№5 (1388), май 2022 года

Благодаря Музыкальному театру имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко зрители в течение одного сезона смогли познакомиться с девятью операми на прозаические сюжеты Ф.М. Достоевского. Имя писателя, 200-летие которого отмечает весь мир, объединило два абсолютно разных проекта: вечер одноактных опер под режиссурой Людмилы Налетовой и первый спектакль Лаборатории молодых режиссеров «Круг внимания». Оба проекта были представлены на Малой сцене под музыкальным руководством дирижера театра, выпускника Московской консерватории Арифа Дадашева.

Первыми в ноябре 2021 года были сыграны две одноактные оперы – «Н.Ф.Б.» Владимира Кобекина(либретто Алексея Парина, первое исполнение в России) и «Кроткая» Алексея Курбатова (либретто Людмилы Налетовой, мировая премьера). С тех пор этот Диптих был показан еще дважды и, по словам Арифа Дадашева, запланирован на следующий сезон. А через месяц, в декабре, в театре состоялась премьера спектакля «Достоевский. Дневник сострадания», подготовленного творческой Лабораторией молодых режиссеров «Круг внимания».

«Круг внимания» – новый уникальный проект Театра, рассчитанный на привлечение молодых талантов. Шесть режиссеров, прошедших строгий конкурсный отбор, получили возможность поработать с музыкантами театра и представить на суд публики свои прочтения опер на сюжеты Достоевского. В спектакль, посвященный юбилею писателя, вошли семь отрывков из опер русских и зарубежных композиторов ХХ века: «Раскольников» Генриха Зутермейстера (реж. Анна Салова), «Князь Мышкин» Александра Балтина (реж. Дмитрий Отяковский), «Братья Карамазовы» Александра Холминова(реж. Антон Оконешников), «Белые ночи» Юрия Буцко (реж. Яна Селезнева), «Преступление и наказание» Арриго Педролло (реж. Грета Шушчевичуте), «Елка» Владимира Ребикова (реж. Виктория Агаркова) и «Игрок» Сергея Прокофьева (режиссер – куратор лаборатории Алексей Смирнов). 

Своими впечатлениями от работы над воплощениями прозы Достоевского в оперном жанре делится музыкальный руководитель обоих спектаклей, дирижер-постановщик Ариф Дадашев.

– Ариф, так сложилось, что в насыщенной программе театра именно ты был музыкальным руководителем всех «достоевских» событий. А какие у тебя лично отношения с творчеством писателя?

– Для меня Достоевский – один из наиболее значимых писателей России. Я ежегодно стараюсь обязательно что-то из него перечитывать, находить в его сочинениях какие-то детали, которые до сих пор от меня ускользали. На мой взгляд, в его работах есть эффект определенного очищения души – и словом, и образами героев, которых он создает.

– Музыкальные сочинения по его прозе до сих пор не обрели широкого признания за исключением, пожалуй, нескольких самых известных. И вдруг перед нами предстает ретроспектива целой группы опер… Можно ли по ней понять, как с течением времени менялась интерпретация творчества Достоевского в мире?

– Еще с консерваторских лет я был знаком с «Подростком» Бориса Чайковского, с «Идиотом» Вайнберга… И, конечно, с «Игроком» Прокофьева. И Диптих одноактных опер – это была запланированная работа, я к ней готовился целенаправленно. А вот Лаборатория молодых режиссеров досталась мне «по случаю» – я подхватил ее по просьбе Александра Борисовича Тителя. Там оперы уже были выбраны, я не вносил в этот список какие-то новые сочинения, единственное, что поменял – выбор некоторых сцен.

Ощущение «достоевской атмосферы», авторской речи, духа времени, – все это меняется от оперы к опере, от фрагмента к фрагменту. Понятно, что есть черты, присущие конкретному композитору, что с течением времени эволюционировали композиторский язык, техника, стиль. Это, безусловно, присутствует и в произведениях на сюжет Достоевского.

У Педролло в «Преступлении и наказании», например, музыка, продолжающая эпоху веризма, очень чувственная. У Зутермейстера в опере «Раскольников» есть определенная жесткость и мистицизм, даже ощущение присутствия сатаны в музыке – подавляющая музыка, хотя и очень интересное сочинение. А наши композиторы в большей мере воссоздают атмосферу города, который описывает Достоевский. И в нем присутствует какая-то тайна, пустота и постоянная тревога… Я могу сказать огромное спасибо всем режиссерам, они показали высокий класс: все сцены были очень яркими и точными, ни одна не осталась проходной!

– В отличие от Лаборатории, Диптих одноактных опер остался в репертуаре театра. Как в рамках одного вечера объединяются две совсем разные оперы? Насколько, с точки зрения дирижера, в них выходит на первый план «достоевское» начало и выходит ли?

– «Достоевское начало» обозначено режиссером Людмилой Налетовой – это была ее идея, и она также автор либретто «Кроткой». Несмотря на диаметрально противоположный музыкальный язык опер, Налетова объединяет их непростой женской долей, различием женских образов у Достоевского. И как бы задает себе вопрос: почему эти женщины обречены на гибель, самоубийство в одном случае и убийство в другом? Почему они не достигают счастья, не достигают радости?

Сам по себе процесс работы был интересным, хотя и очень сложным. У Курбатова более широкий состав исполнителей, там есть и деревянные духовые, и медные духовые, рояль, арфа, ударные и струнные. Его музыкальный язык близок киномузыке, хронике. У Кобекина же состав более камерный – валторна, фагот, флейта, орган (электропианино в нашем случае) и струнные. Сочинение Кобекина – непростое и по музыкальному языку, и по атмосфере. Это безостановочное движение, монотонное и отчасти остинатное, которое вдруг сменяется эмоциональными взрывами. Сложный клубок с беспрерывной вроде бы нитью, внезапно подверженной резким выпадам – музыка совершенно не звукоизобразительна, как у Курбатова, а скорее психологически окрашена.

Сложно говорить о музыке словами, а о музыке Кобекина говорить вдвойне тяжелее. Мир, в который он тебя погружает – это пространство, где нет свободы, не хватает кислорода… Это определенное состояние транса, вакуума, в котором и артисты, и даже дирижер могут утонуть. И тут, конечно, нужны артисты такого высокого уровня, которые смогли бы это все донести. Не только спеть, хотя и это безумно сложно, но и сыграть актерски, причем на Малой сцене, где все прямо перед глазами зрителей. Поэтому в этих операх у нас всего один состав. Конечно, в этом есть и сложность, потому что репетировать одним составом безумно тяжело – люди устают, репетиций нужно много. Но есть и большие плюсы, потому что можно успеть более качественно отрепетировать все.

– Что тебе, как дирижеру, особенно запомнилось в работе над операми по текстам Достоевского?

– Честно говоря, абсолютным открытием для меня стала опера Педролло «Преступление и наказание». Мне кажется, что композитору абсолютно удалось понять, осознать то, что хотел сказать своим романом Достоевский. Откровением для меня была и сцена из «Преступления и наказания», самобытно и ярко поставленная режиссером Гретой Шушчевичуте.

