№5 (1361), май 2019

22–25 апреля в столице Татарстана состоялся проект «Композиторские читки», организованный Союзом композиторов России. В событии активное участие приняли и представители Московской консерватории: композитор Николай Хруст и пианист, профессор Михаил Дубов.

Суть «Композиторских читок» такова: пьесы пятнадцати молодых композиторов из России и Ближнего Зарубежья публично исполняют, комментируют и в диалоге с автором разбирают солисты Московского ансамбля современной музыки (МАСМ). Наставники участников – более опытные композиторы – читают лекции, проводят индивидуальные занятия и делятся секретами композиторского ремесла. Впервые такой проект заявил о себе летом прошлого года в Москве, вызвав большой ажиотаж, после чего стало ясно – продолжение следует.

Подобная практика взаимодействия исполнителей и композиторов распространена в Европе, где первые давно на «ты» с современной музыкой, а в США она и вовсе входит в систему образования музыкальных университетов. В России творческое общение композитора и исполнителя практически отсутствует: как правило, один не может доходчиво объяснить свою задачу, а другой – найти ключ к пониманию, восприятию специфической музыки, или же, наконец, правильно сыграть тот или иной фрагмент партитуры. В большинстве случаев опусы студентов и выпускников консерваторий воспроизводят их друзья-исполнители (часто не имеющие опыта подобных выступлений), многие пьесы создаются для очередного зачета на кафедре и потом благополучно уходят в небытие.

«Композиторские читки» позволили молодым авторам услышать профессиональное мнение о своей партитуре, получить советы и, конечно же, стимул для дальнейшей работы и совершенствования. В Казани при поддержке Центра современной музыки Софии Губайдулиной четыре дня подряд состоялись так называемые reading-сессии. Евгений Субботин (скрипка), Иван Бушуев (флейта), Михаил Дубов (фортепиано), Илья Рубинштейн (виолончель) и Олег Танцов (кларнет) детально обсуждали с авторами аспекты их пьес – от штрихов до драматургии, задавая конкретные вопросы и призывая к беседе сидящую в зале Союза композиторов публику. После этого свое мнение высказывали кураторы-наставники – композиторы Николай Хруст, Александр Хубеев и Эльмир Низамов, желая молодым коллегам найти свой оригинальный музыкальный язык.

Из тридцати присланных заявок отобрали лишь пятнадцать. Музыка участников «читок» была самой разной, устроила бы и «авангардистов» и «традиционалистов». К последним можно отнести «Барочную фантазию» Нины Головой (Ростов-на-Дону) – хотя, как выяснилось, стиль тяготеет ближе к классицизму – и «Еврейскую» для кларнета и фортепиано Ольги Дудиной из Екатеринбурга. А вот гости из Армении, композиторы Джемма Испирян и Гор Минасян, удивили отсутствием национально-колоритных мотивов в своих опусах, предложив солистам МАСМ исполнить партитуры, типичные для эпохи послевоенного авангарда.

Сергей Шестаков (Красноярск) написал изобретательную пьесу для флейты соло, а Елена Шипова (Казань) – для скрипки, интересно переосмыслив старинный жанр Чаконы. В целом, казанцев на проекте оказалось больше всех – целых пять молодых композиторов, успевших отметиться и за рубежом: например, Роман Пархоменко представил свое сочинение «Дикий мир», написанное им во время участия в Международной резиденции искусств (США). Пьеса «Свечение» Лилии Исхаковой возникла под впечатлением от выставки работ в галерее современного искусства, а «Легенда о розе Чероки» Анастасии Костюковой – от знакомства с историей племени индейцев. Многим запомнилась симпатичная обработка Ильдара Камалова народной татарской песни в джазовом стиле.

В произведении Елизаветы Лобан (Беларусь) музыкантам пришлось выстраивать синхронизацию инструментов с фонограммой, а также баланс между записанным и звучащим в режиме онлайн. Выпускник «Ипполитовки» Кирилл Архипов заставил МАСМ не только воспроизводить сложные приемы и штрихи, но и одновременно проговаривать слоги стихотворения Окуджавы. Нелегко квинтету было и во время исполнения изящной, «шелестящей» пьесы Дмитрия Мазурова (Москва).

На «Композиторских читках» нашлись и те участники, кто преподнес публике немало сюрпризов. Вадим Генин (Саратов) выступил еще и в качестве вокалиста, харизматично спев свои «Рыцарские песни» и тряся бубном на манер средневекового менестреля. Сочинение Евгения Морозова (Ростов-на-Дону)под названием «Нравственный императив» (взято из философии Канта) поначалу не предвещало ничего странного, звучала музыка в духе минимализма, но когда в финале музыканты начали играть мотив из популярного шлягера «Мурка», у многих элементарно пропал дар речи. Что только не придумают современные композиторы!

Почетным гостем «читок» стал профессор университета Ханянь (Южная Корея) Им Чон У, который также вел занятия с участниками и прочел лекцию о деятельности Центра исследований электроакустической музыки Creama, директором которого он является. В целом, электронная музыка стала главной объединяющей темой этих дней. Николай Хруст и Александр Хубеев рассказали об особенностях мультимедийных композиций, объясняя буквально «на пальцах», в каких компьютерных программах и каким способом писать подобные произведения. Заключительный круглый стол с участием кураторов проекта и музыковедов Александра Маклыгина и Виктории Коршуновой подвел итоги размышлений о проблемах анализа и изучения электроакустики.

«Под занавес» четырехдневного погружения в мир сегодняшней музыки состоялся концерт МАСМ в Культурном центре «Смена», который подарил гостям и жителям Казани пьесы кураторов и забавную миниатюру голландца Якоба TV Lipstick («Помада»), тем самым, поставив эффектную точку на этом форуме. Будем надеяться, что «Композиторские читки» обязательно пройдут и в других городах России, и мы еще не раз откроем для себя новые молодые таланты.

Надежда Травина,
Ответственный редактор «РМ»

№1 (1357), январь 2019

В конце прошлого года вышел сборник статей «Жизнь в науке: Ал.В. Михайлов – исследователь литературы и культуры», посвященный 80-летию со дня рождения выдающегося ученого. Монографическое издание подготовлено коллективом ИМЛИ РАН им. А.М. Горького и было представлено там же, на ежегодной конференции «Михайловские чтения», на которой, по традиции, выступили коллеги и друзья исследователя. Вышедшее из печати приношение памяти Михайлова – попытка осмыслить научное наследие Александра Викторовича, круг гуманитарных проблем, которые он затрагивал в своей деятельности как филолог, литературовед, историк культуры и музыковед. Вместе с тем, сборник содержит личные воспоминания об ученом его единомышленников и даже родителей.

Александр Викторович Михайлов (1938–1995) оставил значительный след в гуманитарной науке. Подобно Платону, он постоянно находился в мире идей, занимался поиском смыслов, рассматривая культуру в неразрывном синтезе ее видов – как нечто целостное в широком историко-стилевом контексте. Будучи филологом-германистом, Михайлов, прежде всего, обращался к трудам немецкой литературы (ему принадлежат переводы Гёте, Шопенгауэра, Ницще и других), одним из первых начал изучать работы философа и социолога музыки Адорно, интересовался различными метаморфозами и переходными процессами в культуре.

Не менее важное место в публикациях Михайлова занимала музыка. Лекции и статьи ученого, не имевшего музыковедческого образования – о природе музыкального творчества, о сочинениях Вагнера, Сен-Санса, Шёнберга и Веберна – уже сами по себе были музыкальны. Он настаивал на тесном сближении литературы и музыковедения, между которыми, по его мнению, существует «общее поле исследования, методологические проблемы, ибо и те, и другие занимаются текстом». Именно Михайлов стал инициатором конференций «Слово и музыка», отражающих вышеупомянутую идею.

