№ 9 (1302), декабрь 2012

Настоящим праздником хоровой музыки явился авторский вечер  композитора и хорового дирижера, народного артиста России профессора Валерия Юрьевича Калистратова. Концерт в честь 70-летия композитора и 50-летия его творческой деятельности состоялся 11 ноября в Рахманиновском зале в рамках абонемента «Выдающиеся деятели русской хоровой культуры».

Выпускник Московской консерватории по двум специальностям – хоровой дирижер и композитор, высокопрофессиональный музыкант, эрудит, обладающий недюжинным организаторским талантом и необыкновенной жизненной энергией, Валерий Юрьевич на протяжении всей своей творческой жизни ведет активную педагогическую и общественно-просветительскую работу. Он – автор многочисленных вокально-симфонических и камерно-инструментальных произведений. Но главный интерес композитора, безусловно, сконцентрирован в хоровом жанре. «Композитором я стал через хор – первую свою профессию», – признается Валерий Юрьевич. Для этого исполнительского состава им написано шесть ораторий и кантат, десять концертов, миниатюры a’cappella и вокально-хоровые сочинения c сопровождением различных инструментальных ансамблей и оркестра.

Хоровые сочинения В. Калистратова пользуются большой популярностью, исполняются практически всеми академическими хоровыми коллективами России. Они изданы в нашей стране и за рубежом, входят в обязательные программы всероссийских и международных конкурсов и фестивалей. И это вполне закономерно: музыка композитора глубоко национальная, духовно богатая, в ней ощутима опора на лучшие традиции русского хорового пения. В то же время она написана достаточно сложным современным композиторским языком. В сочинениях Мастера привлекают великолепное владение хоровой звукописью, знание секретов хоровой акустики, многообразие комбинаций певческих тембров, манер исполнения и колористических эффектов.

Программа концерта, составленная из хоровых сочинений композитора, написанных в разные годы, полно отразила различные «векторы» его творчества: прозвучали оригинальные сочинения духовной и светской тематики («Молитва Богородице», «Люблю березу русскую»), а также произведения, основанные на подлинном фольклорном материале («Рекрутские песни», обработки русских народных песен). Глубина и красота музыки, ее проникновенное исполнение хором студентов Московской консерватории под управлением автора с первых же звуков увлекли слушателей, заворожили настроением каждого сочинения. Ярким и вдохновенным было и выступление выдающихся музыкантов – народных артистов России Анатолия Лошака и Анны Литвиненко, давних исполнителей музыки композитора («Загорела во поле калинка», «Душа моя прегрешная», «Рекрутские песни»).

В заключение концерта автор выразил большую благодарность исполнителям – замечательному хоровому коллективу, который, по его словам, в очередной раз продемонстрировал высочайший уровень исполнительского мастерства, в чем, бесспорно, огромная заслуга художественного руководителя, опытнейшего и талантливого музыканта – профессора С. С. Калинина. И, конечно, публике: «Подготовка к концерту была очень интенсивной и волнительной, оттого горячий отклик в сердцах слушателей особенно значим для меня».

Хочется пожелать Валерию Юрьевичу крепкого здоровья и новых, интересных сочинений!

Доцент Ю. В. Тихонова

№ 9 (1302), декабрь 2012

Когда в феврале 2012 года в Большом театре давали оперу Родиона Щедрина «Мертвые души», которую Валерий Гергиев с труппой Мариинского театра привез на показ москвичам, случился конфуз, совсем как у Гоголя. Группа активных зрителей на финальных аплодисментах спектакля начала кричать, обращаясь к Царской ложе: «Чуров! Верни мертвые души!!» Политизированная часть публики приняла сидевшего в ложе польского композитора Кшиштофа Пендерецкого с его окладистой бородой за председателя Центризбиркома Владимира Чурова. После просмотра спектакля в новой режиссерской версии Василия Бархатова, где Собакевич предстал коммунистическим бюрократом, а Коробочка держательницей подпольного швейного цеха, стало очевидно, что опера Щедрина и через 35 лет с ее премьеры оказалась невероятно отзывчивой к проблемам дня сегодняшнего. А что это как не признак истинно классического искусства, которое одно и способно с меняющимся временем открывать людям все новые и новые смыслы? Собственно об этом и сказал В. Гергиев, назвав композитора Щедрина в своем интервью «Российской газете» (7.12.2012) классиком современной русской музыки.

