№ 2 (1304), февраль 2013

Мне выпало счастье учиться в классе Виктора Карповича с 13 лет. Под его руководством я окончила Центральную музыкальную школу, консерваторию и аспирантуру. На протяжении нескольких десятилетий я была свидетелем замечательных концертов Виктора Карповича в Большом зале консерватории, его мастер-классов и занятий со студентами, часто бывала в его классе, готовясь к выступлениям с оркестром. Он передал нам, своим ученикам, особую любовь к русской классической музыке, к творчеству Иоганна Себастьяна Баха и Сергея Рахманинова. Мудрые советы Виктора Карповича я запомнила на всю жизнь. Они касаются не только вопросов профессионального мастерства и особенностей интерпретации. Масштаб личности Виктора Карповича, его мудрость и жизненный опыт всегда были духовной опорой для его учеников во многих жизненных ситуациях.

В год 90-летия нашего любимого Учителя мы подготовили юбилейный фестиваль, посвященный Виктору Карповичу. С каким энтузиазмом восприняла московская публика этот радостный праздник, на котором присутствовал сам Ван Клиберн и выпускники класса Виктора Карповича из нескольких стран! Виктор Карпович очень гордился достижениями своих учеников, среди которых – десятки известных музыкантов, профессора различных консерваторий мира: Юрий Слесарев, Михаил Оленев, Татьяна Шебанова, Анаит Нерсесян, Франк Фернандес, Хидейо Харада, Цчида Садакацу, Ирина Румянцева, Ярослав Джевецкий, Юрий Диденко… В последний год жизни Виктор Карпович пригласил меня работать на кафедре, заниматься со студентами его класса. Я с огромной радостью приняла это предложение. В августе 2012 года вместе с Виктором Карповичем мне довелось работать в жюри конкурса-фестиваля «Великие учителя» в Болгарии, который был проведен по инициативе замечательного музыканта, профессора Атанаса Куртева. Во всех подробностях вспоминаются удивительные встречи и содержательные беседы с нашим Учителем, необыкновенная поездка в Рильский монастырь – духовное сердце Болгарии. Это было совсем недавно…

Виктор Карпович обладал теми особенными чертами, которые всегда отличали выдающихся представителей Московской консерватории. Как и Сергея Ивановича Танеева, Музыканта с большой буквы, Виктора Карповича можно назвать Совестью Московской консерватории. Он унаследовал от своих учителей драгоценные качества, которые, как золото, не теряют своей ценности со временем: фанатическую увлеченность своей профессией, огромную творческую энергию и нравственную силу, бескомпромиссность в стремлении к совершенству. Эти профессиональные достоинства гармонично сочетались в нем с редким трудолюбием, скромностью и неприятием любой саморекламы. Мержанов был исключительно цельным и органичным человеком, личностью высокой нравственной чистоты.

Меня всегда поражало, что Виктор Карпович владеет практически всей мировой фортепианной литературой, свободно ориентируется в различных стилях, читает музыку как открытую книгу! Несмотря на то что развитию виртуозного мастерства в его классе придавалось довольно большое значение, вопросы технического совершенства никогда не рассматривались изолированно от содержания произведения. Проникать в самую суть музыки, понимать и чувствовать естественные законы музыкальной речи и архитектонику музыкальной формы, постигать истинный смысл нотного текста – этому учил Виктор Карпович. В последние годы проникновение в авторский текст у Виктора Карповича было особенно обостренным, глубинным. Он передавал содержание нотного текста так, как великие мудрецы и пророки читают Библию – вечную книгу бытия… Виктор Карпович был бесконечно предан своему делу. Он прошел свой путь в искусстве до конца, не сломившись под гнетом тяжелых испытаний судьбы, не поддавшись соблазнам, искушениям и разочарованиям, сохранив верность любимой профессии и своим ученикам. Он был счастливым человеком…

«Людям моего возраста свойственно подводить итоги, прежде чем отправиться в “мир иной”, – отмечал В. К. Мержанов в статье “Консерватория – мой родной дом” (опубликованной в сборнике “Московская консерватория в годы Великой Отечественной войны”). – В связи с этим я могу сказать, что в моей жизни сыграли важнейшую роль три события. Первое – поступление в Московскую консерваторию,.. которая стала для меня родным домом. Второе – Отечественная война, в которой главные герои – русские люди – защищали свою культуру. Третье – победа на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей в 1945 году, которая открыла мне двери лучших концертных залов России, Европы, Америки, Азии, обогатила мою жизнь встречами с интересными людьми, выступлениями в концертах с 81 дирижером лучших оркестров мира. Более 2000 сольных, камерных и симфонических концертов, сыгранных мною,.. дали мне большой опыт, возможность передать его ученикам Московской консерватории, на мастер-классах в 250 городах многих стран, возможность служить утверждению русского искусства… Как назвать все вышеперечисленное? Ответ один – счастье».

Наталия Деева

№ 2 (1304), февраль 2013

22 января 2013 года в Рахманиновском зале состоялся авторский концерт к 60-летию профессора Ю. В. Воронцова. Прозвучали шесть произведений композитора, среди них три мировые премьеры. В концерте приняли участие Камерный хор консерватории под управлением Александра Соловьева, ансамбль «Студия новой музыки» (дирижер – Игорь Дронов), а также Михаил Дубов (фортепиано), Никита Агафонов (кларнет), Станислав Малышев (скрипка) и Мона Хаба (фортепиано).

Мы нередко сталкиваемся с негативным отношением к новой музыке и к современному искусству. Культурное пространство перенасыщено именами, событиями и сенсациями, и многие художники целенаправленно придерживаются линии «кто больше удивит», иногда совершенно забывая об истинном предназначении искусства. Где надувательство, а где подлинный шедевр – разобраться иногда становится сложно… Творчество Воронцова, на мой взгляд, не оставляет никаких сомнений в своем профессионализме и культурной ценности.

Вечер открыл концерт для хора «Откровение» (1999, ред. 2005) на текст из Откровения Иоанна. Впервые прозвучали третья и четвертая части произведения. Апокалипсическая идея в своем кульминационном виде предстала перед нами в третьей части. Торжественный духовный гимн, постепенно набирая силу эмоционального напряжения, превращается в истовый шабаш нечистых сил. После такого драматического и ужасающего скерцо наступает финал, где главной становится единственно возможная светлая мысль: «Смерти больше не будет». Эта фраза повторяется много раз, символизируя непреклонную веру в лучшее.

Пьеса «Сириус» (2005), посвященная В. Н. Холоповой, прозвучала в исполнении замечательного пианиста Михаила Дубова. Для фортепиано стало писать очень сложно: кажется, что нового и интересного можно извлечь из этого инструмента?! Воронцов доказал, что ресурсы еще есть и они неисчерпаемы. Привычные клавиши рассказали нам совершенно новую историю. Сочинение получилось ярким, образным, насыщенным мелкими деталями и в то же время необыкновенно целостным и органичным.