Большая часть трудов Михайлова была опубликована уже после его кончины. Помимо коллег Александра Викторовича из Института мировой литературы, существенную роль в сохранении его наследия сыграли энтузиасты из Московской консерватории – еще одного «пристанища» ученого. В новом сборнике, о котором идет речь, содержится целый раздел, посвященный Михайлову-музыковеду. Так, проф. Е.И. Чигарёва дает подробный обзор наблюдений Михайлова о музыке в общегуманитарном значении (статья «Взгляд Ал.В. Михайлова на музыку в истории культуры»); проф. Е.М. Царёва рассматривает вопросы романтизма в поле исследований Александра Викторовича; К.А. Жабинский – его музыкально-критическую деятельность и восприятие музыки Шнитке (статья «Художественные миры Шнитке в умозрениях»); доц. Д.Р. Петров, который также подготовил полный библиографический список трудов Михайлова – его «неосуществленную программу музыковедения». А проф. К.В. Зенкин в своей статье «О смысловом пространстве понятия «интонация» в музыковедческих и литературоведческих текстах» анализирует, каким образом сближаются эти две родственные дисциплины.

Значительную часть сборника занимают публикации ведущих литературоведов и филологов – В.П. Визгина, Д.Л. Чавчанидзе, Т.А. Касаткиной, О.А. Овчаренко, Г.И. Данилиной и других. Объектами внимания авторов становятся ключевые аспекты литературоведения сквозь призму мышления Михайлова: «К вопросу о теории образа в трудах А.В. Михайлова», «Проблема авторского написания в статьях А.В. Михайлова по текстологии», «Гоголевские штудии А.В. Михайлова» и т.д.

Третий раздел сборника посвящен воспоминаниям людей, которые лично знали Александра Викторовича. К примеру, М.И. Свидерская пишет об их «неслучайных встречах», имея в виду совместные открытия, подкрепленные порывами вдохновения. Или примечателен эпизод, пересказанный Н.С. Павловой о Михайлове как о человеке «вне науки»: «Спросонья и непричесанные, мы [с мужем] рассаживались с ним на кухне. Говорил по преимуществу он. Речь шла всякий раз о каких-нибудь казусах – забавных и примечательных из немецкой и не только немецкой культуры. Посидев с полчаса, он вставал и пускался дальше. Куда он шел? – Об этом не говорилось, да и цель могла быть неопределенной. Проработав ночь, не то что мы, сонные его хозяева, он чувствовал, очевидно, потребность выйти на улицу и идти и идти дальше…». Особую ценность в этом разделе представляют воспоминания проф. Е.И. Чигарёвой о преподавании Михайлова в Московской консерватории в должности профессора кафедры междисциплинарных специализаций музыковедов, а затем и существовавшего в 1990-е годы Центра гуманитарных знаний музыковедов.

Изданный коллективный труд объемом 616 страниц свидетельствует о необходимости сохранения и продолжения научной мысли Александра Викторовича Михайлова. Его огромный вклад в мировую и отечественную культуру, зафиксированный в многочисленных работах и оставшийся в памяти единомышленников, еще не один год будет привлекать и литературоведов, и музыковедов. Известный историк культуры С.А. Аверинцев однажды заметил: «Он принадлежал не просто миру науки. Он принадлежал миру нашей культуры в наиболее общем и наиболее широком значении слова, как принадлежат ему личности творческие…»

Надежда Травина,

Ответственный редактор «РМ»

№1 (1357), январь 2019

2 часа 45 минут ночи. На улицах украшенной к Новому году Б. Никитской – ни одной живой души. А в Большом зале Московской консерватории время словно остановилось. Позабыв про усталость и про то, что как-то нужно добираться домой, светские лица, артисты, студенты, сотрудницы зала и даже охранники слушают музыку. В исполнении Надежды Павловой звучит «Вокализ» Рахманинова, мелодия которого, как молитва, проникает в сердце каждого. В кромешной темноте, на сцене рождается сакрально-мистическое таинство, в которое нас ведет оркестр musicAeterna и его предводитель – дирижер Теодор Курентзис.

К подобным концертам пермских гостей Московской консерватории не привыкать. Многие до сих пор вспоминают шествие маэстро с бубном в фойе под ритмы Рамо или бой курантов в «Золушке» Прокофьева на воображаемом балу. Причина частых ночных откровений этого коллектива банальна – аренда зала, который может принять музыкантов только после семичасового концерта. Но для того, чтобы Курентзис и его подопечные приезжали как можно чаще, руководство консерватории, кажется, готово на любые эксперименты – даже если дирижер захочет провести перформанс у памятника Чайковского.

Но игра стоит свеч. Особое отношение худрука Пермского театра оперы и балета (а с недавнего времени еще и немецкого SWR Sinfonieorchester) к Большому залу Московской консерватории, безусловно, ценно и приятно. Именно на этой площадке звучат новые программы, предшествующие зарубежным гастролям пермяков. 29 декабря состоялся именно такой концерт, где musicAeterna исполнил «Рапсодию на тему Паганини» и Вторую симфонию Рахманинова.

Извинившись за получасовую задержку (начали в 23:30 вместо 23:00), Курентзис объявил, что концерт откроет российская премьера пьесы «Сvetić, kućica … / la lugubre gondola» Марко Никодиевича («Траурная музыка» на темы Ф. Листа). Создавая этот опус, сербский композитор был вдохновлен образами венецианских траурных гондол, перевозивших усопших к месту их последнего упокоения на острове смерти Сан-Микеле. Другой подзаголовок сочинения (переводится как «Цветочек, домик») навеян детским рисунком из блокнота пятилетней девочки, погибшей в затонувшем рефрижераторе во время войны в Косово. Выбор трагической тихой музыки в атмосфере предновогоднего концерта Курентзис объяснил в свойственной ему проповеднической манере: «Новый год и Рождество – это не елочные огоньки и не селедка под шубой. Христос пришел к нам очень кротко…»

«Рапсодия на тему Паганини» предстала в совершенно другой трактовке. Солист Игорь Левит удивил своим бережным отношением, осмысленным звучанием нюансов своей партии – будь то виртуозная каденция или аккомпанемент. Его прикосновение к клавишам, скорее, было в импрессионистском, нежели романтически-свободном духе, при этом характер тем остался привычным – таким, каким задумал композитор. Сохраняя главенство темы Dies Irae, всплывающей в Рапсодии подобно idée fixe, Курентзис, тем не менее, значительно «поиграл» с темпами и контрастами в динамическом плане. Каждая вариация у него стала самостоятельной пьесой со своей образной сферой, но драматургия и целостность данного цикла удивительным образом была сохранена. Наиболее ярким и пронзительным стал момент, когда музыканты, исполняя ре-бемоль мажорную вариацию, медленно поднялись со своих мест, словно провозглашая гимн любви и музыки.

Вторая симфония – монументальное симфоническое полотно Рахманинова – стала заменой «Симфоническим танцам», заявленным ранее в программе. В интерпретации оркестра musicAeterna симфония предстала не просто истинно русским сочинением. Перед глазами вдруг возник сам Рахманинов – настоящий, искренний, пишущий широкими, щедрыми, яркими мазками весну, который жил в своей любимой Ивановке, собирал сирень и катал деревенских на машине. Четыре части симфонии – четыре истории из его жизни, поведанные пермскими музыкантами буквально «на разрыв души». Инструментальные диалоги, мощь медной группы, широкая кантилена у струнных и любимая дирижером малеровская экзальтация превратили симфонию в лирико-эпическое высказывание, которое не было нарушено даже досадными аплодисментами между частями. Музыка переливалась всеми красками, словно дышала, впуская в зал какой-то особенный свет…

Наступил уже новый день, когда прозвучал последний звук симфонии. Словно очнувшись от гипноза, слушатели медленно приходили в себя. Кто-то смахивал слезы, кто-то начал выкладывать фотографии в соцсети, а кто-то стал требовать продолжения этой волшебной ночи. Но маэстро Курентзис и не думал прекращать свое действо: на сцене неожиданно появилась сопрано Надежда Павлова, и в пронзительной тишине зазвучала прекрасная мелодия, окончательно унося нас куда-то ввысь, ставя многоточие в этом незабываемом концерте…

Надежда Травина

Фото Александры Муравьёвой

№7 (1354), октябрь 2018

3 октября в офисе юридической фирмы CMS Russie в Москве состоялась церемония награждения лауреатов общества Renaissance Française. Созданная в самый разгар Первой мировой войны президентом Французской республики Раймоном Пуанкаре, организация защищала франкоязычное население и стремилась сохранить франкофонию. Сегодня «Ренессанс Франсез» представляют делегации в каждом регионе Франции и за рубежом – в том числе и в России. Основная задача общества заключается в поддержке деятелей, которые вносят неоценимый вклад в развитие французской культуры, науки, архитектуры и даже винного дела. В этом году российская делегация отметила заслугу преподавателя межфакультетской кафедры фортепиано МГК Станислава Анатольевича Бачковского.