Как известно, классическое искусство, обращаясь к человеку и воздействуя на него, желающим дает бесценные уроки. Чему же учит нас художнический опыт Щедрина?

Щедрин – великий труженик. По количеству созданных опусов он уже превзошел Прокофьева и приближается к Шостаковичу. И Прокофьев, и Шостакович работали не покладая рук, высоко ценили жизненное время, отпущенное им на творчество. И так же, как они, Щедрин в музыке может все – его искусство носит универсальный характер. Он с одинаковой легкостью пишет развернутые театральные, симфонические полотна и миниатюрные сольные композиции, как, например, виртуозную «Балалайку», маленькую пьеску на бис, на которой может «споткнуться» не один скрипач-виртуоз. О том, в какое направление «записать» Щедрина, спорят хоровики (он получил начальное образование в Хоровом училище им. А. В. Свешникова и начинал как композитор хоровых сочинений) с пианистами (широкую известность принес уже Первый фортепианный концерт, блистательно исполненный автором, – дипломная работа на окончание Московской консерватории). Когда-то Щедрина определили в так называемое «неофольклорное направление», однако сшитый музыковедами «почвенный» костюм сравнительно быстро лопнул по швам. Композитор уже прошагал в музыке тысячи новых дорог. И уже давно стало ясно, что искусство Щедрина – это мир неизмеримо более широкий, чем наши представления о нем.

С Дмитрием Шостаковичем

В современном мировом музыкальном искусстве Щедрин сегодня носитель русского национального сознания. Пожалуй, наиболее точное и широко распространенное западное суждение о нем сформулировано в названии нового фильма Вольфа Риземанна «Родион Щедрин – русский композитор», подготовленного к юбилею композитора немецкой кампанией ART HAUS MUSIK (Берлин). Не случайно к Щедрину обратился Лорин Маазель, желавший получить к своему первому выступлению в качестве художественного руководителя Нью-Йоркской филармонии сочинение о «загадочной русской душе». Им и стала опера для концертного зала «Очарованный странник» (2002), одна из вершин в искусстве композитора. Характерно, что мюзикл «Нина и 12 месяцев» (1988), написанный Щедриным в рекордный месячный срок, был заказан для постановки в Японии с той же мотивацией (забавно, но автора «русской музыки» японской стороне подсказал компьютер!). А само это вдохновенное, написанное легким пером сочинение, больше похожее на комическую оперу, все еще ждет новой сценической жизни на родине. Она, уверена, скоро наступит.

Пожалуй, самый важный для нас урок Щедрина – это то, что на протяжении всей своей творческой жизни он поразительно свободен и одинок. Он никогда не примыкал ни к каким художественным направлениям, не создавал новых теорий. В отличие от многих своих коллег он удивительно немногословен в том, что касается его собственных творческих и профессиональных позиций. Он предпочитает высказываться в своих произведениях.

С профессором композиции Ю. А. Шапориным

Музыке Щедрина всегда была свойственна публицистичность. В 1963 году после посещения крымского санатория «Курпаты» с характерным для советской системы полутюремным стилем обслуживания Щедрин написал виртуозную сатирическую курортную кантату «Бюрократиада». В начале «Мертвых душ» (1977) в своем первом ариозо Чичиков обращается к губернатору: «В губернию вашу въезжаешь, как в рай, дороги везде бархатные»… А пятый номер оперы назван «Шибень» (вдребезги раздолбанная, в ямах и ухабинах дорога) – неотъемлемая принадлежность российского пейзажа от века и до дней сегодняшних. Или в первой опере «Не только любовь» (1961) Щедрин устами героев насмехается над советской дурью – суровые моралисты из колхозной самодеятельности нападают на поющего студента со словами: «За дураков считаешь? Свистишь да мычишь? Сумбур вместо музыки!» Это прозвучало со сцены Большого театра в 1961 году, задолго до официальной реабилитации «Леди Макбет Мценского уезда». Так смехом композитор прогонял прошлое, так своим оружием – искусством – он воздействовал на время.

