№4 (1369), апрель 2020

В Зеркальном зале Государственного института искусствознания в декабре ушедшего года состоялась презентация книги профессора Ларисы Валентиновны Кириллиной «Театральное призвание Георга Фридриха Генделя» и заключительных выпусков «Музыкально-исторического наследия Ромена Роллана» под ее же редакцией. Дата презентации была выбрана вовсе не случайно: 16 декабря – день рождения Людвига ван Бетховена – праздник для всего человечества.

Затем разговор перешел на обсуждение «Музыкально-исторического наследия Ромена Роллана», первый том которого вышел еще в 1986 году. Изначально его научным редактором была В.Н. Брянцева, тонкий знаток французской культуры, но на пятом выпуске серия, к сожалению, оборвалась. И только сейчас, при финансовой поддержке Леонида Тумаринсона, последние три тома увидели свет в издательстве «Центр гуманитарных инициатив».

Со времени первых публикаций Роллана прошло много времени, в печать вышли письма и разговорные тетради Бетховена, полное собрание его сочинений и новый двухтомный указатель его произведений. Все это требовало дополнительного исследовательского и источниковедческого комментария к переводу французского классика. Этот труд был выполнен Л Кириллиной. Л. Тумаринсон подчеркнул, что решился на возобновление выпусков, только заручившись поддержкой Ларисы Валентиновны – «исследователя, работающего на очень высоком уровне».

В предисловии заключительного тома Лариса Валентиновна написала: «Книги Роллана о Бетховене –явление уникальное. Они высвечивают не только творческий и человеческий портрет великого композитора, но и личность самого Роллана – яркого беллетриста, мыслящего зачастую поэтическими метафорами, тонкого музыканта, чутко слышащего и любовно смакующего все детали бетховенских партитур, начитанного знатока всей европейской культуры, предполагающего в потенциальном читателе равного себе собеседника. И хотя во многом эти тексты принадлежат своей эпохе, их смысловая и эмоциональная насыщенность способна увлечь и читателей нашего времени». Оригинальный французский текст был переведен усилиями М.А. Акимовой и Н.В. Кисловой, также присутствовавших в зале.

В заключение вечер украсил небольшой концерт. Сначала выступила известная молодая певица Мария Остроухова. Под аккомпанемент Анны Арзамановой она спела две арии Генделя: Ариоданта из его одноименной оперы и плач Альмирены из оперы «Ринальдо». Затем пианистка Мария Двоскина исполнила очень сложную программу, состоявшую из Вариаций B-dur и Е-dur Генделя, «К далекой возлюбленной» Бетховена – Листа и Сонаты Бетховена, op. 109.

Несмотря на дождь, публики в зале было много, и слушатели насладились блестящим мастерством исполнителей. Яркий, насыщенный голос певицы и строгая, умная и в высшей степени профессиональная интерпретация М. Двоскиной утвердили изначально заданную высокую планку вечера.

Валерия Лосевичева, студентка ИТФ

№4 (1369), апрель 2020

С 5 по 7 марта Московская консерватория принимала значимого гостя – Раймундо Перейру Мартинеса, певчего Сикстинской капеллы в Ватикане. Построенный в эпоху Высокого Возрождения во времена папы Сикста IV, этот величественный храм занимает особое место в католической культуре современной Италии. Он бережно хранит многовековые европейские церковные традиции, являясь центром конклавов (соборов католических кардиналов для избрания Пап), а также славится на весь мир своим хором. На протяжении трех дней маэстро учил искусству canto gregoriano всех желающих, посвящая своим подопечным от двух до трех часов в день.

Практический мастер-класс назывался «Григорианский хорал глазами певчего. На примере Второго воскресенья Великого поста». Его первый день был ознаменован теплой встречей Раймундо Перейра Мартинеса и профессора Ю.В. Москвы в рахманиновском конференц-зале. Юлия Викторовна произнесла вступительное слово, представив слушателям маэстро, а также лично поприветствовала гостя на итальянском языке. В качестве переводчика на протяжении всех трех дней выступала преподаватель Консерватории Е.С. Дубравская.

В начале мероприятия Раймундо произнес небольшую вступительную речь на русском (!) языке. Маэстро отметил, что нынешняя встреча посвящена профессору Папского института духовной музыки, легендарному учителю – Нино Альбороза, в числе учеников которого был и он сам. Раймундо также не забыл поблагодарить и организаторов мастер-класса – Ю.В. Москву и Е.С. Дубравскую, а также ректора Московской консерватории профессора А.С. Соколова за возможность проведения такого замечательного мероприятия. Венцом работы маэстро стали две мессы в церкви св. Людовика на Малой Лубянке – вечерняя  и дневная.

Первый день мастер-класса был наиболее содержательным, поскольку Раймундо поставил задачу не только объяснить и показать некоторые основы григорианского пения, разобрать четыре песнопения, но и озвучить ряд вопросов, связанных с практикой григорианского хорала. Неоднократно Раймундо отмечал, что экономность усилий и плавность перехода одного звука в другой – основные качества григорианского пения.

После сугубо научной сессии маэстро приступил к разборам песнопений. Надо сказать, что совсем небольшой корпус нот, который требовалось принести на мастер-класс, ближе к событию увеличился примерно втрое. Таким образом, сумма музыкальных текстов составила полную мессу с проприем. Однако, поскольку новые ноты были размещены за два дня до события, подавляющая часть слушателей узнала об обогащении репертуара на самом мастер-классе. В итоге старинные ноты в квадратной нотации пелись с листа. Это слегка затрудняло восприятие традиции. Маэстро прекрасно это понимал, а оттого разбор одного песнопения мог занимать от 10 до 40 минут мастер-класса.

В этот день были озвучены основные технические моменты canto gregoriano. Преимущественно они познавались на песнопении интроита Tibi dixit cor meum («Сердце мое говорит от Тебя»). Это – легкость, легатность, мягкость и внимательное слушание хора. Маэстро также разобрал и более легкие Kyrie, Sanctus и Agnus Dei. Последние песнопения на прозвучавшей впоследствии мессе пелись антифонно: женский и мужской хоры попеременно. Каждое из песнопений подвергалось обстоятельному разучиванию.

Часто после одного спетого отрывка маэстро осведомлялся: «Volontario?» – и особо удачливые (или неудачливые) выходили к маэстро исполнять только что разученный отрывок. Удивительно и необычно было наблюдать, как современные вокальные приемы действовали на столь отдаленную от нас по времени традицию! В той или иной степени все участники мастер-класса за три дня побывали в роли «волонтеров» и пронесли это вплоть до самой мессы.

• 

Второй день начался так, как будто после первого дня прошло немногим более двух часов. Маэстро попросил всех присутствующих встать и глубоко подышать (по-вокальному, животом). После чего нас попросили открыть тракт Commovisti Domine terram («Ты потряс землю»). Это песнопение отличалось необыкновенным количеством мелизматики. Естественно, маэстро потребовалось больше усилий, чтобы добиться по возможности плавного и непринужденного исполнения.

Богатство мелизматики обеспечило маэстро возможность углубиться в детали исполнения – в характер невменных начертаний и особенности их толкования. На этом примере слушатели полностью прониклись тем характером пения, который древние называли cantus planus – «плавное пение». Богатые мелизмы требовали максимальной легатности, в силу чего маэстро пришлось добиваться и гибкости исполнения, и чистоты интонации. Следующий за хоровой частью сольный псалом был личным solo маэстро, в котором он продемонстрировал весь накопленный за многие годы опыт.

После непростого начала участники перешли к более легким песнопениям, которые не удалось разобрать в первый день: это причастный и возгласительный антифоны, 122 псалом Miserere nostri, Domine («Помилуй нас, Господи») и потрясающий по своему светлому и радостному настроению гимн Ave, Regina caelorum («Радуйся, Царица Небесная»). Особенно запомнился проникновенный причастный антифон Parce Domine («Пощади, Господи, [народ твой]»).

Весь второй день был посвящен доразбору песнопений для готовящейся мессы. При возникающих проблемах маэстро скорее повторял уже сказанное, нежели говорил что-то новое. Закрепление изученного проходило в третий день. Новоиспеченные певчие под руководством маэстро дорабатывали последние штрихи и устанавливали окончательный состав солистов (в роли солиста оказалась и автор этих строк). В итоге на обе службы собралась небольшая схола из 10 человек, но, надо отметить, – самые талантливые.

По окончанию мастер-класса до службы оставалось менее двух часов, так что все отправились сначала перекусить, а затем и в сам храм. Субботней службой руководил отец Фернандо, воскресной – настоятель храма, отец Игорь Кавалевский. Безусловным подарком храма было исполнение воскресной службы на трех языках – латинском, русском и итальянском. Служба проходила в необыкновенно теплой атмосфере, гостей-консерваторцев провожали аплодисментами и словами благодарности. Музыканты выражали почтение маэстро и уже ожидали его возвращения в нашу столицу.