Лаборатория – очень хороший проект, которого не хватало ранее. Я надеюсь, что он будет продолжен, может быть, уже с другими писателями или, наоборот, с другими композиторами, эпохами, жанрами. Это очень интересно – разные люди со своими взглядами работают с артистами театра – происходит очень хороший творческий обмен. Конечно, осуществить полномасштабные постановки в рамках Лаборатории сложно, особенно сейчас. Но желание такое есть.

Публикацию подготовила Ольга Ординарцева, выпускница МГК (2014), член Международного общества Достоевского

Фото со спектаклей Сергея Родионова; Фото Арифа Дадашева – Наталья Гарцева

К 200-летию со дня рождения писателя

№1 (1384), январь 2022 года

Во всем мире широко отмечают юбилей великого русского писателя – Фёдора Михайловича Достоевского. 11 ноября 2021 года исполнилось 200 лет со дня его рождения! Помимо выставок, конференций, множества юбилейных изданий, тематических экскурсий, практически везде в честь юбиляра проходят литературно-музыкальные вечера, рождая невольный вопрос: насколько близки друг другу Достоевский и музыка?

Жизнь Фёдора Михайловича не напрямую, но безотрывно связана с музыкальным искусством. Он был необычайно музыкален! Достаточно вспомнить «Неточку Незванову» или незабываемого шарманщика в «Преступлении и наказании», композицию Лямшина из «Бесов» или музыку Тришатова из «Подростка»… Но не только на страницах романов, но и в самой жизни Достоевский был очень тонко чувствующим музыку человеком. В дневниках Достоевского, в воспоминаниях его жены часто встречаются имена композиторов, наиболее любимых писателем – Моцарта и Бетховена. Он также выделял Россини (особенно Stabat Mater), Верди, Мендельсона… «А кстати: как смотрите Вы на музыку? Как на наслаждение или как на необходимость положительную? По-моему, это тот же язык, но высказывающий то, что сознание еще не одолело…» – напишет Фёдор Михайлович Тургеневу в 1863 году.

Глубоко изучены музыкальность и полифоничность текстов Достоевского. «Подобно творцу симфоний, он <…> применил к роману метод, соответствующий тематическому и контрапунктическому развитию в музыке, – развитию, излучинами и превращениями которого композитор приводит нас к восприятию и психологическому переживанию целого произведения, как некоего единства» (В. Иванов). Об этом писали и М. Бахтин, А. Альшванг, А. Гозенпуд… Эта глубина, эта музыкальность текстов гения многократно сподвигнет композиторов разных стран вновь и вновь обращаться к творчеству Достоевского.

Несмотря на всю сложность перенесения прозы писателя на сцену музыкального театра, история музыки знает много и до сих пор известных, и ныне забытых опер по Достоевскому. В России это «Ёлка» В. Ребикова, «Игрок» С. Прокофьева, «Бедные люди» Г. Седельникова, «Белые ночи» Ю. Буцко, «Братья Карамазовы» А. Холминова, «Идиот» М. Вайнберга, «Преступление и наказание» Э. Артемьева, «Н.Ф.Б.» В. Кобекина. А за рубежом – «Белые ночи» Л. Кортезе, «Преступление и наказание» А. Педролло, «Раскольников» Г. Зутермейстера, «Белые ночи» Ф. Маннино, «Из мёртвого дома» Л. Яначека, и много других сочинений.

Музыка окружала писателя с раннего детства. Мать писателя, Мария Фёдоровна (урожденная Нечаева), была необыкновенно музыкально одарена, и часто в доме Достоевских проходили вечера семейного музицирования. Народную музыку маленький Федя впитывал из песен няни, а летом, в любимом Даровом, заслушивался напевами крестьян. В каторжные годы уже совсем другая народная музыка– арестантская, – ворвется в духовный мир Достоевского.

Одно из выразительнейших упоминаний об этом находим в Одиннадцатой главе «Записок из Мёртвого дома»: «Вот заиграл оркестр… <…> В самых плясовых местах балалаечники ударяли костями пальцев о деку балалайки; тон, вкус, исполнение, обращение с инструментами, характер передачи мотива – все было свое, оригинальное, арестантское. <…> Что же касается до бубна, то он просто делал чудеса: то завертится на пальце, то большим пальцем проведут по его коже, то слышатся частые, звонкие и однообразные удары, то вдруг этот сильный, отчетливый звук как бы рассыпается горохом на бесчисленное число маленьких, дребезжащих и шушуркающих звуков. Наконец, появились еще две гармонии. Честное слово, я до тех пор не имел понятия о том, что можно сделать из простых, простонародных инструментов; согласие звуков, сыгранность, а главное, дух, характер понятия и передачи самой сущности мотива были просто удивительные. Я в первый раз понял тогда совершенно, что именно есть бесконечно разгульного и удалого в разгульных и удалых русских плясовых песнях».

После яркого литературного дебюта (в 1846 году опубликован роман «Бедные люди») перед молодым писателем распахиваются двери светских салонов. Достоевский часто бывает на музыкальных вечерах у Владимира Одоевского, Владимира Сологуба, Михаила Виельгорского. В 1840-х годах он не только становится завсегдатаем петербургских театров, но и не пропускает почти ни одного значимого концерта того времени, а на столичной сцене выступали Ф. Лист и Г. Берлиоз, скрипачи Г. Эрнст и У. Булль, кларнетист А. Блаза, тенор Дж. Рубини.

Да и позже, уже после перенесенных испытаний, в круг знакомств Достоевского всегда входили музыканты – достаточно назвать К.Н. Лядова, А.Г. Рубинштейна, К.П. Вильбоа, А.Н. Серова. А накануне ареста в жизни Фёдора Михайловича происходит встреча с Михаилом Ивановичем Глинкой, оставившая в его душе глубокий след на всю жизнь. Музыка Глинки не раз зазвучит на страницах прозы Достоевского – и как тут не вспомнить «Камаринскую» в «Селе Степанчикове», в «Записках из Мёртвого дома» в исполнении все того же арестантского оркестра!

Достоевский был горячим поклонником Глинки, особенно любил «Руслана и Людмилу». Весной 1849 года на вечере у петрашевцев А. Пальма и С. Дурова Фёдор Михайлович слушал романсы и арии в исполнении самого композитора. Романс Глинки «К ней», который произвел, по воспоминаниям жены писателя, на Достоевского «поразительное впечатление», мы услышим двадцать лет спустя на страницах повести «Вечный муж»: «…Вельчанинов помнил чрезвычайное впечатление, произведенное тогда именно этим романсом. Какой-нибудь искусник, салонный певец, никогда бы не достиг такого эффекта. В этом романсе напряжение страсти идет, возвышаясь и увеличиваясь с каждым стихом, с каждым словом; именно от силы этого необычайного напряжения малейшая фальшь, малейшая утрировка и неправда, которые так легко сходят с рук в опере, – тут погубили и исказили бы весь смысл. Чтобы пропеть эту маленькую, но необыкновенную вещицу, нужна была непременно – правда, непременно настоящее, полное вдохновение, настоящая страсть или полное поэтическое ее усвоение. Иначе романс не только совсем бы не удался, но мог даже показаться безобразным и чуть ли не каким-то бесстыдным: невозможно было бы выказать такую силу напряжения страстного чувства, не возбудив отвращения, а правда и простодушие спасали все».