Герои Щедрина, вне зависимости от географического пространства и исторического времени, в которое он их помещает, фактически – наши современники, трансляторы волнующих автора идей. Главная из них – стражданье (говоря языком этих героев) за отечество, за его трудную судьбу и тревожную действительность. «Выпросил у Господа светлую Россию сатона, сатона…» – одна из тишайших кульминаций «Боярыни Морозовой» (2006). «О Русь святая!..» – исступленно молится Иван Северьянович Флягин, главный герой «Очарованного странника» (и случается чудо его освобождения из десятилетнего плена).

Сегодня Щедрин – безусловная величина мировой музыки. А место композитора, достигшего своего 80-летия, в отечественной культуре столь значимо, что позволяет уже сейчас сделать вывод: по Щедрину, по его творческим поискам и свершениям будут исследовать историю русского музыкального искусства на протяжении более чем полувека.

Профессор Е. С. Власова

№ 8 (1301), ноябрь 2012

«Талантливой Зинаиде Игнатьевой с пожеланиями блестящей карьеры» – слова Артура Рубинштейна, сказанные новоиспеченной лауреатке, студентке III курса Московской консерватории на VI конкурсе им. Шопена в Варшаве, стали пророческими. И вот уже более пятидесяти лет с различных концертных площадок доносятся до слушателей дивные звуки рояля, рожденные под ее пальцами. И ровно полвека в стенах Московской консерватории звучит ее голос, полный душевного тепла и любви к своим студентам.

Любимейшая ученица Самуила Фейнберга, Зинаида Алексеевна продолжает лучшие традиции русской фортепианной школы. Переняв эстафетную палочку от своего профессора, она воспитывает новое поколение музыкантов. Несмотря на трепетное отношение, большой пиетет и уважение к своему учителю, в своей преподавательской деятельности Зинаида Алексеевна не преследует цель копировать его, хотя очень часто на уроках она вспоминает Самуила Евгеньевича, рассказывая своим студентам, что говорил профессор в том или ином случае.

Главной задачей Зинаида Алексеевна считает воспитание яркой индивидуальности. К каждому ученику у нее свой подход и методика обучения. Но что общее для всех – так это стремление сформировать у студента собственный эстетический вкус и манеру игры, всячески избегая слепого подражания как профессору, так и другим музыкантам. Именно поэтому зачастую на уроках можно услышать ее совет, что не следует слушать чье-либо исполнение непосредственно перед разучиванием произведения, до создания своей концепции, так как даже единожды прослушанное, оно оставляет след в сознании и оказывает большое влияние на понимание и трактовку сочинения.

Зинаида Алексеевна во время занятий большое внимание уделяет работе над звуком. Нередко в классе можно услышать слова профессора, что рояль – это живой организм с неограниченными звуковыми возможностями, который в зависимости от прикосновения к нему исполнителя может реагировать совершенно по-разному. Инструмент надо любить, чтобы он ответил взаимностью и начал выполнять все наши замыслы. «Клавиши – это продолжение пальцев» – эту фразу хоть один раз, но слышал каждый ее студент.

На уроках профессор всегда сама сидит за роялем и очень много играет, показывая, как лучше исполнить, дополняя все интересными ассоциациями и музыкальными аналогиями. А ведь это немаловажно, когда педагог сам очень хороший исполнитель. Но мы, студенты, любим Зинаиду Алексеевну не только за эти чисто профессиональные качества, мы любим ее за доброту, человечность. Для многих из нас она является второй мамой, другом, к которому всегда можно обратиться за помощью, довериться, рассказать о своих проблемах и получить мудрый совет.