Такое необыкновенное чувство единения и равенства всех способно создавать лишь настоящее искусство и мастерство. В тексте интроита Второго воскресенья Великого Поста говорится: Tibi dixit cor meum quaesivi vultum tuum, Domine, requiram… («Сердце мое говорит от Тебя: “Ищите лица Моего”; и я буду искать лица Твоего, Господи»). Искать Лицо Бога – означает искать совершенство. Пусть в этот раз поиск совершенства был не столь легким, но это был тот первый шаг, который важнее всех последующих. Будем же ожидать возвращения маэстро и нового совместного поиска лица Божия.

Екатерина Савельева, студентка ИТФ

Фото Дениса Рылова

№3 (1368), март 2020

…В освещенном портале появляется одинокая фигура правителя Всея Руси: шапка Мономаха тяжела, ее надо не просто удержать, но и подчинить своей воле всех: бояр, солдат, простой люд. Он, прихрамывая, медленно спускается по высокой лестнице – все ближе и ближе, словно пересекая границы времени и пространства. А вокруг него – жизнь, певцы хора, одетые в серые балахонистые рубахи, выстроились по бокам на ступенях амфитеатра. «Вышгород, собирайся, новый князь, окончательный, собирайся народ, князь из Киева зовет» – толпа бурлит, волнуется на авансцене, и охрана в кольчугах пытается сдержать натиск толпы…

В Москве и в Сочи прошли премьерные показы новой оперы Александра Чайковского «Сказание о Борисе и Глебе, братьях их Ярославе Мудром и Святополке Окаянном, о лихих разбойниках и добром народе русском». Чтобы писать оперу на исторический сюжет, тем более на такой древний, нужна творческая смелость и живой интерес к теме. Но Александру Чайковскому – ни смелости, ни тем более опыта не занимать. Из композиторов нашего времени его, пожалуй, единственного можно сравнить с классиками прошлого – у него в активе уже три исторические оперы (в 2011-м он создал «Легенду о граде Ельце, деве Марии и Тамерлане», а в 2019-м – оперу «Ермак»), а еще – оратории «Государево дело» (2013) к 400-летию Дома Романовых и «Слово о полку Игореве» (2018). 

Когда А. Чайковский берется за подобную тему, то ему важно найти ниточку, связывающую «дела давно минувших дней» с современностью. Как правило – это прием ретроспекции, герои сегодняшнего дня перелистывают страницы прошлого, переживая его вновь вместе с действующими персонажами. В «Сказании о Борисе и Глебе» все немножко по-другому.

Сюжет, описанный в XII веке Нестором-летописцем, сам по себе оказался острым и проецируемым на нашу действительность. Политические дрязги, подставы и убийства – этой тематикой забиты новостные ленты и телевизионные выпуски. И нет принципиальной разницы, в какой точке мира и в какую эпоху это происходит. «Ничего не изменилось, и все страсти, какие были в XII веке, происходят и сейчас, – объясняет Александр Чайковский – Манипуляция общественным мнением, борьба за власть, толкающая на преступления. Тогда просто все было грубее и проще: не нравился человек – его сразу убивали…». Поэтому повествование ведется от первого лица, устами князя Ярослава Мудрого, который взялся за расследование убийств своих двух младших братьев – Бориса и Глеба, совершенных старшим – Святополком (хорошо, что их отец – Владимир Красное Солнышко, – не дожил и не увидел, кого породил!).

События происходят в двух временных планах: Ярослав ищет убийц и одновременно «диктует» Нестору-летописцу узнанные им страшные подробности, переживая все на наших глазах. Ярослав пытается и посулами, и угрозами покорить бояр и народ, а главное – добиться признания своего законного права на престол и легитимность власти. 

Либретто по заказу инициаторов этого проекта – Юрия Башмета и его соратника, директора «Русского концертного агентства» Дмитрия Гринченко – написал драматург Михаил Дурненков. И перед ним была поставлена нелегкая задача – создать народную политическую драму, где нет ни любовной интриги, ни каких-либо побочных линий. Даже привычных персонажей, по сути, нет: все комментарии и переживания вложены в уста хоров. Они – и толпа, и слуги, и убийцы. Им приходится и молиться, и бунтовать, и сопереживать.

Ансамблево «сводить» всю эту разноголосицу пригласили профессора А.В. Соловьёва, чья хормейстерско-дирижерская репутация очень высока. Как художественный руководитель Камерного хора Московской консерватории, а с 2016 года и Тульского государственного хора, он подготовил уже не один десяток новых партитур, включая и опусы Александра Чайковского. Интонация, голосоведение, артикуляция текста, темпо-ритм, коммуникация разных групп – все было «поставлено на рельсы» и доведено Соловьёвым до такого автоматизма, что на первой сценической репетиции пели с таким качеством, что впору было публику звать!

По его предложению в состав сводного коллектива вошли хоры из разных регионов: в Филармонии-2 в Москве к упомянутым выше присоединился Муниципальный камерный хор «Нижний Новгород». Группу Народного хора РАМ имени Гнесиных (внесшего фольклорный колорит) и Мужской хор Центрального пограничного ансамбля ФСБ России (с их брутальным монолитным звучанием) выдвинули на авансцену, и они активно принимали участие в действии.

Для исполнения в рамках XIII Зимнего Международного фестиваля искусств в Сочи присоединилась также Капелла Абхазии. В дальнейшем это будет еще одной «фишкой» проекта – уже запланированы показы в Ярославле, Самаре, Клину, и везде местные коллективы будут добавляться к основной части хора. Понятно, что стояла задача не только «выучить ноты», но осмыслить образную сторону, а главное – добиться единой манеры пения, что было решено главным хормейстером проекта блестяще.

Жанр хоровой оперы – особый. Популярная в эпоху Возрождения, мадригальная комедия была быстро вытеснена опытами флорентийской камераты, опусами Монтеверди и всем ходом музыкальной истории. И вновь заявила о себе в XXI веке, единичным примером в творчестве Щедрина. Его «Боярыню Морозову» Александр Чайковский конечно же слышал, но сделал все по-своему. Например, у Щедрина из инструментов только ударные и труба, тогда как в «Борисе и Глебе» на сцене расположился ансамбль (дирижер Денис Власенко), включавший цимбалы, домру, духовые, ударные и даже такой экзотичный инструмент, как цуг-флейта. Поскольку сочинение было написано для Юрия Башмета, то не обошлось без соло альта. Это тоже персонаж – его монологи то дополняют речь Ярослава Мудрого, то корреспондируют с голосами Бориса и Глеба.

Да, оговорки нет – это не персонажи, а бесплотные аллегории чистоты и невинности, «совести», как считает композитор, и поручает выразить сакраментальные слова двум контртенорам. Это очень выразительные, мистические моменты оперы, потому что андрогинные тембры певцов «завораживают», переводя людские страсти в метафизическую плоскость. «Узри, что я заповеди Твои возлюбил» – с этой фразы начинается опера, а завершается мольбой об упокое. Борис и Глеб оказываются проводниками Божественного Слова, высшей силы, которая подчиняет народы. 

Приглашенные в проект Владимир Магомадов и Олег Рябец не сразу нашли верный образ. В Москве их голоса звучали резковато, слишком конкретно, но на фестивале в Сочи они пели гораздо пластичнее, добиваясь красоты звуковедения – пространство сочинского Зимнего театра оказалось для них более благоприятным.

Кристаллизовался от спектакля к спектаклю и образ Ярослава Мудрого в исполнении Андрея Мерзликина. Актер рассказывает: «Мне никогда в голову не приходило, что смогу принять участие в хоровой опере. Когда поступило такое предложение – это было как извержение вулкана, стало вызовом. Пока мы репетировали, я принимал уверенный вид, но внутри трепетал, переживал. Я был обескуражен, забыл про текст, про то, что я драматический актер, оказавшись внутри. Это совсем иное восприятие, нежели из зала. Но в то же время с первой репетиции я ощутил огромную радость, когда услышал музыку, прекрасное исполнение». 

Действительно, Александр Чайковский сумел написать захватывающее, драматургически точно выстроенное сочинение. С первого раза даже все и не расслышишь, не вычленишь слухом, настолько много деталей и смыслов в этой многофигурной партитуре. Будучи современным композитором, постоянно общаясь с молодежью и наблюдая за реакцией публики, Александр Чайковский прибегает (возможно, интуитивно) к кинематографическому формату: короткие эпизоды, панорама, отдельные группы и крупные планы – фокус его «камеры» все время держит внимание в напряжении.

С точки зрения хоровой фактуры – это энциклопедия приемов и контрастов. Есть имитационные эпизоды, сменяющиеся хоральными, использован говорок, скандирование слогов с постепенным крещендо, эффектно примененный композитором для изображения «ползущих по земле слухов», встречаются тутти, доходящие (как гласит авторская ремарка) до крика.

