№ 2 (1313), февраль 2014

Брасс-квинтет Большого театра

Морозным зимним вечером 15 января 2014 года в Рахманиновском зале состоялся концерт кафедры медных духовых инструментов, посвященный 90-летию со дня рождения тубиста и композитора, профессора Московской консерватории Алексея Константиновича Лебедева (1924–1993).

Профессор А. К. Лебедев вел класс тубы и камерного ансамбля в Московской консерватории с 1950 по 1993 год. За это время более 50-ти его студентов-тубистов окончили консерваторию.  Многие из них сейчас преподают в музыкальных вузах нашей страны и за рубежом, а также играют в знаменитых оркестрах.

В тот вечер Рахманиновский зал был переполнен, люди даже стояли в проходах, сидели на подоконниках. На юбилейном концерте присутствовал и сын А. К. Лебедева – художник Леонид Алексеевич Лебедев (с супругой).

В зале, еще не снявшем новогоднее убранство, царило праздничное настроение. Торжественный тон концерту задали фанфары, протрубившие с балкона начало действа. Волнующая атмосфера держалась весь вечер, музыканты играли очень вдохновенно.

В концерте принимали участие студенты Московской консерватории – лауреаты международных конкурсов. Всё было исполнено на высоком профессиональном уровне. Особенно тепло слушатели принимали Михаила Гайдука (класс проф. В. А. Новикова), Дениса Володичева (класс проф. И. В. Макарова), Андрея Зенчугова (класс проф. В. Б. Баташева), Сергея Бармина (класс проф. Ю. Я. Ларина). Отдельно хочется отметить великолепную виртуозную игру приглашенного артиста – лауреата международных конкурсов, американского тубиста Зака Коллинза, специально приехавшего на этот концерт из США. Во втором отделении выступали ансамбли. Публика была в восторге от яркой игры Брасс-квинтета Большого театра и Брасс-ансамбля Московской консерватории под управлением Ярослава Белякова.

В фойе Рахманиновского зала расположилась выставка, составленная из материалов Архива консерватории и Научной музыкальной библиотеки им. С. И. Танеева. Зрители с интересом изучали архивные документы, рассказывающие об этапах жизненного пути А. К. Лебедева, знакомились с написанными им оригинальными произведениями для тубы, переложениями классиков и современных композиторов, а также со статьями о юбиляре из журналов и газет.

Этот вечер произвел незабываемое впечатление благодаря созданной душевной атмосфере. Особого уважения заслуживает стремление организаторов сохранить традиции русской исполнительской школы на медных духовых инструментах.

Р. Н. Трушкова,
Заведующая архивом Московской консерватории

№ 1 (1312), январь 2014

Он поразил и очаровал меня сразу: так сильно контрастировал его изысканно-аристократический облик с окружавшей нас действительностью начала 1980-х годов. Всегда в строгом костюме с прекрасно подобранным галстуком, из нагрудного кармана пиджака выглядывал треугольник аккуратно сложенного платка… Таким я увидел его и в тот памятный для меня день, когда впервые пришел к нему в класс на прослушивание. Мое естественное волнение перед встречей с профессором, у которого я очень хотел учиться, было мгновенно растоплено необыкновенным обаянием и доброжелательностью Льва Николаевича. Тот первый урок положил начало нашему многолетнему общению и дружбе. Сразу удивило то, как ненавязчиво и корректно он формулировал свои замечания. В этом не было ни грамма авторитаризма и давления – Лев Николаевич скорее предлагал свое ви́дение, свою трактовку.

Много лет спустя, у нас состоялся разговор, в котором он высказал свой взгляд на преподавание: «В сущности, мы – я и все мои ученики, – коллеги. Я не должен и не могу говорить вам, как “надо”. У каждого из вас свое “я”, свое собственное понимание музыки. И я лишь могу сказать вам, чего не надо делать… Прежде всего, уважай авторский текст. Ты сначала сделай все, что хотел композитор, пойми его замысел и воплоти в звуках. И только тогда, если у тебя вдруг возникнут какие-то свои идеи, иная трактовка, можешь попробовать. Но это должно быть очень убедительно!»

Лев Николаевич был просто влюблен в рояль. Много раз я был свидетелем того, как он отдавал инструменту любую свободную минуту – в поездках, в перерывах между конкурсными прослушиваниями, после занятий со студентами. А когда я звонил ему домой, в трубке сначала раздавались звуки рояля, а уж потом его голос. Заниматься же он мог, казалось, в любых условиях, на любых инструментах. По его рассказам, у него дома часто звучали сразу три фортепиано! Утренний час в классе до прихода учеников был для него очень важен и к тому же помогал настроиться на работу со студентами.

Каждый его урок был на вес золота (профессор очень много гастролировал), и поэтому мы, его ученики, старались приходить на урок готовыми на все 100 процентов. Особое внимание при игре на рояле он уделял положению рук. Многие, наверное, помнят его незабвенное: «Кисти, кисти!» – Лев Николаевич не любил низкую постановку запястий, справедливо полагая, что это мешает связному и гибкому исполнению, красивому и мощному звуку на forte. Вообще, техника была для него лишь инструментом для выражения чего-то гораздо бóльшего. Он всегда исходил из смысловой сути музыкального произведения, из особенностей его звукового и образного содержания.

Человек очень увлекающийся, Лев Николаевич почти никогда не следил за временем – занимался столько, сколько было необходимо. Много играл на рояле, цитировал литературные источники (иногда на языке оригинала!), всегда старался добиться результата прямо на уроке. Особенно запомнились занятия, посвященные его любимым композиторам – Бетховену и Листу. Он и сам был так близок душой, характером, благородством и темпераментом к этим двум титанам, что не заразиться его любовью к ним было просто невозможно! Фактически каждая встреча превращалась в мастер-класс. Иногда к двум-трем часам дня в классе уже некуда было сесть! Мне кажется, ему и самому нравились такие открытые уроки, общение с молодыми музыкантами. Как истинно артистическая натура, Лев Николаевич еще больше раскрывался перед широкой аудиторией. Мы же все были просто влюблены в своего Учителя…

Лев Николаевич всегда старался помочь ученику полностью раскрыть и подчеркнуть особенности его собственной трактовки сочинения, ничего не навязывал, а если это было нужно, терпеливо объяснял свою позицию. Однако при этом он никогда не впадал в крайности – ему был абсолютно чужд какой-либо педантизм. Лев Николаевич был совершенно нетерпим к бездушной, холодной, малоэмоциональной игре, требовал не просто формально-правильно доносить текст, а полностью отдавать себя всего, вкладывать в исполнение всю душу: «Надо верить в то, что ты играешь, – во все эти страсти, в эту поэзию, в эти романтические преувеличения!» – говорил он.

О том, что Лев Николаевич был необычайно эрудированным и разносторонне одаренным человеком, знают, наверное, все. Еще в годы учебы в Московской консерватории он параллельно окончил Институт иностранных языков. Свободно владел английским, французским и итальянским, говорил на немецком и грузинском (он родился и прожил до 20 лет в Тбилиси). В своих многочисленных гастрольных поездках всегда старался выучить хотя бы несколько фраз на местном языке и не без удовольствия употреблял их в общении с иностранными коллегами. Его блестящий перевод встречи Глена Гульда со студентами консерватории можно услышать на пластинке, посвященной этому событию. Лев Николаевич прекрасно знал русскую и зарубежную литературу, часто цитировал целые главы из Пушкина, Лермонтова, Данте, Шекспира (его он прочел в оригинале целиком!), Гёте, Шиллера. Однажды, когда мы возвращались из гастрольной поездки в Белоруссию, весь вечер увлеченно рассказывал нам о Фолкнере. А его переводы Поля Элюара, изданные в книге статей и воспоминаний о Льве Николаевиче, просто блистательны! Живопись и архитектуру он тоже знал и понимал превосходно. «Вся жизнь артиста, говоря по большому счету, должна быть такой, чтобы он всегда, в любой момент готов был отозваться душой на возвышенное, одухотворенное, поэтически прекрасное…» – так говорил он в одном из своих последних интервью.

Много сил и времени в последние годы отнимала у Льва Николаевича его чрезвычайно активная общественная деятельность: заведующий кафедрой в консерватории, председатель Ассоциации лауреатов конкурса имени Чайковского, основатель Российского отделения Европейской ассоциации педагогов фортепиано («EPTA – Russia»). Несмотря на это, в центре его жизни оставалась Музыка. Последние концерты Льва Николаевича до сих пор памятны всем, кому посчастливилось быть там. В них он достиг потрясающей гармонии в воплощении художественных образов, технического совершенства и звукового мастерства.

Мне до сих пор кажется, что я не договорил ему чего-то главного, не успел выразить свою благодарность и любовь – наверное, так бывает всегда, когда теряешь по-настоящему близкого и родного человека. Каждый раз, когда я прихожу в наш 45-й класс заниматься теперь уже со своими студентами, я смотрю на его портрет, мысленно, а иногда и вслух, здороваюсь со Львом Николаевичем, и в своей работе стараюсь быть хоть немного таким, как он.

Доцент А. С. Струков

№ 1 (1312), январь 2014

А. В. Руднева в кабинете

В Московской консерватории с 7 по 10 ноября прошел Музыкальный фестиваль и Пятая международная научная конференция «Музыкальный фольклор и этномузыкология: век XXI», посвященные 110-летию со дня рождения выдающегося ученого-фольклориста и замечательного музыканта Анны Васильевны Рудневой (1903–1983). Все, кто знал Анну Васильевну, помнят, что народная песня не была для нее лишь материалом для изучения – она была частью ее жизни, предметом искренней и горячей любви. Эту любовь к народной песне, а вместе с ней к родной земле, Анна Васильевна старалась передать всем, кто ее окружал. Не случайно профессор А. С. Соколов, открывая конференцию, сравнил ее отношение к народной культуре с родительской любовью к новорожденному ребенку. Вступительное слово ректора, согретое личными воспоминаниями об увлекательных рудневских лекциях, сразу придало событию возвышенно-благожелательный тон.