Отделение завершилось произведением «Aquagrafica» (2011) для 10 исполнителей. По словам автора, «Стихия воды притягивает своей загадочностью и многообразием проявлений, в том числе и звуковых. Одно из сущностных качеств воды – мягкость и плавность. Музыкальная ткань пьесы избегает острых углов, переливаясь из одного состояния в другое». Действительно, музыка «Акваграфики» завораживает своим медленным и тихим течением. Мы словно опускаемся под воду все ниже и ниже, а на самом дне, под толщей плотной воды, наступают полная темнота, спокойствие и тишина. Лишь иногда медленно появляются и исчезают светящиеся подводные существа, внося отголоски жизни в это неподвижное пространство. Остается только восхищаться тем, как красочно и талантливо автор написал эту картину звуками.

После антракта прозвучала пьеса для ансамбля инструментов под названием «Status quo» (2009). В ней автор выразил идею вечной борьбы человека с изменчивостью жизни. Время и события в современном мире проносятся очень быстро, в результате чего человеку хочется все остановить, привести в порядок. Возможно ли это?.. После кульминации постепенно нарастающего звукового хаоса наступает долгожданный момент оцепенения. Движение застыло, но не остановилось. Это не успокоение, а истощение и бессилие. Не решение проблем, а уход от них. Таков ответ автора на поставленный вопрос.

В финале концерта прозвучали две мировые премьеры – «32» для кларнета, скрипки и фортепиано (2012) и «Drift» для ансамбля инструментов (2012). Любопытно, что партитура пьесы-миниатюры «32» пронизана цифрами «3» и «2» в различных комбинациях: 3 исполнителя, играющих вдвоем либо втроем, 32 фактурных элемента, длительность 5 (3+2) минут… В этом сочинении мастерски воссозданы звучащая тишина, воздух, пустота и отстраненность. Произведение интересно разнообразными приемами композиторского письма и звуковой выразительности.

По окончании вечера мне, как, наверное, и многим другим, совершенно не хотелось выходить из зала. Музыка была замечательная, исполнение прекрасное, атмосфера теплая и доброжелательная, ведь среди слушателей было много учеников, коллег и друзей композитора. Концерт удался!

Алена Торгова,
студентка IV курса ИТФ
Фото Ф. Софронова

№ 2 (1304), февраль 2013

В Рахманиновском зале 16 декабря прошел второй концерт фестиваля «К 80-летию кафедры инструментовки Московской консерватории». В первом отделении музыка ХХ века звучала в исполнении студентов, аспирантов и профессоров, во втором эстафету принял ансамбль «Студия новой музыки» под руководством Игоря Дронова и Владимира Горлинского. Программа была скомпонована по историческому принципу: от романтических сочинений – к современным композиторским техникам. Хотя плавного перехода, к сожалению, не получилось…

Открывала концерт Екатерина Яцюк с тремя номерами из «Русской сюиты для фортепиано» Евгения Ботярова. Композитор, без сомнения, был большим поклонником французских импрессионистов, и его опус вполне можно было принять за цикл неизвестных прелюдий Равеля или эстампов Дебюсси. Однако если у автора «Пеллеаса и Мелизанды» все миниатюры отличаются изяществом и мастерством пера, то части этой сюиты были однообразны и немного затянуты.

Юрий Фортунатов в своих романсах на слова А. С. Пушкина отдал дань уважения Сергею Рахманинову. «Цветы последние» были пропитаны духом символизма и декаданса, а «Эхо» содержало много трудностей в партии фортепиано, в чем мы могли убедиться, наблюдая за аккомпаниатором Евгением Щербаковым. Солистка Анна Евстисова продемонстрировала нам не меньшее мастерство и тонкость нюансировки.

Валерий Кикта в следующем номере удивил слушателей интересным составом дуэта: Андрей Демин и Татьяна Емельянова исполнили его «Контрасты» для трубы и арфы. Композитор поставил перед собой непростую задачу – соблюсти звуковой баланс между инструментами – и в каждой из двух пьес этого опуса подошел к задаче по-разному. В «Отзвуках ночной музыки» трубач играл с сурдиной от начала до конца, от чего труба больше походила на саксофон или гобой. В «Драматическом этюде» проблема соотношения звука легла целиком на исполнителей, и они блестяще с ней справились. Немного разочаровало отсутствие интересных исполнительских приемов в партии арфы, которая выполняла лишь функцию сопровождения.

Виртуозные возможности фагота продемонстрировала слушателям Нина Роженецкая, которая исполнила «Балладу-этюд» Андрея Гордейчева. В ее руках немного глуховатый и неповоротливый инструмент играл пассажи не хуже флейты и пел как виолончель. Запомнились собравшейся аудитории и выступления других молодых виртуозов – Алексея Почтаренко, Елены Мирошниковой, Станислава Поликарпова, Елены Хургиной, Евгения Кудрявцева и Надежды Аристовой. А вот ведущей концерта Анжелике Комиссаренко не помешает поработать над речевой интонацией.

Во втором отделении прозвучали концерт для 15 исполнителей «Imperativo – non imperativo» Кирилла Уманского, «Киномузыка» для камерного ансамбля Сергея Голубкова, «Schnell zu/g vergangenheit ist eine alte musik schоn/auch k/eine musik?/!» Фараджа Караева. Финальный номер концерта заслужил особое одобрение слушателей: Юрий Каспаров вынес на суд публики свое «Посвящение Онеггеру» для 9 исполнителей. Произведение опиралось на тот же принцип, что и «Пасифик 231», – ускорение движения при замедлении темпа. Остается лишь сожалеть о том, что швейцарско-французский композитор, написавший более пятидесяти крупных сочинений в самых различных жанрах, ассоциируется у многих лишь с его ранним экспериментальным произведением.

Во второй половине концерта наблюдался также интересный феномен – массовый исход из зала представителей старшего поколения. Создалось впечатление, что из всей афиши они заметили лишь одну фразу – «вход свободный», а потом негодовали по поводу отсутствия в программе классики. Пора бы всем настоящим ценителям современности почаще посещать концерты «Студии новой музыки», дабы оказывать должный прием выдающимся произведениям последнего десятилетия.

Виталия Мелехина,
студентка IV курса ИТФ

№ 2 (1304), февраль 2013

17 января ансамбль «Студия новой музыки» поздравил любителей нового искусства с наступившим годом. По концепции сего музыкального действа каждый исполнитель представлял на суд публики свои любимые камерные произведения. Это повлекло за собой некоторую калейдоскопичность программы, где причудливо соседствовали сочинения самых разных стилей.

Концерт «Happy New Music» собрал под крышей Рахманиновского зала не только людей, знающих толк в современном композиторском творчестве, но и тех, кто надеялся услышать ласкающие слух мелодии. Большинство присутствующих сидело со счастливыми лицами и искрящимися глазами, но другая часть публики, явно почувствовав себя обманутой, начала покидать зал уже в первом отделении. Ну что ж, как говорится – «на вкус и цвет… фломастеры все разные».

Михаил Оленев и Анастасия Алферова открыли концерт оригинально звучащим дуэтом для тромбона и арфы. Произведение А. Первазова «/dev/jam» в характерной джазовато-залихватской манере настроило слушателей на праздничный лад.

«Атлант в оранжевых штанах», он же Григорий Кротенко, артистично продемонстрировал различные современные техники в «Atlas textures» для контрабаса соло Н. Р. де Врое. В музыке слышались тяжелые «вдохи» и «выдохи» Атланта, который был навечно приговорен богами держать руками небосвод.