Остроту действию добавил танцевальный коллектив Алишера Хасанова «Мим-оркестр». Именно они создают динамику в развитии действия, перевоплощаясь то в разбойников, то в прислужников, то в бесов. Они кружат вокруг Ярослава, их пластика, выросшая из массовок мюзикла, выразительна и ясно читаема. Идея режиссера Павла Сафонова «разделить» функции поющих и двигающихся оказалась удачной и правильной, она позволила добиться выразительных мизансцен не в ущерб качеству исполнения (сценограф Алексей Трегубов).

Андрей Мерзликин признался: «Мечтаю, чтобы эта постановка не осталась только фестивальной, чтобы спектакль постоянно где-то шел. Я бы приглашал друзей, всех, кто любит ходить ко мне в театр, моих подписчиков в Инстаграме, всем бы говорил: приходите, послушайте эту замечательную оперу».

Профессор Е.Д. Кривицкая

Фото Виталия Пустовалова

№3 (1368), март 2020

Родион Константинович Щедрин, почетный профессор Московской консерватории:

Весть об уходе Сергея Доренского – очень горькая весть. Я потерял близкого друга, с которым мы были рядом и музыкантски, и человечески на протяжении семидесяти лет! Конечно, это был очень яркий, очень своеобразный, очень талантливый музыкант и человек, который был заряжен исключительным добром к людям. И к ученикам своим, которых он пестовал с такой нежностью и надеждой, поддерживал их и у себя в классе, когда они учились, и потом помогал чем мог, давал советы, ходил на все их концерты. Он жил их судьбами, профессиональными и человеческими.

Конечно, я помню, сколько он играл моих сочинений. Пианист он был превосходнейший. Очень своеобразный. Помню, как ему удавались шопеновские миниатюры. Я считаю огромным достижением его запись на пластинку Концерта Самюэля Барбера, который у нас мало известен, а он достоин внимания музыкантов-исполнителей.

И, конечно, я вспоминаю, какой подвиг он совершил к моему юбилею, когда силами учеников своего класса подготовил и исполнил все мои 24 прелюдии и фуги! Каждый сыграл по нескольку прелюдий и фуг, и этот вечер в Московской консерватории я забыть не смогу никогда. Это был и человеческий подвиг со стороны его учеников и его самого, и подвиг в самом подобном замысле.

Я думаю, он оставил память о себе самую добрую. Более сотни его учеников – лауреаты многих престижнейших международных конкурсов. Конечно, сейчас очень трудное время для исполнителей, потому что все научились играть хорошо. Может быть, и благодаря тому, что они почерпнули из педагогических методов Доренского. Но очень важна удача в судьбах исполнителей – удачный менеджер, удачный концерт, удачное стечение обстоятельств. И в этом он тоже всегда принимал самое деятельное, самое сердечное участие.

Пусть земля ему будет пухом… Я потерял близкого друга и замечательного музыканта…

Профессор Римма Анатольевна Хананина:

Не стало Сергея Леонидовича Доренского – главы огромной кафедры фортепианного факультета, вобравшей в себя педагогов различных фортепианных школ и направлений. Педагогические результаты самого профессора Доренского широко известны – количество его учеников, лауреатов международных конкурсов, почти необъятно. Кажется, совсем недавно в телефонном разговоре его уютный и такой глубокий мягкий тембристый голос произносил: «Римма, а ты знаешь, кто у меня сейчас ассистентом работает? Николай Луганский!» В этом была и гордость, и желание похвастаться.

С Серёжей мы учились вместе в ЦМШ. Он был неразлучен со своим двоюродным братом Игорем Чернышовым. Всегда в одинаковых курточках, но Сергей на голову выше. Его разговор, с позиции его роста, казалось, звучал всегда как-то свысока, чуть небрежно и всегда авторитетно с неподражаемым шармом. Всегда чувствовалась в нем артистическая многослойность, некая скрытая изюминка.

Помню отчетный концерт ЦМШ в Малом зале Консерватории. Я играла Прокофьева – «Менуэт» и «Джульетту-девочку» из сюиты балета «Ромео и Джульетта», а Серёжа – «Муки любви» Крейслера — Рахманинова. Репетицию слушал профессор Григорий Романович Гинзбург – шутил, делал свои замечания… Какими замечательными были наши учителя! Теперь уже совсем мало остается в жизни непосредственных учеников, получивших от них знания из рук в руки. Учителя наши были той плеядой, которую принято называть «Золотым веком фортепианной педагогики».

Воспоминаний о Сергее Леонидовиче Доренском у меня на несколько томов хватит! В истории остается память не только о профессионале, но и о человеке. Для Доренского его класс был любимой семьей, об этом говорят все его ученики. Пусть память о Сергее Леонидовиче Доренском будет доброй и долгой, пусть она служит примером человечности и тепла, которых так не хватает сегодня в мире технологий и расчета…

«Он искренне любил и нас, его учеников, и музыку…»

26 февраля не стало нашего Учителя, Сергея Леонидовича Доренского. Это известие было настолько тяжелым, насколько и неожиданным. Ведь многие из нас буквально за пару дней до того виделись с ним, говорили по телефону, студенты ходили на уроки. Профессор был в хорошем настроении, как обычно, звал заходить к нему почаще, интересовался нашими новостями, рассказывал нам о том, что его волновало… 

Весть о его уходе не сразу стало возможным просто осознать. Даже сейчас, когда прошло уже некоторое время, все равно нет понимания, что теперь для каждого из нас начинается та часть жизни, когда мы не сможем по любому поводу ему позвонить, узнать о его самочувствии, посоветоваться о важных вещах, рассказать о событиях, и самое важное – прийти и сыграть ему.

Мы все всегда играли ему. Любой его ученик, взрослый, опытный и известный артист, которому предстоял важный сольный концерт, обязательно приходил к нему и играл свою программу. И только после того, как Сергей Леонидович высказывал свои замечания, обязательно следовало одобрение. Оно звучало для нас как напутствие и благословение: «Играй хорошо, а не плохо».

Он искренне любил и нас, его учеников, и музыку. В каждом его действии и совете всегда это совмещалось. Он как никто другой мог найти в каждом из нас то самое главное, что присуще только тебе одному, твою личную искру. Мог раскрыть и подчеркнуть достоинства, но никогда при этом не шел поперек духа самой Музыки, воли автора, которая для него была всегда единственной непреложной истиной. Законы стиля для него были именно законами, неотъемлемой частью сочинения. 

Сергей Леонидович очень ценил сочетание стиля и своего лица у артиста. Он обладал поразительной, необъяснимой интуицией – и в отношении проникновения в суть исполняемого сочинения, и в отношении внутренних процессов самого исполнителя. Казалось, что он видит любого из нас насквозь, и ни одна интонация, ни одно движение мысли, души и рук не остается незамеченным. Он знал, конечно, и темные стороны каждого из нас, и помогал нам справляться с ними тоже. 

Для его учеников оставалась еще одна непостижимая тайна: как после урока профессору удавалось простыми средствами объяснить неуловимые и тонкие материи? Точными и краткими фразами он ставил все на свои места, и после его финальных штрихов и напутственных слов было не страшно идти на любую сцену.

Он сам был замечательным пианистом, который оставил ряд записей, представляющих огромный интерес. Легендарный диск мазурок Шопена стал символом его пианизма, отличавшегося особым звуком и предельной искренностью интонации. Не многие из нас застали его на большой сцене, однако показ в классе производил огромное впечатление. Каждый из нас помнит моменты, когда профессор в классе сам садился за инструмент –большая, мягкая кисть, касавшаяся клавиш, вызывала звуки как бы не из нашего времени, и ощущение, что сегодня так звучать пианисты уже не умеют.

Его кумирами были его учитель Григорий Романович Гинзбург и Сергей Васильевич Рахманинов. Эти имена произносились в нашем классе всегда с исключительным благоговением. Профессора интересовали любые детали, связанные с Рахманиновым. И в целом Московская консерватория, ее история и традиции, ее настоящее во всех его проявлениях и забота о ее будущем были всегда главным интересом Сергея Леонидовича.

Он был настоящий патриот Консерватории, русской исполнительской школы и русской культуры в целом. Искренне любил Россию и все русское. Мы могли вести долгие разговоры о русской литературе, других видах искусства, истории, политике. Он всегда ценил, когда ученик мог поддержать разговор не только на узкоспециальные темы. Его самого интересовало практически все, и он любил, когда мы тоже проявляли интерес к разнообразным проявлениям жизни.

К нам всем он относился как к членам семьи. Вместе с супругой, Ниной Борисовной, они принимали нас в гостях, усаживали за стол, расспрашивали о подробностях нашей жизни. В процессе разговора он вдруг говорил: «А давай теперь позвоним такому-то». То есть еще кому-то из нашего круга, и, таким образом, мы чувствовали постоянную связь друг с другом. В том числе и через профессора, который как бы держал в руках «ниточки», всех нас объединяющие в семью, даже если не встречались непосредственно у него, что, конечно, тоже происходило очень часто. При этом он очень не любил, когда ученики сами исчезали из постоянного контакта с ним, он относился к этому как к предательству. Слава Богу, таких случаев было совсем немного – ведь к этому теплому источнику любви и заботы хотелось приходить снова и снова.