А вот с основателем Московской консерватории Николаем Григорьевичем Рубинштейном Достоевский познакомился лично лишь в 1880 году, в преддверии Пушкинского праздника, на званном обеде в свою честь. На следующий день писатель подробно рассказывал о торжестве в письме жене: «Было 4 профессора университета, один директор гимназии Поливанов (друг фамилии Пушкиных), Иван Сергеевич Аксаков, Николай Аксаков, Николай Рубинштейн (московский) и проч. и проч. <…>. Сказано было мне (с вставанием с места) 6 речей, иные очень длинные. Говорили Юрьев, оба Аксаковы, 3 профессора, Николай Рубинштейн <…>. Затем бесконечное число тостов, причем все вставали и подходили со мной чокаться». И в конце Фёдор Михайлович упоминает: «Доехал к Машеньке Ивановой и рассказал ей, что обедал с Рубинштейном, была восхищена…». «Машенька» – племянница писателя Мария Александровна Иванова, нить, связавшая род Достоевских и Московскую консерваторию. Дочь любимой сестры Достоевского Веры Михайловны была талантливой пианисткой, выпускницей Консерватории и ученицей Н.Г. Рубинштейна. Фёдор Михайлович очень любил слушать ее игру.

Летом 1866 года, когда юная Мария готовилась к поступлению в Консерваторию, Достоевский гостил в Люблине у сестры на даче. По просьбе племянницы писатель составил необходимое прошение для поступления, но сперва решил пошутить, и передал девушке листок… со стихами. Много лет спустя Мария Александровна воспроизведет это стихотворение по памяти:

С весны еще затеяно

Мне в консерваторию поступить

К Николке Рубинштейну,

Чтоб музыку учить.

Сие мое прошение

Прошу я вас принять

И в том уведомление

Немедленно прислать.

В роду Достоевских музыкальный дар, как и литературный, передается из поколения в поколение. Племянники Достоевского Фёдор Михайлович-младший, Мария Михайловна (дети брата Михаила) учились у А.Г. Рубинштейна, а Фёдор Михайлович-младший впоследствии занял видное положение в музыкальном мире, став директором Саратовского отделения Русского музыкального общества; его дочь Татьяна Фёдоровна также была пианисткой, училась в Петербургской консерватории у Л.В. Николаева.

Но и сегодня музыка по-прежнему живет в семье Достоевских. Праправнук писателя Алексей Достоевский и его жена Наталья – участники легендарной Санкт-Петербургской андеграундной рок-группы «Птица Си»; все их дети учились в музыкальной школе – Анна, старшая, закончила по классу флейты, Мария училась на виолончели и домре, Фёдор осваивает ударные инструменты, а Вера закончила Санкт-Петербургское музыкальное училище им. Н.А. Римского-Корсакова и продолжает обучение по классу домры в Санкт-Петербургском институте культуры.

Известный публицист Ю.Ф. Карякин (1930–2011), писатель, философ, крупный исследователь творчества Ф.М. Достоевского напишет в книге «Достоевский и Апокалипсис»: «Много и хорошо написано об отношении Достоевского к музыке и почти ничего о музыкальности самого Достоевского». Его музыкальность – на страницах его книг!

Ольга Ординарцева, выпускница МГК (2014), член Международного общества Достоевского

Фото из личного архива

№3 (1350), март 2018

29 января в стенах Рахманиновского зала царила музыка, ранее никогда в нем не звучавшая, но необыкновенно родная. Ровно сто лет назад, в 1918 году, Синодальное училище было закрыто большевиками. В силу безжалостных исторических реалий многовековые традиции сочинения церковной музыки оказались в опасности, но были сохранены и преумножены вдали от Родины в творчестве музыкантов, эмигрировавших из СССР, а также их зарубежных коллег и друзей. И вот сейчас, век спустя, духовно-музыкальное наследие композиторов русского Зарубежья триумфально вступило на историческую сцену.

Под длинным названием концерта – «Столетие духовно-музыкального наследия композиторов русского зарубежья (1917 – 2017)» – скрывался не только вечер в Рахманиновском зале, но и невероятно насыщенная событиями предшествующая неделя. Внушительный по замыслу проект помимо концерта включал в себя несколько прямых эфиров и записей передач на крупнейших радиостанциях («Радонеж», «Вера», «Орфей»); пресс-конференцию «Столетие русского духовно-музыкального наследия, 1917 – 2017. Богатства композиторов Зарубежья» в Московской консерватории; панихиду памяти всех трудников на церковно-певческой ниве, пострадавших в России в годы гонений, а также принужденных покинуть Родину и сохранивших память о своем Отечестве в храме Священномученика Климента Папы Римского; многочисленные мастер-классы, и, конечно, часы репетиций главной концертной программы.

Действующие лица и исполнители мероприятия, призванного открыть широкой публике огромный пласт ранее неизвестной музыки – два дирижера: профессор кафедры хорового дирижирования Алексей Рудневский и регент из США Петр Ермихов; два хора (мужской хор «Кастальский» и объединенный смешанный хор «Кастальский») и три консультанта (Владимир Морозан (США), Николай Шидловский (США), Марина Рахманова (Россия).

Концерт стал яркой кульминацией, венчавшей события целой недели. Беззаветное творческое горение и погружённость в материал позволили дирижерам развернуть перед слушателями доселе неслыханные на российских просторах красоты духовной хоровой музыки. Среди композиторов, чьи создания открывались слушателям – Александр Гречанинов, Александр Чесноков, Николай Черепнин, Константин Шведов, Борис Ледковский, Андрей Ильяшенко, Иван (Иоганн фон) Гарднер, Михаил Константинов, Альфред Сван, Сергей Глаголев, Курт Сандер, Иван Муди.

Очень длинный и насыщенный по программе вечер не отпускал внимание слушателей ни на мгновение. Под руками дирижеров в звучании разнородных хоров сияла Пасхальная радость, пронзительно звенела молитвенная мольба, потаенно и прочувствованно дышала душа вдохновенная. На последних номерах зал стоял, не садясь… Без преувеличения грандиозный концерт, посвященный столетию русского духовно-музыкального наследия, наглядно показал неразрывную, нерушимую связь поколений и традиций в нашей музыкальной культуре.

Ольга Ординарцева,

выпускница

№ 2 (1349), февраль 2018

Человек-улыбка, человек-радость, яркий, солнечный, лучезарный… Профессор межфакультетской кафедры фортепиано Вениамин Андреевич Коробов ушёл из жизни в конце декабря 2017 года.

Сложно писать в прошедшем времени о человеке, с которым ты только недавно общался. А по отношению к Вениамину Андреевичу слово «был» кажется неуместным, неправильным… В такие моменты память ярко фокусируется на деталях дорогого образа.

Вот студенческие годы, первые уроки. Работа над Музыкой, трепетное отношение к музыкальной фразе… Рояль звучит, рояль поёт, и невозможно не увлечься… С ностальгией вспоминаются вдохновенные диалоги на занятиях. Вениамин Андреевич работал не просто с полной отдачей, он пропускал через себя все успехи и неудачи ученика. Эти принципы остались с нами, частичка души Вениамина Андреевича всегда будет жить в сердцах его студентов.