На торжественном мероприятии общества каждый год выступают студенты Московской консерватории. И это неслучайно: в 2013-м консерватория стала лауреатом «Ренессанс Франсез» и с тех пор является ее постоянным партнером. Одно из недавних событий этого сотрудничества – реставрация парижской могилы С. Ляпунова, композитора, чье творчество имеет огромное значение для мировой музыкальной культуры.

В апреле 2018-го «Ренессанс Франсез» и Московская консерватория осуществили оригинальный проект, посвященный книге «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери, столь любимого для Франции писателя. На концертах в Славянском культурном центре в Париже дважды выступил С.А. Бачковский, который сыграл цикл «Девять музыкальных фантазий по прочтении «Маленького принца» Экзюпери» А.В. Самонова – профессора МГК (увы, ныне покойного). Исполнение сопровождалось чтением отрывков из книги (чтец – Анори де Крайенкур) и показом картин художника-мультипликатора А.В. Коваль. Фортепианные вечера посетили проректор по учебной работе МГК профессор Л.Е. Слуцкая, представители посольства России и Франции, а также внучка знаменитого писателя мадам Даге.

Не будет ошибкой утверждать, что музыкальное приношение Экзюпери от преподавателя консерватории произвело неизгладимое впечатление и на французских меломанов, и на членов общества. Получив диплом «за вклад в сохранении и продвижении культурного наследия Сент-Экзюпери» из рук Президента «Ренессанс Франсез» в России госпожи Зои Арриньон, Станислав Анатольевич поблагодарил ее за оказанное доверие. Не обидели дипломом и художницу А.В. Коваль, чьи замечательные полотна располагались в фойе. Приятным подарком для гостей церемонии стало выступление студентов класса струнного квартета доц. А.Р. Янчишиной. Максим Вотинцев (первая скрипка), Максим Доронкин (вторая скрипка), Никита Сидоров (альт) и Владислав Алкамаев (виолончель) проникновенно и, вместе с тем, виртуозно представили фантазии Самонова в аранжировке проф. В.Г. Кикты.

«У каждого человека – свои звезды», – говорил Маленький Принц собеседнику. Перефразируя цитату, у каждой церемонии награждения – свои победители. Основные награды «Ренессанс Франсез» – медали, признанные Высшей канцелярией Ордена Почетного легиона. В этом году Золотую медаль за заслуги в области франкофонии получила прима-балерина Большого театра и муза Пьера Лакотта Евгения Образцова. Неожиданным сюрпризом не только для артистки, но и для публики стало появление в зале Лорана Илера – художественного руководителя балета МАМТ им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, который произнес теплые слова в адрес коллеги.

Серебряная медаль досталась А.В. Чудинову – историку, руководителю лаборатории «Мир в эпоху Французской революции и Наполеоновских войн» Института всеобщей истории РАН. Бронза – М.И. Николаеву, президенту группы компаний «Лефкадия», занимающихся винодельческим хозяйством вблизи Краснодара. Не исключено, что вкусный пряный продукт этого производства ожидал гостей на коктейле по окончании церемонии.

Финальной точкой приятного вечера оказалась приветственная речь Посла Франции в России госпожи Сильви Берманн. В своем слове она подчеркнула необходимость сохранения культурных связей двух государств, добавив, что именно музыка является важнейшим объединяющим звеном. Остается надеяться, что дружба «Ренессанс Франсез» и Московской консерватории откроет новые страницы в русско-французской истории и будет простираться подобно планете, на которой жил Маленький Принц.

Надежда Травина,

Ответственный редактор «РМ»

№6 (1353), сентябрь 2018

Открытие нового концертного сезона в Московской консерватории ознаменовалось большим событием. 4 сентября стартовал Международный конкурс молодых композиторов «Новые классики», инициированный фондом с одноименным названием и созданный при поддержке Федерального агентства по делам молодежи и Ресурсного молодежного центра. Уникальностью конкурса является намеренное объединение двух совершенно противоположных музыкальных направлений – современной академической музыки (авангардной) и популярной (эстрадной, classical crossover и т.д.). Именно в этих номинациях и будут состязаться композиторские таланты от 14 до 35 лет.

На пресс-конференции, состоявшейся в фойе Большого зала, журналистам подробно рассказали о концепции и планах предстоящего музыкального марафона. Спикерами выступили ректор консерватории, профессор А.С. Соколов, заведующий кафедрой современной музыки МГК и художественный руководитель ансамбля «Студия новой музыки», профессор В.Г. Тарнопольский, генеральный директор фонда «Новые классики» Ю.В. Музыка, а также член Попечительского совета МГК М.Г. Сасонко, который анонсировал открытие новой художественной выставки «Связующая мелодия времен», расположившейся в пространстве Большого зала.

«Этот конкурс – новый шаг, который уже был обеспечен существованием такого композиторского конкурса как конкурс имени Юргенсона. – пояснил ректор. – «Новые классики» сблизят и тех, кто пишет для широкой аудитории и тех, кто ориентируется на подготовленного слушателя. Пришло время объединить эти две магистрали». Как указано в требованиях, на конкурс принимаются инструментальные пьесы для любого состава от 3-х до 41 исполнителей, причем, каждая номинация содержит базовый «набор» инструментов (так, для сочинений популярной музыки можно использовать синтезатор, электрогитару и бас-гитару).

Конкурс пройдет в два этапа. На первом из них профессиональное жюри отберет из присланных на сайт заявок всего десять партитур. Их авторы по результатам первого тура будут приглашены уже на очный тур, который пройдет 17 ноября – здесь же и объявят финалистов. А на Гала-концерте в Московской консерватории произведения участников, дошедших до финала, исполнит ансамбль «Студия новой музыки». В этот же день, 18 ноября, публика узнает победителей Первого международного конкурса «Новые классики». Окончательное расписание и место проведения обоих туров пока до конца не сформировано, однако, нет сомнений, что большая часть мероприятий состоится в стенах консерватории.

Членами жюри стали известные и авторитетные композиторы: В.Г. Тарнопольский, Э.Н. Артемьев, а также приглашенные зарубежные гости, заявившие о себе как лидеры авангарда. Это – один из основателей спектральной музыки Тристан Мюрай, чьи сочинения активно исполняются и изучаются студентами консерватории, а также Иван Феделе, который нередко приезжает с лекциями по приглашению Центра современной музыки. Впрочем, вскоре к этим композиторам присоединятся их коллеги из сферы популярной музыки и коммерческого искусства (в данный момент ведутся переговоры).

«Мы сознательно не ограничиваем стилистические особенности наших конкурсантов, – заявил Владимир Григорьевич Тарнопольский. – Судить – довольно рискованное занятие. Еще со времен Теодора Адорно в мире существовало враждебное противопоставление высокого искусства и популярного. Хотя и в 1960-е композиторы авангарда пытались объединить современную музыку с популярной: например, в «Симфонии» Лучано Берио задействован как симфонический оркестр, так и моднейший в то время вокальный ансамбль «Swingle Singers«. А сейчас таких экспериментов стало еще больше».