Сергей Леонидович всегда беспокоился об устройстве каждого из нас в жизни, у него было понимание, что хорошо для ученика, где бы он мог раскрыть себя в наибольшей степени. Конкурсы, которыми профессор был, безусловно, увлечен и считал их хорошим трамплином в жизни молодого артиста, тем не менее не являлись единственным инструментом, который он применял для профессионального развития и продвижения студентов. Он знакомил нас со своими друзьями и коллегами, выстраивал для нас, как сейчас бы сказали, «индивидуальные траектории творческого, социального и личностного роста».

Иногда ему приходилось и «ставить на место», такие случаи могут вспомнить многие, если не каждый из нас. Профессор бывал весьма строг и даже иногда несправедливо, как казалось, корил нас. Однако по прошествии времени становилось понятно, для чего нужен был тот или иной преподнесенный им урок. Чаще всего одного эпизода хватало, а желающих повторять ошибку и вновь вызывать обиду и гнев профессора не было. Мы для него не были лишь музыкантами, которых надо обучить ремеслу и мастерству. Мы были и остаемся его детьми, которых он воспитал и по-человечески тоже.

Он гордился и радовался всем нашим успехам. Ходил на наши концерты, сидел в 6-м ряду Большого зала. Часто случались и три, и четыре больших концерта за одну неделю – он уставал, но, тем не менее, приходил, поддерживал и был счастлив, что на событие его питомца собрался целый переполненный концертный зал. Его голос раздавался, опережая аплодисменты: «Браво, Денис!», «Замечательно, Коля!».

Без преувеличения можно сказать, что выпускники класса профессора Доренского сейчас составляют основу «обоймы» концертирующих пианистов России. Его юбилейные вечера в Большом зале консерватории становились настоящими праздниками фортепиано, яркими событиями, которые вызывали долгий шлейф обсуждений и воспоминаний, а регулярные классные вечера собирали такое количество меломанов, что в залах не хватало мест.

Понятие «Школа Доренского» – не просто список выпускников класса. Это целый комплекс ценностей и принципов, которые исповедовал наш Учитель, и главный из них – любовь к музыке и друг к другу. А уже из этого вытекали все остальные.

Мы осиротели. Осиротел рояль Сергея Леонидовича, и боль от потери родного человека будет с нами всегда. Но наша задача сохранить тепло и любовь, которые нам так щедро дарил наш Учитель, и в память о нем передать ее дальше – и друг другу, и нашим ученикам. И теперь уже мы говорим своим ребятам перед выходом на сцену: «ИГРАЙ ХОРОШО, А НЕ ПЛОХО»!

Екатерина Мечетина

Фото Дениса Рылова

№3 (1368), март 2020

В мыслях об Ирине Васильевне Бочковой (1938–2020)

Мне кажется, способность смотреть на мир широко открытыми глазами, воспринимать новое, готовность меняться – залог сохранения молодости. Она была молодая. Спонтанная, непредсказуемая, оригинальная в обыденных жизненных ситуациях и на сцене. И невероятно волевая. Мы неоднократно играли с ней дуэтом – было ощущение, что тебя тащат на аркане. «С тобой так удобно играть!» – говорила она. «Угу», – отвечал я.

1991 год, февраль. Я только что приехал в Москву. Так сложилось, что я поступал не в Московскую, а в Новосибирскую консерваторию, но в ноябре моего профессора М.Б. Либермана чуть ли не силком увезли в Израиль – репатриация. Я позвонил Ирине Васильевне. Бог знает, сколько усилий она приложила, чтобы мне разрешили перевод на 1-м курсе… Экзамен по специальности выглядел так: 20-й класс, Т.А. Гайдамович, тогдашний декан оркестрового факультета, и Ирина Васильевна. Концертмейстера нет. Я махнул сам себе и сыграл экспозицию 1-й части Концерта Чайковского. «По-моему, ужасно», – сказала Гайдамович. Меня зачислили в класс профессора И.В. Бочковой.

1994 год. В одной комнате идет урок, а во второй стоят два видеомагнитофона и валяются стопки кассет: Шеринг, ее любимая Жинетт Невё, «Свадьба Фигаро» с Френи, Фишером-Дискау и Эванс… И тут же какие-то неподтвержденного качества детективы серии «Розовой пантеры». Все вызывает одинаково живой отклик как у профессора, так и у нас, студентов.

1998 год. Приближается XI Конкурс имени Чайковского. Волнуясь, я спрашиваю, можно ли мне готовиться, одобрит ли она мое участие? Ответ: «Ну, кому, как ни тебе?!» Столько уроков я не получал, кажется, за все годы обучения в Консерватории. И она как-то всегда находила, что еще посоветовать, что улучшить. Или просто знала, какие слова мне требуются в данный момент.

2015 год. Довольно крупный конкурс в одном из городов нашей необъятной. Теперь я уже в жюри. Финал. Играют очень приличные скрипачи один за одним. А потом выходит студентка Ирины Васильевны и… Боже, как же это сильно может быть слышно – музыкантский уровень педагога! Не шаблон или там «манера», а подход к музыкальному тексту. Острое ощущение гордости: «Наша»!

2017 год. Старший приходит со специальности домой и сразу начинает заниматься. Я слышу – что-то неуловимо изменилось в его игре. Что и как она это сделала – не понимаю! «Как прошел урок?» – «Пап, она почти не ругалась!» – сообщил с прячущейся в уголках губ улыбкой. Уважает!

Ее отношение к ученикам стало притчей во языцех. Кто-то верно заметил недавно в соцсетях – от Ирины Васильевны нельзя было уйти голодным. Она живейшим образом пеклась о бытовых условиях жизни своих воспитанников, интересовалась, есть ли на что поехать на конкурс, раздавала свои смычки и скрипки для участия в них и просто так: «Ему (ей) же надо!» И не переставала это делать даже после того, как ей эти смычки и скрипки порой не возвращали, уезжали с ними за рубеж…

Она очень тщательно готовилась к концертам, всегда старалась обыграться в какой-нибудь музыкальной школе и выходила на сцену точно зная, о чем она сейчас будет играть. Невероятная образность, красочность, –делало ее выступления незабываемыми. В ее душе жила богатейшая палитра эмоций, картин, персонажей и даже предметов, которые оживали на сцене. Она рассказывала захватывающие правдоподобием и убедительностью истории и делала это обезоруживающе искренне.

Мы не так много разговаривали на умные темы, но, помню, я как-то спросил: «Почему все ученики Янкелевича такие разные? В чем же состоит его знаменитая “школа”?» – «В преданности делу, в честности по отношению к музыке», – ответила она.

Уж чему-чему, но вот этому Вы нас научили крепко! Мы будем помнить. Мы не подведем.

Профессор А.Б. Тростянский

P.S.: Профессор И.В. Бочкова ушла из жизни 25 февраля 2020 года. Вечная память…

№3 (1368), март 2020

28 февраля в Рахманиновском зале состоялся концерт, посвященный 90-летию со дня рождения композитора Александра Ивановича Пирумова (1930-1995). Во вступительном слове проф. А.А. Кобляков рассказал о многогранном творчестве композитора, упомянул его замечательного педагога, композитора Д.Б. Кабалевского (ученика Н.Я. Мясковского), неоднократно отмечавшего талант А.И. Пирумова, и напомнил об его учениках, разбросанных по всему миру. Ведь профессор Пирумов проработал в Московской консерватории более 30 лет.

Второе отделение началось с выступления внучки композитора – актрисы Софьи Торосян, которая сыграла пьесу из тетради «Сонатины для фортепьяно», посвященную ей дедушкой. Сколько нежности и лиризма было в ее исполнении! Она была и ведущей концерта. Следующим номером была «Ариэтта» из «Партиты», которую замечательно исполнили Араик Симонян (скрипка) и Софья Торосян (фортепиано).

Продолжили концерт великолепные музыканты: Петр Бобровский (1-я скрипка), Евгений Иков (2-я скрипка), Антон Хлынов (альт) и Максим Тарноруцкий (виолончель), исполнившие Четвертый квартет А. Пирумова. Ансамблисты виртуозно справились со сложным произведением, полным боли и лиризма.

А в завершение программы прозвучал великолепный Концерт для гобоя. Исполнивший его Михаил Чакрыгин позднее написал в соцсетях: «Открыл для себя чудесный Концерт для гобоя и камерного оркестра Александра Пирумова, который мне выпала честь исполнять на вечере памяти композитора! Хочу выразить огромную благодарность: Софье Торосян за доверие и предоставленную возможность; Илье Маркееву и студентам Московской консерватории за творческую инициативу; Алексею Сорокину за компьютерный набор партии гобоя; и всем тем, кто в тот вечер разделил радость от музыки Александра Ивановича вместе с нами!».