Вспоминается, как Профессор, сам активно исполнявший камерную музыку, приветствовал и поощрял наши ансамбли – камерно-инструментальные, фортепианные в четыре или даже в восемь рук… Или как готовил к концертам. Он верил в каждого студента – и не просто вдохновлял, а заряжал смелостью, вселял уверенность. В нашем классе была свобода! Можно было смело делиться с ним своими идеями и желаниями – помню, как Вениамин Андреевич поддерживал меня и в слишком смелых подходах к выбору программы, и в решениях отправиться на конкурсы вне консерватории. С теплом и любовью вспоминаю, как он помогал в подготовке к ответственным выступлениям, каким бывал требовательным и неумолимым, и как легко и вдохновенно лилась музыка, когда задачи, поставленные им, были достигнуты.

А каким он был музыкантом! Вспоминаю сольный концерт летом 2013 года. Рахманиновский зал наполнен слушателями, в паузах – заворожённая тишина, в конце произведения – бурные аплодисменты, горячая радость от музыкального общения с блестящим пианистом. Особенно ярко мне запомнились вальсы Шопена. Вновь и вновь прослушивая их запись, вижу Профессора как наяву: он такой же искрящийся, яркий, бурлящий жизнью и любовью к ней.

Вспоминаю и случайные, но такие радостные встречи в консерватории. Всегда подтянутый, элегантный, Профессор, энергичной походкой перемещаясь по коридорам Alma Mater, всегда находил доброе приветственное слово, узнать, как дела, похвалить и приободрить. Каждое, даже мимолётное общение с ним заряжало радостью и лёгкостью. Он был человеком, влюблённым в музыку, в людей, в жизнь! И эта любовь не исчезла с ним, она продолжает согревать нас.

Вениамин Андреевич Коробов ушёл очень рано, ушёл безвременно, не допев и не договорив своего Слова в искусстве и в жизни. Светлая и вечная память, дорогой Профессор!

Ольга Ординарцева, выпускница

№9 (1347), декабрь 2017

Первый день зимы принес хоровому миру трагическое известие – от нас ушел профессор кафедры хорового дирижирования Владимир Владимирович Суханов. Много теплых слов с невыразимой болью утраты уже сказано друзьями и коллегами профессора. Но особенно светло звучат воспоминания его учеников.

С.В. Соловьёва, ассистент В.В. Суханова:

Мне посчастливилось почти 20 лет быть рядом с профессором. Невозможно поверить и осознать… Дорогой, бесконечно любимый Владимир Владимирович стал для всех нас родным человеком! Неимоверно жизнелюбивый, светлый, он сочетал в себе силу и уверенность, надёжность и ответственность, колоссальную работоспособность и бесконечную мудрость, оставаясь при этом скромным, добрым, дипломатичным, по отечески заботливым. Владимир Владимирович всегда был человеком и слова, и дела. Настоящий во всем: в профессии, в работе, в творчестве, в общении с коллегами и студентами, в отношении к семье, к детям и внукам. С огромной благодарностью и гордостью я буду хранить в душе самые тёплые и светлые воспоминания о наших встречах, общении, о наших уроках Жизни, Мудрости, Благородства!

Анастасия Полянина:

Единственный, дорогой, добрый, близкий, уважаемый, незаменимый, душевный, тонко чувствующий музыку и юмор, настоящий мужчина, кладезь знаний и энергии, прямой, правдивый и невероятно любимый всеми Учитель и Человек! Спасибо Вам за то, что всегда были открыты к современной музыке. Но когда дело касалось классики… Каждый студент вспомнит, как Вы пели лирические места и «раскрывали крылья». Я никогда и ни с кем так не смеялась, как с Вами. Многократно повторенные Вами слова, теперь они про Вас: «Когда рождается ребенок – весь мир радуется, один он плачет. А жить нужно так, чтобы, когда человек умирал – он один радовался, а весь мир плакал»…

Любовь Пивоварова:

Владимир Владимирович учил не просто хоровому делу, дирижированию – он учил жить в музыке, чувствовать ее всей душой, быть чутким к композиторской идее, к слову. Он учил нас быть честными и искренними людьми…

Роман Морозов:

Он был отличным музыкантом с огромным опытом и большими достижениями. Успешным дипломатом с прекрасной карьерой. Превосходным учителем, находившим подходы к любому человеку. Но для нас, его студентов, он был… вторым папой. Занятия всегда напоминали возвращение домой: было так же тепло, уютно и как-то по-родному. Невероятная атмосфера! Собираясь с друзьями летом в длительную поездку, я, как всегда, поделился планами с Владимиром Владимировичем. Он настолько загорелся нашим энтузиазмом, что посвятил несколько часов рассказам о культуре и истории Абхазии, о красотах и замечательных местах Крыма, об особенностях юга России. По приезде домой, я обещал показать ему фотографии нашего путешествия. Так случилось, что только 23 ноября выдался удобный момент и мы с профессором целый час рассматривали снимки. Он радовался, узнавая знакомые места, знакомые лица (в поездке мы встретились со многими выпускниками). А потом широко улыбнулся и ответил: «Очень хорошо, что ты показал их мне. Я словно снова попал в детство». На следующий день я видел профессора в последний раз… Владимир Владимирович был Человеком с большой буквы. Мы всегда знали, что он с пониманием выслушает и даст мудрый совет. Его поддержка в сложные моменты залечивала раны, его вера в людей рождала в них невероятные силы…

М.П. Бельская, концертмейстер класса:

Хорошо помню, как 23 года назад впервые пришла на работу в класс Владимира Владимировича. Он сразу показался человеком широкой души, добрым, чутким, искренним и поразительно неравнодушным. Один из главных его талантов – умение любить. Он любил жизнь во всех проявлениях, умел радоваться всем ее прекрасным дарам, любил природу, искусство, особенно, конечно, музыку, любил людей, учеников, свою профессию, родную Консерваторию, которой посвятил всю жизнь. В нашем классе царила чудесная, творческая, добрая, семейная атмосфера. Я всегда поражалась тому, с какой скрупулезностью, как детально он занимался со студентами первого курса. Отрабатывался каждый жест, каждый мотив, каждая интонация – и происходило чудо. Хаос нечетких движений, несоблюдение метрических и художественных указаний автора постепенно уступали место осмысленному профессиональному дирижированию. Самым большими недостатками студентов Владимир Владимирович считал равнодушие и формализм, а важнейшим качеством для него были самостоятельность мышления и творческий поход к произведению – он очень не любил, когда студенты ждали от него готовых «рецептов» дирижирования…

В одной из песен Владимира Высоцкого есть такие слова: «Я люблю – и, значит, я живу!». Жизнь Владимира Владимировича Суханова была наполнена любовью и, значит, была настоящей и счастливой. Вечная память дорогому человеку!

записала Ольга Ординарцева

№ 2 (1340), февраль 2017 (спецвыпуск)

«Здравствуйте, Олечка!» – раздается в телефонной трубке. Пресс-конференция, презентация, премьера…Звонок Татьяны Александровны предвещает какое-то интересное и важное событие музыкального мира. И сразу бросаешь все, бежишь смотреть, слушать – чтобы суметь описать происходящее в небольшой статье.