За прошедшие годы класс профессора Игнатьевой окончили более 60 пианистов. Многие из них стали лауреатами и дипломантами международных конкурсов, работают в высших и средних музыкальных заведениях, активно концертируют. Зинаида Алексеевна постоянно дает мастер-классы как в России, так и за рубежом (Южная Корея, Япония, Франция, Венгрия, Сербия, Германия, Финляндия, Украина, Беларусь, Казахстан, Таджикистан и др.). За такую активную работу по выявлению и поддержке молодых одаренных музыкантов она получила диплом лауреата III Артиады России в 1997 году.

И сегодня от лица всех учеников, где бы они ни находились, мы поздравляем Зинаиду Алексеевну с творческим юбилеем – 50-летием преподавательской деятельности, выражая огромную благодарность и желая ей крепкого здоровья, талантливых студентов, вдохновения и огромного терпения в этой нелегкой, но такой нужной профессии!

Нгуен Тху Нга, студент V курса ФФ,
Илья Кондратьев, выпускник ФФ

№ 7 (1300), октябрь 2012

В истории советской, российской духовой исполнительской школы профессор Валерий Сергеевич Попов занимает ведущее место. Мне тоже посчастливилось музицировать с Валерием Сергеевичем в оркестре, в ансамбле. Особыми отличительными чертами исполнения В. Попова являются красивый, сочный, певучий звук, блестящая легкая техника с грассирующей артикуляцией, четкая ритмическая моторика, выговариваемая орнаментика, широкий динамический диапазон, логически осмысленная штриховая культура (штрихи ведь как знаки препинания, как можно без них читать Пушкина, Чехова!). Ему подвластно раскрытие музыкальных произведений любых эпох и стилей. Всех этих качеств Валерий Сергеевич достиг благодаря огромному труду и требовательности к себе.

Будучи сыном известного трубача Сергея Попова, солиста Большого симфонического оркестра радио и телевидения, естественно, свою исполнительскую карьеру Валерий начал на трубе в Отдельном показательном оркестре Министерства Обороны СССР. В то время этот коллектив был лучшим духовым оркестром страны. С ним неоднократно сотрудничали наши ведущие советские композиторы: С. Василенко, Р. Глиэр, С. Прокофьев, Д. Шостакович, А. Хачатурян, Т. Хренников и многие другие. В этот же оркестр по распределению был направлен и я после окончания Ереванской школы в июле 1953 года. Вместе с Валерием и известным кларнетистом Львом Михайловым мы прошли в оркестре отличную практическую школу.

Но уже вскоре Валерий начал осваивать фагот. И произошло чудо: за два-три года обучения он был принят по конкурсу в Оперно-симфонический оркестр Всесоюзного радио и телевидения. В 1962 году В. С. Попова пригласили в Государственный симфонический оркестр СССР в качестве солиста. И уже на первом значительном концерте в своей жизни он исполнил соло в «Весне священной» И. Стравинского под управлением Р. Крафта в присутствии автора.

С тех пор Валерий Сергеевич стал украшением Госоркестра. Им восхищались выдающиеся дирижеры: Е. Светланов, Н. Рахлин, А. Гаук, К. Кондрашин, Г. Рождественский, Ю. Темирканов, А. Лазарев, Ш. Мюнш, Н. Маркевич, З. Мета, Л. Мазель и многие другие… Валерий Попов как блестящий солист и ансамблист выступал с И. Менухиным, И. Стерном, В. Клиберном, Д. Ойстрахом, Л. Коганом, С. Рихтером, Э. Гилельсом, М. Ростроповичем, Н. Гутман, А. Бахчиевым и многими другими…