Действительно, его гобой то пел нежно, проникновенно и лирично, то звучал с юмором и задорно. А дирижерское чутье и техника молодого маэстро Ильи Маркеева (класс В.А. Валеева) не оставили сомнений, что оркестр Московской консерватории находился в тот вечер в надежных руках, а потому заслуживал особой похвалы.

Какие же удивительные музыканты выступали на этом празднике музыки Александра Ивановича Пирумова, творчество которого произвело на меня неизгладимое впечатление!

Андрей Панферов, студент КФ

№3 (1368), март 2020

23 февраля 2020 года отметил свой 70-летний юбилей Олег Васильевич Гордиенко. Выпускник Московской консерватории по классу композиции профессоров Ю.М. Буцко и С.А. Баласаняна (1971–1976), сотрудник (1976–1988) и заведующий Лабораторией народной музыки (1979, 1983–1988), Олег Васильевич известен в первую очередь как этноинструментовед.

В годы учебы и работы в Московской консерватории О.В. Гордиенко активно участвовал в полевой деятельности. За 15 лет он побывал в 25 фольклорных экспедициях МГК как в качестве рядового участника, так и руководителя. Количество мест, с которыми связаны его экспедиции, огромно: Владимирская, Ярославская и Рязанская, Московская и Нижегородская, Белгородская и Брянская, Волгоградская и Тверская области, а также Бурятия, республика Коми, Азербайджан и Армения.

Сфера профессиональных интересов Гордиенко-фольклориста не ограничивается рамками традиционной инструментальной культуры и включает жанры духовного стиха, былины, частушки, а также рассказы, свадебные наговоры и другие. При этом, сосредоточившись на изучении духовых инструментов центральных областей России, в дальнейшем Олег Васильевич совершал и самостоятельные экспедиции, ставившие целью фиксацию и картографирование стремительно угасавшей в 1980–1990-е годы традиции русского народного инструментария. Все это позволило ему создать внушительный личный архив.

Сохраняя связи с Аlma mater, Олег Васильевич Гордиенко является непременным участником научных и творческих мероприятий Научного центра народной музыки имени К.В. Квитки Консерватории.

Искренне поздравляем Олега Васильевича с юбилеем, желаем успехов и открытий в его научной и собирательской деятельности! Надеемся на дальнейшее продолжение сотрудничества.

Коллектив сотрудников Научного центра народной музыки имени К.В. Квитки 

№3 (1368), март 2020

Прошедший 2019 год был Перекрестным годом музыки России и Великобритании. Московская консерватория откликнулась на это событие целым созвездием масштабных мероприятий.

В декабре в Консерватории прошла Международная научная конференция «Музыка Британии и России: параллели и перекрестки», организованная совместно с Лондонским Королевским колледжем музыки. География участников была обширной: в Консерватории приветствовали коллег из Оксфордского университета (Филипп Баллок), Королевского колледжа музыки (Кристина Гийомье), Санкт-Петербургского института культуры (А.А. Ширяева), Петрозаводской и Ростовской консерваторий (А.Ю. Алексеева, О.В. Никифорова и К.А. Жабинский). По словам ректора, проф. А.С. Соколова, выступившего со вступительным словом, «проблематика затронутых тем была настолько серьезной, что каждая достойна отдельного диссертационного исследования».

В докладах были рассмотрены направления русско-английских культурных связей, начиная с рубежа XIX–XX веков и до наших дней (проф. И.А. Скворцова, преп. Ю.С. Куприянова). Сравнительный анализ системы профессионального обучения композиторов в Великобритании и России провела доц. А.А. Гундорина (РАМ имени Гнесиных). Отдельная секция была посвящена воплощению произведений Шекспира в музыкальном искусстве (проф. И.В. Коженова, доц. Я.А. Кабалевская, проф. В.Ф. Щербаков, асп. А.М. Горшкова). Особенности творчества выдающихся британских композиторов Джона Тавенера, Бенджамина Бриттена и Питера Максвелла Дейвиса рассмотрели преп. Е.Ю. Антоненко, Ж.Д. Сизова (Международная ассоциация «Русская культура»), доц. Р.Н. Кудояров, доц. Р.А. Насонов, ст. преп. К.А. Жабинский, проф. С.Ю. Сигида, асп. Е.Ю. Чернова.

Яркие страницы театральных постановок русских деятелей культуры в Великобритании осветили преподаватели кафедры истории русской музыки Е.Е. Потяркина («Сезоны» С.П. Дягилева в Великобритании) и Н.Д. Свиридовская («Желтый звук» В. Кандинского и «Литургия» Н. Гончаровой в постановке С. Стинтон и ансамбля Spectra). В секции, посвященной органному искусству, выступили проф. Е.Д. Кривицкая и преп. М.В. Воинова. В рамках конференции также состоялась презентация второго издания книги Дж. Э. Гардинера «Музыка в Небесном граде: портрет И. С. Баха» в переводе Р.А. Насонова и А.В. Андрушкевич.

Проведение совместной научной конференции стало еще одним перспективным направлением творческого сотрудничества Московской консерватории и Королевского колледжа, которое началось в 2006 году. Именно с этого момента в Консерватории ежегодно стали проводиться конкурсные прослушивания выпускников на стипендию для продолжения обучения в магистратуре Колледжа. Из года в год прослушивание курирует начальник Управления международного сотрудничества, доц. М.И. Каратыгина. 

Лондонский Королевский колледж музыки (RCM) является одним из самых известных учебных заведений мира. Он был основан в 1882 году и находится под августейшим покровительством королевской семьи. Колледж внес значительный вклад в развитие профессионального музыкального образования Великобритании. Создатели колледжа – замечательные музыканты Джордж Гров и его соратники Чарльз Вильерс Стенфорд и Генри Холмс.

Стенфорд был известным собирателем автографов и оставил после себя обширную коллекцию писем, которая хранится в библиотеке Колледжа. При изучении книги Стенфорда обращает на себя внимание тесное общение представителей русской и английской школ на этапе зарождения профессионального музыкального образования в обеих странах. Сохранилась переписка Стенфорда с А.К. Глазуновым, А.Г. Рубинштейном и П.И. Чайковским. 

Родоначальниками и инициаторами сотрудничества между вузами выступили декан фортепианного факультета Ванесса Латарш, исполняющая также обязанности директора по сотрудничеству с Китаем, и профессор кафедры струнных инструментов Ицхак Рашковский. У выпускников Московской консерватории появился великолепный шанс получить второе высшее образование и познакомиться с европейской школой исполнительского мастерства. Активное и регулярное общение наших учащихся способствует возникновению новых инициатив, так, еще в 2018 году, состоялась премьера совместной постановки двух опер Стравинского «Мавра» и «Байка» (см. «Российский музыкант» №3, 2018). 

Два насыщенных дня работы научных секций дополнила концертная программа, продемонстрировав самое заинтересованное отношение российских музыкантов к британской культуре. 10 декабря в Музее имени Н.Г. Рубинштейна выступили К. Апалько (ф-но), Д. Филиппенко (альт), вокальный ансамбль Arielle под руководством Э. Дадашевой, исполнивших музыку британских композиторов. В тот же вечер состоялась российская премьера цикла «Песни Ариэля» российско-британского композитора Дмитрия Смирнова в исполнении консорта в составе: Ю. Бржезицкая (сопрано), В. Парунцев и Е. Лозбенёва (блок-флейты), А. Кошкина (виолончель) и Д. Борковская (клавесин). 11 декабря в Зале имени Н.Я. Мясковского концертом «Век английского барокко» СНТО отметило 360-летие со дня рождения Генри Пёрселла.

Кульминацией масштабного совместного проекта стала премьера оперы-притчи Бенджамина Бриттена «Река Кёрлью», которая состоялась 9 декабря при поддержке Посольства Великобритании в Москве. Постановка была приурочена к 55-летию со дня создания этой мистерии. Идея дирижера Азима Каримова воплотить в жизнь историю философского поиска смысла бытия, физических и духовных страданий матери от разлуки с сыном, с большим успехом реализовалась в Англиканской церкви св. Андрея в Москве. Это полностью соответствовало замыслу композитора: «Река Кёрлью» входит в сборник Бриттена «Притчи для исполнения в церкви». По традиции спектаклей театра Но все роли, включая роль Безумной матери, были разыграны мужским составом. Исполнителями ведущих партий стали воспитанники RCM Майкл Белл, Джереми Климан и Джулиен Ван Меллиартс. Хор пилигримов (нонет солистов Камерного хора МГК под руководством проф. А.В. Соловьёва) возглавил Аббат – преп. Т. Ю. Ясенков.