Рубеж веков, а уж тем более тысячелетий, издавна служил основанием для подведения итогов, обобщения, предчувствия грядущих перемен. В известной мере это относится и к настоящему моменту в истории музыкально-фольклористической науки, ныне вошедшей в состав более обширной дисциплины – этномузыкологии. Упоминание XXI века в теме конференции отнюдь не случайно: этномузыкология, теснейшим образом связанная с собирательской работой, постоянно фиксирует реалии сегодняшнего дня – состояние народных певческих традиций, социальные процессы в разных регионах России; использует современные методы аудио- и видеозаписи, технологии реставрации записей на устаревших носителях. Если еще 20–30 лет назад собиратели и исследователи музыкального фольклора предпочитали тщательно изучать дохристианские реликты в региональных традициях, то в наши дни в научный обиход вошли жанры духовной тематики, поздние слои народной культуры, проблемы не только этнической, но и национальной специфики.

Конференция была исключительно «многолюдна» – в ней выступало без малого пятьдесят человек. Несмотря на непростые экономические обстоятельства, участники приехали из разных, иногда весьма далеких, регионов России и зарубежья. География конференции впечатляет своим размахом: Москва, Санкт-Петербург, Воронеж, Вологда, Ростов-на-Дону, Саратов, Казань, Тверь, Ижевск, Новосибирск, Вятка, Краснодар, Киев, Минск, Алма-Ата, Одесса, Париж, Вена, Бельско-Бяла (Польша).

Участники конференции

Музыкальное приношение А. В. Рудневой проходило в Рахманиновском зале — четыре вечера подряд на его сцене звучал фольклор. Все концерты отличала удивительная атмосфера – теплая и искренняя. Она рождалась живой памятью об Анне Васильевне: Рудневу вспоминали несколько дней как выдающегося ученого, замечательного человека, бескорыстно и преданно служившего своему делу, любившего студентов и коллег и щедро делившегося своей любовью, своими знаниями и идеями. Просто и задушевно о ней говорили Н. Н. Гилярова, В. Г. Агафонников, В. Ю. Калистратов, С. С. Калинин, И. А. Сосновцева, а также дочь Анны Васильевны – Е. В. Руднева, поблагодарившая всех участников, организаторов и гостей Фестиваля за преданность делу собирания и изучения фольклора. Хочется присоединиться к словам С. Н. Старостина: «Все меняется: судьбы, государства, а песня держит нас вместе. Да здравствует народная песня!»

Наибольший интерес у публики вызвал первый концерт 7 ноября, поскольку в программе был объявлен этнографический коллектив из Краснодарского края. Приезд народных исполнителей в Москву всегда привлекает невероятное число слушателей, в ожидании их выхода двери зала были открыты настежь на протяжении всего концерта, взрослые стояли вдоль стен и сидели на подоконниках, дети лежали на ковровых дорожках…

Программа вечера была удивительно монолитна: звучали песни южно- и западнорусской традиций. Сначала на сцене были молодежные коллективы: два возглавляемых С. Ю. Власовой фольклорных ансамбля – Гнесинской академии и «Ромода», и «Воля» Воронежской академии искусств (рук. Г. Я. Сысоева). Кульминацией концерта стало выступление ансамбля «Истоки» из станицы Тбилисская Тбилисского района Краснодарского края (рук. В. Д. Коленова): 14 участников (в большинстве своем весьма преклонного возраста) провели на сцене около часа (!), исполнив в общей сложности 13 песен самых разных жанров – протяжные и плясовые, фрагмент свадебного обряда, щедровки и др.

Ансамбль «Истоки»

Бесспорно, этнографические коллективы существенно отличаются от молодежных фольклорных ансамблей. Носители традиции живут в ней, органично перенимая её от старших поколений (порой, кажется, на генетическом уровне), в то время как городские коллективы всего лишь имитируют. Особенно заметно было иное отношение народных исполнителей к звуку: без малейшего форсирования, более богатое нюансами, бережное и деликатное, чем у молодежных ансамблей, пусть даже весьма опытных и профессиональных. Примером подобного превосходного владения традицией было пение запевалы ансамбля «Истоки», В. К. Мясищевой. Вместе с подголоском Л. В. Гулимовой и остальными участниками она устроила незабываемый праздник, вызвав восторг и благодарность публики, не желавшей отпускать гостей со сцены.

Жаль, местная администрация Тбилисского района Краснодарского края совершенно не ценит этого богатства. Было грустно слышать от исполнителей, что их коллектив собираются распустить в связи с недостатком средств. Да и официальные обещания краевого Министерства культуры профинансировать поездку «Истоков» в Москву не были выполнены, в итоге певцы приехали за свой счет. Спасибо Государственному республиканскому центру русского фольклора, выделившему средства на размещение их в гостинице!

На втором концерте выступили семейный ансамбль «Горошины» из пос. Небольсинский Жуковского района Брянской области, Фольклорно-этнографический коллектив «Межа» Тверского музыкального колледжа им. М. П. Мусоргского (рук. И. Н. Некрасова), фольклорные ансамбли Московской и Санкт-Петербургской консерваторий – старые добрые друзья, высокопрофессиональные музыканты, творческое сотрудничество которых насчитывает без малого 35 лет. А завершил программу ансамбль «Виртуальная деревня», состоящий из прежних участников фольклорного коллектива МГК, ныне живущих в разных городах и странах, но сохранивших любовь к народной песне и потребность в совместном концертировании. Конечно, «виртуальность» существования накладывает отпечаток на качество реального звучания, но эмоциональная выразительность и тембровая красота запевалы и подголоска (С. Концедалова), искренность и самоотдача на сцене всех исполнителей, их преданность фольклору и друг другу, безусловно, подкупают.

Ансамбль «Горошины»

Оба заключительных концерта были отданы профессионалам. Прозвучали интересные студенческие обработки народных песен, а также произведения Т. А. Чудовой, В. Г. Агафонникова, В. Ю. Калистратова, Р. C. Леденева. Участие в программах приняли Народный хор РАМ им. Гнесиных (рук. В. А. Царегородцев) и Хор Московской консерватории под управлением проф.С. С. Калинина. Причем в первый  вечер гнесинцы подарили публике обработки народных песен самой А. В. Рудневой, исполнив их тонко, музыкально и современно.

Уже в пятый раз Научный центр народной музыки им. К. В. Квитки выступает организатором конференции и фестиваля памяти А. В. Рудневой. Но в этом году они впервые имели статус мероприятия, посвященного предстоящему в 2016 году юбилею Московской консерватории. Поддержка ректората и многих других служб ВУЗа во многом облегчила работу по подготовке и проведению столь масштабного музыкального праздника, за что всем огромная благодарность. Особенно хочется выделить сотрудников архива, по собственной инициативе подготовивших чудесную выставку, посвященную А. В. Рудневой. А главная благодарность прозвучала со сцены из уст проф. Н. Н. Гиляровой, инициатора Фестиваля и бессменной ведущей всех концертов, в словах, обращенных к Анне Васильевне Рудневой: «Спасибо ей за все! И за эту встречу тоже!»

Ансамбль «Виртуальная деревня»

Е. В. Битерякова,
Т. А. Старостина,
НЦНМ им. К. В. Квитки

№ 9 (1311), декабрь 2013

В Рахманиновском зале состоялся вечер памяти выдающегося дирижера – народного артиста СССР профессора Николая Николаевича Некрасова (1932–2012). Приуроченный к знаменательной дате – 80-летию кафедры инструментовки Московской консерватории, этот концерт разнообразно представил оригинальные произведения композиторов для народного оркестра: студентов, аспирантов и педагогов кафедры.

Н. Н. Некрасов был приглашен в Московскую консерваторию, будучи зрелым мастером. Более десяти лет, начиная с 2001 года, он взращивал любовь к русскому народному оркестру в молодом поколении композиторов. И самым ценным для них оказался бесценный опыт общения с признанными мастерами игры на русских народных инструментах.

Исполнение программы осуществил Русский народный оркестр «Москва» под управлением главного дирижера и художественного руководителя Игоря Мокерова, аспиранта Московской консерватории по классу профессора Г. Н. Рождественского. Партию солирующей балалайки исполнил лауреат Всероссийских и Международных конкурсов Владимир Дунаев. Успех вечера во многом был подготовлен самим Н. Некрасовым, его творческой и педагогической деятельностью: будучи главным дирижером Академического оркестра русских народных инструментов ВГТРК, Николай Николаевич активно поддерживал как молодых исполнителей, так и композиторов, включая их сочинения в свой репертуар.

На концерте звучали новые произведения, выходящие за рамки популярного, обыгранного репертуара. Оригинальные сочинения современных авторов получили блестящее по технике и совершенное по содержанию представление, причем поспешное желание провести грань между «мастерами» и «учениками» было бы несостоятельным. «Вечерняя музыка» Р. Леденева, «У райских врат» В. Кикты, II и IV части Симфонии № 7 Н. Пейко – с одной стороны, и сочинения более молодых композиторов – с другой, составили единую картину современной отечественной музыки. Запомнились впервые исполненные произведения молодых авторов: «Юмореска» П. Алексеева, «Две пьесы» А. Поспеловой, «Притча» С. Маковского, «Игра в прятки» М. Лысенко, «Русские морозы» В. Шергова. В каждом сочинении присутствовал уникальный оркестровый колорит, специфичный для оркестра русских народных инструментов.