Неповторимый по энергетике дуэт Ивана Бушуева (флейта) и Наталии Черкасовой (фортепиано) в «Highway» С. Хаапамяки заставил зал достичь предельного эмоционального напряжения. Музыка, где главным средством становится ритм, рисует просторы иллюзорного шоссе, на котором нет скоростных ограничений и пробок. Мастерски исполненное, это сочинение стало одним из самых запоминающихся номеров программы.

Необыкновенно красиво и живописно прозвучало «Ko-Iho» Дж. Шелси для флейты (Иван Бушуев) и кларнета (Евгений Бархатов), где в тембровой эфемерности накрепко спаянных деревянно-духовых инструментов угадывался сумрачно-туманный пейзаж с неясными силуэтами предметов.

Дух утонченности был подхвачен в начале второго отделения. «Литания» Т. Такемицу в исполнении Моны Хаба (ф-но) была прочувствована столь искренне, что вызвала у публики… некоторое оцепенение. Хрупкая и филигранная звуковая атмосфера произведения погрузила зал в мир скорби, где каждый оказался сопричастен событию, вызывающему глубокое переживание. Но, находясь во власти игры музыкальных линий и холодноватой терпкости гармоний, понимаешь, что это именно то пространство, где созерцая – наслаждаешься.

После такой музыкальной медитации была сыграна «Элегия и бурлеска» Н. Капустина, окрашенная в легкие джазовые тона. Мастерский дуэт фортепиано (Мона Хаба) и виолончели (Ольга Галочкина) предоставил возможность каждому слушателю окунуться в романтичную атмосферу ностальгии и положительных эмоций.

Несмотря на сильные январские снега и «неконцертную» погоду, каждый, кто имел возможность побывать на концерте, был щедро одарен высоким профессионализмом участников, купаясь в праздничной атмосфере… Напоследок квартет подготовил сюрприз: после виртуозного и жизнеутверждающего исполнения Струнного квартета № 1 Д. Мелких Станислав Малышев (первая скрипка) неожиданно взорвал праздничную хлопушку, что вызвало в зале море смеха и шум оваций. Happy New Music!

Александр Шляхов,
студент IV курса ИТФ
Фото Ф. Софронова

№ 2 (1304), февраль 2013

15 февраля исполнилось 80 лет замечательному скрипачу и педагогу Виктору Александровичу Пикайзену.

Один из самых любимых учеников Д. Ф. Ойстраха (он проучился у Давида Федоровича дольше всех –13 лет), Виктор Александрович – ревностный продолжатель в искусстве идей и методов своего великого учителя. Блестящий солист, выступавший на лучших концертных площадках мира, переигравший за свою долгую исполнительскую жизнь практически весь скрипичный репертуар, он и ныне продолжает восхищать нас своей незабываемой игрой, неповторимым теплым мягким звуком, феноменальной виртуозностью, серьезностью и глубиной исполнительских прочтений. Помню, как в конце шестидесятых годов в Ленинграде я пришел на его концерт, где в один вечер звучали все 24 каприса Паганини, исполненные с непостижимым совершенством, абсолютно безупречно, эталонно… Не так давно, в 2004 г., он сыграл их в Милане в 78-й раз. Его бесконечный смычок, которым он вытягивает невероятные по своим длительностям ноты… Истинный фанатик скрипки, он буквально сутками занимался на инструменте, и в этом – основа его непревзойденного мастерства.

Каждый художник стремится найти в искусстве и в своем инструменте нечто новое, ранее не используемое. Так, Виктор Александрович «открыл» еще одну, пятую октаву на скрипке (это те ноты, которых нет на фортепианной клавиатуре), тем самым ощутимо расширив диапазон нашего инструмента. С необыкновенной интонационной точностью и четкостью он местами добавляет ноты пятой октавы в свои головокружительные пассажи, демонстрируя неисчерпаемость возможностей инструмента и исполнителя.

Почти 50 лет Виктор Александрович передает свое уникальное мастерство ученикам и в России и за рубежом. В числе выпускников его класса К. Блезань (ПНР), А. Ганс (Франция), Б. Котмел (Чехия), В. Седов, Ю. Ревич (Россия) и многие другие. Все, кто общается с Мастером, моментально попадают под его необыкновенное обаяние, теплоту, отзывчивость, бесконечную доброжелательность, мягкость. Его милая, чуть застенчивая улыбка, скромность… Когда такие люди есть на земле, мир становится лучше, чище, добрее.

Здоровья Вам и долгих лет жизни, дорогой Виктор Александрович!

Михаил Готсдинер

№ 2 (1304), февраль 2013

Личность учителя оказывает огромное воздействие на ученика. Только при полном доверии к педагогу может возникнуть тот творческий контакт, без которого невозможно сотворчество. Мне посчастливилось учиться в классе народного артиста России, крупнейшего пианиста, композитора и педагога профессора Алексея Аркадьевича Наседкина в консерватории, а затем в аспирантуре. Это незабываемые годы. Могу с полным правом утверждать, что Наседкин создал свой Класс в самом высоком понимании этого слова.

А. А. Наседкин обладает удивительно ценным качеством музыканта: открытым, всегда искренним восприятием произведений, слышанных им бесконечное число раз. Сколько минут восхищения дарит педагог своим ученикам на занятиях, когда они становятся свидетелями его глубокой любви к музыке, его радости от соприкосновения с музыкальными шедеврами! Нота, мотив волнуют его таким естественным образом, как будто он впервые слышит сочинение. На одном из первых занятий, когда я играла Сонату cis-moll Чайковского, профессор, пораженный красотой мелодии второй части, воскликнул: «Как красиво!»

В игре Алексея Аркадьевича существует то, что мы называем «магией звука». Подражать звуку Наседкина абсолютно бессмысленно. Можно учиться интонированию, пластичному и гибкому, ведению линий подголосков, бережному отношению к фразировке, однако раскрыть и объяснить все загадки этого звука вряд ли кому удастся. Его звук свободен от сложных ухищрений и самолюбования и полно отражает его душевные качества. Алексей Аркадьевич с особым пристрастием добивается тончайших нюансов звукоизвлечения: «тихо», «в сто раз тише» – обычные реплики профессора на уроке. Легкая, невесомая, затаенная нюансировка звука – сложнейшая пианистическая задача. Но именно это качество звука является одной из самых примечательных особенностей почерка пианиста А. Наседкина.

На вопрос «Что является главным в исполнительском искусстве?» Алексей Аркадьевич всегда дает один ответ: «Благородство, естественность и простота». Его исполнение поражает ясностью и безыскусностью; в нем совершенно нет самодовлеющей оригинальности. В своем искусстве Алексей Аркадьевич всегда искреннен и глубок. Тот благодарный отклик, который он получает от слушателей, объясняется доступностью, музыкальностью, убедительностью и внутренней цельностью его исполнения.

С огромной радостью поздравляю моего дорогого учителя, большого музыканта и удивительного человека с юбилеем!