По словам Ю.В. Музыки, общий премиальный фонд конкурса составит один миллион рублей. Также жюри и представители СМИ не исключают возможности специальных наград, призванных поддержать молодых дарований. А наиболее оригинальные партитуры планируют записать и позже выпустить на аудио-дисках. Также в рамках конкурса будет организована образовательная программа «Школа новых классиков», в ходе которой участники получат необходимые знания об основах авторского права, работе с продюсерами, личном бренд-менеджменте и о многом другом. Прием заявок на конкурс «Новые классики» уже открыт и продлится до 31 октября. Композиторы всех стран, дерзайте!

Надежда Травина,

Ответственный редактор «РМ»

Фото Эмиля Матвеева

№3 (1350), март 2018

«Дорогой Теодор! То, что мы сейчас ощущаем – не просто восторг. Это – потрясение. Для Московской консерватории этот март был особенным, потому что почти неделю вы с нашим оркестром разговаривали на языке, который открывает горизонты профессии, горизонты смысла в музыке. И я вам, прежде всего, благодарен за эти репетиции – это было не просто мастерство, это было духовное общение…». Проникновенные слова ректора Московской консерватории, профессора А.С. Соколова, завершавшие концерт в Большом зале 9 марта, были обращены к дирижеру Теодору Курентзису, который выступал в этот вечер во главе симфонического оркестра студентов Московской консерватории. Молодые музыканты исполнили Первый концерт для скрипки с оркестром Прокофьева (солировал Айлен Притчин) и Седьмую симфонию Бетховена.

Новость о том, что популярный дирижер, стремительно покоряющий концертные залы мира, знаменитый худрук Пермского театра оперы и балета начнет работать со студентами Московской консерватории, мгновенно вызвала небывалый ажиотаж. Конечно, за плечами оркестра, руководимого профессором А.А. Левиным, уже был небольшой опыт сотрудничества с выдающимися дирижерами (Ю. Темирканов, В. Гергиев, А. Лазарев, В. Федосеев, В. Юровский…). Но все, кто хоть немного слышал о Курентзисе, прекрасно понимали, что это будет не просто подготовка концерта, не просто мастер-класс или творческая встреча, это будет незабываемое общение.

Репетиции, которые продолжались несколько дней с утра и до позднего вечера, напоминали мастерскую, в которой Курентзис подобно Пигмалиону лепил из юношей и девушек «своих» музыкантов. Поначалу мешала скованность оркестрантов, студенческая боязнь, однако маэстро выбрал правильный психологический подход, сразу обратившись к ним как к своим друзьям – просто, с улыбкой и шутками. «Устройте вечеринку, выйдите из своего скафандра» – предложил дирижер, репетируя ликующий финал Седьмой симфонии Бетховена. – Не будьте как старички!» Органично соединяя требования к штрихам и ритму с образными комментариями (например, «Бетховен здесь написал джазовую музыку» или «сыграй пиано так, будто тихо рассказываешь сплетню»), Курентзис реально пропевал каждый такт, озвучивая, как это должно быть сыграно. И снисходительно закрывал глаза на то, что украдкой из-под пульта кто-то снимает все это на телефон…

Концерт имел феерический успех. Всего за несколько дней Курентзис нашел ключ к сердцу каждого, предлагая пойти вслед за ним. И ребята сделали это, вдохнув в музыку новую жизнь. В конце под несмолкающие овации ректор вручил гостю памятный подарок – ювелирную серебряно-золотую статуэтку работы «Галереи Михайлов» – символ Московской консерватории.

Ранее на творческой встрече с маэстро собралось почти все музыкальное студенчество: по словам ректора, таким наполненным Рахманиновский зал еще не бывал. Поздним вечером, в полумраке Курентзис говорил о музыке и красоте, о том, что любит исполнять «4’33»» Кейджа, поскольку нам всем так не хватает тишины. Признавшись, что его речь ему напоминает грузинский тост, маэстро принялся отвечать на вопросы студентов, занимавших долгую очередь к микрофону.

Заключительным событием «студенческой весны с Курентзисом» (выражение, которое появилось среди его поклонников) стал мастер-класс для дирижеров. По решению маэстро были отобраны три участника – Джереми Уолкер (класс проф. Г.Н.  Рождественского), Даяна Гофман (класс проф. С.Д. Дяченко) и Дмитрий Матвиенко (выпускник МГК, класс проф. В.А. Понькина). Почти 5 часов (!) без перерыва Курентзис делился с ними своим пониманием партитур Пятой и Шестой симфоний Чайковского, ставил дирижерский жест и шлифовал фразировку подобно тому, как это больше двадцати лет назад показывал своим студентам его великий петербургский учитель И.А. Мусин… А после, уже в артистической, смог ответить на несколько вопросов для читателей нашей газеты, поставив философское «многоточие» в почти недельном празднике Музыки:

– Уважаемый маэстро! К нашей великой радости в последнее время вы стали частым гостем Большого зала. Мы до сих пор вспоминаем незабываемые ночные концерты с музыкой Прокофьева, Рамо, Шостаковича, Берио, которые вы представляли нам со своим коллективом musicAeterna. Но в этот раз все было иначе: вы готовили программу прямо на наших глазах, в стенах консерватории со студенческим оркестром Московской консерватории. Каковы ваши впечатления?

– Что такое оркестр? Это всего лишь инструмент. Мы играем музыку, и через нее можем приблизиться к Высшему. В целом, я хотел, чтобы они могли поискать что-то сами. Чтобы их музыка была живой, свободной. Я сделал с ними концерт и симфонию, и на этой «базе» пытался сказать простую мысль: более трепетно относитесь к своему творчеству, вдохновляйтесь, достигайте больших глубин… Каковы мои впечатления от оркестра? Боюсь сглазить, но перспектива есть… А вот вы что скажете?

– Я думаю, что этот концерт им запомнится на всю жизнь. Так же, как и всей консерватории…

– Дай Бог. Я буду очень рад.

– На сцене Большого зала выступали великие музыканты. Многие считают это место волшебным, мистическим. А что чувствуете вы, когда выходите на эту сцену?

– Я считаю, что в нем есть нечто духовное. Объясню почему. Бывают места с очень хорошей акустикой, но они тебя «не приглашают» играть. Сам зал энергетически не расположен к духовному общению. Хотя там ты можешь сделать много хорошего, но он не «намоленный». В Большом зале я ощущаю эту «намоленную» атмосферу внутри. И важно, что она не пропала после ремонта. Например, мы недавно играли в Большом зале филармонии в Петербурге, и мне показалось, что после реконструкции исчезла его энергетика. Это странно. А здесь она сохранилась. Я это очень сильно чувствую – особенно на сцене.

– Что дает такое ощущение? Может быть, портреты великих композиторов, расположенные на стенах, вас поддерживают?

– Это не зависит от портретов. В Большом зале собралась энергетика и мечты людей, которые более столетия в него многое вкладывали. Это можно сравнить со старинным храмом – ты чувствуешь, что люди очень много молились в этом месте. В Московской консерватории, в ее главном зале – особая атмосфера. То же можно сказать и про Musikverein в Вене. Я вообще большой поклонник старинных вещей, которые несут какую-то память. Мне это очень близко. Если мы возьмем какой-то современный зал, который построили вчера, то там никогда не будет такого ощущения – станет ясно, что там просто сделали хорошую работу за большие деньги.

– Практически целую неделю вы находились среди студентов Московской консерватории. Что бы вы им пожелали?

– Я хочу пожелать, чтобы они были влюбленными в музыку. Ты не можешь подписать контракт с искусством и договориться с музыкой. Ты должен быть в нее влюблен. И тогда есть надежда, что она тебя тоже полюбит. Учиться в консерватории, ее закончить еще не означает дать людям свет. Это было бы очень легко. Я должен сказать, что мы всю жизнь учимся. И мы все с вами студенты – до последнего. Я бы хотел, чтобы каждый научился открывать аккумулятор в своем сердце. Чтобы их музыка говорила, и это были бы не просто звуки и тональность, а настоящее лекарство.

