БЕСПРИСТРАСТНЫЙ ЛЕТОПИСЕЦ
№6 (1389), сентябрь 2022 года
Дневниковые записи Сергея Васильевича Евсеева (1894–1956), опубликованные совсем недавно Московской консерваторией – документ большой исторической важности. В этих заметках живо запечатлена история Московской консерватории и художественная жизнь столицы на протяжении 20 лет – с 1922 по 1941 годы.
Многие музыканты (не только молодые), если и помнят имя Евсеева, то лишь как одного из авторов известного, так называемого «бригадного» учебника по гармонии, вышедшего впервые в 1930-е годы. Но знать о нем только это, значит, знать слишком мало. В юности Евсеев учился теории музыки и композиции у С.И. Танеева и Г.Л. Катуара, игре на фортепиано – у Н.К. Метнера и А.Б. Гольденвейзера, в итоге окончив Консерваторию по двум специальностям. Одновременно с этим он прошел курс обучения на юридическом факультете Московского университета. Такие большие способности и столь широкое образование сформировали уникальную личность музыканта, блестяще разбиравшегося в различных вопросах, формулировавшего свои мысли предельно ясно и точно. Все это придает его дневнику необычайную ценность. В сферу внимания Евсеева попадают самые разные события, относящиеся и к жизни Консерватории (особенно ее историко-теоретические кафедры), и к работе композиторских творческих организаций, и к сфере деятельности филармонии, оперных, а также драматических театров, и к области кино, и, не в последнюю очередь, к проблемам собственного композиторского творчества.
Немало занимали Евсеева вопросы исполнительского искусства, отчего он постоянно посещал (и кратко рецензировал в дневнике) выступления выдающихся советских и зарубежных артистов – пианистов, дирижеров, скрипачей, вокалистов… Такая «стереофоничность звучания» записок обусловливает их огромное и неоспоримое значение.
Особенную ценность разнообразным наблюдениям Евсеева придает его устойчивая центристская творческая позиция. В качестве композитора он представлял собой как бы «золотую середину» и находился между радикально настроенными художниками и композиторами-традиционалистами, академистами. Будучи музыковедом, он стремился серьезно вникнуть в доводы сторонников различных новых теорий и уяснить для себя не только их позитивные моменты, но и уязвимые стороны, содержащиеся, например, во взглядах, как он называл, «киевских ладо-ритмистов» (приехавших из Киева Б.Л. Яворского, автора теории ладового ритма, и его сторонников).
Как исполнитель-пианист (и невольно – музыкальный критик) он также занимал промежуточную позицию между артистами ярко романтического плана, как Альфред Корто или Владимир Софроницкий, и художниками классицистко-академического толка (Гольденвейзер и стилистически близкие ему инструменталисты), отдавая должное представителям и того, и другого направления.
Такой широкий взгляд и позиция равноудаленности от противостоящих творческих «партий» при наличии собственного мнения сообщает суждениям Евсеева редкостную взвешенность и объективность, что необычайно важно для осмысления событий столь сложного и противоречивого времени. Привлекает независимый и нередко критический взгляд музыканта, всегда аргументированный и доброжелательный, на сочинения самых разных композиторов, включая Мясковского, Прокофьева, Шостаковича, и выступления самых знаменитых исполнителей.
Дневниковые записки Евсеева можно поставить (с понятными оговорками) в ряд с дневниками С.И. Танеева, А.Б. Гольденвейзера (последние опубликованы лишь частично) или с «Летописью жизни и творчества» В.И. Сафонова и собранием его писем. Известно, что публикация любых исторических документов неизбежно упирается в необходимость создания серьезного научного комментария. Дело это необычайно трудное и хлопотное, за которое редко кто берется. В данном случае эта тяжелая задача была блестяще решена редактором-составителем записок – доцентом кафедры теории музыки, старшим научным сотрудником института искусствознания Олесей Анатольевной Бобрик (при участии Г.А. Моисеева).
О.А. Бобрик выступает если и не как соавтор книги, то в немалой степени как ассистент Евсеева, поясняя и конкретизируя многие его мысли и помещая их в историко-культурный контекст с помощью многочисленных комментариев и вставок. Таких примечаний свыше тысячи (!), причем ни одно из них нельзя назвать лишним. Государственных и общественных организаций, в рамках которых ведется повествование, насчитывается 125 (!), о чем свидетельствует составленный редактором список их сокращенных названий. Нередко примечания составителя занимают половину страницы, и оба текста идут параллельно, создавая единый информационный поток. К характеристике творческого и человеческого облика Евсеева привлечены, в частности, материалы из неопубликованных дневников Гольденвейзера, неизменно высоко оценивавшего композиторскую деятельность своего консерваторского ученика.