И вот текст готов, отправлен на строгую правку главному редактору газет Московской консерватории… Каким же важным уроком каждый раз оказывается прочтение отредактированного Татьяной Александровной текста! Сравниваешь свой текст и присланную редакторскую правку – и поражаешься тактичному и бережному отношению к своим мыслям, к своему слову, и в то же время беспощадной корректуре любых повторений, «провисающих» в драматургии статьи абзацев, банальностей.

А лекции по музыкальной критике и журналистике? Как жаль, что этот курс обязателен лишь для музыковедов, и так редко в силу расписания могут посетить его студенты других факультетов, но какое счастье, что в Московской консерватории есть такое занятие! Более того, несколько лет назад здесь появилась новая специальность – «Музыкальная журналистика и редакторская деятельность в средствах массовой информации», и уже в этом году будут первые выпускники – музыкальные журналисты. Сейчас же у них есть бесценная возможность – учиться у Татьяны Александровны высокому профессионализму, журналистской и человеческой этике, бескомпромиссности в вопросах стиля и гибкости в общении с интервьюируемыми, – этот список можно продолжать очень долго.

И я, пусть неофициально, пусть не в полной мере, но с огромным трепетом называю себя ученицей Татьяны Александровны. Ведь каждая наша встреча, любая совместная работа – это урок мастерства, которых, я надеюсь, еще очень и очень много впереди.

Многая лета, дорогой профессор!

Ольга Ординарцева,
выпускница

№ 7 (1336), октябрь 2016

Уже шесть лет, начиная с 2010 года наступающий учебный год традиционно приветствует слушателей ярким и всегда уникальным по своему составу фестивалем – «Творческая молодежь Московской консерватории». В этом году сентябрьский фестиваль, конечно, был приурочен к главному событию года – юбилею Alma Mater.

С 1 по 24 сентября искушенная консерваторская публика посетила десять концертов, где получила замечательную возможность насладиться выступлениями молодых выпускников и студентов, многократных лауреатов международных конкурсов. Среди исполнителей, принявших участие в фестивале в этот раз – солисты Арсений Тарасевич-Николаев, Алексей Мельников, Дмитрий Майборода, Дарья Каменева, Даниил Коган, Леонид Железный, Степан Стариков, Анна Савкина, Елена Таросян, Елизавета Симоненко, Нина Куприянова, Татьяна Емельянова, Константин Сучков, Николай Ефремов, Наталья Кучина, Ирина Поливанова; и камерные ансамбли, возникшие в стенах консерватории: Полина Куликова и Екатерина Жемайтис (фортепианный дуэт), Александр Широков, Олег Гусев, Лидия Аристова (трио), и Владислав Паутов, Федор Безносиков, Арсений Безносиков (трио); Московский юношеский камерный оркестр под руководством Даяны Гофман, Ансамбль современной академической музыки «Mixtum Compositum» (художественный руководитель Д. Писаревский, дирижер С. Акимов).

Закрытие фестиваля в Рахманиновском зале (24 сентября) совпало с преддверием дня рождения Дмитрия Шостаковича, и программа вечера была полностью посвящена юбиляру. Как рассказал идейный вдохновитель и организатор вечера Д. Писаревский, эта программа, продуманная заранее, уже в процессе формирования концертного плана была включена в состав фестиваля. И это более, чем оправдано: все исполнители – выпускники и студенты консерватории, что отлично вписывалось в концепцию «Творческой молодежи».

Важной деталью заключительного фестивального концерта стало непосредственное общение Д. Писаревского с публикой. Он выступил в роли ведущего, представляя краткую аннотацию к каждому произведению. С ним мы потом обсудили и отдельные детали прошедшего музыкального праздника.
Торжественный вечер посетила семья Шостаковича – вдова композитора И. А. Шостакович, внук Дмитрий с детьми Митей и Алешей и внук Максим с женой Ксенией. «Ирине Антоновне очень понравился концерт и то, как составлена программа. Особенно она отметила “Сатиры”», – рассказывает Денис. Действительно, «Сатиры» на слова Саши Черного в исполнении Александры Коневой (сопрано) и Дениса Писаревского (фортепиано) оказались одной из вершин вечера: блестящее, полное артистизма исполнение, слаженный, прочувствованный до мельчайших подробностей дуэт… «Сатиры», безусловно, оставили ярчайшее впечатление!

Да и все, что звучало в этот вечер, захватывало и потрясало. Программа была составлена по принципу контрастов, и почти трехчасовой концерт пролетел на одном дыхании. Каждое отделение открывала фортепианная музыка, и единственное в концерте сочинение, не принадлежащее перу Шостаковича – фортепианная соната М. Вайнберга – в руках Михаила Бузина виртуозно заиграло насыщенными красками, и публика долго не отпускала пианиста.

Завершали отделения крупные ансамбли в исполнении солистов «Mixtum Compositum» под управлением Сергея Акимова. Очень выразительно прозвучали Октет и Квартет, джазовая сюита внесла в программу легкую танцевальную ноту. Но драматургическим центром всего концерта стал «Антиформалистический раек».

«Первое, что меня интересовало – это исполнение “Райка”. Вся остальная программа составлялась с учетом этого произведения», – рассказывает Денис. В его аранжировке сочинение прозвучало впервые при участии ансамбля («Mixtum Compositum»), смешанного хора (выпускники и студенты ДФ) и солистов: Евгения Шаченко (бас и ведущий) и Виталия Жданова (баритон – Единицын, Двойкин и Тройкин).

«Раек» звучал абсолютно по-новому, местами неожиданно, но это был настоящий Шостакович по смыслу, по духу. Благодаря артистизму и увлеченности участников, исполнение превратилось в эффектную театральную сценку, точно передающую сатирический замысел Шостаковича. Импровизированные танцы солистов в финале, актерская игра исполнителей, соло дирижера на балалайке, прекрасная аранжировка – вызвали бурную реакцию публики. «Раек» стал апофеозом концерта.

Оркестровка «Райка» вызывает особый интерес. В оригинале сочинение существует лишь в клавире. «Те оркестровки, которые я слышал, на мой субъективный взгляд не являются достаточно яркими и самостоятельными», – говорит Писаревский. И 24 сентября мы смогли услышать то, как Денис, молодой композитор, решил поставленную задачу: «Я не старался подражать оркестровке Шостаковича, хотя местами какие-то характерные моменты использовал – ксилофон, низкие тембры. Col legno в его партитурах нечасто встречается, но грех было этим не воспользоваться!» Интересной находкой стали включения новых цитат (Глинка, Чайковский, Римский-Корсаков, Бетховен и другие) – появляясь в соответствии с текстом, эти небольшие детали не только не нарушили музыкальную ткань, но усилили гротескное настроение, подчеркивая характерные черты музыки Шостаковича. «Добавляя все эти цитаты, я с большим уважением относился к авторскому тексту и не убрал ни одной ноты Шостаковича. То есть все цитаты звучат одновременно с его музыкой», – подчеркивает Писаревский.

Музыкальный вечер поставил не точку, не многоточие – восклицательный знак как окончание фестиваля! Пока в консерватории не иссякнут молодые, жадные до настоящего искусства музыканты, бережно хранящие связи с прошлым и смело идущие вперед, – она продолжит выпускать все новые и новые поколения по-настоящему творческой молодежи.