Памяти Н. Н. Некрасова были посвящены сочинения «За горизонтом» О. Евстратовой и Концерт-ляменто для балалайки с оркестром «У райских врат» В. Кикты. Имена названных авторов тесно связаны с именем Некрасова. Так, О. Евстратова с благодарностью причисляет себя к ученикам Николая Николаевича, сумевшего, по ее словам, «показать студентам всю красоту палитры народного оркестра, новые возможности в композиторском творчестве». А с В. Киктой их связывали почти сорок лет творческой дружбы. Солирующая балалайка в концерте воссоздавала в памяти образ Некрасова – блестящего сольного исполнителя. Неслучайно и появление темы «Венского каприччио» Ф. Крейслера – как мираж проходит она у оркестра на фоне виртуознейших пассажей солирующей балалайки. И благодарный слушатель может вспомнить тот головокружительный успех молодого Николая Некрасова в далеком 1957 году на Всемирном молодежном фестивале в Праге, где он покорил жюри гениальным исполнением «Венского каприччио», завоевав золотую медаль и получив мировое признание.

«Моя задача – сохранить русское искусство, особенно русскую народную музыку, – не раз говорил Н. Н. Некрасов. – И если хотя бы одному студенту композиторского факультета будет привита любовь к народному оркестру, моя преподавательская миссия в консерватории будет выполнена!» Концерт показал, что та высокая цель, которую ставил перед собой Николай Николаевич в своей педагогической деятельности, достигнута.

Ксения Новикова,
аспирантка РАМ им. Гнесиных

№ 9 (1311), декабрь 2013

Творческим фестивалем «Тихон Николаевич Хренников и его ученики» отметили Московская консерватория и ее Композиторский факультет 100-летие своего знаменитого профессора, народного артиста СССР, лауреата Ленинской и Государственных премий СССР и РСФСР. Время доказало, что, несмотря на смену политических режимов и формаций, музыка Хренникова не потеряла своей гипнотической силы и обаяния: она по-прежнему пленяет безыскусственностью, мелодическим очарованием и способна растрогать до слез. При полном аншлаге прошли концерты в Большом и Малом залах, все программы включали сочинения не только самого Тихона Николаевича, но и его известных учеников.

Открытие фестиваля в Большом зале консерватории. А. Шелудяков и оркестр «Времена года», дирижер – В. Булахов

Концерт в день столетия композитора (10 июня, Большой зал) открыл Камерный хор Московской консерватории во главе с Александром Соловьевым, представивший на суд слушателей хоры a cappella Т. Н. Хренникова на стихи Некрасова, а также всеми любимую «Колыбельную Светлане» (в обработке Ю. Потеенко). Баритон Андрей Морозов и пианист Алексей Луковников прекрасно исполнили Три сонета Шекспира (в переводе Маршака). Затем Симфониетта для струнного оркестра в интерпретации Московского камерного оркестра «Времена года» п/у Владислава Булахова подвела к кульминации первого отделения – Четвертому концерту для фортепиано со струнным оркестром и ударными, в котором блестяще солировал Анатолий Шелудяков. Публика восторженно принимала каждое сочинение.

Второе отделение погрузило зал в мир современных звучаний: были исполнены Вокальная сюита для низкого баса и фортепиано А. Шелудякова, «Забытая увертюра №…» для струнного оркестра С. Голубкова, Концерт № 2 для скрипки и камерного оркестра А. Чайковского (солист Александр Тростянский) и Концерт для виолончели и камерного оркестра «Tsavt tanem» («Возьму твою боль») М. Броннера (солист Рустам Комачков). Несмотря на различие вкусовых пристрастий композиторов, во всех произведениях ощущались классические традиции русской школы, переосмысленные в новом, современном контексте. Порадовал и выбор солистов, признанных во всем мире, которые украсили вечер своим исполнительским искусством, не говоря уже об А. Шелудякове, проявившем себя сразу в трех ипостасях: композитора, пианиста и певца.

Программа следующего концерта (14 июня, Малый зал) также наряду с музыкой Т. Н. Хренникова представляла сочинения его именитых учеников. Тихон Хренников-младший (правнук Тихона Николаевича, лауреат всероссийских и международных конкурсов) замечательно исполнил Три пьесы для фортепиано прадеда и Две фортепианные пьесы собственного сочинения. Екатерина Ясинская и Герман Рудницкий душевно спели арии Натальи и Леньки из оперы «В бурю», а квартет имени А. А. Алябьева преподнес публике чудесный Струнный квартет (1988).

Среди других незабываемых впечатлений этого вечера – «Agnus Dei» для органа А. Чайковского и «Песнь блаженной ночи» В. Кикты для флейты и органа в интерпретации лауреатов международных конкурсов Сергея Журавеля и Константина Волостнова; Диптих для сопрано и фортепиано Т. Чудовой, запомнившийся сложнейшей вокальной партией (Наталья Гончарова, ф-но Алексей Воронков); сочинение И. Световой «Когда я слышу звук сирены», представленное фортепианным дуэтом (Мария Павлова, Ирина Ларионова); «Псалтырь десятострунный» для фортепиано А. Гордейчева в исполнении автора и, конечно, завершившие концерт фрагменты из опер «Безродный зять», «Мать» и оперетты «Белая ночь» самого Хренникова, а также две песни из его вокального цикла на стихи Р. Бернса.

Камерный хор Московской консерватории, дирижер – А. Соловьев

15 октября в Большом зале состоялся заключительный концерт фестиваля. В исполнении солистов и Симфонического оркестра Министерства обороны РФ под управлением Романа Белышева прозвучали три инструментальных концерта композитора, концерт для виолончели с оркестром Т. Хренникова-младшего и симфоническая фантазия Е. Щербакова «Песни Тихона Хренникова» (1997).

Третий фортепианный концерт, впервые исполненный автором в 1983 году, – одно из самых ярких и виртуозных произведений в творчестве Хренникова. В этот раз его представлял публике уже Т. Хренников-младший. Первый скрипичный концерт, премьера которого состоялась в 1959 году на музыкальном фестивале в Лос-Анджелесе в исполнении Леонида Когана, в Большом зале прозвучал в интерпретации блестящей скрипачки, лауреата международных конкурсов Юлии Игониной. Замечательный пианист и композитор, лауреат международных конкурсов Никита Мндоянц исполнил не менее знаменитый Второй фортепианный концерт (1972). А последовавший за ним интересный одночастный Виолончельный концерт Т. Хренникова-младшего в исполнении лауреата международных конкурсов Евгения Румянцева предоставил слушателям уникальную возможность в течение одного вечера познакомиться с симфоническим творчеством сразу двух Хренниковых – старшего и младшего.

Программу масштабного фестиваля завершила фантазия Е. Щербакова на темы песен Хренникова из кинофильмов. В зале их мог бы подпеть любой слушатель – их звучание стало еще одним убедительным подтверждением гениального мелодического дара, которым обладал Тихон Николаевич, и огромного значения его музыки для людей не только постсоветского пространства, но и всего мира.

Доцент М. В. Щеславская,
студентка КФ Марьяна Лысенко

№ 9 (1311), декабрь 2013

Обе годовщины связаны генетически: это возраст наших консерваторских газет. Будет идти (бежать, лететь!) время, а наши газеты продолжат отмечать юбилейные вехи вместе. Так не было задумано – все получилось случайно: юная «Трибуна молодого журналиста» появилась в 1998 году на пороге предновогодних торжеств, когда стареющий «Музыкант» (1938 года рождения), практически исчез из консерваторской жизни. С тех пор, подставляя друг другу плечо, в чем-то дополняя друг друга, постепенно обе газеты стали вместе представлять лицо Московской консерватории XXI века.

Среди авторов юбилейного года: 1 ряд (слева направо): Ю. Москвина, А. Попова, К. Старкова, М. Валитова; 2 ряд: Е. Гершунская, М. Тихомирова, проф. Т. А. Курышева,   А. Торгова, М. Богданова; 3 ряд: В. Тарнопольский, А. Смирнова, М. Вялова, О. Ординарцева, Н. Травина, А. Шляхов. Фото Дениса Рылова

По замыслу они – разные. У каждой – своя задача: «Музыкант» обращен к консерваторской творческой жизни, «Трибуна» стремится быть открытой всему миру. Но есть и общее, немаловажное: все, что публикуется, пишется по потребности разума и зову души. У нас нет ни гонораров, ни каких-либо других форм стимулирования и поощрения, кроме удовлетворения желания словом служить искусству и Московской консерватории. Правда, у студентов-теоретиков есть курс музыкальной журналистики и критики, где надо готовить материалы в заданных жанрах, что они и делают. Но не более. Ни обязать, ни заставить выступить на определенную тему никого нельзя, каждый автор и в той, и в другой газете – «свободный художник», которому можно лишь помочь отшлифовать его собственные идеи. И многое, если не все, неожиданное и интересное, приходит на полосы наших изданий по личной инициативе авторов. В такой непредсказуемости подходов и взглядов тоже заключена современная особенность обоих изданий. И тоже – общая черта.

Корни произошедшего сближения заключены в том, что «среднестатистический» автор «Российского музыканта» резко помолодел. Пятнадцатилетняя ныне «Трибуна» во многом оказалась законодательницей стиля: музыкальная газета студентов Московской консерватории, как значится в ее подзаголовке, невольно влияет на старшего брата «Музыканта» – теперь и в главном, вроде бы более «официальном», издании негоже писать казенным стилем типовые фразы на «нужные» темы. Обе газеты выходят рядом, у них один читатель, и интерес и спрос – равнозначный. Причем профессиональный уровень «писателей» и равная ответственность перед читателем – единая «головная боль» объединенной редакции.