Всю эту огромную изыскательскую работу редактора-составителя нельзя квалифицировать иначе как образцовую. Необходимо, конечно, сказать и о том, сколько душевных сил отдала данному изданию внучка Сергея Васильевича – Марина Сергеевна Евсеева, профессор межфакультетской кафедры фортепиано, некоторые коллеги и ученики которой (и, разумеется, прежде всего, она сама) неустанно исполняют сочинения Евсеева. Содержательное интервью с ней удачно венчает публикацию дневника ее деда.
Замечательно, что в книге собственно текст дневниковых записей Евсеева дополнительно обогащен публикуемыми рядом высказываниями выдающихся современников по тем же самым творческим поводам. Чрезвычайно интересны и поучительны, например, параллельно приводимые рецензии других критиков на те же концерты, о которых писал музыкант. Так, впечатления Евсеева от концерта Г.Г. Нейгауза дополнены рецензией Г.М. Когана на тот же самый концерт; или наблюдения Евсеева о выступлении другого артиста оттенены фрагментом статьи А.Б. Гольденвейзера по тому же случаю и т. д. Такое обогащение оригинала, особенно в части рассмотрения концертов, можно только приветствовать.
Публикация записок Евсеева, несомненно, вызовет интерес у разных читателей – прежде всего, специалистов-музыковедов и культурологов. Автор дневника, преподававший музыкально-теоретические дисциплины, живо описывает творческие (и не только) «баталии» 1920–1930-х годов представителей противоборствующих музыковедческих «лагерей». К примеру, в мае 1931 года он откровенно пишет, что «изучение теории ладового ритма проходит в необычайно резкой форме, в сумасшедшей критической возбудимости и горячности, вплоть до морального, научно-теоретического “мордобоя”». По стилю изложения видно, что автора дневника выводит из себя ситуация, когда некоторые его коллеги, совсем недавно всячески поддерживавшие и пропагандировавшие данную теорию и «получившие благодаря этому хорошие места в МГК и других учебных заведениях», теперь «повернулись или повертываются спиной и задницей к этой теории, стараются доказать, что в будущем музыкознании эта теория не останется и бледной тенью».
Дом-музей П.И. Чайковского в Клину. 18 июня 1940 года
Весьма много нового и поучительного почерпнут из дневниковых записей Евсеева и исполнители разных специальностей. Дело в том, что в объемной записной книжке Евсеева – не только музыковеда-теоретика и плодовитого композитора, но и превосходного пианиста, с успехом выступавшего в концертах со своими сочинениями, – много внимания уделено освещению выступлений в Москве выдающихся советских и зарубежных артистов. В мини-рецензиях Евсеева на выступления исполнителей непринужденно и беспристрастно воссоздается многообразная стилевая панорама концертной жизни той поры.
Зафиксированные впечатления и профессиональные суждения автора записок добавляют новые штрихи в характеристику манеры игры выдающихся артистов, обогащают источниковедческую базу истории и теории исполнительского искусства. Иногда они вносят и некоторые разъясняющие моменты в острые творческие столкновения корифеев отечественного искусства той поры. Известен конфликт Гольденвейзера и Нейгауза в связи с итогами Третьего Международного конкурса пианистов им. Шопена в Варшаве (1937). Тогда первый из упомянутых публично обвинил второго (участвовавшего в судействе) в сговоре с некоторыми членами жюри с целью не дать первую премию его ученице Розе Тамаркиной, а присудить ее Якову Заку, ученику Нейгауза. Ярко романтический стиль пианистки, непосредственность и открытость высказывания, большой эмоциональный размах и накал игры делали Тамаркину, как полагало большинство соотечественников, явной фавориткой состязания, но победу одержал более уравновешенный, утонченный, более классичный по исполнительскому стилю Зак. Таковы в общем были вкусы ведущих польских музыкантов (не случайно, что и в 1927 году победил Оборин, в искусстве которого всегда были сильны «классицизирующие», по терминологии К.-А. Мартинсена, моменты).