Ольга Ординарцева

№ 5 (1334), май 2016

Обновленный Рахманиновский зал предстал пред публикой во всем своем великолепии. 30 апреля ровно в 17 часов ректор консерватории А.С. Соколов вместе с профессором С. Л. Доренским и его знаменитым учеником Денисом Мацуевым торжественно преодолели последнюю символическую преграду, разрезав традиционную красную ленточку. Спустя почти полгода зал вновь наполнился слушателями, стены ожили, впитывая в себя легкий гомон первых взволнованных разговоров перед концертом…

«Наконец отреставрирован последний из наших залов! Впервые он был передан консерватории в конце шестидесятых годов, и всегда был чрезвычайно любим публикой, – отметил в своем приветственном слове Александр Сергеевич Соколов. – Изначально он принадлежал Русской Православной Церкви и именно для исполнения церковной хоровой музыки в свое время и был предназначен. Мы же привыкли к Рахманиновскому залу как к залу универсальному. Безусловно, приоритет хоровой музыки сохраняется, однако здесь активно исполняется и старинная музыка – этот зал очень любит наш Факультет исторического и современного исполнительского искусства. И “Студия новой музыки” тоже чувствует себя здесь как дома. Здесь проходят камерные, сольные концерты, создаются особые сценические постановки… Рахманиновский зал вернулся в неизменном виде – если иметь в виду его стилистику. Но самое замечательное, что акустика осталась великолепной, а в чем-то, может быть даже стала лучше».

Обновленный Рахманиновский зал необычайно нежен – бело-голубые стены, сверкающий паркет, яркий дневной свет из просторных окон… Сегодня его по-прежнему можно назвать и самым новым, и самым старым концертным залом Московской консерватории. Пристроенный еще в 1898 году к зданию Синодального училища (1886–1918) зал пережил непростые времена: в советские годы здесь располагался юридический факультет Московского университета, а в помещении зала – факультетская библиотека. И лишь в 1968 году, после переезда Университета на Воробьевы горы, здание с залом, находившемся в ужасном состоянии, было передано Московской консерватории.

После долгих лет непростой реставрации открытие третьего корпуса Московской консерватории в стенах бывшего Синодального училища в 1983 году, наконец, состоялось – тогда и произошло музыкальное возрождение уникального зала, который в конце 1986 года получил название Рахманиновского в честь великого русского композитора, многие страницы жизни которого были связаны с Синодальным училищем.

«Когда этот зал после сложнейшего реставрационного процесса вернулся в консерваторию, первым, кто выступил на его сцене, был Святослав Рихтер. Поэтому для нас сегодня было очень важно, кто первым прикоснется к инструменту на этой сцене, – подчеркнул Александр Сергеевич. – Не было сомнений, что это должен быть тот, кем консерватория гордится, тот, кто ее прославил. И это – Денис Мацуев»!

Денис Мацуев в свою очередь приветствовал вновь открытый зал и поделился воспоминаниями с публикой: «Безумно приятно находиться здесь, в святых стенах этого родного для меня зала, потрясающе уютного и уникального по своей акустике. Здесь я провел годы учебы, здесь мы играли классные вечера нашего любимого профессора – Сергея Леонидовича Доренского, который и сейчас находится в этом зале. Эти вечера были по-хорошему домашними… Репетиции всегда были как отдельные мастер-классы, и последние штрихи профессора я помню до сих пор».

Через несколько часов Д. Мацуеву предстояло открывать конкурс юных пианистов Grand Piano Competion на сцене Большого зала, а на следующее утро уже именно в Рахманиновском зале должны были начаться первые прослушивания. Ректор поздравил пианиста с предстоящим событием, заметив, что этот конкурс еще станет устремленной на очень долгие времена традицией.

Открытие прекрасного зала – настоящий праздник, а какой же праздник без подарков? Не обошлось и в этот день без приятных сюрпризов! А. С. Соколов преподнес знаменитому выпускнику юбилейный памятный знак – «ювелирное изделие из серебра и золота, где очень красиво и символично объединены фронтон Большого зала консерватории, орган Большого зала и клавиатура, которая уходит в небеса». А в подарок консерватории и всем присутствующим Денис Мацуев приготовил… небольшой сольный концерт. Прозвучали «Размышление» Чайковского, «Крейслериана» Шумана и Этюд-картина ля минор Рахманинова. И величавый, воздушный Рахманиновский зал вновь наполнился чарующими звуками музыки, готовый щедро радовать свою верную публику еще долгие, долгие годы.

Ольга Ординарцева,
собкор «РМ»
Фото Дениса Рылова

№ 2 (1331), февраль 2016

…Осень 2012 года, Большой зал консерватории. Только что отзвучали последние аккорды концерта «Из сокровищницы отечественной песни» хора Московской консерватории. «Почему так притягательна музыка Андрея Яковлевича Эшпая? Почему? Это тайна! И ее не надо разгадывать. Она – в сердце у каждого», – восклицает, приветствуя композитора, профессор С. С. Калинин…

Имя Андрея Эшпая, без преувеличения, известно каждому не только в нашей стране – во всем мире! Его «Москвичи», «А снег идет», «Почему, отчего, и не знаю сам…», «Я тебе сказал не все слова» и многие другие песни до сих пор звучат, узнаваемы и любимы огромным количеством слушателей.

Композитор прошел долгий, насыщенный жизненный и творческий путь, но во всех его сочинениях неизменно присутствует удивительная доброта и человечность. О нем не хочется, невозможно говорить в прошедшем времени. Всегда активный, всегда с улыбкой, душою совсем молодой человек, Андрей Яковлевич заражал всех вокруг своей энергией. Для консерваторских студентов, конечно, имя Эшпая было легендарным еще при жизни композитора.

Наверное, у каждого современного музыканта в России есть своя история, свои отношения с музыкой Андрея Яковлевича. Для меня его творчество когда-то стало поворотным моментом в профессии. Хор «Криницы», эта гениальная в своей простоте музыка с чудесным текстом – первое сочинение, которое мне посчастливилось исполнить еще в детском хоре. Сколько раз потом, уже в консерваторском хоре, вновь и вновь повторялись, как заклинание, полные надежды слова: «Черные тучи тенью пройдут; как налетели, так и уйдут»! И, конечно, останется навсегда в памяти окончание того осеннего концерта 2012 года: Андрей Яковлевич на сцене, с нами, общается с публикой, играет на рояле, импровизирует – и все это так легко, так изящно, с улыбкой…
«Все, кто присутствует сегодня в этом зале, могут написать песню. Песню написать очень легко! Песню написать очень трудно…», – слова Андрея Яковлевича Эшпая, прозвучавшие в тот вечер со сцены Большого зала. Его музыка, его песни по-настоящему легки. И светлы. Как его душа.