Молодое авторство в «Российском музыканте» – новые преподаватели, ассистенты и аспиранты, студенты разных факультетов – знамение времени. И не потому, что «маститые» устали (они тоже пишут, и всем – огромное спасибо!) или что материалов не хватает, а потому, что студенческие тексты, якобы написанные для «Трибуны», переходят в базовую газету консерватории. Просто консерваторская тематика, освещаемая свежим взглядом, иногда неожиданным по подходам и трактовке событий, вдруг может оказаться более завлекательной для читателя. И то, что требуется для специальных работ по журналистике, – своя, авторская позиция, личностный взгляд, включая манеру подачи идей, – в равной мере желанно для обоих изданий.

Умелая «работа со словом» – абсолютное профессиональное требование журналистики. Наверное, музыковедам она привычнее и дается легче, но, что отрадно, наши авторы других специальностей также пребывают в творческих поисках на поприще музыкальной журналистики. Причем многие хотят присоединиться, хотят совершенствоваться, ощущая художественную значимость предполагаемого высказывания. Мы всем с удовольствием идем навстречу.

Конечно, сегодня пишут многие. Речь идет, естественно, прежде всего об Интернете. Социальные сети привнесли в общественную жизнь глобальный словесный поток, причем не только в виде обмена фактологической информацией, что важно чрезвычайно, но и рассуждений всех и обо всем. Они дали ощущение личной свободы высказывания и неограниченных возможностей. Однако наш главный объект осмысления – музыка и человек в музыкальном, художественном мире – достаточно специфичен и сложен. И наличие печатного и электронного пространства для профессионального, по-своему элитарного, обмена мнениями трудно переоценить. Поэтому наши молодые и заинтересованные авторы, в том числе и каждый год новые, позволяют смотреть в будущее консерваторской периодики с оптимизмом.

В сегодняшней России уже несколько лет одна за другой идут «новые годовщины» – отмечаются разные 15- и 20-летия. Но праздник, обозначенный в заголовке, – особенный. Он олицетворяет и связь времен, и преемственность поколений, равно как дает надежду на сохранение единства новых подходов, свежих взглядов с профессиональной ответственностью и благородным «цеховым» консерватизмом.

Главный редактор газет МГК

№ 9 (1311), декабрь 2013

Король Нидерландов Виллем-Александр с супругой на концерте в Московской консерватории, 9 ноября 2013 г.

Уходящий год был перекрестным годом России в Нидерландах и Нидерландов в России. Он ознаменовался многими заметными политическими и культурными событиями, среди которых было даже посещение королем Нидерландов Виллемом-Александром с супругой Большого зала Московской консерватории 9 ноября – в день концерта прославленного Нидерландского королевского оркестра Концертгебау под управлением Мариса Янсонса.

Московская консерватория со своей стороны внесла серьезную лепту в культурные мероприятия перекрестного года. В ее стенах на радость любителям искусства старых мастеров был задуман и подготовлен внушительный форум в честь великого голландского музыканта, «Орфея Амстердама» – Международная научная конференция с концертами и мастер-классами «Неизвестный Ренессанс: к 450-летию со дня рождения Яна Питерсзона Свелинка». Проект был реализован благодаря поддержке Попечительского совета Московской консерватории, Посольства Королевства Нидерландов в Москве, Гёте-Института в Москве и благотворительного фонда «Искусство добра».

Концерт-открытие «Клавирная и вокальная музыка Яна Питерсзона Свелинка». А. Дроздова, П. Дирксен (Нидерланды), Т. Барсукова. Концертный зал на Кисловке, 9 апреля 2013 года

В числе участников масштабного форума были ведущие музыканты и коллективы из разных стран: соотечественники Свелинка – клавесинист, органист и музыковед П. Дирксен; клавикордист, органист, композитор и импровизатор Я. Рас; органист и музыковед Т. Йеллема; лютнист, клавесинист и композитор из Франции Д. Голдобин; британский дирижер и исследователь П. Филлипс; клавесинистка и музыковед из Казани Е. Бурундуковская; певица О. Гречко; вокальный ансамбль «Intrada» под руководством Е. Антоненко; инструментальный ансамбль «The Pocket Symphony» под руководством Н. Кожухаря; ансамбль исторического танца «Time of dance» под руководством Н. Кайдановской и многие другие. Внушителен был и охват музыки: в пяти концертах прозвучали произведения не только самогό «амстердамского Орфея», его прославленных учеников и последователей, но и опусы выдающихся современников Свелинка из разных европейских стран; многое было исполнено у нас впервые.

Программа конференции была насыщена интересными научными сообщениями разных форматов, причем существенно, что большинство как российских, так и иностранных участников успешно сочетает исследование старинной музыки с ее исполнением. Зарубежные гости получили возможность щедро поделиться обширными познаниями и богатым практическим опытом, а отечественные специалисты – испытать свои идеи в диалоге с лучшими знатоками

Концерт «Камерная и придворная музыка эпохи Ренессанса». Ансамбль «The Pocket Symphony» (худ. рук. Назар Кожухарь) и Дмитрий Голдобин (Франция). Прокофьевский зал ГЦММК им. М.И.Глинки, 17 апреля 2013 года

североевропейского искусства конца XVI – начала XVII века. Не знающий устали Питер Дирксен порадовал публику сразу тремя выступлениями на различные темы (особенно впечатлило последнее из них, посвященное тайнам клавирных вариаций на тему «Mein junges Leben hat ein End»). Мэтр голландской музыкальной науки Рудольф Раш прочел фундаментальную лекцию об источниках и изданиях клавирной музыки Свелинка, а также сделал доклад на актуальную тему среднетоновой темперации. Глубокую и основательную концепцию о философских истоках жанра клавирной фантазии предложил в своем выступлении авторитетнейший немецкий музыковед Арнфрид Эдлер. Гостья из парижской Сорбонны Сусанна Касьян осветила неизвестное сочинение Окегема из собрания рукописей Ватикана. Ян Рас в непринужденной манере рассказал о своем любимом инструменте – клавикорде.

Отечественные участники конференции представляли честь русской науки. С большим энтузиазмом был встречен доклад профессора И. А. Барсовой о том, как библейская мысль о суете сует получила отражение в музыке и живописи раннего Нового времени. Е. О. Дмитриева напомнила присутствующим о заслугах Свелинка как музыкального теоретика и педагога. Доклад доцента Р. А. Насонова был посвящен незаурядной личности Константейна Гюйгенса – одной из ключевых фигур в истории старинной голландской музыки. Тонкими наблюдениями над музыкальной теорией и практикой позднего Ренессанса было отмечено выступление доцента Г. И. Лыжова. Конференция завершилась торжественной церемонией передачи двух новейших изданий клавирной музыки Свелинка в дар библиотеке Московской консерватории. Это стало возможным благодаря издательству «Breitkopf», Королевскому Обществу Нидерландской Музыкальной Истории, а также лично Р. Рашу и П. Дирксену.

Тео Йеллема. Мастер-класс по органной интерпретации. МГК (класс 314), 18 апреля 2013 г.

Не менее полное представление о Свелинке в культурно-историческом контексте его времени получили посетители пяти концертов и четырех мастер-классов. Честь открытия программы по праву досталась Питеру Дирксену – ведущему в мире исследователю творчества «Мастера Яна». Он блестяще исполнил на клавесине ряд клавирных сочинений Свелинка, а также вокальных – в собственной обработке для сопрано, клавесина и континуо (при участии певицы Татьяны Барсуковой и исполнительницы на виоле да гамба Александры Дроздовой).

Оригинальной частью программы стала клавикордная игра. Инструмент с тихим и изысканным звуком, переживший века забвения, стал особенным для Яна Раса – глубокого исполнителя, одного из учредителей Нидерландского клавикордного общества. Пестрая палитра стран и эпох, представленная в программе концерта «Ренессанс клавикорда» (от Свелинка до сочинений самогό Раса), убедительно свидетельствовала о богатстве возможностей этого инструмента. Завершая концерт, Рас продемонстрировал еще одну грань искусства старинных мастеров, исполнив импровизацию на тему, «собранную» из последовательности отдельных нот, заданных публикой, чем привел слушателей в совершенный восторг.

Маэстро органного искусства Тео Йеллема предложил вниманию тематический концерт «Органные школы Северной Европы». Своим мастерством и глубоким проникновением в стиль эпохи музыкант буквально сотворил чудо, в одно мгновение перенеся слушателя в ренессансную Европу и дав российской публике уникальную возможность осязаемо почувствовать эту атмосферу.

Заключительный концерт в Московской консерватории. Ансамбль «Интрада», худ. рук. Екатерина Антоненко, дирижер – Питер Филлипс. 22 апреля 2013 г.

Своего рода «интерлюдией» в окружении «серьезных» концертов стал вечер «Камерная и придворная музыка эпохи Ренессанса» в Музее имени Глинки с программой домашней и бытовой музыки тех времен. Доцент А. С. Семёнов и другие участники познакомили публику с именами, практически неизвестными российскому слушателю: Э. Холборн, Дж. Дженкинс, Э. Андриансен, К. Гюйгенс, Н. Вале, И. Схенк и др.

Концерт «Вокальная музыка эпохи Ренессанса» в Большом зале консерватории триумфально завершил мероприятие. Совместное выступление вокального ансамбля «Intrada» (солисты Лилия Гайсина и Тигран Матинян) и основоположника исторически информированного исполнительства в области ренессансной вокальной музыки Питера Филлипса состоялось после интереснейших мастер-классов, которые английский музыкант провел в стенах консерватории. Начавшись и завершившись произведениями Свелинка, программа охватила музыку разных стран Европы: О. Лассо, Дж. Палестрины, У. Берда, П. Филипса, Иерон. Преториуса, Г. Аллегри.