Российско-британский культурный диалог продолжился в феврале 2020 года в Санкт-Петербурге. В Мемориальном музее-квартире Н.А. Римского-Корсакова прошла Международная научная конференция «Британско-русские перекрестки: музыкальный и литературный обмен». По словам организаторов Марии Разумовской и Лидии Адер, конференция объединила исполнителей, ученых, композиторов, музыковедов и искусствоведов с целью укрепления связей, преодолевающих границы. От Московской консерватории с докладами выступили проф. И.В. Коженова, доц. Я.А. Кабалевская и преп. Ю.С. Куприянова.

Особый интерес вызвали доклады исследователей Джастина Викерса (США), Мишель Ассаи и Дэвида Фэннинга (Великобритания). М. Ассаи и Д. Фэннинг вспомнили судьбу несостоявшейся премьеры «Гамлета» Немировича-Данченко с музыкой В.Я. Шебалина в МХТ им. Чехова. Д. Викерс рассказал об особенностях творческого процесса Бенджамина Бриттена при создании вокального цикла на стихи Пушкина, посвященного «Гале и Славе» (Г. Вишневской и М. Ростроповичу). Судьба свела выдающихся деятелей культуры в Доме творчества композиторов в Дилижане (Армения), где в течение месяца Бриттен сочинил цикл из 6 песен, слушая пушкинские стихи от своих друзей, улавливая их особенности и темпы. Первое исполнение состоялось в Ереване, где Галине Павловне аккомпанировал ее супруг.

Участие педагогов МГК в Санкт-Петербургской конференции также стало прекрасной возможностью пообщаться с ключевым спикером московской конференции, профессором Оксфордского университета Филиппом Баллоком, исследовавшим особенности переводов лирики выдающихся английских поэтов в творчестве русских композиторов.

Опытом интегрирования современных цифровых технологий в образовательный процесс поделилась соорганизатор московской совместной конференции Кристина Гийомье. Она рассказала про внедрение стриминг-канала колледжа и приложения Digital Programme Notes, позволяющего слушателям перед концертом познакомиться с программой, благодаря онлайн заметкам самих исполнителей.

Дополнительная дискуссия возникла в рамках заключительного круглого стола в связи с проблемами критики и журналистики. По словам проф. И.В. Коженовой, «к сожалению, стало ясно, что в представлении наших зарубежных коллег часто происходит смешение понятий критика и журналистика. Возможно, это объясняется недостаточно хорошо поставленным преподаванием этих сфер деятельности». 

Конференция проходила в рамках проекта «Голос наций», в программу которого также вошли 4 концерта русской и британской камерно-вокальной музыки XIX–XXI веков в Санкт-Петербурге и Москве. Этот проект стал блестящим завершением перекрестного года музыки России и Великобритании.

Как отметил директор RCM, профессор Колин Лоусон: «российская музыкальная традиция, представленная Московской консерваторией, является подлинным источником вдохновения в плане теории и практики для каждого сотрудника нашего колледжа». В свою очередь, мы выражаем дорогим британским коллегам благодарность и надежду на дальнейшее плодотворное творческое сотрудничество во имя развития культурного диалога и укрепления взаимоотношений между нашими странами.

Доцент Я.А. Кабалевская, преподаватель Ю.С. Куприянова

№2 (1367), февраль 2020

В Рахманиновском зале Консерватории состоялся один из редких контактов публики со звучанием бесконтактного музыкального инструмента – ТЕРМЕНВОКСА. 29 января ансамбль «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова представил тематическую концертную программу в честь 100-летия выхода в мир инструмента, названного именем его изобретателя Льва Термена (1896–1993). И как на закате СССР изобретатель сдержал слово и неожиданно вступил в коммунистическую партию («Я обещал Ленину!» – его загадочная фраза, которая значилась в заголовке концерта), так и художественный руководитель «Студии» профессор В.Г. Тарнопольский сдержал обещание сопровождать концерт обширными комментариями. В результате получился настоящий концерт-шоу с демонстрацией видеозаписей, а также показом и пояснением тонкостей игры на терменвоксе и других инструментах, изобретенных Терменом.

Широкий экскурс в уникальную биографию советского изобретателя позволил даже самому далекому от просвещения слушателю узнать о разносторонней и, отчасти, загадочной личности Л. Термена очень много. А загадок в его долгой жизни было немало: начиная от совмещения игры на виолончели и физических опытов в санкт-петербургском детстве, десятилетия жизни в США и последующих репрессий с абсурдными обвинениями в заговоре против Кирова, до лагерей и реабилитации, работы на органы госбезопасности и получения Сталинской премии. Лев Термен даже потрудился в Московской консерватории (1964–1967). Несмотря на тяготы, он всегда сохранял бодрость духа и был верен себе, продолжая вести активную научную деятельность.

Рассказ ведущего перемежался с музыкой. Музыкальная часть концерта была подобрана превосходно: в нее входили как номера с главным изобретением Термена – терменвоксом, так и сочинения с включением других электроинструментов.

Ключевым произведением стала Фантазия для терменвокса, гобоя, струнного квартета и фортепиано Богуслава Мартину, удачно расположенная в начале концерта. Это неоклассическое сочинение чешского композитора с порой наивными мелодическими оборотами полностью саккумулировало слушательское внимание. Все благодаря исполнению партии терменвокса Олесей Ростовской, которое не назвать иначе как филигранное. Инструмент, способный заглушить все другие в ансамбле, мягко влился в общее звучание со своим уникальным, внеземным тембром, напоминающим не то человеческий голос, не то звучание флейты или альта. Разумеется, все взгляды были прикованы именно к нему и завораживающим своей точностью движениям рук исполнительницы.

Первая аэрофоническая сюита Иосифа Шиллингера закрепила успех инструмента у слушателей. Это одно из первых академических произведений для терменвокса, написанное другом Д. Шостаковича и Л. Термена, а также пропагандистом джаза в СССР. Выразительная мелодика в традициях русской музыкальной школы позапрошлого столетия сочеталась в нем с джазовыми гармониями, а терменвокс, казалось, совершенно адаптировался в качестве равнозначной партии ансамбля.

Своеобразной кульминацией концерта должно было стать исполнение инвенции для левой руки Олеси Ростовской для терменвокса соло. Однако у комбоусилителя, подключенного к инструменту, были другие планы, а именно: перегореть в разгар выступления! Девушка лишь успела изобразить классические приемы из фильмов о привидениях и НЛО, а затем едва начать собственное произведение, как в ход концерта вмешалась «тень Термена», прервав выступление на неожиданной ноте. Тем не менее, зал, сожалея о неуслышанном творении, проводил Олесю заслуженными овациями.

Два других сольных номера программы – не менее запоминающиеся. Первый из них – Petals («Лепестки») Кайи Саариахо. Женщина-композитор из Финляндии, увлекающаяся электронной и спектральной музыкой, обогатила технические возможности виолончели электроникой. С ней стало возможным не только играть ppp, но также и воспроизводить множество призвуков, гулов, шорохов, эха. Хрупкое звучание колористических пассажей переходило на более четкие, резкие фигуры и возвращалось к первоначальному. Легчайшие тремоло, микрохроматика, глиссандо по флажолетам – все это было призвано погрузить слушателя в особое звуковое поле, порождающее самые разные ассоциации. Однако реакция публики была неоднозначной, и исполнение приняли несколько недоуменно («Звуки бабочек и садящегося самолета» – так оценила произведение одна из слушательниц). Стоит отметить несовершенство собственно электроники и акустических возможностей зала, которые заметно погасили звуковой потенциал этого произведения.

Другой сольный номер – «Ритмикана» для фортепиано Генри Коуэлла, вдохновлен возможностями инструмента, изобретенного Терменом специально для американского композитора. В своих сочинениях автор применял систему ритмов, основанную на пропорциях обертонового ряда. Ритмикон (название инструмента) как раз и был способен с совершенной точностью продемонстрировать данные соотношения, создавая сложные полиритмы. В сюите «Ритмикана» также используются сложные ритмы, встроенные в различные жанровые условия трех контрастных пьес: первая – в духе драматичных шопеновских прелюдий, вторая – ноктюрновая акварель, а третья – пятидольный quasi-полонез. Благодаря четким ритмам и ясно слышимой тональности вкупе с простотой концепции произведение нашло отклик у слушателей.

Линию воплощения звучания ритмикона в музыке продолжила III часть Второго струнного квартета Дьёрдя Лигети. Это произведение требовало от исполнителей «предельной механической точности», которая и была продемонстрирована квартетом «Студии новой музыки». Посильный вклад в сложнейшую исполнительскую деятельность внесли и слушатели, подчеркивая сильные доли различными стуками и прочими антропогенными звуками (например, неизменным аккомпанементом фантиков!). Но концентрацию и силу духа исполнителей было не сломить, ансамбль действовал как поистине слаженный механизм, проведя напряжение внутренних сил музыки к его разрешению в заключительной каденции.