Ольга Ординарцева,
хоровой дирижер

№ 1 (1330), январь 2016

В Московской консерватории 19 декабря 2015 года торжественно отметили 245-летие со дня рождения Бетховена. В Большом зале прозвучали Месса до мажор для солистов, хора и оркестра (соч. 86) и Концерт № 5 для фортепиано с оркестром (ми-бемоль мажор, соч. 73). За два дня до этого, 17 декабря, та же программа с теми же участниками была представлена в Казани на сцене ГБКЗ имени С. Сайдашева. Музыка великого немецкого композитора объединила и сплотила творческие силы двух российских консерваторий – Московской и Казанской – под управлением известного немецкого органиста и дирижера Лео Кремера. Несмотря на плотный график, артистам удалось абсолютно погрузиться в захватывающий вихрь бетховенской мощи, увлекая в ее глубины публику.

Концерт открывала Месса. Под руководством Лео Кремера звучали сводный хор Казанской (художественный руководитель проф. В. Г. Лукьянов) и Московс-кой (художественный руководитель проф. С. С. Калинин) консерваторий с симфоническим оркестром Казанской консерватории (художественный руководитель Л. Кремер). Солировали Екатерина Лейдер (сопрано), Екатерина Воронцова (меццо-сопрано), Герман Рудницкий (тенор) и Тимофей Павленко (бас).

Работа студенческих коллективов заслуживает особого внимания. Большой сводный хор консерваторий, встречавшийся не более пары раз на общих репетициях, с блеском выполнил поставленную задачу. Безупречна была яркая объединенная женская группа, а мужской состав, хотя и не такой большой, как хотелось бы, звучал мощно и торжественно, как и должно быть в мессе. Возможно, иногда возникали вопросы к солирующим голосам, а завершение мессы получилось немного напряженным в силу непредвиденных обстоятельств (одной из хористок стало плохо прямо на сцене), но общий дух остался не сломлен благодаря энергии Лео Кремера.

Дирижер охотно поделился своими впечатлениями после концерта: «В прошлый раз я выступал в Большом зале консерватории более 25 лет назад, солировал на органе и дирижировал. Московская консерватория – это историческое место, здесь потрясающие люди – профессора, студенты! Я неоднократно работал с хором и оркестром Казанской консерватории, но в этот раз в Казани я узнал, как замечательно иметь дело с хором Московской консерватории. Мы обязательно хотим продолжить работу в будущем».

Во втором отделении «Императорский» Пятый фортепианный концерт в исполнении профессора Александра Бондурянского прозвучал величественно, поистине царственно. Тандем двух мастеров музыкального искусства – дирижера и солиста – в диалоге с оркестром, состоящим из молодежи, тонко выплетал узоры музыкальной ткани. Однако при всей грандиозности второго отделения, в программу которого наряду с концертом Бетховена была включена увертюра к «Тангейзеру» Вагнера, абсолютной вершиной вечера все же остался завершающий раздел мессы – растворяющийся в pianissimo «Dona nobis pacem».

После бурных оваций Кремер не просто повторил на бис финал мессы, но неожиданно обратился к публике, объяснив, почему для него так важна именно эта музыка: «Даруй нам мир! – сколько мольбы и страдания в этих словах. “Pacem”, мир – именно то слово, по которому мы так тоскуем сегодня, среди постоянной войны.

Даруй нам мир – Dona nobis pacem»!

Ольга Ординарцева

№ 7 (1327), октябрь 2015

Александр Васильевич Свешников (1890–1980) – великое имя для русской музыкальной культуры. Дирижер, хормейстер, педагог, выдающийся общественный деятель, он в течение 30 лет был ректором Московской консерватории. Оценить в полной мере значение творческого наследия Свешникова невозможно. Всю свою жизнь он посвятил сохранению и преумножению русской певческой культуры, и пронес великое наследие мастеров Синодального хора – своих учителей – через самые трудные годы нашей страны. Имя Свешникова с гордостью носят основанное им Московское хоровое училище мальчиков, детская хоровая школа его родного города Коломны и Государственный академический русский хор, которым Александр Васильевич руководил более 40 лет. Среди учеников Свешникова такие крупные хоровые деятели, как В. Н. Минин, Л. Н. Павлов, В. С. Попов, К. Б. Птица, В. В. Ровдо, Б. Г. Тевлин, А. А. Юрлов, С. С. Калинин…

Московская консерватория широко и с гордостью отмечает день рожденья Александра Васильевича. В фойе Большого зала разместилась экспозиция к 125-летию со дня рождения музыканта. Традиционную поездку студентов и профессоров дирижерского факультета к могиле Свешникова на Новодевичье кладбище возглавил ректор, профессор А. С. Соколов, а кафедра хорового дирижирования почтила память Мастера крупной научно-практической конференцией «Хоровая культура современной России: традиции и современность. К 125-летию со дня рождения А. В. Свешникова» и концертом-открытием II Международного хорового   конгресса Московской консерватории.

Об Александре Васильевиче Свешникове написано и сказано много слов, живы его ученики. Но до сих пор при обращении к великой личности находятся новые, неопубликованные ранее страницы… Таким открытием стала давняя дипломная работа главного хормейстера Московского мужского камерного хора под руководством В. М. Рыбина, выпускника консерватории Д. Д. Семеновского «Методические основы вокально-хоровой работы в Государственном академическом русском хоре СССР» (1972, МГК). В ней содержатся уникальные свидетельства живого репетиционного процесса А. В. Свешникова с Госхором. Цитаты непосредственных рассуждений Мастера позволяют не просто проникнуть в его профессиональную лабораторию, но как бы услышать его голос.

Вот некоторые из них:

О «механике» взятия дыхания: «Дыхание берется быстро, /Он положил свои руки на пояс./ Вы расширили бока и воздух пошел, получается открытое горло, не нажимая…»

О работе над произношением слов:  «Как разговариваете, такими интонациями и поёте».

О качестве произношения слов, понимании их значения: «Пойте, пойте, смысл поётся, ведь вы не клавиши рояля!»

О красках и оттенках в голосе для передачи образных и сюжетных линий сочинения: «Решает не голос, а каждый из вас – артист».

О творческом настрое: «Дрессировкой у нас с вами ничего не выйдет, а нужно, чтобы каждый хотел спеть это с удовольствием, со смыслом…   Испытайте удовольствие, без этого ничего не получится!»

О начале хора Р. Щедрина «К вам, павшие»: «Так тихо запеть, как будто стоят у могилы и ничего не говорят… »

О начале русской песни «Пойду ль я» в обработке А. Гречанинова: «Вы начинаете так, как растягивает меха удалой баянист».

Но главным, непременным требованием А. В. Свешникова к хоровому пению всегда было одно: спеть красиво. А «красота никогда себя не выставляет напоказ, не бывает громкой, крикливой. Она в радости от переливов голосов…»

Ольга Ординарцева

Время неумолимо. Оно отдаляет нас от великих учителей – тех, кто определил твою судьбу. Наша задача – помнить их ежедневно.

Александр Васильевич Свешников – выдающаяся личность, выросшая на традициях великого хорового певческого искусства, которые достались нам в наследство от «синодалов». Свешников жил в той атмосфере, у него был сертификат об окончании регентских курсов Синодального училища, подписанный великими синодальными мастерами, основателями нашей кафедры. В годы, когда происходили необратимые изменения государственных устоев в России, очень важно было не потерять основы, и именно Свешников сохранил ту великую русскую певческую традицию, которая была свойственна Синодальному хору.