Наталья Сухаревич

Имя Алексея Аркадьевича Наседкина, «Алеши», знакомо мне с раннего детства, с того момента, как я пятилетним ребенком попал в дом А. Д. Артоболевской, у которой мне посчастливилось начать свой долгий путь в большую музыку. Имя это всегда произносилось в ее доме с особым пиететом и было окружено ореолом необыкновенной одаренности. Меня не раз водили на его концерты, но в память врезался его приход в дом Анны Даниловны на один из детских концертов. Он играл на два рояля с кем-то из других взрослых учеников, возможно с Жорой Хереско. Впечатление осталось неизгладимое: за роялем сидел не просто прекрасный пианист, а легенда – знаменитый Алеша.

Личное знакомство с Алексеем Аркадьевичем произошло много лет спустя, когда встал вопрос – к кому поступать в консерваторию. Незабвенная Анна Даниловна договорилась о встрече, и вот в один прекрасный день я оказываюсь вместе со своим педагогом Н. А. Тороповым в консерватории, в классе № 12. От той встречи осталось очень светлое впечатление: мне легко игралось, Алексей Аркадьевич был приветлив, доброжелателен, я почувствовал какой-то внутренний контакт. Главное, он мне сразу понравился за роялем – я ощутил нечто очень близкое мне по духу, по отношению к звуку, к инструменту, к музыке вообще.

Все последующие уроки в классе Алексея Аркадьевича оставляли неизменно светлое и радостное впечатление. Я всегда уходил с верой в свои силы и с ощущением максимальной включенности в музыку, в ее стихию, с горячим желанием много работать. В этом проявлялся выдающийся талант Наседкина-педагога. Он умел мгновенно раскрепостить ученика, включить все его творческие и технические ресурсы. Ученики могли быть очень разные и по степени одаренности, и по характеру дарования, неизменным был лишь результат: каждый студент сразу начинал играть лучше. Причем средства бывали подчас самые что ни на есть простые: ненавязчивое сравнение, меткое определение образной картины сочинения, совершеннейший по воплощению показ одного-двух тактов, дающий идеально конкретную цель всей работы в области звука, стиля, формы. Все технические проблемы решались незаметно, ненавязчиво и только в связи с конкретной художественной задачей. Результат был стопроцентный: ученики Алексея Аркадьевича всегда отличались высочайшей профессиональной культурой и художественным вкусом. В этом его класс выделялся среди всех без исключения, в этом был и есть фирменный «наседкинский» почерк.

Рубен Мурадян

№ 2 (1304), февраль 2013

22 января народному артисту России профессору Тиграну Абрамовичу Алиханову исполнилось 70 лет.

По свидетельству самого Тиграна Абрамовича, музыкантом он стал благодаря маме – известной скрипачке С. С. Рошаль. Думается, что и от отца – выдающегося ученого-физика, академика А. И. Алиханова – было унаследовано очень многое, если не главное: жизненная целеустремленность, огромное трудолюбие, внутренняя потребность в добросовестном исполнении долга. И, конечно, от обоих родителей – доброжелательное отношение к людям, стремление к справедливости, деликатность, чувство юмора. По свидетельству моих друзей, учившихся в ЦМШ, юный Тигран еще в школе прославился чтением рассказов Михаила Зощенко. И многими годами позже мы неоднократно хохотали до слез, слушая в его исполнении устные рассказы Ираклия Андроникова. Да и сейчас, например, на заседаниях кафедры, Тигран Абрамович, излагая высоким слогом серьезные вещи, нет-нет, да и подпустит что-нибудь вроде зощенковского «пущай»…

50–60-е годы, проведенные в ЦМШ в классе легендарного педагога А. С. Сумбатян и в Московской консерватории в классах Л. Н. Оборина и М. В. Мильмана, были приобщением к высочайшим художественным откровениям. Концертная жизнь пианиста началась с 1966 года: Т. Алиханов работал в Москонцерте, Бюро пропаганды советской музыки, Московской филармонии. Cольные концерты, выступления с симфоническими оркестрами в Москве, Санкт-Петербурге и других городах, гастроли за рубежом – в Австрии, Алжире, Венгрии, Греции, Италии, Испании, Нидерландах, США, Чехословакии, ЮАР – таковы будни артиста, наполненные трудом и вдохновением. Концерты пианиста в Малом зале консерватории приобретают характер монументальных полотен – достаточно привести в пример недавние бетховенские программы (фортепианные сонаты; десять скрипичных сонат в содружестве с Владимиром Ивановым)…

C 1971 года Т. Алиханов работает в Московской консерватории, в 1992-м становится профессором, возглавив кафедру камерного ансамбля и квартета, преподает и в Музыкальном училище (колледже) при МГК. В разные годы он участвует в жюри конкурсов в нашей стране и за ее пределами, проводит мастер-классы в Москве, других городах России, в Испании, США. Тигран Абрамович по своей индивидуальности испытывает глубокий интерес к новой музыке ХХ века. Не могу удержаться от предположения, что в этом проявляются отцовские «рациональные» гены, – возникает подлинный союз «лирики» и «физики», чувства и интеллекта – как на роду написано! Сочинения таких авторов, как А. Берг, П. Булез (его 3-я соната была исполнена в России впервые), Ж. Дурко, Дж. Кейдж, Дж. Крамб, Э. Денисов, А. Шнитке, Ю. Буцко, Г. Банщиков, Г. Фрид, составляют важную часть исполнительского «арсенала» музыканта. Отсюда – постоянное участие Алиханова в фестивале «Московская осень» и других, посвященных современной музыке.

Значительную часть концертной деятельности Т. Алиханова составляют ансамблевые выступления. Его партнерами в разные годы были Л. Белобрагина, В. Иванов, А. Любимов, А. Мельников, И. Монигетти, Н. Петров, В. Пикайзен, В. Сараджян, В. Тонха, В. Фейгин, М. Хомицер, А. Чеботарёва… Постоянным партнером является органистка Людмила Голуб. Он дружит и со струнными квартетами, а с одним из них связан буквально «родственными узами» – его сестра, замечательная скрипачка Евгения Алиханова возглавляет Московский квартет, с которым пианист выступал и в России, и в США.

Т. Алиханов многократно играл и с Квартетом имени Шостаковича, виолончелист которого – автор этих строк. В разные годы мы вместе исполняли фортепианные квинтеты Шостаковича, Шумана, Дворжака, Франка, Бородина, Большой секстет Глинки, Концерт для скрипки, фортепиано и струнного квартета Шоссона… Выступали мы и на «малой родине» Тиграна – в Доме ученых поселка Мозжинка, близ Звенигорода, где находится дача Алихановых, в свое время ставшая наградой государства прославленному академику.

В том памятном концерте (21 августа 1999 года) мы играли гениальный Квинтет Шумана. Зал был увешан портретами ученых – с одного из них, нарисованного в романтической манере, на нас смотрел Абрам Исаакович Алиханов. Своим присутствием нам оказали честь корифеи науки – академики В. А. Котельников и Н. Г. Басов (нобелевский лауреат!). После концерта эти необыкновенные люди искренне благодарили и поздравляли нас, а вокруг простиралась изумительной красоты природа: мозжинские горы спускались к глади Москвы-реки, неподалеку в вековом покое застыл Саввино-Сторожевский монастырь…

Следует ли говорить сегодня о каком-то подведении итогов? Думается, что нет. Музыкант находится в расцвете своего дарования, обогатившегося жизненной мудростью, он полон энергии и новых замыслов в творчестве и в общественной деятельности. Все мы – коллеги, друзья, почитатели таланта Тиграна Абрамовича – горячо, сердечно поздравляем его со славным юбилеем, желаем ему крепкого здоровья, творческого долголетия, новых свершений на ниве музыкального искусства!