Огромный сольный репертуар фаготиста включает музыку всех стилей и эпох, от барокко до авангарда. Ему посвятили свои сочинения С. Губайдулина, Л. Книппер, Э. Денисов, А. Шнитке, В. Артемов, Ю. Каспаров. В. Попов осуществил более 100 записей на радио, пластинках и компакт-дисках, опубликованных на фирмах «Мелодия», «JVC», «Olimpia», «Vista Vera». Еще один знак международного признания артиста – его участие в жюри международных конкурсов, а также проведение мастер-классов в Тулоне, Токио, Мюнхене, Праге, Москве, Санкт-Петербурге, Стамбуле, Чикаго, Лондоне, Сеуле и других городах.

С 1971 года В. Попов преподает в Московской консерватории, с 1991 г. – профессор, с 1992 г. – заведующий кафедрой деревянных духовых и ударных инструментов. В. С. Попов – почетный профессор Пекинской консерватории. Его ученики украшают лучшие оркестры Москвы и других городов России…

Трагедия человечества в том, что люди не умеют восхищаться друг другом. Восхищаясь – развиваемся! Я восхищаюсь Валерием Сергеевичем Поповым, его уникальным многогранным творческим подвигом. В Древней Греции говорили: «сколько языков ты знаешь, столько в тебе личностей». Перефразируя эту мысль, можно назвать Валерия Сергеевича «триединой» личностью: солист-ансамблист, солист оркестра, педагог. Лауреат международных конкурсов, народный артист России, профессор Валерий Сергеевич Попов с космической скоростью взобрался на вершину фаготовой исполнительской школы и сегодня уверенно удерживает эту высоту, продолжая восхищать нас своим выдающимся мастерством.

Профессор Р. О. Багдасарян

№ 7 (1300), октябрь 2012

В сентябре отметил свой 85-летний юбилей Владимир Емельянович Захаров. 60 лет из них он посвятил служению Большому залу Московской консерватории, являясь с 1980 года его директором.

Под его непосредственным руководством в Большом зале состоялось более 10 000 концертов, «через его руки» прошли, наверное, все симфонические и хоровые коллективы. Нередко это были исключительные события в музыкальной жизни не только Москвы, но и всей страны, они вызывали огромный интерес у публики. Администрация зала должна была обеспечить безукоризненную организацию концертного процесса, что Захарову блестяще удавалось. Высочайший профессионализм, культура, непревзойденное мастерство в организации концертного дела и просто доброе отношение к людям – качества Владимира Емельяновича, за которые его любят и уважают коллеги.

В 1959 году В. Е. Захаров окончил театроведческий факультет ГИТИСа. По окончании начал заниматься журналистской деятельностью (с 1964 г. – член Союза журналистов, с 1975 г. – член Союза театральных деятелей). Он писал рецензии на концерты, вел передачи на Радио. К 100-летию Большого зала на телеканале «Культура» вышел цикл небольших передач, в каждой из которых Владимир Емельянович рассказывал об истории зала, о выдающихся исполнителях, выступавших на его великой сцене. Он принял также участие в документальном фильме «Гений скрипки», посвященном 100-летию со дня рождения Д. Ойстраха.

В. Е. Захаров участвовал в организации всех Международных конкурсов имени П. И. Чайковского. В 2008 году в Большом зале консерватории прошел юбилейный – тридцатый фестиваль современной музыки «Московская осень», который все эти годы проходил при чутком содействии В. Е. Захарова, в связи с чем ему была вручена памятная медаль Союза московских композиторов. С московской композиторской школой и с Композиторским факультетом консерватории, как и со многими коллективами и солистами, В. Е. Захарова связывает долгая творческая дружба. Нынешний юбилей Владимир Емельянович также встретил на сцене Большого зала, в окружении коллег и слушателей, которые одарили его бурными овациями.