Особняком в программе стоял «Октандр» Эдгара Вареза для ансамбля духовых и контрабаса. По динамике звучания он стал самой оглушительной гранью концерта и подготовил финальный номер – «Эликтрификат» Леонида Половинкина. Произведение этого советского композитора, безвременно ушедшего из жизни в середине прошлого столетия, залило музыкальным светом зал, наполнив его почти утренней свежестью. «Внедрение» света было ощутимо буквально на подсознательном уровне, вне зависимости от понимания слушателем значения слова «электрификация». Легкий фокстрот с джазовыми ритмами, не лишенный массивных гармоний и звучностей медных духовых и ударных, стал замечательным завершением концерта.

Проекты «Студии новой музыки» всегда интересны для слушателей. Весь вечер в зале царила такая атмосфера, какая бывает на встречах старых товарищей – теплая, дружественная, без настороженности, порой встречающейся на концертах современной музыки. Благодарить за это следует многомудрого ведущего, профессора В.Г. Тарнопольского, а также настоящих профессионалов своего дела – исполнителей и дирижера профессора И.А. Дронова. С нетерпением и надеждой, что техника не подведет, будем ждать новых выступлений.

Жанна Савицкая, студентка ИТФ

Фото: А. Погарского

№2 (1367), февраль 2020

В декабре 2019 года ушла из жизни замечательный педагог, выпускница Московской консерватории, доцент кафедры истории зарубежной музыки Елена Исааковна Гордина. В память о Елене Исааковне «Российский музыкант» публикует ее яркие воспоминания о времени учебы в Консерватории. Будучи студенткой, Е.И. Гордина принимала активное участие в собраниях Научного студенческого общества (НСО), которым на тот момент руководил Ю.А. Фортунатов. Предлагаемый вниманию текст – расшифровка выступления Е.И. Гординой на юбилейной встрече участников СНТО 23 ноября 2018 года на тему: «О сотрудничестве с Ю.А. Фортунатовым».

Елена Исааковна Гордина: «Рассказывая о наших собраниях НСО, вспоминаешь всю нашу жизнь, то кипение энергии, которое сопровождало и учебу, и участие в мероприятиях НСО. Это было очень увлекательное время! Много замечательных знакомств с новой музыкой и с новыми композиторами нам подарил Юрий Александрович Фортунатов.

Удивительным событием, интересным явлением в то время для нас было знакомство и вникание в композиторское письмо, в оркестр Карла Орфа. Больше всего запомнилось, как Юрий Александрович рассказывал и разбирал некоторые оперы Орфа, в том числе оперу «Луна» (Der Mond).

Еще одно яркое воспоминание, связанное с Фортунатовым, знакомство с эстонским композитором Эдуардом Тубиным. Композитор Тубин и его произведения были предметом особого увлечения Юрия Александровича, и мне с И.В. Коженовой посчастливилось с ним встретиться. Юрию Александровичу стало известно, что в Ленинградской филармонии дирижер Неэме Ярви должен был исполнить Пятую симфонию Тубина. Юрий Александрович дал поручение мне и Ирине Васильевне отправиться в Ленинград, добыть партитуру симфонии и сделать копию. Конечно, сейчас подобная просьба не вызовет особых проблем, это сделать довольно просто. А тогда это была проблема.

Юрий Александрович заранее договорился с Н. Ярви, что тот даст нам партитуру, мы должны ее сфотографировать, и на следующий день перед концертом вернуть ноты. За день до концерта, после репетиции нам торжественно вручили огромную партитуру симфонии, и мы тотчас отправились в фотоателье делать копию. Мы обошли несколько «Фотографий», но при виде размеров и объема работы никто не соглашался взять такой заказ. Мы очень расстроились и уже не знали, что делать, как я вспомнила, что в Ленинграде тогда был институт киноинженеров, где как раз работал мой дядя. Мы поехали в этот институт, и там нам сделали микрофильм.

Это тоже заняло определенное количество времени. И когда на следующее утро, за полчаса до концерта, мы принесли партитуру дирижеру, он сказал: «Я думал, что концерта не будет». Но все закончилось благополучно! И, конечно, мы были счастливы, что нам удалось выполнить поручение нашего профессора. А главное, что за этим последовал результат: в 1966 году в издательстве «Музыка» была издана 5-я симфония Тубина на основе микрофильма, который мы привезли.

А вот еще одно приятное воспоминание! Однажды, мы с Ириной Васильевной были командированы в Таллин. В аэропорту нас встретил композитор Вельо Тормис и проводил до гостиницы. Но с заселением возникли некоторые проблемы: наш номер должен был освободиться лишь к вечеру, и нам необходимо было где-то переждать. Тормис не растерялся и передал нас из рук в руки Арво Пярту. Пярт взял над нами шефство, повел в артистическое кафе под забавным названием «КукУ». И там мы провели замечательное время в обществе Пярта и Ряэтса. Так нам удалось познакомиться с этой жизнью.

Вскоре, меня и Ирину Васильевну пригласили на заседание в Союз композиторов. Помимо нас, студенток Московской консерватории, на заседании присутствовали многие композиторы – в тот день проходило прослушивание написанных сочинений. Как только были исполнены все работы, началось обсуждение, и, неожиданно, нам предоставили первое слово. Только представьте степень нашего смущения! Конечно, я уже не помню, что именно мы там наговорили, но стоит отметить, что отношение к нам было исключительное. Думаю, не из-за нас, это была, своего рода, дань уважения Юрию Александровичу. Вечером нас позвали в театр на премьеру. В зале собрались все тогдашние молодые эстонские композиторы – в тот день состоялись две балетные премьеры: «Улица» Х. Юрисалу и «Мальчик и бабочка» Э. Тамберга. Конечно, для нас это было интересно, потому что произведения, с которыми мы там познакомились, в значительной степени отличались от тех, что звучали в Москве. Все это очень обогащало нашу студенческую консерваторскую жизнь.

В 1960-х годах в Консерватории действовал композиторский клуб. Некоторые заседания проводили в профессорском буфете, и в такие дни там устанавливали пианино. Были очень интересные встречи, события, и я очень хорошо помню одно из таких: музыкально-интеллектуальную дуэль между Юрием Буцко и Алексеем Рыбниковым, которая действительно оказалась очень увлекательной.

Об одном событии я бы еще хотела вспомнить. Весной, в марте 1967 года, у нас был композиторский «десант» в Ленинград. В это время там проходил Ленинградский студенческий фестиваль молодых композиторов, и мы небольшой группой студентов и аспирантов поехали на это мероприятие. Среди поехавших были Юрий Буцко, Геннадий Банщиков, Василий Лобанов. По возвращении я написала статью в газету «Советская культура», и, как ни странно, мой текст приняли, и вскоре даже опубликовали (№53 от 6 мая 1967 года). Еще хорошо помню, как в 1968 году в Москву приехал оркестр BBC вместе с Пьером Булезом (в то время он был его главным дирижером). Когда еще Булез окажется в Москве?! И я в качестве мероприятия НСО предложила устроить с ним встречу. Мне запретили это делать, но, тем не менее, я все равно нашла выход из, казалось бы, безвыходной ситуации: в то время у нас учился иностранный студент из Бельгии, и вот в его комнату в общежитии мы и пригласили Булеза. Встречал знаменитого композитора Эдисон Денисов, он же и переводил нам. Я была на этой встрече, за что потом получила выговор.

Была масса ярких событий, которые навсегда остались в памяти…»

№2 (1367), февраль 2020

В Московском доме композиторов осенью ушедшего года (26 октября) состоялся хоровой авторский вечер композитора, профессора В.Г. Агафонникова. Впервые прозвучала Литургия св. Василия Великого (2018), были также исполнены Шесть хоров на стихи Риммы Казаковой и обработки русских народных песен.

Музыка Литургии св. Василия Великого отличается от предыдущих циклических духовных произведений композитора (Литургия св. Иоанна Златоуста, Всенощное Бдение). В этом семичастном сочинении композитор использовал только тот текст, который отличает Литургию Василия Великого от Литургии Иоанна Златоуста. Первый антифон «Благослови Душе моя Господа» (33-й Псалом) основан на том же роспеве, который использован во Всенощном бдении, но гармонический язык и композиционные приемы работы с текстом отличаются. «Иже херувимы» начинает исполнять женский хор, распевная мелодика в сочетании с тихой динамикой создает ощущение светлого пространства, наполненного невидимо присутствующими ангельскими силами. Со слов «Яко да царя» подключается мужской хор, текст «Ангельскими» звучит вновь нежно, воздушно, витиевато. «Достойно и праведно есть» (из «Милости мира») звучит торжественно, протяжно, утверждающе. В праздничном хоре «О Тебе радуется» (вместо «Достойно есть»), восславляющем Божию Матерь, слова «Слава Тебе» повторяются многократно с различными гармоническими красками. Молитва «Отче наш» начинается тихо, сокровенно, постепенное вступление голосов приводит к кульминации – «но избави нас от лукаваго», а в конце молитвы первоначальное обращение к Господу «Отче наш» повторяется несколько раз. Последний номер Литургии – утверждающий хор-многолетие, торжественная здравица «Богохранимую страну нашу Российскую».