«Неизвестный Ренессанс» – уникальный проект, который подготовили и осуществили подлинные энтузиасты (Е. Дмитриева, Р. Насонов, А. Семёнов) при поддержке ректората Московской консерватории. Прошедший культурный праздник не только представил во всей многогранности творчество Яна Питерсзона Свелинка – музыканта, «превзошедшего органным искусством Палладу», но и невероятно обогатил наши представления о старинной музыке. Судя по количеству публики на концертах, ее восторженной реакции на прозвучавшие сочинения, традицию подобных фестивалей в стенах Московской консерватории необходимо продолжить. Возможно, не дожидаясь, пока наступят юбилейные даты у других ярких представителей эпохи.

Юлия Москвина,
cобкор «РМ»

№ 8 (1310), ноябрь 2013

Блистательный творческий путь Феликса Михайловича Блуменфельда соединил собой две разведенные историей эпохи. С одной стороны – музыкальная жизнь Санкт-Петербурга XIX века, где он был активнейшим участником и любимцем композиторского кружка «Могучая кучка» во главе с В. В. Стасовым. С другой стороны – музыкальная жизнь Москвы 20-х годов XX века, где он стал одним из ведущих профессоров Московской консерватории, заложивших основы советской пианистической школы, которая триумфально заявила о себе на международных фортепианных конкурсах в 30-е годы XX века. «Он был музыкантом с головы до ног: композитор, дирижер, пианист, концертмейстер, педагог – не было ни одной “специальности” в области музыки, которой он не владел бы полностью, в которой не проявил бы своего замечательного, бьющего через край таланта», – писал его племянник и ученик Г. Г. Нейгауз.

Имя Ф. Блуменфельда вместе с именем Ф. Шаляпина украшало афиши Парижа во время знаменитых «Дягилевских сезонов», где Блуменфельд руководил всей музыкальной частью. Будучи дирижером Мариинского театра, он был инициатором большого количества новых оперных постановок. Обладая феноменальной памятью, зная наизусть оперные партитуры, он любил исполнять их на фортепиано в своем изложении и сам пел за всех действующих лиц. Это были «Руслан» и «Садко», «Зигфрид» и «Парсифаль»… Концертируя как симфонический дирижер, он знакомил русскую публику с такими крупнейшими премьерами, как «Божественная поэма» и «Поэма экстаза» А. Н. Скрябина. Яркими образцами вдохновенного мастерства были фортепианные, вокальные и инструментальные произведения самого Блуменфельда, являвшиеся выражением его жизненных впечатлений, его задушевной лирикой.

Об исполнительском облике Блуменфельда-пианиста следует сказать особо. «Не будучи формально учеником Антона Рубинштейна, он был им духовно в полном смысле слова, – писал Г. Нейгауз. – В его игре было что-то от рубинштейновской мощи и шири, от его неслыханного владения звуковыми тайнами фортепиано, от его “героического” воссоздания музыкальных образов, лишенного какой бы то ни было мелочной рассудительности». «Когда за роялем Блуменфельд переходил к Шопену, начинался гипноз: сквозь музыку вспыхивало пламя Польши – он умел проинтонировать всю гармоническую ткань – словно в лупу он, как ювелир, любовался игрой шопеновской мысли… это был музыкант высокой эстетической культуры, понимавший смысл каждого оборота мелодии и гармонии в тесной спаянности с ритмом, как основой формы», – вспоминал Асафьев.

Блуменфельд был несравнимым по силе воздействия педагогом. Воспитав таких пианистов, как Владимир Горовиц, Симон Барер, Генрих Нейгауз, Мария Гринберг (вспомним, что и Мария Вениаминовна Юдина брала у него уроки), он не экономил свою энергию в работе с каждым, кто хотел учиться у него мастерству. Феликс Михайлович пользовался огромной популярностью у студентов. В педагогике, так же как во всех сферах своей музыкальной деятельности, он был неутомим, когда дело шло о правде в искусстве. Любая погрешность против музыки могла привести к буре, от которой не было защиты, – вспоминают его ученики, сопоставляя приемы работы Блуменфельда в музыке с приемами работы К. С. Станиславского в театре.

«Ф. М. Блуменфельд – одно из дорогих незабвенных имен недавнего былого русской музыки, – писал Асафьев. – Он надолго останется в памяти всех знавших его как прямой и цельный образ лучистого артиста, всеми своими свойствами убеждавшего людей в правде, излучаемой музыкой».

Профессор Р. А. Хананина

№ 7 (1309), октябрь 2013

Ансамбль «Студия новой музыки» Московской консерватории празднует свое двадцатилетие. Главный юбилейный концерт под управлением Игоря Дронова прошел 8 октября в Большом зале. Его концептуально выстроенную программу составили сочинения разных стилистических направлений композиторов из пяти стран – 5 российских премьер сочинений, написанных за прошедшие 20 лет. Прозвучали: «Nuun» для двух фортепиано и оркестра (1996) Беата Фуррера (солисты – Мона Хаба и Наталия Черкасова); «Маятник Фуко» (2004/2011) Владимира Тарнопольского; «Дух пустыни» для ансамбля, электроники и мультимедийной проекции (1994) Тристана Мюрая (видеохудожник Эрве Бэйи-Базен); фрагмент видеооперы «Индекс металлов» для сопрано, ансамбля, электроники и видео (2003) Фаусто Ромителли (солистка – Екатерина Кичигина); финал цикла You are (Variations) для хора, ударных и оркестра (2004) под названием «Говори меньше, делай больше» американского минималиста Стива Райха (в исполнении приняли участие еще два консерваторских коллектива: Камерный хор п/у Александра Соловьева и Ансамбль ударных инструментов Марка Пекарского, с которыми «Студия новой музыки» дружит давно и очень тесно). После концерта, завершившегося впечатляющими овациями полного Большого зала, состоялась беседа с художественным руководителем «Студии» профессором В. Г. ТАРНОПОЛЬСКИМ:

— Владимир Григорьевич! Можно без преувеличения сказать, что сегодня «Студию новой музыки» знают во всем мире. А как получилось, что первый концерт ансамбля, еще нигде и ничем себя не зарекомендовавшего, прошел под руководством М. Ростроповича? Сейчас, наверное, кроме Вас, мало кто об этом помнит?

— В 1993 году Ростропович проводил фестиваль русской музыки в Эвиане. На свой фестиваль он пригласил консерваторский оркестр и предложил мне сочинить что-то оперно-сценическое, очень веселое. Ирина Масленникова написала яркое и довольно брутальное либретто о пребывании в Эвиане представителей зарождавшегося класса «новых русских», претендующих на владение маркой знаменитой эвианской воды. Я добавил в либретто еще одну сюжетную линию – музыкантов консерваторского оркестра, проводящих свои репетиции в той же гостинице, где остановились отечественные гангстеры. Это несколько смягчало жесткость сценария и, главное, – давало возможность нашему постановщику Б. А. Покровскому показать во Франции не только этих ужасных «новых русских», но и совсем других наших соотечественников. Обыгрывая идею эвианских вод и quasi-цитат из оперы Доницетти, я назвал наш музыкальный фарс «Волшебный напиток», тем более что по сценарию гангстеры, конечно же, попивали из фирменных эвианских бутылок совсем другой, привезенный из России, «напиток».

Должен признаться, что для меня это была хотя и невероятно увлекательная, но все же прикладная работа. Не менее важным было другое. На тот момент я уже ясно осознавал, что в консерватории необходимо создать ансамбль современной музыки, который сразу помог бы решить многие наши хронические проблемы – и с исполнением сочинений молодых композиторов, и с продолжением образования исполнителей, желающих специализироваться на современной музыке, и с элементарным введением в учебный и концертный репертуар огромного пласта неизвестной музыки от раннего авангарда и до наших дней. И я решил написать для Ростроповича сочинение, рассчитанное не на классический оркестр, а на типовой состав ансамбля современной музыки, в котором все инструменты представлены не группами, а по одному, то есть для ансамбля солистов.

С самого начала я обсудил эту идею с А. С. Соколовым, который был тогда проректором по научно-творческой работе. Он не просто поддержал ее, предложив некоторые принципиальные дополнения и изменения, но и создал аспирантскую структуру, которую сегодня пытаются копировать даже некоторые европейские консерватории. После того как весной 1993 г. профессор Р. О. Багдасарян блестяще подготовил в Москве всю оркестровую часть будущего спектакля, а в мае Ростропович провел его премьеру в Эвиане, уже осенью состоялся первый набор в новый аспирантский класс – «оркестр современной музыки». К нам поступило тогда 12 музыкантов, преимущественно из состава участников эвианского спектакля. Двое из них – Екатерина Фомицкая и Ольга Галочкина – и сейчас играют в ансамбле.

— От яркой идеи до многолетних творческих достижений – большой путь. Вы имеете поддержку коллег?

— Наш ансамбль не состоялся бы, если бы сразу же после Эвиана мы не встретились с Игорем Дроновым. Тогда молодой дирижер, педагог консерватории, а сегодня – заслуженный артист России, профессор И. А. Дронов все эти 20 лет руководит «Студией», проводя по 60 концертов новой музыки в сезон. За эти годы он выпустил около 1000 российских и мировых премьер – это совершенно заоблачная цифра, уже для Книги рекордов Гиннеса!