Надежда Травина,

ответственный редактор «РМ»

Фото Дениса Рылова и Эмиля Матвеева

№9 (1347), декабрь 2017

В Москву приехала Лаборатория современного зрителя, созданная на базе Пермского оперного театра и балета им. П. И. Чайковского. Проект, включающий лекции о музыке, мастер-классы исполнителей и музыковедов, за два года своего существования привлек почти несколько тысяч человек. Цель лаборатории – познакомить публику (преимущественно, меломанов) с композиторами и их произведениями непосредственно перед ближайшим концертом.

Столичным слушателям предложили погрузиться в мир музыки двух великих австрийцев, таким образом подготавливая их восприятие к грядущему событию – исполнению 25 ноября в Большом зале Московской консерватории Первой симфонии Малера и Скрипичного концерта Берга силами оркестра MusicAeterna под управлением Теодора Курентзиса (при участии известной скрипачки Патриции Копачинской). В рамках мероприятия несколько человек получили от организаторов приятный «бонус» в виде посещения записи малеровской симфонии на студии.

Однако в целом программа московских гастролей лаборатории была посвящена не только музыке Малера и Берга, но и контексту вокруг них. Тем самым охватывалось большое количество исторических имен и фактов. Музыковед Ренате Старк-Войт, редактор «New Critical Edition», прочитала две лекции о Малере, одна из которых была посвящена замыслу, истории создания и структуре Первой симфонии, а другая – особенностям разных редакций сочинения, причем, с наглядной демонстрацией авторских примечаний и правок. Приятно, что в зале при этом находилась профессор МГК И. А. Барсова, как известно, ведущий малеровед: по словам зарубежной гостьи, зная о присутствии старшей коллеги, она готовилась к выступлению с особым волнением. Еще один разбор упомянутой малеровской симфонии представил дирижер Артем Абашев, который проиллюстрировал многие темы на рояле, стараясь как можно доступнее и проще объяснить концепцию каждой части.

Знакомство с творчеством Берга осуществила его исследователь, профессор Нижегородской консерватории Юлия Векслер. Театровед и музыкальный критик Алексей Парин, в свою очередь, рассказал слушателям о композиторах-дирижерах – Малере, Цемлинском, Стравинском и других. Отдельные встречи в рамках лаборатории были посвящены хореографии: специалист в этой области Ника Пархомовская устроила некий экскурс в историю танца, балетовед Вита Хлопова поведала о танцевальных спектаклях на музыку Малера, а хореограф Владимир Варнава провел целый мастер-класс, который плавно перетек в танцевальный перформанс с участием зрителей.

Обрамляли эти события публичные беседы в Москве и Санкт-Петербурге. В Шереметьевском дворце северной столицы состоялся диалог двух ярких художников нашего времени – режиссера Александра Сокурова и дирижера, художественного руководителя Пермского театра оперы и балета им. П. И. Чайковского Теодора Курентзиса. Философские взгляды обоих ораторов на многие эстетические понятия (красоту, жизнь, искусство), высказывания о кино, современной музыке – это и многое другое составляло суть увлекательного разговора.

Другую интереснейшую встречу Теодор Курентзис провел в Москве с композитором Леонидом Десятниковым. Мероприятие состоялось 13 ноября в итальянском дворике ГМИИ имени Пушкина, который едва вместил наплыв слушателей. Несмотря на большую задержку и проблемы с организацией, разговор прошел на одном дыхании, хотя, пожалуй, предназначался он скорее профессионалам, чем любителям музыки.

Прежде чем начать свой public-talk, Курентзис обратился к присутствующим с такими словами: «Я – не человек, который знает больше, чем вы. Я не уверен, что могу вам что-то передать. Но я убежден, что будущее музыки – не столько в развитии исполнительского мастерства, сколько в совершенствовании восприятия зрителя. Если сейчас я или Леонид Аркадьевич пять раз прослушал бы «Парсифаля» Вагнера, я нашел бы его местами интересным, но очень скучным. Но стоит нам начать это произведение учить, разбирать, входить в него, прожить с ним пару месяцев – и мы найдем к нему ключ».

По сути, Десятников весь вечер выступал в роли интервьюера, задавая вопросы, связанные с Первой симфонией Малера. Под пристальным взором статуи Давида Курентзис рассуждал о Малере как о своем современнике или, скорее, близком человеке – цитировал его письма, «вспоминал» его встречу с Бюловым, рассказывал о том, что после смерти композитора доктор Фрейд отправил счета за лечение его супруге Альме. Когда маэстро начинал «увлекаться» – например, объяснять тематические и мотивные связи между Первой симфонией Малера и Четвертой Бетховена – Десятников, с присущим ему остроумием, «возвращал» дирижера в реальность, отражавшуюся в глазах озадаченных и одновременно восхищенных лиц.

Наиболее вдохновенно Курентзис рассказывал о самой партитуре, не ограничиваясь музыковедческим анализом, а прибегая к своей художественной, метафорически-образной трактовке, которая органично дополнялась пением наиболее важных тем симфонии столь любимого им автора. По словам маэстро, он мечтал бы поговорить с композитором – о симфонии, о жизни, о любви: «Я счастлив, когда я – с Малером. Я словно прихожу к беседе с самим собой – к свободе…»

Надежда Травина, ответственный редактор «РМ»

Фото Александры Муравьевой

№7 (1345), октябрь 2017

Начало концертного сезона ознаменовалось большим событием – выступлением пианиста Евгения Кисина. Его карьера давно развивается за рубежом, однако он старается не забывать и концертные площадки родной страны – в том числе и Большой зал Московской консерватории, ставший для него в свое время творческим стартом. Нынешний klavierabend Кисина состоялся в рамках благотворительной программы и Премии Союза журналистов России «Камертон» имени Анны Политковской. Вечер также был посвящен трагически погибшим журналистам, чьи фотографии в виде коллажа-мишени смотрели в зал.

В этом году премию получили корреспондент ВГТРК Е. Поддубный и обозреватель «Новой газеты» и радио «Эхо Москвы» Ю. Латынина – но не смогли забрать награду: один находится в Сирии, другая вынуждена была уехать, опасаясь за свою жизнь. На пресс-конференции после концерта Кисин признался, что не мог не откликнуться на приглашение приехать в Москву именно в День Международной солидарности журналистов, ибо он не только следит за политическими ситуациями, но и нередко делает по этому поводу заявления в прессе. Сам музыкант не пишет статьи, однако сейчас с успехом осваивает «словесную» профессию – сочиняет стихотворения на идише и даже выпустил собственную книгу (ее презентация прошла на следующий день в Центральном Доме журналистов).

Положив цветы к портрету А. Политковской, Кисин почтил ее память минутой молчания, после которой публика услышала строки из «Гладиаторов» Иосифа Бродского: «Простимся. До встреч в могиле. Близится наше время. Ну, что ж? Мы не победили. Мы умрем на арене»…

Пианист открыл вечер без вступительного комментария, словно стремясь продлить в звуках возникшую атмосферу. «Большая соната для Хаммерклавира» (№29) Бетховена, занявшая одно отделение, позволила ему поделиться со слушателями своими чувствами и мыслями – возможно, о тех, кто погиб за смелость высказываний. Горделиво-торжественный и одновременно драматический «Хаммерклавир» Кисин, на удивление многих, уложил в стройную полицентричную форму. Две первые части, сыгранные без перерыва, предстали как патетический монолог из маршеобразных аккордов и энергичных пассажей; две последние образовали контрастную и ярко-образную пару «прелюдия – фуга». Третья часть (Adagio cantabile) в интерпретации Кисина и вовсе превратилась в романтический ноктюрн, словно существующий отдельно от цикла. В ней музыкант проявил большую свободу – и в темпе, и в характере тем, бережно прикасаясь к клавишам рояля в надежде, что публика мысленно откликнется на его горькое раздумье.

