиновский…

— То есть к юбилею должны быть готовы все корпуса и все залы?

— К юбилею мы сделаем все, кроме оперного театра, который в тот момент еще будет строиться. Имущественные вопросы, которые тормозили, решены. Будут зал на 500 мест, современная машинерия сцены. Учебный театр должен стать одним из самых привлекательных театров Москвы. Сейчас уже объявляем конкурс композиторов на новое сочинение к его открытию. Решены все проблемы и со зданием библиотеки. Пока приостановлено строительство общежития в связи с конфликтной ситуацией, но мы ищем компромисс и вопрос решим. Финансирование у нас предусмотрено до 2018 года.

— Юбилей имеет конкретную дату?

— 13 сентября 2016 года – день рождения Московской консерватории. В его честь мы проводим два концертных сезона (2015/2016 и 2016/2017). Уже готовятся программы. С оркестром консерватории будут выступать выдающиеся дирижеры: дали согласие Темирканов, Гергиев, Ашкенази, Башмет, Спиваков, Юровский… Готовятся и другие наши коллективы. Состоится фестиваль обновленного органа. Предполагаются и гастроли: мы приглашаем лучшие консерватории мира. По линии ассоциации «Аlma mater», возглавляемой В. Ашкенази, участие примут именитые выпускники, предполагается издание книги воспоминаний… Это будут уникальные сезоны.

Беседовала профессор Т. А. Курышева,
главный редактор «РМ»
Фото Дениса Рылова