Вопреки встречающимся в прессе высказываниям о «консерватизме» консерватории я должен сказать, что с первых шагов нас с энтузиазмом поддержали очень многие консерваторские «мэтры», в первую очередь хочу вспомнить Т. А. Гайдамович, А. С. Лемана. Нам оказывали и оказывают большую практическую помощь А. З. Бондурянский, Р. О. Багдасарян, Т. А. Алиханов, М. И. Пекарский, В. С. Попов, В. М. Иванов и многие другие. В ансамбле играют просто замечательные музыканты, практически все они – выпускники нашей консерватории, и я хочу выразить свою сердечную благодарность их профессорам.

— Двадцать лет назад Вы взвалили на себя непосильный труд, забирающий время, которое можно было бы потратить на сочинение музыки?

— Сначала работы было меньше, но сегодня она отнимает примерно три четверти моей жизни. Это, конечно, непозволительная роскошь, и, честно говоря, так дальше продолжаться не может. Несколько раз мне приходилось отказываться от интересных предложений о новых сочинениях, еще чаще – переносить свои премьеры на следующий сезон…

Я пытаюсь выстроить общую стратегию развития ансамбля в наших крайне сложных и нестабильных условиях. Ведь в ситуации, когда наши сверхмногочисленные оркестры со всеми своими базами и грантами фактически самоустранились из современности, мы просто обязаны играть все: и молодых композиторов, и выпавший из истории ранний русский авангард, и классику зарубежного модерна, и российский андеграунд 60-х – 70-х, и сочинения, связанные с новым музыкальным театром, и осваивать новейшие технологии с использованием электроники и видео, и представлять сочинения наших профессоров, и проводить российские премьеры пьес наиболее крупных современных зарубежных авторов, и т. д. и т. п…

Мы должны формировать публику, организовывать гастрольные поездки по России и за рубежом, проводить мастер-классы и фестивали, записывать диски и серьезно работать в архивах. Нас очень поддерживает консерватория, без которой ансамбль просто не мог бы существовать, но, разумеется, этого недостаточно, учитывая, что только аренда нот на одно исполнение, скажем, Камерной симфонии Шенберга составляет сумму равную месячному окладу доцента. Не нужно быть ханжой и умалчивать, что и музыкантов нужно оплачивать хотя бы в соответствии с минимальными окладами. Поэтому мы вынуждены искать дополнительное финансирование практически на каждый наш концерт, на каждую программу и это отнимает огромное количество времени.

Конечно, у нас потрясающе эффективный менеджмент: Евгения Изотова и Вера Серебрякова работают в ансамбле 15 лет, и, поверьте, они работают совершенно на равных с менеджментом Ensemble Modern, Klangforum Wien, Schoenberg ensemble, с которыми мы, кстати, неоднократно выступали вместе. Только там каждый ансамбль обслуживают больше 10 человек и при этом они проводят лишь свои концерты и ничего подобного другим нашим крупным мероприятиям, как, например, фестиваль «Московский Форум», не организуют!

— «Студия» выступала с концертами в самых престижных залах – в Берлинской филармонии и Концертхаузе, парижском Cité de la musique и амстердамском Miziekgebouw, на Варшавской осени и Венецианской биеннале, стала первым и пока единственным русским коллективом, приглашенным на знаменитые Летние курсы новой музыки в Дармштадте, ансамбль проводил мастер-классы в Гарвардском и Оксфордском университетах. У Вас есть мечта, которая еще не осуществилась?

— Я хотел бы, чтобы наш ансамбль перестал быть каким-то исключением. Чтобы современные сочинения стали обычным явлением в программах каждого оркестра или солиста. На наших концертах всегда полные залы (на платном юбилейном концерте в Большом зале администрация была вынуждена открыть второй амфитеатр!). Сегодня в Москве спрос на современное искусство превышает предложение, и мы все должны это ясно сознавать. Моя мечта – иметь нормальную концертную единицу со стабильным финансированием. Пока же каждое утро я встаю, чувствуя себя эдаким бароном Мюнхаузеном, который сегодня должен совершить очередной «подвиг».

С профессором В. Г. Тарнопольским
беседовала Ольга Арделяну

№ 6 (1308), сентябрь 2013

К 100-летию профессора Т. Н. Хренникова (1913–2007)

Феномен Хренникова – именно так я называю жизнь, судьбу и творчество одного из крупнейших композиторов XX века в России – Тихона Николаевича Хренникова. Столь одаренный композитор и талантливейший организатор мог появиться только в России, причем именно в России социалистической.

Тихон Николаевич родился в Ельце. Этот город был очень пестрым по пластам населения: были и богатые люди – купцы, которые позволяли себе строить церкви, красивые здания; был средний уровень – служивые люди, мещане; были и нижние слои. Он был десятым ребенком в многодетной семье, в детстве помогал родителям и пас по берегам реки Сосны гусей и свиней – наверное поэтому хорошо знал народную музыку, различные обряды. Несмотря на то что семья была простая и небогатая, в доме был рояль, братья имели неплохие голоса и сам Тихон Николаевич также учился музыке, пел в церкви и был костыльником на службах, хорошо знал все службы. По праздникам в елецком парке играли народные и духовые оркестры, звучали хоры – и в церкви, и на концертах, приезжали театры, цирки – город мог себе позволить принимать артистов. Он слышал разную музыку, и его музыкальный вкус складывался из этих впечатлений. Когда он почувствовал необходимость реализовать свой талант, написал письмо в Москву М. Ф. Гнесину и послал некоторые свои сочинения – вальсы и польки, то, что он воспринял из окружающей музыкальной среды. Затем Хренников стал студентом Московской консерватории, где получил самые глубокие знания, умения и композиторскую технику. И уже с Москвой связан его жизненный и творческий успех.

Хренников был настоящим гражданином своей страны и очень остро это чувствовал. Осознанная любовь к Родине, ее истории, желание справедливости, победы и даже самопожертвования ради нее – это тоже формировало сознание музыканта, который только что ступил на композиторский путь. Хренников был свидетелем военных действий, с концертными бригадами был и у танкистов, и у пехоты, и у артиллеристов – все слушали его песни, и с армией Чуйкова он вступил в Берлин. Эти сильнейшие впечатления сформировали абсолютно убежденного патриота, любящего свою страну человека.

Порядочность и разум были во всех его действиях. Все его поступки были человеколюбивыми. Возглавляя Союз композиторов, он старался дружески объединить разных по стилю композиторов. То, что ему приписывают негатив по отношению к композиторам, писавшим более «современно» и менее понятно для масс, – неправда. Он никогда ничего не запрещал и старался, чтобы все было исполнено: сначала надо услышать произведение, потом уже о нем судить. Он много сил положил на то, чтобы по примеру Союза композиторов СССР создать Союзы в других республиках и чтобы там композиторы творили свою национальную музыку. В результате появлялись национальные оперы, балеты, камерная музыка, очень развивались хоры, было оживление в концертной жизни и т. д. Все это я приписываю в некотором роде и Тихону Николаевичу, его деятельности, потому что он был большой пропагандист музыкального искусства и стремился, чтобы исполнители играли новую музыку.

Я проработала с профессором Хренниковым больше 20 лет в качестве его ассистента. Практически до самой его смерти я наблюдала, как он занимается со студентами. За 40 лет работы в Московской консерватории он создал целую школу и выработал свою педагогическую систему. Она была направлена на развитие таланта ученика и давала самые нужные творческие понятия юному человеку: «Ваша музыка должна быть прежде всего темпераментной, эмоциональной. Если она никого не затронет – это не музыка». Он всегда следил, чтобы в музыкальном материале были эмоциональные взлеты и высокий уровень событийности. У него был безупречный вкус во всех музыкальных стилях: даже если сочинения написаны в авангардной манере, он мог абсолютно точно сказать, какое произведение талантливо, а какое сухое и безжизненное, мог дать правильный совет и тем, кто пишет в манере, не близкой ему самому. В его классе всегда было безумно интересно, в нем воспитывались музыкальные индивидуальности, которые за 5–7 лет из просто фамилий становились художественными именами. Из учеников Тихона Николаевича вышло много известных композиторов. Сам работая практически во всех жанрах, он изнутри понимал процесс творчества и помогал другим в создании новой интересной современной музыки.

Профессор Т. А. Чудова

Тихон Хренников – это целая эпоха. Замечательный советский композитор прожил большую творческую жизнь, совпавшую с вехами становления советского государства, отражая все повороты в его формировании.

Шестнадцатилетним юношей Хренников попадает в столицу, где получает музыкальное образование как пианист и композитор, сначала в техникуме у М. Ф. Гнесина, затем в Московской консерватории у Г. Г. Нейгауза и В. Я. Шебалина. Молодой задор, романтика поисков, наконец, формирование новой советской культуры в ее корпоративных формах – создание Союза композиторов – вот та атмосфера, в которой живет молодой музыкант. Уже в консерваторские годы он пишет Первый концерт для фортепиано с оркестром и Первую симфонию (дипломная работа), которые вошли в репертуар таких маститых дирижеров, как Л. Стоковский, Ю. Орманди, Ж. Себастиан; позднее их исполняли В. Ферреро, Е. Светланов.

Одновременно в его творчество стихийно врывается песня и на всю жизнь становится любимым жанром, своего рода романтическим отблеском окружающей действительности. И также на всю жизнь сохраняется особый интерес к театральным жанрам и музыке кино, завязывается многолетнее и плодотворное сотрудничество с режиссерами – Вл. И. Немировичем-Данченко, Н. Сац, И. Пырьевым. А насыщенная песнями музыка к фильмам «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны», «Верные друзья», «Гусарская баллада» по сей день имеет самостоятельное существование.