Двенадцать прелюдий Рахманинова во второй части музыкального действа сложились в пеструю мозаику образов. Это и приятное воспоминание (прелюдия ре мажор), и звенящий восторг (си-бемоль мажор), и рахманиновская тоска по родине (до-диез минор) с картинами русской природы, которых Кисин не наблюдал целых шесть лет… И здесь индивидуальный подход к известной музыке, отсутствие больших пауз между пьесами и уверенное понимание авторского текста. Словом, блестящий цикл Рахманинова, как и великий бетховенский опус, которые пианист играет уже год, он каждый раз пытается вывести на новый уровень.

Решив эффектно завершить вечер, Евгений Кисин на «бис» исполнил «Багатель» того же Бетховена и «Токкату» собственного сочинения. На композиторский путь в свое время его натолкнули Александр Чайковский и Арво Пярт, однако мало кто слышал результаты его трудов – а они оказались весьма любопытными. «Токката», которую Кисин начал, будучи 13-летним подростком, соединила в себе русскую напевность, техничную виртуозность и элементы джаза. На пресс-конференции на вопрос о том, будет ли он в дальнейшем писать музыку или продолжать литературное творчество, он ответил: «Моя профессия – это игра на рояле. Остальное – не загадываю и не планирую…»

Надежда Травина, ответственный редактор «РМ»

№ 5 (1343), май 2017

Центр современной музыки Московской консерватории совместно с Гете-Институтом представил новый проект, посвященный двум ключевым датам в истории: 500-летию немецкой Реформации и 30-летию советской Перестройки. Близкие по смыслу понятия, относящиеся, прежде всего, к социуму и политике, нашли свое отражение в культуре. Многогранное мероприятие, озаглавленное как «музыкальный симпозиум», включало в себя пленарные доклады профессора Лейпцигской консерватории и Венского университета музыки и исполнительского искусства Гезины Шредер, доцента Московской консерватории Романа Насонова, а также концерт ансамбля «Студия новой музыки» под управлением дирижера Феликса Коробова.

Дневные лекции приглашенных спикеров охватывали круг проблем, связанных с претворением идей Реформации и Перестройки в музыке. Как был трактован лютеранский хорал композиторами позднесоветского периода? Что изменилось в современной российской музыке после распада СССР? Насколько сейчас актуальна протестантская тематика в странах Запада? Постоянный участник научных конференций МГК профессор Г. Шредер ответила на эти вопросы, не ограничивая себя в рассуждениях.

Другое, не менее интересное ее выступление касалось тенденций в музыковедении немецкоязычных стран, в котором также произошла своя реформация. Заинтересованные слушатели не уставали задавать вопросы, которые, как и ответы докладчицы, переводил аспирант кафедры зарубежной музыки консерватории Сергей Никифоров.

Его старший коллега, доц. Р. А. Насонов рассказал о том, как воспринимали фигуру И. C. Баха в искусстве 80-х – начала 90-х годов прошлого века. Показанные на экране эпизоды из фильма «Послесловие» режиссера М. Хуциева не только подтвердили его слова, но и вызвали у многих сидящих в Конференц-зале ностальгию по безвозвратно ушедшей эпохе.

Обсуждение плавно перетекло в концерт «Студии новой музыки». Он состоял из произведений, где в той или иной степени претворились идеи Реформации – от обращения к религиозным темам до цитирования лютеранского хорала. Открывший вечер знаменитый хорал «Es ist genug» в версии для квартета медных духовых Г. фон Айнема прозвучал сурово-торжественно – как голос прошлого сквозь призму настоящего. Он же стал основой Вариаций (на тему Баха) для альта и фортепиано Э. Денисова, где первоисточник по мере развития претерпел мелодические и фактурные трансформации и окончательно потерял свой узнаваемый контур.

Другое обращение к баховскому хоралу можно было наблюдать в «Медитации «Von Deinen Thron tret ich hiermit» для фортепиано и струнного квинтета С. Губайдулиной. Здесь произошло обратное явление – хоральная мелодия и аккорды постепенно вызревали в колористически-сонорном пространстве для того, чтобы предстать у всех инструментов.

Вершиной интерпретации музыки Баха стало оркестровое переложение его Фуги-Ричеркаты из «Музыкального приношения», осуществленное А. Веберном. Не меняя структуру и нотный текст, композитор мастерски инструментовал шестиголосную полифоническую ткань, создавав тем самым новое, стилистически реконструированное сочинение. Ансамблю «Студия новой музыки» удалось точно показать тонкие смены тембровых мелодий, равно как и все исполнительские нюансы.

Весьма оригинальное обращение к творчеству Баха наблюдалось у современного композитора Иоганнеса Шельхорна. Основой его сюиты «Anamorphoses» послужил материал контрапунктов «Искусства фуги», от которого в итоге остались отдельные интонации и мотивы, сплетенные в единое целое. Распространенная в живописи техника анаморфоз (отсюда и название пьесы) позволила автору представить баховский оригинал под новым «углом зрения». Возможно, благодаря столь изощренной обработке и без того сложной музыкальной фактуры, произведение показалось несколько «перемудренным», хотя на слух воспринималось без особого усердия.

Наконец, последнее переосмысление Баха продемонстрировал Х. Лахенман: он дописал третий голос к ре минорной инвенции великого композитора, не меняя строгость звучания и не внося значительного контраста в тематизм. За счет органичного добавления мелодической линии к знакомой со школьных лет композиции и возникло то самое ощущение «взгляда сквозь призму времени».

Пожалуй, самое яркое впечатление осталось после исполнения пьесы «Иисус, твои глубокие раны» В. Тарнопольского. Хоральная прелюдия, основанная на протестантском песнопении XVI века «Jesu, deine tiefen Wunden», воссоздала знаменитую сцену распятия. Для этого композитор использовал жанр инструментального театра: два перкуссиониста, продвигаясь через зал на сцену, разными способами игры изображали бичевание, а дирижер в самом конце застыл с раскинутыми руками, словно олицетворяя трагический исход, венчающий Страсти Христовы.

Струнное трио, по мысли автора, символизировало троичное единство – мрачно-торжественный хорал духовых, вторгнувшийся в их печальные переклички, предстал как роковая неизбежность. Подобные ощущения – резкое обновление, внезапное исчезновение привычной реальности, перемены в сознании – возможно, были знакомы многим и в годы советской Перестройки, и в эпоху Реформации. Для каждого времени существовало свое музыкальное зеркало жизни – и в нем находилось место вечным темам, не теряющим свою актуальность и в нынешнее время.

Надежда Травина,
редактор «РМ»
Фото Дениса Рылова

№ 4 (1342), апрель 2017

«Балет Москва»

«Трепет сердец и гул турбин. Вчера и завтра – завод машин» – так звучал слоган нового проекта Центра современной музыки Московской консерватории и культурного центра ЗИЛ, представивших 25 марта хореографическую постановку на индустриальную тему. Музыку к ней написал композитор Андрей Кулигин, победивший в конкурсе на лучшую партитуру балета, который проводился организаторами полгода назад. Его «Завод машин» был осуществлен ансамблем «Студия новой музыки» под управлением дирижера Филиппа Чижевского, а также театральной труппой «Балет Москва».

Как утверждают авторы этого синтетического произведения, публика должна была увидеть историю XX века через призму отношений человека и машины. И задать себе вопрос: что происходит с людьми в момент такого взаимодействия? Попытка показать эволюцию техники от раннего конструктивизма до сегодняшних дней была представлена как в танце, так и в музыке.

«Балет Москва»

Однако ощущения взгляда с позиции времени, увы, так и не возникло. Эпизоды балета, составленные по принципу контраста, были автономны друг от друга и никак не соединялись в единую историю, пусть даже без какого-либо последовательного сюжета. Если некоторые движения прямо отражали определенный индустриальный процесс (строительство, день из жизни рабочих…), то сами сцены заставляли зрителей играть в «угадайку» – зачем вдруг сверху спустили холодильник? Почему на сцене внезапно появился quasi любовный танцевальный дуэт?