Профессор А. А. Корчагин

№ 2 (1304), февраль 2013

14 февраля исполнилось бы 80 лет Андрею Михайловичу Волконскому (1933–2008). Выдающийся русский музыкант, князь и гражданин мира, каковым он сам себя считал, ссылаясь на Тургенева («Русский дворянин – гражданин мира»), А. Волконский оставил яркий след в музыкальной жизни Москвы. Хотя он родился в Женеве, в эмиграции, а скончался после реэмиграции в Экс-Провансе, важный период его жизни прошел именно на исторической родине (1947–1972), где ему довелось сформироваться как художнику и достичь зрелости Мастера.

Андрей Волконский – универсальный музыкант, он умел и мог многое. Как композитора его имя часто ассоциируется с понятием пионер советского авангарда. Он шел первопроходцем. Среди написанной им в ранние творческие годы музыки каждый знаток назовет такие циклы, как «Сюита зеркал» (1960) на слова Ф. Гарсиа Лорки, «Жалобы Щазы» (1962) на слова народной дагестанской поэтессы. Однако в одном из последних интервью уже во Франции он очертит причины ухода из этой области творчества: «Это было связано с осознанием кризиса авангарда – моментом, через который мы все прошли. Все – Сильвестров, Пярт, Мансурян и я – осознали, что находимся в какой-то мышеловке. Единственный, кто этого никогда не осознавал, – это Денисов, он продолжал. Даже Шнитке – вся эта история с полистилистикой – нездоровое явление, с моей точки зрения. Это тоже какой-то ответ на кризис».

Главным делом его жизни все-таки стало исполнительство, и прежде всего клавесин. Волконский с головой окунулся в старинную музыку, путь в которую оказался короче через понимание новейших, наисовременнейших исканий. Именно он создал и возглавил знаменитый ансамбль «Мадригал» (1965), распахнувший тогда перед слушателем поистине неизведанный материк. Вернувшись на Запад, музыкант увлеченно продолжал исполнительскую деятельность, а снижение композиторской активности получило с его стороны еще одно интересное, уже скорее социокультурное обоснование: «Естественно, что я могу сравнить условия, которые у меня были там, с западными. Главная разница заключалась в том, что там у меня была среда, которая меня поддерживала. Ее здесь нет. То, что была среда, которая меня поддерживала, – это тоже феномен советский. Мы как-то сплачивались, что ли».

Лауреат I премии Ксения Семенова (Россия)

При всей, казалось бы, естественной и ясной позиции неприятия советского бытия, завершившейся возвращением на Запад, Волконский никогда не занимался политикой, оставаясь художником, философом, мыслителем. И на вопрос о десидентах и десидентстве (слово, которое сам не любил и не принимал, предлагая говорить только об инакомыслии) он в том же позднем интервью заметил: «Я считал, что мое дело бороться музыкой, и уже играть на клавесине было в каком-то смысле идеологической диверсией». И для нашей страны он остается пионером в этой сфере, будучи тем, кто стоял у истоков российского клавесинного ренессанса.

В 2010 году Московская консерватория учредила и впервые провела Международный конкурс клавесинистов имени Андрея Волконского. Узнав о замысле, композитор буквально на пороге смерти успел поприветствовать этот по-своему революционный для отечественной музыкальной культуры шаг: «Рад был узнать, что клавесин перестал считаться в России экзотикой и стал полноправным инструментом. Все большая тяга публики к музыке более дальних эпох не случайна. Очевидно, что у людей в наше беспокойное время есть потребность в некотором равновесии. Поскольку мне выпала честь возродить игру на этом инструменте в России, я приветствую создание международного конкурса клавесинистов в Москве».

Лауреат II премии Юлия Агеева-Хесс (Эстония)

А с 27 января по 4 февраля 2013 года в стенах Московской консерватории состоялся уже II Международный конкурс клавесинистов имени Андрея Волконского. В нем приняли участие 25 молодых исполнителей из 13 стран: России, Великобритании, Венгрии, Италии, Колумбии, Латвии, Польши, Португалии, Украины, Франции, Эстонии, Японии. В жюри вошли признанные мастера: Патрик Айртон (Великобритания – Франция – Нидерланды), Вольфганг Глюкзам и Элизабет Жуайе (Австрия), Кетил Хаугсанд (Норвегия), Ольга Филиппова и Мария Успенская (Россия). Как и Первый, Второй конкурс возглавил его главный идеолог, профессор Московской консерватории Алексей Любимов.

Обладательница III премии и диплома за лучшее исполнение пьесы современного композитора Мария Лесовиченко и солисты оркестра «Pratum Integrum»

На пресс-конференции 30 января, где шел предметный разговор о прохождении состязаний, о результатах первого тура, присутствовавшие журналисты ощутили событие уже как само собой разумеющийся, естественный процесс. Разговор возник об инструментах, на которых играют участники: «Конкурс проходит на двух типах инструментов, которыми располагает консерватория, являющимися копиями аутентичных. Произведения английских верджиналистов, которые присутствуют в обязательной программе, ориентированы на более ранний тип инструментов, с несколько иной темперацией и манерой исполнения, соответствующей стилю XVII века. Также есть итальянские инструменты, купленные у нидерландского мастера» (Алексей Любимов). Речь шла и о содержательной стороне выступлений: «Этот конкурс стал для меня открытием; такого большого количества интерпретаций я еще нигде не слышал, они очень разные и аутентично самостоятельные, и это многообразие я всячески приветствую» (Вольфганг Глюкзам).

Лауреат III премии Анастасия Антонова (Россия)

К сожалению, не принес результата композиторский конкурс, проводимый в рамках клавесинного. Прекрасная современная традиция создания нового сочинения специально для исполнительского состязания в этот раз не была реализована: отборочное жюри ни одно из представленных произведений не признало соответствующим конкурсным требованиям, и в качестве обязательного современного сочинения для клавесина были выбраны… «Мертвые листья» (1980) Эдисона Денисова. Алексей Любимов по этому поводу заметил: «Музыки для клавесина в ХХ веке написано огромное количество, но не вся она пригодна для конкурса, так как в произведениях зачастую заключены различного рода манипуляции со струнами и клавишами, а это, в свою очередь, не может служить фактором, отражающим одаренность и исполнительское чутье участников. Современным композиторам были даны заказы на сочинение произведений для клавесинного конкурса, но результаты по-прежнему были неудовлетворительными. Возможно, на будущих конкурсах эта ситуация изменится»…

II Международный конкурс клавесинистов имени Андрея Волконского уже стал достоянием истории. И дорогим подарком к юбилею выдающегося русского музыканта, чьи творческие идеи дали и, будем надеяться, еще неоднократно дадут желанные всходы.