Начало этому положил Вахтанговский спектакль 1936 года «Много шума из ничего» Шекспира. Его музыка оказалась сродни своему времени: колоритная, темпераментная, с уникальными в своей пластике мелодиями, она как будто воплощала жизненный тонус той поры – эпохи созидания, надежды, мечты. И сегодня спустя восемьдесят лет серенады и песни из этого спектакля – «Ночь листвою чуть колышет», «Как соловей о розе» – покоряют неувядаемой свежестью. Здесь впервые заявил о себе романтический колорит, который стал типичным для композитора на протяжении всего его творчества.

Романтизм Хренникова надо трактовать широко – как стремление к эмоциональной выразительности образов, как патетику самого тона высказывания. Эти классические заветы композиторов-романтиков в музыке Хренникова проявились с первых шагов его творческого пути, причем песни стали доступным проводником романтического колорита. Именно «легкая» театральная музыка, комические оперы и балеты оказались наиболее жизнеспособными, став истоком для многих новых смешанных форм музыкального театра.

Свыше сорока лет Хренников был бессменным руководителем Союза композиторов СССР, менялись лишь названия его должности – Первый секретарь, Председатель… Он во многом определял судьбы советской музыки во втором пятидесятилетии ХХ века. Занимая важные общественные посты – бессменный депутат Верховного совета, член множества различных правительственных организаций и подразделений (а также и зарубежных), Хренников не только надежно защищал интересы своей корпорации, но и систематически способствовал пропаганде творчества ее представителей. Мне как его заместителю в 1986–1991 гг. повезло многое услышать из первых уст: особенно сложной была работа до 1953 года, отнявшая у композитора много сил и здоровья, – пятилетний период систематических походов на доклад к Сталину, после которых он по три дня лежал молча и без движения. Так выковывался характер Хренникова-политика и дипломата, каким знали его мы. Он руководствовался правилом не раздувать из искры пламя, а когда от него требовали неоправданных рисков, отвечал: «Рисковать надо проверенными средствами».

Когда рухнула страна, активизировались его скрытые недруги из так называемых коллег-музыкантов, в свое время получавших из его рук квартиры, машины, назначения на престижные должности. Это были трудные годы анархии с лозунгом «Теперь можно все». По-прежнему незыблемый Хренников подвергался укусам коллег, в прессе и устных выступлениях, которые подобно рыбам-пираньям пытались парализовать его только за то, что он последовательно отстаивал сложившиеся принципы советского музыкального искусства. Замечу, что и сегодня празднование 100-летнего юбилея мэтра порой омрачается нетактичными высказываниями в его адрес незрелых молодых критиков, так и не осознавших роль Хренникова в истории отечественной музыки. В действительности же его богатая событиями творческая и общественная жизнь представляет целую эпоху, которая завершилась с переходом к новой России.

Профессор Р. Г. Косачева

№ 5 (1307), май 2013

29 мая 1913 года с неслыханного скандала в парижском театре Елисейских полей началась история «Весны священной» Игоря Стравинского. Этому произведению было суждено стать символом новой музыки ХХ века, маяком для будущих поколений композиторов и слушателей. Рожденная на русской почве, увидевшая свет под французским титулом Le Sacre du printemps, «Весна священная» с самого начала своего существования снискала международное признание и мировую славу.

Ее автор, Игорь Федорович Стравинский, родился 5/17 июня 1882 года в Ораниенбауме близ Санкт-Петербурга и скончался в Нью-Йорке 6 апреля 1971-го. За свою долгую жизнь он побывал подданным трех государств – Российской империи, Франции и США – и, по его собственным словам, пережил два творческих кризиса. Первый из них был вызван утратой родины, расставанием с русской культурой и с русским языком, сохранившимся в повседневном обиходе, но постепенно вытесненным из творчества. Второй кризис был связан с переселением за океан перед Второй мировой войной. Однако, посетив Москву и Ленинград осенью 1962 года, после почти полувекового перерыва, восьмидесятилетний Стравинский вновь почувствовал себя на родине – точнее, в гостях на родине, как он заметил в то время. «Что от моей национальности осталось? – восклицал он в письме старому другу Петру Сувчинскому. – Рожки да ножки…» Сказано это было не без лукавства, ибо кто, кроме природного русского, мог выразиться подобным образом?

Хореогафия Мориса Бежара

Русским продолжал считать Стравинского и музыкальный мир. Самыми репертуарными в его наследии всегда оставались произведения, созданные в 1910–1920-е годы на русские сюжеты и русские слова, извлеченные из фольклорных сборников. Позднее музыка Стравинского изменилась, в ней появился античный миф, священная латынь и вечные библейские темы. Язык композитора стал строже, в нем явственно проступили архетипы классического прошлого. Но и это была не последняя перемена: на восьмом десятке лет мэтр вновь удивил современников, обратившись к додекафонии. Стравинский никогда не желал и не мог останавливаться, и его не на шутку расстраивало, что далеко не все принимали повороты его творческой манеры и что самой популярной его музыкой так и остались три ранних балета – «Жар-птица», «Петрушка» и «Весна священная».

Замысел «Весны священной» пришел к Стравинскому внезапным озарением (зрительные представления будущих произведений вообще были у него часты). Как он вспоминал в «Хронике моей жизни», «однажды, когда я дописывал в Петербурге последние страницы “Жар-птицы”, в воображении моем совершенно неожиданно, ибо думал я тогда совсем о другом, возникла картина священного языческого ритуала: мудрые старцы сидят и наблюдают предсмертный танец девушки, которую они приносят в жертву богу весны, чтобы снискать его благосклонность». Видéние, посетившее Стравинского, было, однако, не вполне неожиданным, ибо питалось оно популярными тогда поэтическими и живописными образами. Нечто подобное можно найти у Сергея Городецкого, к поэзии которого Стравинский раньше уже обращался. Славянская архаика была одной из главных тем живописи Николая Рериха, ставшего автором либретто нового произведения.

«Весна священная» не имеет определенного сюжета. Это именно «картины языческой Руси» (подзаголовок балета), оживающие в буйных плясках доисторических славян, заклинающих весеннее пробуждение природы. Солнечная, «дневная» стихия венчается экстатическим завершением первой части – «Выплясыванием земли». Во второй половине спектакля день сменяется ночью, прославление весеннего солнца – величанием обреченной на жертву. Финал балета «Великая священная пляска», единственный сольный номер во всей композиции, обрывается на высшей точке кульминационного взлета. Избранница взмывает вверх, поднятая на руках толпы.

Хореография Вацлава Нижинского

«Весне священной» было суждено стать символом новой музыки ХХ века, маяком для будущих поколений, как определил балет композитор Альфредо Казелла, горячий почитатель Стравинского. Музыка «Весны священной» возникла в творческом порыве редкой силы и подлинности, словно помимо воли автора. «Сочинение “Весны священной” в целом было закончено в начале 1912 года в состоянии экзальтации и полнейшего истощения сил; бóльшая часть ее была также инструментована…» Эти слова Стравинский произнес на склоне лет, присовокупляя, что финал балета – «Великую священную пляску» – он мог сыграть, но вначале не знал, как записать.

Но дальше вместо предвкушаемого успеха разразился скандал, многократно описанный очевидцами и эхом отразившийся в восприятии последующих поколений. Что же так поразило в музыке балета – впрочем, едва расслышанного на премьере из-за возмущенных криков и шума? Слухом здесь овладевает в первую очередь ритм: упругий, агрессивный, с подчеркнутыми акцентами, нарушающими регулярное течение музыкального времени. Это лихорадочный пульс новой эпохи, словно вырвавшийся из недр земли, пророчествующий о потрясениях и катастрофах. И после «Весны священной» стало уже невозможным вернуться к господству упорядоченного, «прирученного» времени.

П. Пикассо. Игорь Стравинский сочиняет «Весну священную»

Другое неслыханное новшество «Весны» – «варварская разноголосица», самостоятельная жизнь оркестровых голосов-попевок, подражающих первобытным инструментам. Человеческие звуки неотделимы здесь от природных – таково «пробуждение весны» во Вступлении, в котором Стравинский, по его словам, хотел передать «царапанье, грызню, возню птиц и зверей».

Самую первую мелодию во Вступлении играет фагот в необычно высоком регистре. Дальше постепенно присоединяются другие «дудки» – деревянные духовые инструменты, подражающие фольклорным свирелям, жалейкам, сопелкам. Каждый повторяет на разные лады «то, что умеет» – совсем простую попевку, иногда всего из двух-трех нот. Весенних голосов становится все больше, они заполняют весь оркестр – мир ликует, оживая навстречу весне и солнцу.

Новизна «Весны священной» поражает еще сильнее, если задуматься об истоках не в народной, а в профессиональной музыке. Ее явление подобно чуду. Наверное, Стравинский был прав, закончив свои воспоминания о ней такими словами: «“Весне священной” непосредственно предшествует очень немногое. Мне помогал только мой слух. Я слышал и записывал то, что слышал. Я – тот сосуд, через который прошла “Весна священная”»…

Через сто лет после премьеры художественный и культурный мир торжественно отмечает появление на свет «Весны священной» – театральными постановками, выставками, книгами и конференциями. В Большом театре прошел масштабный фестиваль «Век “Весны священной” – век модернизма», к нему выпущена объемистая и очень красивая книга. В стенах Московской консерватории состоялась внушительная научная конференция «Юбилей шедевра. К 100-летию “Весны священной”», в которой приняли участие гости из США, Великобритании и Германии, из Киева, Нижнего Новгорода и Санкт-Петербурга, выступившие наряду с музыковедами и театроведами Москвы. Прелюдией к конференции стал концерт Ансамбля солистов «Студия новой музыки» под многозначительным названием – «Байка о Стравинском».