Друзья и коллеги

№ 7 (1300), октябрь 2012

«Пафос ее жизни и творческой деятельности, мне кажется, именно в том и заключается, чтобы собрать воедино все, что было дорого, памятно или даже просто знакомо…» Эти слова Ю. М. Буцко очень точно схватывают суть дарования, характер творчества и образ жизни Инны Алексеевны Барсовой – профессора, доктора искусствоведения, почетного члена нескольких зарубежных научных обществ, заведующей секцией инструментовки и чтения партитур кафедры теории музыки Московской консерватории.

Жизни в музыке, в словесности, в истории и культуре, пожалуй, невозможно научить, но о ней можно свидетельствовать. На вопрос о том, кто лично для нее стал образцом, авторитетом в жизни и науке, Инна Алексеевна назвала В. Д. Конен, М. Л. Гаспарова, отца Георгия Чистякова и своего покойного супруга – выдающегося переводчика и филолога-античника С. А. Ошерова, к 80-летию которого она издала книгу «Ступени», написав подробную биографическую статью. Если в семье есть врач, он лечит всю семью, если в семье – историк, то он, наверное, не может не видеть истории целого поколения в жизни своих родных и своей собственной биографии. О своем детстве в Смоленске, о легендарной переписке 10-летней девочки с Роменом Ролланом, о поступлении в ЦМШ, о послевоенном обучении в Мерзляковском училище, о занятиях с И. В. Способиным, Д. Р. Рогаль-Левицким, А. Л. Локшиным, о Московской консерватории, в которой она преподает с 1953 года, и о многом другом Инна Алексеевна поведала в своих увлекательных воспоминаниях и интервью.

Монографии Инны Алексеевны – «Книга об оркестре», «Симфонии Густава Малера», «Очерки по истории партитурной нотации», сборник «Контуры столетия. Из истории русской музыки ХХ века», а также многочисленные статьи, открывающие неизвестные страницы творческой жизни и судьбы произведений А. Мосолова, Д. Шостаковича, А. Берга, Э. Кшенека, А. Шнитке, Г. Канчели, А. Кнайфеля и других композиторов, – стали образцовыми в пространстве русскоязычной литературы о музыке, а многократные выступления на международных форумах Европы и Америки и зарубежные публикации сделали ее одним из самых известных российских музыковедов за рубежом.

Используя название трактата рубежа XVI–XVII веков, можно сказать, что педагогическая деятельность И. А. Барсовой – это «простое и доступное введение в практическую музыку». Однако простота и доступность нисколько в данном случае не отменяют высочайшую планку профессиональных и этических ориентиров, в орбиту которых попадают ученики, коллеги, далекие и близкие читатели. Если представить, что в момент ее появления начинает звучать музыка, то это отнюдь не помпезная интрада к монтевердиевскому «Орфею», но, скорее, следующий за ней искренний по тону, окрашенный в теплые тембровые оттенки струнных ритурнель, предваряющий в опере появление аллегорической фигуры Музыки…

Вовлеченность человеческой судьбы в историю целого поколения, ее трагические результаты приковывают внимание историка и неумолимо побуждают к труду, словно требуют нарушить молчание. Так произошло «открытие Мосолова». Годы и помощь целой команды молодых учеников-единомышленников понадобились Инне Алексеевне, чтобы вырвать из небытия другое имя – Николая Жиляева, выдающегося текстолога, редактора, композитора, преподавателя Московской консерватории, расстрелянного в 1938-м, посвятив ему сборник статьей и материалов «Николай Сергеевич Жиляев. Труды, дни и гибель».

Однако собирание камней – только одна сторона ремесла историка, вторая же – их искусное разбрасывание. Не случайно профессор Е. М. Царева назвала И. А. Барсову «мастером чтения». Искусство интерпретации сама Инна Алексеевна считает «истинной целью работы историка», которая «поднимает его в ранг творцов духовной культуры своего времени».

Закончить юбилейные заметки хотелось бы словами Александра Вустина: «Каждое общение с Инной Алексеевной – радость. Она – душа и совесть нашей Московской консерватории, ее прекрасное лицо». С юбилеем, дорогая Инна Алексеевна! Здоровья, творческого горения, радости!