А вот мнение Евсеева, зафиксированное в записной книжке 19 апреля 1937 года после концерта лауреатов этого конкурса: «Разумеется, самым зрелым из них нужно признать Зака – блестящий мастер фортепиано и настоящий, тонкий, весьма культурный художник и поэт; у него особенно очаровательное piano. <…> У Тамаркиной в музыкальном смысле нужно отметить огромную волю, темперамент, так сказать, большое дыхание всего исполнения и, как минус, небольшую форсировку звука; поэтому Шопен у нее должен выйти не так удачно, как Лист, где ее виртуозно-эстрадные особенности должны найти полное приложение». Показательно, что это написано воспитанником Гольденвейзера и человеком, хорошо знавшим об указанном скандале. И этот факт свидетельствует о том, что ученик проявил принципиальность и не согласился с мнением учителя, подтвердив тем самым (правда, не публично) справедливость решения жюри конкурса и сняв, таким образом, обвинения в адрес Нейгауза.
Нелицеприятность и, судя по всему, справедливость критики Евсеевым игры выдающихся пианистов касалась в разное время и Гольденвейзера, и Нейгауза, и Гилельса и других. Мысли Евсеева по этим поводам весьма интересны, поучительны и злободневны. Можно было бы из фрагментов его дневника составить сборник «С.В. Евсеев об исполнительском искусстве»…
Укажем еще, что С.В. Евсеев был потрясающим преподавателем, лекциями которого заслушивались студенты-пианисты. М.А. Смирнов восхищался: «Свой предмет – гармонию – он так одухотворял, что показы за инструментом приобретали чуть ли не зримый образ». В.К. Мержанов, статью которого о Пятой сонате Скрябина ему помогал усовершенствовать Евсеев, писал о нем в своих воспоминаниях: «Замечательный музыкант, ученый, исследователь русской музыки, человек редкой духовной красоты – вот кем был профессор Сергей Васильевич Евсеев».
Нельзя не сказать в заключение об идеальном справочном и полиграфическом оформлении книги. Здесь и список сочинений Евсеева, и указатель имен (около полутора тысяч фамилий!), и высокого качества цветные иллюстрации, и твердая обложка, и разнообразные шрифты. В это и другие подобные масштабные издания сотрудниками редакционно-издательского отдела вуза вложено много сил и души.
Несомненно, что столь достойной публикацией дневника С.В. Евсеева Консерватория почтила память одного из самых выдающихся ее представителей.
Профессор А.М. Меркулов
В последние годы жизни Лев Николаевич Наумов курировал проект создания звучащих хрестоматий для учащихся детских музыкальных школ. Актуальность и значимость этой идеи трудно переоценить. Ее, наконец, удалось блестяще осуществить в год 90-летия со дня рождения Мастера его консерваторским воспитанникам – Даниилу Копылову, Алексею Кудряшеву и Вере Кравцовой при содействии студии звукозаписи ЦМШ.
Опытные педагоги не только предварительно проигрывают учащемуся задаваемые произведения, но и разбирают их вместе с учеником в классе. Однако такой подход встречается крайне редко. Чаще воспитанник на многие часы обречен оставаться один на один с нотным текстом. А тут роль внимательного наставника, постоянно снабжающего ученика надежным «камертоном» исполнения, выполняют прилагаемые к нотам звукозаписи.
31 марта 2005 года от нас ушел замечательный музыкант, пианист и педагог Павел Валерианович Месснер.
В начале октября в Музее им. Н. Г. Рубинштейна в цикле «Выдающиеся деятели фортепианного факультета» прошло первое в этом сезоне музыкальное собрание, посвященное памяти Алексея Алексеевича Чичкина (1904–1963) — выдающегося пианиста, педагога, методиста, организатора. С воспоминаниями о замечательном музыканте, человеке трудной судьбы, выступили проф. В. К. Мержанов, проф. Ю. А. Туркина, проф. А. В. Самонов, доц. П. В. Лобанов, режиссер А. С. Днепров, Г. И. Нафтиков, Н. Н. Рождественская (Павлова), сын А. А. Чичкина — журналист А. А. Чичкин. В собрании было впервые продемонстрировано исполнение Чичкиным «Чаконы» Баха-Бузони в записи 1947 года, отреставрированной в Лаборатории звукозаписи Московской консерватории — том подразделении, которым, что глубоко символично, руководил в 1944–1953 годах сам Чичкин.