Профессор С. И. Савенко

№ 3 (1305), март 2013

Музыкальный мир празднует 140-ю годовщину СЕРГЕЯ ВАСИЛЬЕВИЧА РАХМАНИНОВА (1873–1943). Газета «Российский музыкант» тоже с радостью отмечает юбилей великого русского композитора. Сегодня наш собеседник – пианист Николай Луганский, страстный приверженец Рахманинова, один из известнейших в мире исполнителей его музыки. Среди многих творческих достижений в послужном списке Николая Львовича победа еще в школьные годы на Всесоюзном конкурсе имени С. В. Рахманинова (II премия, Москва, 1990), огромное количество концертных выступлений, мастер-классов, записей музыки. В их числе и совсем недавняя запись двух фортепианных сонат – редко звучащей Первой и Второй в собственной версии Н. Луганского. И, конечно, по-своему уникальный ежегодный концерт на веранде возрожденного рахманиновского дома в «Ивановке» – событие, важность которого для тамбовской земли трудно переоценить.

— Николай Львович, у Вас нет ощущения, что в последние 10–20 лет идет какой-то невероятный ренессанс музыки Рахманинова, что его востребованность, градус любви к нему резко повысились и все время повышаются?

— Я думаю, что градус любви повышается не за последние 10–20, а за последние лет 50–60! И это совершенно нормально. Рахманинов принадлежит к тем композиторам, отношение к которым не может определяться модой или политическими тенденциями. Даже в Советском Союзе его исполняли много, разговоры, что мало исполняли, потому что белоэмигрант, – легенды. Исполняли каждый год все больше и больше… Скажу больше: есть композиторы, для которых всяческие политические коллизии полезны, помогая в популярности. Для Рахманинова – нет. Его музыка существует вне отношения властей, общественного мнения, критики. Ведь если почитать критику 20–30-х годов, то (за исключением США) критика «средненькая», иногда даже отрицательная. Но и она никак не могла повлиять на музыку Рахманинова и ту любовь к нему, которая непрерывно возрастала. Это явление – редкое. Таких композиторов очень мало. Он в чем-то повторяет судьбу Листа. Того поначалу тоже плохо принимали как композитора по принципу: если человек имеет такой успех как пианист, то слишком несправедливо, чтобы он был еще и гениальным композитором!

— С Рахманиновым тоже  как-то не всем сразу открылось, что это величайшая музыка. Ведь долгое время даже некоторые музыканты ему в этом отказывали?

— Прежде всего, музыкальные критики – европейские. Это – крошечная часть музыкального мира, хотя иногда эта часть была довольно влиятельной. И какое-то временное, локальное влияние она могла оказывать. Думаю, сейчас критика не так влиятельна, как раньше, сейчас все понимают, что напечатать можно все, что угодно. А главное – музыка, то, что звучит и воспринимается людьми. Предполагалось: Ну как же можно писать такую музыку, когда уже есть Шенберг, есть Стравинский?! С первого прослушивания попадает прямо в сердце и вызывает такой успех! Так не годится!.. И некоторые с этим хотели бороться. Это, конечно, смешно, но так было. Последние отголоски такого отношения я могу встретить в величайшей музыкальной стране – Германии. Больше, наверное, ни в какой другой. И Россия (несмотря на несколько неумных статей в советское время), и США – вторая страна, где Рахманинов жил, – обожают его немыслимо. Рахманинов – гений. Прежде всего, гений композиторский. Это первично, а далее это проявилось во всем: и в пианизме, и в дирижерском искусстве, и в… добрых делах, коим несть числа.

— Для добрых дел тоже нужен гений?

— Это сложный вопрос. Но в личности Рахманинова, конечно, первично то, что он – гений.

— Рихтер в фильме  Монсенжона говорит, что Прокофьев не любил Рахманинова, и сам поясняет: «А почему? Потому что похож!»… Полагая, видимо, что Прокофьев вольно или невольно в чем-то отталкивается от Рахманинова. Это так?

— Здесь я не соглашусь. Думаю, причина в другом. Причина была чисто материальная. Из русских эмигрантов нашей трагической эмиграции – и белой, и послереволюционной, – Рахманинов был человеком, достигшим феноменального мирового признания, в том числе и финансового успеха. Была еще Нобелевская премия Бунина, в шахматах – у Алехина, но вскоре после этого они снова испытывали трудности. Рахманинов – нет. Въехавшие после него в Штаты музыканты с возмущением обнаруживали, что у него невероятно успешная исполнительская карьера – любой зал в любой момент готов его принимать. Его нельзя «переиграть» и по уровню, и по количеству концертов. И у Прокофьева в дневниках откровенно написано, что Рахманинов «перешел дорогу». Конечно, Рахманинов старше на 18 лет, он замечательный музыкант, но… у Прокофьева в дневниках читаем примерно следующее: Проходя мимо Карнеги, я увидел, что сегодня вечером играет Рахманинов. Идти не хотелось, но вечером ничего не было, и я зашел на концерт. И вот в этот раз Сергей Васильевич играл удивительно удачно… И примерно то же через 50–70 страниц: не хотелось идти, но зашел… и вот в этот раз совершенно неожиданно Рахманинов выдал прекрасный концерт… Я думаю – в этом причина. Возможно, какие-то отголоски в приемах фактуры можно найти. Но Прокофьев как композитор настолько самобытен и велик… Даже намек на композиторскую зависть я отвергаю. В этом плане влияние Моцарта на Бетховена или Шопена на Скрябина значительно большее.

— Когда Вы впервые соприкоснулись с Рахманиновым? Когда осознанно открыли его для себя?

— В третьем классе в Малом зале я уже исполнял «Баркаролу» ор. 10 – мне было 9–10 лет, потом играл ля-мажорный Вальс. Но в пятом классе по заданию Т. Е. Кестнер я разучил два Этюда-картины («Метель» и «Чайки»), и это уже была сознательная большая работа. Пришла огромная любовь, и стало понятно, что эта любовь – на всю жизнь. И так получилось, что через несколько лет, уже после смерти Т. Е. Кестнер, когда я учился у Т. П. Николаевой, она посоветовала сыграть все 17 Этюдов-картин как цикл. Я подготовил программу за пару месяцев, сыграл несколько сольных концертов. И даже на конкурсе Рахманинова, где надо было объявить два Этюда-картины, я объявил все семнадцать. Но в буклете это не написали, а комиссия сказала – играйте, что сами выберете (мне дали понять, что им это неинтересно). А через пару лет пришло предложение от голландской фирмы записать весь цикл. Это был мой первый серьезный диск музыки Рахманинова.

— Вы стали победителем на Конкурсе им. Рахманинова в 18 лет – еще в школе. А сейчас в Вашем репертуаре – весь фортепианный Рахманинов, все концерты и Рапсодия?

— Первым, как у многих, был Концерт № 2. Тоже еще в ЦМШ – я играл его со школьным оркестром. А после рахманиновского конкурса я стал играть Рахманинова все больше и больше. Мною записаны все концерты с Бирмингемским оркестром. Вообще, если в сезоне я какой-то из них не играю (а не везет обычно либо Первому, либо Четвертому), то это запоминается как исключение. Для пианиста исполнение концертов Рахманинова – огромное наслаждение. Это и гениальная музыка, и огромное переживание, но это еще и каждый раз – подарок.

— И какой из них больше любите?

— Ой, трудно сказать! Играть безумно приятно Третий – наверное, его можно считать вершиной всего жанра за все века. Но люблю я все пять. Когда играю, всегда кажется, что это и есть самый любимый. Каждый из них – шедевр, у каждого своя история и своя аура.

— Рахманинову-композитору его дирижерский талант помогал?

— Конечно! У Рахманинова, помимо композиторского гения и множества самых разных способностей, было необходимое дирижерское качество – в определенные моменты быть диктатором. Есть и воспоминания современников: он мог быть очень суровым. Потом он вообще великий мастер оркестра, у него есть свой оркестровый стиль, он великий симфонист. Такое просто упасть с неба не могло. Он ведь именно в молодом возрасте – в русский период – особенно много работал с оркестрами.

— А романсовые программы Вам довелось делать?

— Да. Наиболее памятным концертом был вечер в Пушкинском музее с Анной Нетребко. Были и другие. Романсы Рахманинова – это жемчужины, которые на Западе еще не достаточно оценены. Это связано со словом. Хотя уже существует много инструментальных обработок, некоторые из них очень хорошие. Но в массовом масштабе это то, что европейцам еще предстоит открывать. В отличие от фортепианных концертов…

— Которые, практически, – «хиты», востребованные и исполнителями, и слушателями во всем мире?

— Если взять любой конкурс, на котором можно сыграть концерт Рахманинова, они будут звучать много. По популярности, во всяком случае у пианистов, с ним посоперничать может только Шопен. Играя Рахманинова, понимаешь, насколько важно, особенно в молодой аудитории, развеивать чудовищную легенду, что классическая музыка – это элитарное искусство, что это очень сложно и простому человеку не понять. Это вреднейшая легенда, насаждаемая сознательно для того, чтобы люди меньше слушали классику и десятками тысяч шли слушать низкопробную «попсу», на которой организаторам можно сделать большие деньги. В этой махине участвуют и СМИ, и даже какие-то люди из политики. И не берется во внимание время, когда люди знали, что к высокому искусству надо стремиться приобщаться. Всем и в любом возрасте. Нужен ли для этого помощник? В музыке есть исполнитель и идеальная форма – концерт. Надо приходить с открытым сердцем и надеждой, что произойдет чудо. И тогда оно может произойти. Особенно, если в такой вечер звучит Рахманинов.

С Н. Л. Луганским
беседовала Т. А. Курышева