Профессор Т. А. Курышева
Фото Д. Рылова

№ 1 (1303), январь 2013

Оскар Фридт:

…Первая и незабываемая встреча с Виктором Карповичем произошла в марте 1990 годa на мастер-классе в Германии. Все участники были потрясены его поразительным трудолюбием: в течение двух недель oн работал со студентами с девяти часов утра до девяти вечера. Он полностью отдавал себя этим занятиям со студентами, совершенно себя не жалея. Потом, после уроков, он садился за рояль и еще три часа занимался сам. А ему тогда было уже 70 лет! Для нас это был высочайший пример рыцарского служения искусству, который запомнился на всю жизнь.

Когда Виктор Карпович подарил нам книгу своего учителя С. Е. Фейнберга «Пианизм как искусство», он вручил ее со словами: «В этой книге вы найдете глубочайшие мысли о музыке и жизни. Но на всех 500 ее страницах вы не встретите одной буквы – буквы “Я”». Этому принципу Виктор Карпович всегда следовал сам – ему была совершенно чужда самореклама.

Как-то раз Виктор Карпович пригласил нас к себе домой. В одной комнате на стене мы увидели фотографию человека в форме офицера. В ответ на наш вопрос «кто это?» он рассказал следующую историю. Однажды он получил от незнакомого офицера фотографию и письмо, в котором тот благодарил за то, что Виктор Карпович «спас ему жизнь». Оказалось, что этот офицер, решив покончить с собой, перед страшным поступком включил в гостинице радио. В этот момент транслировали «Лунную» сонату Бетховена в исполнении Викторa Карповичa. И музыка вернула отчаявшемуся человеку веру в жизнь, спасла в тяжелую минуту.

После одного из его концертов в Швейцарии он нам рассказал, что на протяжении всей жизни, даже в самые трудные ее минуты, его поддерживала надежда. Надежда – так он назвал и свою единственную, обожаемую дочку. Но даже после ее потери ему удалось сохранить несгибаемую волю к жизни. До последних дней он продолжал работу в консерватории, вкладывая все свои силы в то, чтобы поддерживать, как он сам говорил, «высокую роль классического искусства в оздоровлении общества». Именно эту силу он умел вложить и в музыку…

Джулияна Слепцова:

…Еще не будучи студенткой Виктора Карповича, я приходила к нему класс и слушала его уроки. Помню, как записывала в тетрадку пожелания Учителя. Именно тогда для меня открылось видение Виктором Карповичем Сонаты b-moll Шопена. Разбирая финал, он рассказывал о реке Лете, куда, по древнегреческой мифологии, погружались души умерших. Когда я представляла себе неторопливое течение этой реки и тайну, которая покрывала ее, мне становилось немного страшно. Виктор Карпович говорил, что в финале есть интонации всех частей сонаты, что он написан восьмыми, а значит, не должен исполняться бравурно и быстро. Впечатления после такого урока невозможно описать словами.

Мой Учитель открывал мне мир разных интересных образов, тонких переживаний – то, о чем я и не ведала. Он постоянно говорил, что музыкальная речь всегда живая. В ней есть знаки препинания, придающие особую выразительность: вопросительный знак, восклицательный, точка, запятая… При этом важно и дыхание, без которого невозможна любая речь. И только тогда можно передать слушателю смысл музыкального произведения. «Музыка должна разговаривать» – это хорошо известные нам, его ученикам, слова.

Учиться у Виктора Карповича было счастьем и радостью – удивительные уроки навеки останутся в моей памяти. Мудрость и духовная красота, благородство и чуткость Учителя восхищали меня, его исполнение вдохновляло, а сложная и достойная жизнь всегда была примером для подражания. Все, о чем говорил Виктор Карпович, – для меня как жемчужина. Думаю, что он был послан мне как утешение в этом мире. Для меня Виктор Карпович навсегда остался живым, только общение с ним уже внутри меня – там, где можно говорить о сокровенном и настоящем…

Вера Зырянова:

…Далеко не каждый педагог может похвастаться той теплой атмосферой, которая всегда царила в классе Виктора Карповича. Ученики его просто обожали, всегда с огромным желанием приходили к нему на занятия. 28 класс поистине стал для нас родным домом, двери которого всегда и для всех были открыты, а Виктор Карпович как радушный хозяин принимал многочисленных гостей. Самые разные люди посещали его уроки. Это были не только пианисты, но и музыканты других специальностей, студенты и выпускники, русские и иностранцы, учащиеся московских вузов и приезжие из других стран и городов. Все хотели познакомиться с выдающимся педагогом, послушать уроки мастера – и учащиеся, и давно уже сформировавшиеся и концертирующие пианисты. Любой желающий всегда мог и лично поучаствовать в творческом процессе, исполнив отдельное произведение или даже целую программу.

Виктор Карпович с удовольствием слушал всех и неустанно работал, давая ценнейшие советы и рекомендации. И все это было абсолютно бескорыстно, ни о каких вознаграждениях и речи никогда не шло. Все и всегда Виктор Карпович делал только во имя Музыки, думал только о духовных материях, жил только высокими идеалами. Он нес добро в этот мир, и люди к нему тянулись. Он подкупал своей простотой и удивительной скромностью, своим благородством и безграничной любовью к искусству, никогда не кичился своими званиями и наградами, со всеми и всегда был на равных. Виктор Карпович никогда не выбирал, кого брать в свой класс, не имел привычки делить музыкантов на «лучших» и «второсортных» – он всегда был готов заниматься абсолютно со всеми, вкладывая в пианистов свой бесценный опыт и мастерство.

В его характере на удивление гармонично сочетались, казалось бы, полярные черты: мягкость и воля, уступчивость и принципиальность, но одно в нашем любимом учителе оставалось неизменным – это бесконечная вера в нас, его учеников, и в свое дело. В классе и на концертах, при любых наших удачах и неудачах, после радостных побед и досадных промахов всегда чувствовалась огромная поддержка, которая вселяла уверенность, помогала верить в свои силы и никогда не позволяла падать духом.

Виктор Карпович занимался с каждым не «сколько должен», а сколько требовал рабочий процесс. Неизменно сидел за вторым роялем и всегда играл сам, был для нас ярким живым примером. Уроки никогда не ограничивались одной игрой: Виктор Карпович интересно и много рассказывал об исполняемых произведениях, о стилистических особенностях разных композиторов, об исполнителях и их трактовках. Он говорил о важнейших вещах, которые всегда пригодятся при исполнении самой разной музыки, прививал чувство меры и вкуса, помогал нам слышать себя со стороны.

С самого первого дня Виктор Карпович стал для нас родным. Помимо занятий, с ним всегда можно было поговорить на любые темы, прийти, поделиться, даже поплакать… Светлый человек, полный оптимизма. Та энергия, которая всегда исходила от него, та любовь, которой он, не скупясь, так щедро всех одаривал, наполняла душу таким теплом и счастьем, что все беды и неурядицы тут же отступали на второй план. И казалось, так будет всегда…

Ушел необыкновенный человек… Наша гордость, наша легенда, наша история… Поистине выдающийся пианист и педагог от Бога. Он всегда верил в нас и любил как собственных детей, и мы всю нашу жизнь будем любить его и помнить. Светлая память Виктору Карповичу Мержанову…

№ 1 (1303), январь 2013

20 декабря скончался Народный артист СССР, заведующий кафедрой специального фортепиано профессор Виктор Карпович Мержанов.