Чем больше проходит времени от общения с ним, тем больше понимаешь, какой это был гигант в хоровом искусстве.  Я помню Александра Васильевича в работе, в живом действии. Помню его в Хоровом училище, в консерватории, в хоре, где я работал у него 11 лет – он всегда удивительно умел дисциплинировать. При нём нельзя было быть расслабленным, позволить себе лишнее, он умел заставить быть чрезвычайно собранным во всем. Даже облик, походка Свешникова при встрече с ним всегда мобилизовала.

Он организовывал, как сам любил выражаться, «и лаской, и таской». От него доставалось очень многим. Были жесткие моменты и в учебе, и в работе… Если раньше я иногда внутренне обижался, то с годами понимаешь, как он был прав, как он взращивал в тебе все то, что необходимо хормейстеру. Потому что это – дело общественное, и если дашь себе поблажку, дальше ничего не пойдет.

У нас работает семь учеников Александра Васильевича, окончивших хоровое училище, знающих традиции певческого дела Свешникова. Думаю, для всех наших педагогов важно всё время учить молодых деятелей хорового искусства, будущих профессионалов тому, что предшествовало нам. Они должны знать, из какого корня всё растет. Это важно передать молодому поколению.

Казалось бы, мы его хорошо помним живым, сохранились записи, кинокадры его работы. Но для нового поколения это все равно уже мифическая фигура. Книжная. А нам, его последователям, необходимо показать его в живом действии. Слава Богу, что сохранились записи! Но мы в огромном перед ним долгу: сколько фондовых записей было сделано, это же ещё не на один десяток дисков! Надо собрать все его наследие и выпустить большими тиражами под названием «Искусство Свешникова».

Мы подготовили большой концерт, который открывал Второй международный хоровой конгресс, где хор Московской консерватории исполнял в первом отделении сочинения, которые были в репертуаре Александра Васильевича. Это и народные песни в его обработках, и Чайковский, Кастальский, Данилин, Чесноков, Голованов, Свиридов, и «Всенощное бдение» Рахманинова, конечно. Всё то, что пелось Свешниковым. Возродить то звучание невозможно, но стремиться к этому надо! Во втором отделении звучала музыка его учеников и последователей. Это Р. Щедрин, В. Кикта, А. Эшпай, молодые композиторы А. Висков и А. Комиссаров…

Что значит традиции и преемственность? Наверное, они в том, чем сейчас живет хор Московской консерватории, в том, чтобы хор пел в такой вокальной манере, которую преподавал Свешников, которую мы впитали в себя. Это трудно, для этого нужно понять его методику, культуру вокала. Я стараюсь это сохранять.

Хор – самое демократическое искусство, самое необходимое, народное. Человек рождается с песней, колыбельной, и уходит из жизни – его отпевают. Вслед за Александром Васильевичем мы должны нести идею соборности нашего хорового дела!

Профессор С. С. Калинин,
зав. кафедрой хорового дирижирования

№ 3 (1323), март 2015

В конце февраля кафедра хорового дирижирования понесла невосполнимую утрату: внезапно ушел из жизни талантливый пианист, концертмейстер хора студентов Московской консерватории, Александр Дмитриевич Куликов. Совсем молодой человек, недавний выпускник консерватории, пианист, он всю свою короткую жизнь вкладывал свое мастерство и профессионализм в учеников и друзей…

Еще будучи студентом фортепианного факультета, Саша стал работать в классе профессора С. С. Калинина и со студенческим хором. Его искренняя улыбка согревала в самые холодные дни, подбадривала в тяжелые моменты, обезоруживала накопившееся в душе раздражение. Мы очень любили Сашу! А Саша любил хор. И в его светлую память с теплыми словами пусть звучат «голоса из хора»:

Профессор С. С. Калинин:

Если говорить об Александре Дмитриевиче Куликове, об Алике Куликове, как он любил, чтобы его называли, это была уникальная личность, гармонично сложившийся во всём человек. Помимо того, что у него были феноменальные, если не сказать гениальные, музыкальные способности, у него был дар быть замечательным человеком. Он все время старался делать людям добро. Сколько музыкантов обращались к нему за помощью! Он помогал безвозмездно, и все время с радостью… Это был именно такой человек, которых называют бессребрениками. О нём можно очень много говорить, но самое главное в нём было уникальное сочетание удивительных человеческих качеств и гениальных музыкальных возможностей.

Он работал в консерватории и считал, что здесь самое главное сосредоточение музыки, великих имен, которым надо поклоняться. Я всегда восхищался и учился у него отношению к делу. Когда возникала ситуация, что нужно срочно, завтра, что-то исполнить вместе с хором, ему достаточно было только посмотреть ноты. У него была удивительная фотографическая память.

Я благодарен судьбе, что имел счастье общаться с Александром Дмитриевичем. Мы были связаны друг с другом 15 лет, и я чрезвычайно скорблю. Это неутешное горе. Я видел его всегда таким лучезарным, таким радостным и всегда таким молодым! Мне кажется, он послан был на нашу бренную землю как ангел, посланец Божий. Царствие ему небесное!

Е. Рубцов, староста хора:

После того, как Станислав Семенович отпускал студентов, Саша всегда исполнял тему выключения операционной системы Windows. Это приводило хор в восторг! Он был не просто прекрасным музыкантом и добрейшей души человеком. Он был как ангел-хранитель нашего хора, всей кафедры, а может быть и консерватории. Никогда никому не отказывал в просьбе, всегда сопереживал и помогал всем без исключения – порой в ущерб собственному здоровью. Он был готов заниматься с нами, студентами, в выходные и праздники, в любое время и в любом месте. Таких людей сейчас очень мало. В Саше удивительным образом сочетались такие качества, как безграничный талант, профессионализм и необычайная кротость, скромность, смирение. Поразительно, как человек такой кристально чистой души мог жить в наше жестокое время! Такая внезапная, непостижимая смерть может говорить только об одном: Саша – ангел, посланный к нам с небес. Спасибо судьбе за то, что ты был с нами…

А. Двухименная, выпускница:

Саша очень любил рассказывать о своей работе в классе С. С. Калинина. В буфете за чаем он часто цитировал профессора. А Станислав Семенович нередко восхищался Сашиной эрудицией: Саша занимается в классе, заходит профессор: «Что играешь?». Саша называет какого-то малоизвестного бразильского, допустим, композитора и рассказывает о нем. Затем в класс приходит студент, и Станислав Семенович внезапно огорошивает беднягу вопросом: «А что ты можешь нам рассказать об этом композиторе?..» Студент в растерянности, и профессор отправляет попавшегося ученика узнать подробности в библиотеку…

А. Трухан, студентка:

Для нас Саша был неотделим от занятий по специальности. Когда мы входили в класс, он встречал каждого радостной, лучезарной улыбкой. Саша никогда не отказывал в помощи, когда мы к нему обращались, – то расскажет про композитора, то успокоит добрым словом, добавит уверенности в своих силах. Он часто выручал в сложных ситуациях, поражая своим профессионализмом – знал наизусть огромное количество музыки, а с листа сыграть мог все, что угодно. Но самое главное – он был очень светлым человеком и дарил этот свет нам…

Подготовила
Ольга Ординарцева
Фото Александры Сидоровой