Хореографическое действие воспринималось как довольно однообразное. Хотя нельзя не отметить профессионализм «Балета Москва», а также постановщиков Анастасии Кадрулевой и Артема Игнатьева, сумевших воплотить сложные пластические комбинации на музыку, написанную столь же сложными современными композиторскими техниками. В отличие от художника по костюмам (Сергей Илларионов), облачившим танцоров в одинаковый серый цвет и художника по свету (Любовь Свободова), которая ограничилась лишь дымом на сцене, они проявили немалую творческую оригинальность.

«Балет Москва»

Андрей Кулигин – выпускник Московской консерватории (класс проф. В. Г. Тарнопольского) – создал небезынтересную партитуру, очевидно, тщательно изучив особенности синтеза музыки и танца. Взяв индустриальную тематику, он словно стремился избежать стилизации музыкальных образцов первого русского авангарда (хотя местами знатоки могли услышать нечто вроде «Завода» Мосолова с характерными остинато). Для этого он выбрал стиль минимализма: короткие паттерны вполне гармонично соответствовали изображаемому на сцене вбиванию гвоздя (разумеется, условному), а длительное пульсирование одного тона в духе Райли или Гласса словно погружало публику в индустриальное пространство.

«Студия новой музыки»

Ансамбль «Студия новой музыки», сидевший прямо внутри зрительного зала наподобие оркестровой ямы, ярко и как всегда на высоком уровне справился со своей задачей, заставляя порой смотреть не на сцену, а на музыкантов и харизматичного дирижера. Впрочем, и здесь было чему удивляться: в последнем номере они вдруг словно воспроизвели финал «Прощальной симфонии» Гайдна, по очереди удалившись из зала с инструментами. Завод закрылся?! Судя по тому, что в этом году «ЗИЛ» прекращает свое существование – вполне может быть. Но память о строительстве многих объектов, о шедеврах конструктивизма будет всегда, даже в нынешний век компьютеров и супертехнологий. И, безусловно, новый балет «Завод Машин» – яркое тому подтверждение.

Надежда Травина,
студентка ИТФ
Фото Федора Софронова

№ 2 (1340), февраль 2017

Игорь Стравинский (1910)

Год музыки Игоря Стравинского (1882–1971) стартовал в России. Московская консерватория открыла его 9 февраля – концертом Владимира Юровского с симфоническим оркестром МГК (художественный руководитель Анатолий Левин). Главным событием вечера стала московская премьера «Погребальной пес-ни» Стравинского памяти почившего Учителя – Н. А. Римского-Корсакова, ноты которой пропали после первого исполнения в 1909 году. Недавно вновь обретенная партитура прозвучала в Санкт-Петербурге (см. «РМ», 2016, № 9), а теперь – в Москве. Это определило и остальную часть программы, в которую вошли близкие по времени создания сочинения: сюита по мотивам последней оперы Римского-Корсакова «Золотой петушок» и сюита из балета Стравинского «Жар-птица». О великом композиторе, «виновнике» музыкального торжества, мы беседует с дирижером, автором оригинального концертного замысла, художественным руководителем ГАСО им. Е. Ф. Светланова и Лондонского филармонического оркестра ВЛАДИМИРОМ ЮРОВСКИМ:

– Владимир Михайлович, Вы много исполняете Стравинского. Что для Вас значит его музыка?

– Для меня Стравинский вечно актуален. Чем больше времени проходит со дня его смерти, тем больше его актуальность, как истинного классика – как Гайдна, Моцарта, Бетховена – для меня он принадлежит к той же когорте имен. Его музыка занимает огромное место в моей жизни.

– Возникает ощущение, что и в России общественный интерес к его музыке возрастает. Чем, на Ваш взгляд, вызвано такое пристальное внимание?

– Тут все надо делить «надвое». Наверное, настало время, потому что человек ушел из жизни почти 46 лет назад, и мы уже в состоянии оценить не просто величие гения. Сейчас он перестал быть композитором современным, перестал быть модернистом (он всегда сопротивлялся, когда его так называли). Он уже вошел в историю, в золотой фонд классической музыки вместе с композиторами более или менее одного с ним поколения – нововенцами, Бартоком, Прокофьевым. Стравинский долго у нас считался персоной non grata в связи с его статусом эмигранта, а также с интересом к разного рода новшествам в музыке. Хотя в советское время был период, когда Стравинского играли активно: во времена хрущевской «оттепели» он даже приезжал в 1962 году. Но какие-то его сочинения оставались табу, так как считались формалистическими по содержанию и буржуазными по духу. Это касается, прежде всего, его позднего додекафонного периода, библейских произведений, которые не исполнялись вообще. Поэтому, когда Вы говорите, что возрастает интерес к Стравинскому, у меня возникает подозрение: а не повторение ли это старой болезни? Когда все разом стали играть «Петрушку», «Жар-Птицу», «Весну священную», а другие сочинения обходили стороной – не из-за их качества, а из-за доступности. Поэтому я Вам честно скажу: мое отношение к назначению «свыше» года такого-то…не то, чтобы негативное, но крайне индифферентное. Я планировал сыграть концерт с консерваторским оркестром к 45-летию со дня смерти Стравинского и сделал это без всяких указаний «свыше». Также я решил, что в Лондоне, в 2018 году с января по декабрь мы должны исполнить вообще все сочинения Игоря Федоровича.

– А какой период его творчества Вам ближе? Для Вас существуют эти музыковедческие градации?

– Стараюсь не делить его творчество. Хотя, с другой стороны, в этом концерте мы играем «Жар-Птицу» не в экспрессионистически-модернистском «одеянии» 1910 года, а уже в гораздо более логически стройной версии 1919 года, а следом бы за этим была бы версия 1945 года, которая вообще совершенно «про другое». Музыка Стравинского каким-то удивительным «хамелеоновским» образом подходит под все эти категории. Стравинский не принадлежит только одной эпохе. Он принадлежит только себе самому. И он в каждый период своего существования себя заново изобретал. Сначала был выходцем русской школы (в «Погребальной песне» очень слышны эти «корни» – и Мусоргский, и Бородин, и его учитель Римский-Корсаков, и Лядов, и Глинка). Потом на него огромное влияние оказал Дебюсси. Частично, в самом начале – Вагнер (кстати, это тоже есть в «Погребальной песне»). Но уже вскоре после этого он пошел в совершенно ином направлении, открыл для себя доклассических композиторов, вновь Палестрину, Джезуальдо, Монтеверди, Баха… Он как будто двигался назад во времени, но потом, под конец жизни, вдруг обратился к додекафонному методу и создал несколько абсолютных шедевров. Я считаю, что Стравинский – мастер перевоплощений. И в этих «масках» и есть его сущность.

– В программе концерта есть также Римский-Корсаков. Вам важно показать преемственность? Учитель и ученик настолько связаны?

– Абсолютно! И я убежден, что Римский-Корсаков в поздние годы, начиная с «Кащея», уже двигался в направлении Стравинского. Когда Глазунов его в шутку обвинял, говоря, «Вы, Николай Андреевич, тут в “Кащее“ такого модернизма навели», он отвечал: «Так я этих модернистов-то надул! Вы не обратили внимание, что у меня только отрицательные персонажи в модернистской технике написаны?» Но он лукавил. Его на самом деле это все интересовало. Мы играем его самое последнее сочинение – «Золотого петушка», и там он практически предвосхищает многое. И «Петрушка» там уже есть! От фразы трубы, с которой начинается «Золотой петушок» до фразы трубы в конце «Петрушки» очень недалеко.

– Владимир Михайлович, расскажите, пожалуйста, о Вашей работе с консерваторским оркестром. Тяжело ли репетировать со студентами?