В. К. Мержанов – фигура историческая. Золотой медалист Московской консерватории (1941), он, едва вернувшись из армии, разделил на Всесоюзном конкурсе 1945 года I премию с Рихтером, но именно о Мержанове, и только о нем, Мясковский записал в дневнике «очень хорошо». Золтан Кодаи – кого только ни слышавший на своем веку! – писал после концерта Мержанова, что за всю жизнь не слыхал такой игры. А Фейнберг, учитель Виктора Карповича, написал, что мержановское исполнение Третьего концерта Рахманинова напоминает авторское. Вариации Паганини – Брамса в исполнении Мержанова высоко ценил Софроницкий.

На протяжении многих лет В. К. Мержанов широко концертировал во множестве стран, преподавал, работал в жюри самых крупных конкурсов, занимался разнообразной общественной деятельностью. Он удостоен множества почетных званий и наград, его ценили и ценят многие и многие слушатели и музыканты всего мира.

Но Виктор Карпович останется в истории не просто великолепным мастером-пианистом, высокоавторитетным профессором и музыкально-общественным деятелем. Ему выпал особый жребий: ни больше ни меньше, связать века – передать далеким поколениям непреходящее, в свое время воспринятое им самим. Будучи человеком высоких принципов, Виктор Карпович к тому же «помнил порядочных людей». Быть любимым учеником Фейнберга, пользоваться расположением Прокофьева и Мясковского, быть другом Гилельса, Ведерникова и Рихтера, попасть в шуточный палиндромон Софроницкого (и, разумеется, пользоваться также его расположением) – дорогого стоит! Сменяются поколения, государственное устройство, технические приспособления, начальники, мнения, суждения – почти весь строй жизни, – но музыка едина и всегда должна быть музыкой, музыкант в меру способностей должен стараться ей соответствовать, а человек – непременно оставаться человеком. В этом, по-моему, главный урок Виктора Карповича.

Еще один важнейший его урок: помнить. Без памяти нет культуры – азбучная истина. На протяжении всей жизни – вплоть до самого конца – Виктор Карпович не жалел сил ради того, чтобы наследие ушедших больших музыкантов не кануло в Лету, имена их не забылись, а правда торжествовала. Молодому поколению трудно представить себе, что такого рода усилия требовались даже для признания Рахманинова. Рахманиновский зал консерватории, Рахманиновское общество, конкурсы имени Рахманинова в разных городах и странах, памятники, музеи – во всем этом заслуги Виктора Карповича огромны. Неоценимы его усилия по восстановлению правды о Гилельсе, сохранению памяти о Ведерникове, о своем учителе Фейнберге.

Виктор Карпович прожил много лет, но все хотелось, чтобы он оставался с нами еще, подольше… Памятны его великолепные поздние концерты. А педагогическая работа длилась до последних дней жизни мастера. Репетиция к фейнберговскому вечеру в Малом зале (середина октября; моя последняя встреча с Виктором Карповичем)… Голос с балкона: «Не хватает дыханья! Нужно дышать! Музыка должна быть более выразительной, должна разговаривать!» Так, видимо, было все долгие годы его профессорства. Зайдешь, бывало, в 28 класс – Виктор Карпович (в который раз!) проходит Первый концерт Чайковского и участливо предостерегает студента: «Ты здесь crescendo не делай…» Трогательно. И как-то спокойно делалось на душе…

«Помедли, помедли…» Но вот пришел и его черед. Пробил час – не поспоришь. Нельзя не считать подарком судьбы то, что такой человек жил среди нас. А то, что Виктор Карпович до последних дней оставался в строю действующих музыкантов, можно без колебаний назвать подвигом. Несомненно, ему суждена долгая благодарная память. Но сейчас – горько.

Михаил Лидский

№ 1 (1303), январь 2013

Рахманиновский зал уже дважды принял «пациентов» – посетителей абонементного проекта Musical Medical Service («музыкальная скорая помощь»). Хотя идея целебной силы музыки не нова, серия концертов Musical Medical Service стартовала в консерватории впервые. Концерты-акции ансамбля ударных инструментов Марка Пекарского с эпатирующими названиями – «Врачевание металлом», «Исцеление через ритуал», «Лечение путешествиями» и «Целебная сила игры» – призваны погрузить публику в состояние целительного транса.

Первый сеанс – «Врачевание металлом» – прошел 12 октября. «Музыкант-лекарь» Марк Пекарский обратился к идее врачевания металлом неслучайно: многие врачи и физики обращают внимание на то, что ритмические партии ударных невольно приводят в движение и наши мышцы (постукивания, щелчки и даже пританцовывания нередко можно отметить у слушателей). Ведь сердцебиение, дыхание, моторика – все эти процессы подчинены ритму. Потому и ритм ударных обладает скрытой силой: «Возможности металла безграничны! Он может исцелять, но… в недобрых руках способен убить!»– шутливо продекламировал Пекарский, вспомнив эпизод в аэропорту, где сковороду сочли опасным оружием.

«Врачевание» началось буквально с порога. Присутствующие не успели прочесть программки, как ансамбль погрузил их в транс: маэстро Пекарский без привычных объявлений и представлений начал свой магический концерт. Благодаря такому внезапному погружению даже побочные шумы (скрип стульев, кашель, начинающийся дождь) оказались вовлечены в музыкальный процесс.

Первая пьеса Джона Лютера Адамса под названием «…и вспомнились колокола…» (2005) действительно напоминала звон колоколов и перекличку инструментов разной высоты и тембра. Она оборвалась так же внезапно, как началась (подобно многоточиям в ее названии), и слушатели, будто загипнотизированные, даже запоздали с аплодисментами. Зато следующий номер – сочинение великого Кейджа – буквально взбудоражил зал! Хотя центральное положение на сцене занимал рояль (который якобы не вписывался в «металлические» рамки), даже профессиональный слух едва различал его «до боли знакомый» тембр среди ударно-шумовой массы. Музыкальный авангард уже привык к трактовке рояля как ударного инструмента: заклинательные остинатные ритмы, зловеще-низкий регистр напоминали грохот большого барабана. Казалось, что мощная звуковая лавина вот-вот вырвется за пределы четырехстенного пространства. Здесь-то публика и проснулась, а вместе с ней, надо думать, и вся мышечная система! Бурные овации зафиксировали несомненный оздоровительный эффект.