Прозрачные хоровые акварели «Шесть хоровых поэм на стихи Риммы Казаковой» воссоздали разные настроения: в начале возникают зарисовки подмосковного пейзажа; мужской хор «Обнимаются лошади стоя» – философское размышление о дружбе; женский хор «В речке женщина стояла, белье полоскала» – рассказ о нелегкой женской доле; «Живут на свете» – сатирическая зарисовка, полная необычных звуковых эффектов, насмешек. Последняя часть цикла «Героям войны» – хорал, посвященный памяти погибших на фронтах Великой Отечественной войны.

Завершали программу три обработки русских народных песен: историческая «Уж как тысяцкий воевода», плясовая «Как на Волге валя бьют» и самая известная в хоровой практике шуточная песня «Посеяли лен за рекою». Все прозвучавшие в тот вечер произведения объединяло радостное, позитивное мироощущение композитора.

В заключение концерта ректор Академии хорового искусства, дирижер смешанного хора академии Алексей Петров сказал, что для него огромное счастье в очередной раз подтвердить свою любовь к музыке Владислава Германовича Агафонникова. Слушатели получили целостное, многогранное представление о музыке композитора.

Елизавета Чернова, аспирантка ГИИ

(Рок-музыка как объект музыкальной критики и журналистики)

№2 (1367), февраль 2020

У колыбели рок-музыки скрестились разные тенденции, на первый взгляд, абсолютно самостоятельные, лежащие в различных сферах культуры и жизни. Но они удивительным образом совпали во времени, соединились, образовав некий «парад планет», и на этом соединении возникло в высшей степени своеобразное явление, имеющее достаточно сложный, изначально противоречивый облик. Обозначу вкратце важнейшие из этих тенденций, определившие «генетический код» рока и существенные в выработке критериев его оценки.

Первую из них можно определить как собственно музыкальную, или историко-музыкальную, поскольку она представляет собой естественный процесс развития легкожанрового музыкального искусства. Мощный импульс данный процесс получил, благодаря стремительному уходу джаза из сферы массового музицирования и массового потребления. В мире массово-бытовой музыки образовывалась огромная брешь, которая неминуемо должна была заполниться. Эту миссию и взяла на себя рок-музыка.

Вторая тенденция – технологическая. Нетрадиционная звуковая среда рок-музыки создавалась с помощью новейших технических средств, новых способов усиления звучности, новых технологий многоканальной звукозаписи. Технократизм рока открывал ему невиданные ранее возможности обращения к огромной аудитории, апеллирования одномоментно к десяткам, а то и сотням тысяч слушателей и, как следствие, мифологизации фигуры рок-музыканта, придания ей имиджа супермена, глашатая.

Эта способность естественным образом соединилась с третьей тенденцией – социальной, поскольку оказалась как нельзя кстати в условиях роста молодежных социальных движений 60-х годов. Лучшей трибуны, чем рок с его брутальностью, акустической агрессивностью, способностью через звуковую динамику чувственно воздействовать на массовое слушательское восприятие, при этом, создавая барьер для людей, воспитанных в традициях привычных звуковых ориентиров, найти было трудно.

Действие столь разных тенденций, существующих в совершенно различных системах координат, определило в рок-музыке большую степень автономии ее социальных и музыкальных проявлений. Они могут пересекаться, быть взаимообусловленными, а могут действовать параллельно или даже вообще независимо друг от друга. Подобная автономия и составляет специфическое качество рок-музыки, приводящее к ее крайней поляризации.

На одном полюсе находится рок, музыкальная сущность которого предельно эмансипировалась и обрела самодовлеющий характер, активно ассимилирующий приемы и средства академической музыки. Другим полюсом стал рок в его гипертрофированно социальном назначении. Такой рок – предмет не столько художественного творчества, сколько альтернативного стиля жизни, своего рода мировоззренческая платформа, знак принадлежности к определенной субкультуре, демонстрирующий ее реальную или мнимую неповторимость.

Рок в этой своей функции может обладать какими-либо эстетическими свойствами, но они факультативны, не являются обязательными, зачастую он вполне благополучно обходится без них. Более того, социальный барьер, негативизм, противопоставление себя окружающему нередко перерастают в барьер эстетический, выражающийся в формах нарочитого эпатажа, сознательно скандального имиджа. Некоторые из направлений, типа панк-рока, нарочито провозглашают свою принципиальную непричастность к сфере эстетического, к области музыки. Критиковать их за это, оценивать однозначно негативно, было бы лишено смысла, поскольку в молодежной среде свою социальную функцию особого способа общения они реализуют. Кроме того, такая критика лишь подливала бы масла в огонь, для представителей данной культуры она не только ожидаема, но и желанна.

Таким образом, применительно к рок-музыке понятие «социомузыкальный» требует всякий раз дифференцированного подхода. Оценивая различные ее проявления необходимо отдавать себе отчет, в какой системе координат мы их рассматриваем: как элемент той или иной социальной структуры или как определенный музыкально-художественный вид.

Пожалуй, особенно важно это учитывать при обращении к так называемому «русскому року». Ведь условия его происхождения, существенно отличавшиеся от западных, сформировали своеобычное образование. В свое время главным уничижительным аргументом, если не сказать обвинительным приговором, в оценке отечественной рок-музыки официальной критикой была постулируемая ей прозападная ориентация рока, грозившая разложением наших нравственных устоев. В реальности дело обстояло «с точностью до наоборот».

Отечественная рок-музыка была плоть от плоти частью нашей жизни, духовной и материальной, нашей советской культуры. Ее «похожесть» на зарубежные образцы состояла не более, чем в освоении устойчивых, архетипических свойств жанра, минимума его сущностных структурно-языковых средств, позволявших ей являться или именоваться роком. В остальном же советский вариант не имел прямых зарубежных аналогов. На этапе своего рождения и становления он был фактически «обречен» стать непохожим на западную рок-музыку: у него не было материальных возможностей ей подражать, разве что пародийно. Дешевые, кустарно изготовленные или акустические инструменты не могли соперничать с первоклассной экипировкой, дорогостоящей аппаратурой и электронным инструментарием зарубежных рок-групп.

Изначальная парадоксальность состояла в том, что детище технологического прогресса – рок – родился в СССР в обстановке бедности и убогости, а советская идеологическая машина еще более усугубила эту «странность», доведя ее до полного абсурда. Системой запретов она лишила советский рок на этапе его становления возможности легального существования, оставив ему единственно приемлемую форму жизнедеятельности – «андеграунд».

Само это понятие, естественно, тоже пришло к нам с Запада. Но советский андеграунд оказался несравним с заграничным – можно сказать, это был лучший в мире андеграунд. В западной рок-культуре данное понятие носило в значительной степени метафорический характер, у нас же оно обрело буквальный смысл: рок рождался в подземельях, подвалах, кочегарках. Напомню: в котельной сочинял свои песни кочегар В. Цой, сторожем служил П. Мамонов, дворником – А. Башлачев, написавший в своей песне «Время колокольчиков»: «Что же теперь ходим круг да около на своем поле, как подпольщики?».

Убогий и невзрачный быт, в котором пребывала и который отражала наша рок-музыка, вступал в зияющее противоречие с образом счастливой советской действительности в стране развитого социализма. На этой основе складывалась абсурдистски-гротесковая концепция двоемирия, отражавшая реалии самой жизни. Возникала антиномичность, когда мифологемы недосягаемо высокой жизни и культуры опрокидывались в современный быт, в повседневность, создавая острые, парадоксальные антитезы. Как у Константина Кинчева в песне «Все это рок-н-ролл», где «музы облюбовали сортиры», а «боги живут в зеркалах».

Пародийность, площадной юмор, артистическое юродство, ерничанье или, так называемый, «стеб», наполнили отечественную рок-музыку. Поэтика абсурда придала ей совершенно специфический характер. Парад «шизонутых», странных, юродивых буквально наводнил собой отечественную рок-сцену. Среди них были особо талантливые: лидер «Бригады С» Гарик Сукачёв, с его маской дегенерата, эдакого современного Шарикова; лидер группы «Звуки Му» Пётр Мамонов, выступавший в трагифарсовой манере, в травестированно дурацком облике на грани патологии.

Смеховая ветвь отечественного рока была продолжена и еще более заострилась и обнажилась у таких эксцентрично-абсурдистских команд как «НИИ косметики», «Красная плесень», группа «НОМ» и многие другие. У них все – тексты, музыка, атрибутика, внешний имидж – наполнено двойными смыслами-перевертышами. Естественно, оценивать их впрямую было бы неверно и наивно. Критик должен непременно включиться в условия предлагаемой игры, должен быть наделен чувством юмора, умением читать и слышать «между строк», установив не вполне привычные точку отсчета и угол зрения. Наконец, он должен обладать не только музыкальным, но и социальным слухом.

Профессор А.М. Цукер

Ростовская консерватория имени С.В. Рахманинова