– Я очень люблю работать со студентами. Сам, как мне кажется, не так давно им был – хотя прошло уже больше двадцати лет с тех пор, как я вышел из Мерзляковского училища (тогда, когда я жил в России). Но такое ощущение, будто студенческие годы были недавно. Мне нравится общаться с молодыми, делиться опытом, знаниями, наблюдением за музыкой. И главное, мне нравится, когда люди (в основном очень одаренные) зажигаются и начинают по-своему реализовывать то, что я пытаюсь до них доносить. И никогда не знаешь, какой будет результат. Конечно, я прихожу с какой-то заранее услышанной внутри себя звуковой идеей, но я всегда оставляю пространство для вариаций. Каждый оркестр совершенно разный. Например, коллектив Анатолия Левина, с которым я сейчас работаю в первый раз, звучит совсем по-другому, чем музыканты Вячеслава Валеева. Понятно, что здесь сидят старшие студенты, а также несколько профессионалов. Но дело не в этом. Просто это уже другие люди, у них есть какой-то свой опыт, иная психология… Мне очень интересно «пристраиваться», «прилаживаться» к разным оркестрам и извлекать максимум их потенций.

– И последнее: как Вы думаете, как бы Игорь Федорович отреагировал на исполнение его сочинений в наше время?

– Я всегда на Стравинского внутренне оглядываюсь, когда играю его музыку. Он вообще-то дирижеров недолюбливал. Но у него были дирижеры, которых он уважал – в частности, Пьера Монте, Эрнеста Ансерме. Очень хорошо отзывался об Александре фон Цемлинском. Я думаю, он прежде всего ценил профессионализм, отсутствие каких-то личных аллюров и попытки «перетянуть одеяло на себя». Я в свое время очень серьезно, как к своего рода напутственному слову, отнесся к критике Стравинским дирижерского ремесла.

В своей профессии я исповедую волю композитора как высшее благо. Но в зависимости от автора, дирижеру нужно либо за ним слепо следовать, либо помогать. Стравинскому в основном помогать не нужно. Мы стараемся максимально точно следовать его воле, при этом как бы оставаясь артистами, а не рабами, слепо исполняющими чьи-то приказания. И я стараюсь молодым людям прививать внимательное, вдумчивое и уважительное отношение к авторскому слову – все-таки основа уже заложена в самой партитуре. Вагнер говорил своим музыкантам: «Друзья, научитесь читать – у меня все написано. Все, что я хотел, я написал». И это не только ремарки, это умение элементарно видеть композиторский код, потому что даже род записи определенной агогики, артикуляции у каждого композитора свой, хотя пользовались они одними и теми же значками. Владеть этим музыканту представляется мне большим делом. И где же, как не в Московской консерватории, этому можно научиться?!…

Беседовала Надежда Травина,
редактор «РМ»
Фото Эмиля Матвеева

№ 7 (1336), октябрь 2016

В рамках юбилейных торжеств прошла Международная научная конференция «Московская консерватория в прошлом, настоящем и будущем». В ней приняли участие как ведущие исследователи из разных стран, так и профессора, студенты и аспиранты консерватории. Тем обсуждения было много: деятельность консерватории на разных исторических этапах, ее воспитанники – композиторы и другие великие личности, научные и творческие школы, проблемы образования. О состоявшемся крупном событии рассказывает один из его организаторов, проректор по научной работе, профессор К. В. Зенкин:

– Константин Владимирович, у юбилейной конференции существовала какая-либо предыстория?

– Некоторая предыстория, действительно, была. Она заключалась в проведении двух крупнейших международных форумов – конгрессов Общества Теории Музыки. Первый из них проходил в 2013 году в Санкт-Петербурге, второй – год назад уже в нашей консерватории, причем тема второго конгресса была выбрана в преддверии главной юбилейной конференции. Она звучала так: «Школы и направления в композиторском, исполнительском и научном творчестве». Это явление до сих пор вызывает дискуссии и нуждается в теоретическом осмыслении. Тема школы была продолжена на только что прошедшей конференции уже с прицелом на Московскую консерваторию.

– Как проходила подготовка к этому мероприятию?

– Нужно сказать, что это событие побило все рекорды: изначально у нас было 110 участников. Для отбора заявок я пригласил Н. О. Власову (руководителя издательского центра), Р. А. Насонова (куратора студенческой секции) и других коллег. В целом эта конференция не состоялась бы без поддержки двух наших постоянных партнеров – Российского Гуманитарного Научного Фонда, который финансировал выступления российских участников, и компании British Petroleum, которая поддержала зарубежных.

– Какие цели были поставлены в ходе подготовки конференции?

– Мы не случайно назвали ее «Московская консерватория в прошлом, настоящем и будущем». Очень важно исследовать прошлое и с точки зрения истории, и с позиции его актуальности по сей день – иной раз, когда начинаешь знакомиться с тем, как было раньше, то удивляешься, настолько это по-прежнему интересно и важно. Что касается настоящего, это понятно – то, чем мы живем сейчас, наши проблемы. Но мы также думаем и о будущем, смотрим вперед. Единство всех трех времен – это как бы проекция развивающейся картины научной и исполнительской жизни консерватории.

– Расскажите, пожалуйста, поподробнее о тематических секциях, которые шли одновременно в разных классах.

– На мой взгляд, очень важная секция – «Московская консерватория – регионы России – зарубежные страны». Вспомним, что наше учебное заведение возникло в очень тесном контакте с зарубежными музыкантами и даже имелось опасение, что мы потеряем свою самобытность. Но история развеяла эти сомнения – наша русская специфика ничуть не пострадала. Наоборот! Тесные контакты с мировым содружеством как раз и дали проявиться национальной особенности. И вот эта установка консерватории была представлена в выступлениях музыковедов из Киева, Гонконга, Вены.

Другая секция – «Научные и творческие школы Московской консерватории» – продолжала идеи второго конгресса ОТМ. Здесь выступали не только наши докладчики с темами о знаменитых профессорах (например, Чайковский как теоретик, Рубинштейн – педагог), но и зарубежные коллеги, которые говорили о том, как воспринимается наследие русских ученых за границей.

Секция «Музыкальное образование вчера, сегодня, завтра» включала в себя вопросы преподавания сольфеджио, музыкально-теоретических дисциплин, критики, журналистики. Были также две юбилейных секции. Одна из них связана со 135-летием крупнейшего русского композитора Н. Я. Мясковского (здесь мне активно помогала профессор кафедры русской музыки Е. С. Власова), вторая была посвящена столетию философско-музыкального дебюта крупного ученого и философа А. Ф. Лосева, которую мы организовали в содружестве с библиотекой «Дом А. Ф. Лосева».

– На конференции была отдельная студенческая секция. Что Вы можете сказать о ней?

– Студенческая секция собрала много участников и прошла под эгидой нашего Студенческого научно-творческого общества. Доцент Р. А. Насонов, куратор СНТО, непосредственно занимался ее подготовкой. Выступления вызвали большой энтузиазм у публики, особенно у иностранных коллег. Несмотря на то, что это был последний день их пребывания в Москве, они с большим интересом слушали и задавали вопросы – меня это особенно порадовало.

– Помимо презентаций книг и сборников, в программу конференции также входили концерты консерваторского Центра электроакустической музыки. С чем была связана эта идея?

– Прежде всего, она связана с названием конференции, заключающим в себе ключевое слово – «будущее». ЦЭАМ – это крупный инновационный центр, которым руководит профессор И. Л. Кефалиди. Там работают исключительно одаренные творческие люди, и кроме того, он оснащен самой современной техникой – не у всех в Европе и Америке она есть. Тут можно поблагодарить наших спонсоров, западных коллег. Помимо этого, публика смогла познакомиться с деятельностью научно-творческого центра междисциплинарных исследований музыкального творчества (его возглавляет профессор А. А. Кобляков). Я читаю, это очень оживило программу.

– Подводя итоги конференции, можно ли сказать, что складывается традиция проведений подобных мероприятий?

– Традиция уже сложилась. Мы имеем громадный опыт, и он обязательно будет продолжен. Есть идея провести в 2019 году представительный международный форум, конгресс Euromac именно в Москве. Мы давно входим в ассоциацию европейских ОТМ и таким образом подхватим его деятельность. В целом, уровень нашей юбилейной конференции был достаточно высоким. Сейчас мы собираем материалы для публикации сборника и сможем все подытожить, проанализировать. И, естественно, будем двигаться дальше – к следующей конференции. Так что милости просим!

Беседовала Надежда Травина
Фото Дениса Рылова