В завершение первого отделения прозвучал «Мадригал в металле» (1993) Александра Раскатова. Игра ансамбля Пекарского известна своей театральностью – маэстро, на время отложивший дирижерскую палочку, творил музыку изящными жестами, напоминая выступление мима. На сцене появился новый ударный персонаж, напоминающий хрустальную люстру. Лишь в антракте зрителям приоткрылась тайна: то были развевающиеся под действием вентилятора бумажные пластинки. А чарующие звуки вибрафона обманывали публику, которая тщетно искала глазами поющий хор. Антракт превратился в интерактивную экскурсию, где каждый желающий мог рассмотреть висевшие гонги, «люстры» и сковородки с подписанными звуками-высотами. Особо любознательным даже довелось поиграть на них…

Второе отделение концерта было не менее захватывающим. К терапевтическим эффектам ударных добавился танец – лучшее лекарство! То был «Танец в металле в честь Джона Кейджа» (1986) Николая Корндорфа. Исполнитель-солист появился неожиданно и эффектно: костюм с изумрудного цвета мантией и сложной звенящей конструкцией в виде конуса на голове сразу привлек внимание публики. «Танцевало» все: исполнитель с его резкими и плавными движениями, с ловкими перемещениями от инструмента к инструменту; звук, распространявшийся по залу; инструменты, которые под воздействием удара еще долго раскачивались и вибрировали, оставляя мощное «послевкусие»… Это был поистине ударный апофеоз: звучащие гонги, колокола, сковороды, падающие на пол палочки и даже сам исполнитель в звенящем одеянии (звучащее тело) – все превратилось в один ударный инструмент!

Две заключительные пьесы были восприняты не столь эмоционально. Мерцающие «Лучи далеких звезд в искривленном пространстве» (1989) Э. Денисова разрядили обстановку, дав залу небольшую передышку. А финальный номер программы – «С колоколен и гор» (1901) Чарльза Айвза – оправдал свое название появлением на галерке трубача и тромбониста, словно возвестивших свыше гимн здоровью и чудодейственной силе музыки.

На «Исцеление через ритуал» 6 декабря «пациенты» явились в заметно меньшем количестве: сказывалось начало предновогоднего сезона. Но более камерная обстановка лишь способствовала интерактивному общению исполнителей с публикой (по принципу «туда-обратно», как выразился сам маэстро) – целебные шумы в прямом смысле слова достучались до каждого слушателя. Марк Пекарский сопроводил действо весьма познавательной информацией: «исцеление» проходило в день 30-летия (!) со дня первого концерта Ансамбля ударных инструментов. Программа концерта была составлена по принципу нарастания «ритуального экстаза».

Все первое отделение было отдано «Странному и священному шуму» Джона Лютера Адамса. Шесть пьес для квартета исполнителей явно держали слушателей в «ежовых рукавицах» – поистине странные шумы, что называется музыка не для слабонервных, длились около часа. Казавшийся бесконечным квартет малых барабанов сменился четырьмя там-тамами («Уединенные и разрушающие время волны»), расположенными по периметру сцены, благодаря чему возник известный эффект 3D (а в нашем случае – 4!). В легких касаниях пластин четырех гонгов слышались призраки вокальных голосов. Вой четырех сирен в пьесе «Триадические итерационные решетки» возвестил долгожданную скорую помощь.

Второе отделение открыли «Заклинания» Вячеслава Артемова. Как заметил Альфред Шнитке, музыка Артемова – «будто не сочиненная автором, но где-то реально бытующая и подслушанная им, воскрешенная его “внеиндивидуальной” генетической памятью». Действительно, казалось, что выдуманные магические заклинания постепенно кристаллизуются, слог за слогом собираются в отдельные, будто по-русски звучащие слова! Певица Алиса Гицба (сопрано) блестяще справилась с вокально-фонетической задачей, а вот удары в «меховой» гонг, казалось, мешали солистке, ее старательному «выговариванию» заветных звуков – многообещающий замах над гонгом завершался легким, женственным прикосновением (недаром в коллективе Пекарского одни мужчины – тут сила нужна!)

В заключение прозвучала «Юбиляция» Софии Губайдулиной, написанная, кстати, ко дню рождения самого Марка Пекарского. Композитор так охарактеризовала свое творение: «…действо напоминает экстатический ритуальный танец на фоне жуткого колокольного звона. Это метафора раба с цепью на шее, который с фанатическим энтузиазмом радуется своему рабству». Роль «раба» Пекарскому, с его властными дирижерскими жестами, едва ли удалась, а вот фанатизм и неиссякаемый творческий энтузиазм – не покидали Маэстро!

Курс исцеления в Новом году продолжится – в феврале и апреле ожидаются еще два вечерних сеанса с оздоровительным эффектом. Непременно рекомендуем к посещению!

Анна Филиппова,
студентка ИТФ

№ 1 (1303), январь 2013

Известие о кончине профессора Марины Луарсабовны Яшвили мы, друзья и почитатели ее таланта, получили на очередном, уже 38-м, Международном музыкальном мастер-классе им. Зенона Бжевского. В течение 12 лет, с 1989 по 2001 год, она ежегодно приезжала в город Ланьцут, чтобы поделиться с молодыми музыкантами своими глубокими знаниями и очаровать нас своим волшебным исполнительским мастерством.

Сразу после получения этого прискорбного известия мы организовали в Большом зале Замка г. Ланьцут концерт, посвященный памяти Марины Яшвили – многолетнего педагога нашего мастер-класса. Вспоминали ее замечательные концерты, во время которых даже птицы, околдованные ее мастерством, садились ей на плечи во время выступления.

Она была для нас не только Великим Мастером скрипки – каждый, кто имел возможность с ней встретиться, хранит в памяти воспоминание о ней, как об обаятельном человеке, о выдающейся Артистке и преданном Друге. Общаясь с Мариной Луарсабовной, мы ощущали, что имеем дело с ярким представителем пантеона мирового искусства. Такой она останется в нашей благодарной памяти, такой мы ее сохраним в наших сердцах, о такой мы будем всегда говорить.

Трудно выразить скорбь и боль после смерти замечательной артистки, многие годы связанной с Польшей. Хотя и ушел Человек, но среди нас, живущих, будет присутствовать Артист – на все времена существования высокого искусства.

Кжыштоф Щепаняк, председатель Общества международных
музыкальных мастер-классов им. Зенона Бжевского

Марина Яшвили была тесно связана с Международными конкурсами им. Генриха Венявского – скрипичным и скрипичных мастеров. Она многократно заседала в жюри, а ранее была лауреатом одного из них, организованного в послевоенной Познани в 1952 году. Тогда она заняла третье место. Несколько раз Марина Яшвили давала концерты для польских меломанов.

С профессором Мариной Яшвили мы обсуждали программы скрипичных конкурсов. Она давала советы при издании всех произведений Генриха Венявского, принимала участие в организованных нами симпозиумах скрипичных мастеров и в конференциях, посвященных исполнительской практике.

В 2006 году, во время XIII Международного скрипичного конкурса им. Г. Венявского, вместе с Идой Гендель (лауреат I конкурса) и Вандой Вилкомирской она участвовала в торжественном присвоении аэропорту Познани имени Генриха Венявского.

В нашей памяти навсегда Марина Яшвили осталась преисполненной теплоты и доброжелательности, всегда с улыбкой на устах, верной своему призванию и всегда готовой бескорыстно передавать свои знания молодым поколениям. В антологии концертов наших лауреатов есть ее записи, которые приобретают теперь все большее значение. Общему собранию будет направлено предложение о присвоении профессору Марине Яшвили звания Почетного члена Музыкального общества им. Г. Венявского (посмертно).

Анджей Ваитуский,
директор Международных конкурсов им. Г. Венявского