Доцент Г. И. Лыжов

№ 5 (1297), май 2012

С Эдуардом Федоровичем Леоновым я познакомился давно, еще в Мерзляковском училище. В то время я учился на теоретико-композиторском отделении, которое впоследствии стал совмещать с дирижерско-хоровым. Тогда я очень увлекался спортом. Наши занятия вел Борис Иванович Жаров, а Эдуард Федорович дружил с ним. И после велопробега Москва – Ленинград мы тоже очень подружились, хотя в то время мне было только 16 лет, а он уже работал в Свешниковском училище и был молодым, подающим надежды педагогом.

В конце 60-х годов, когда я заканчивал консерваторию, Эдуард Федорович вел у нас хоровую литературу. Он прекрасно знал свой предмет, изумительно пел (у него очень приятный тенор). Любил петь и я – в этом плане мы с ним сошлись (я получал высокие оценки, так как очень быстро учил наизусть). На занятиях, которым я был невероятно рад, мы проходили оперную литературу, классическую русскую и западную музыку.

В течение нескольких десятилетий Эдуард Федорович сотрудничал с издательством «Музыка», где заведовал редакцией вокально-хоровой литературы. Он знал ответы на многие вопросы гораздо лучше, чем записано в книгах, – такие подробности жизни и творчества, какие не знали даже музыковеды. Хорошо помнил знаменитых синодалов (в частности, А. В. Никольского) и дружил с их родственниками. Кстати, его дед и отец тоже были известными синодалами, и он даже показывал мне диплом отца, подписанный самим А. Д. Кастальским. В 1974 году, когда я получил второй диплом – композитора, я с легкостью доверил ему редактировать свои первые опусы.

В свое время была большая кампания по внедрению новых учебных планов. Как и другим специалистам, нам разослали требования по всем дисциплинам. Я взял – по аранжировке (которую разрабатывали еще В. Я. Шебалин, А. С. Ленский), а Эдуард Федорович – по хоровой литературе. Сразу было очевидно, что программы составлены абсолютно некомпетентными людьми. Эдуард Федорович прочел все очень подробно и каждую страницу текста «разукрасил» своими замечаниями, объясняя, что логика изложения не соответствует содержанию предмета. Я читал его рецензию на 100 страницах (почти диссертацию!) – совершенно разгромную, где он просто перечеркивал все «нововведения». Курьез же заключался в том, что в ответ ему прислали… благодарность и оставили все, как прежде.

Эдуард Федорович – очень сильный, серьезный и интеллигентный человек. Он обладает огромной эрудицией – настоящая ходячая энциклопедия! Никогда не пропускает мероприятия кафедры, любит ходить на концерты и прекрасно владеет пером (ему бы писать мемуары!). Несмотря на тяжелую судьбу, Эдуард Федорович продолжает интенсивно работать и всегда при деле, к которому относится с большой ответственностью. Он необыкновенно требователен на зачетах и экзаменах, но, вместе с тем, очень раним, а его доброта и коммуникабельность всегда располагают к нему окружающих.

Дорогой Эдуард Федорович, от всей кафедры поздравляю Вас с юбилеем! И дай Бог Вам здоровья, чтобы Вы всегда были с нами!

Профессор В. Ю. Калистратов

№ 5 (1297), май 2012

Дорогой Зураб Лаврентьевич!

В год Вашего юбилея Московская консерватория, Ваши коллеги, друзья, поклонники – всем сердцем с Вами. Мы чествуем Ваш талант и чтим Ваше редкостное дарование: выдающегося певца, обладателя редкого по красоте тенора, яркого, звонкого, с блестящими верхними нотами и крепким средним регистром, артистизмом, исходящим прямо из сердца.

Ваши заслуги были высоко отмечены высшей наградой – званием Народного артиста СССР. Ваша слава упрочена победами Ваших учеников, удостоенных наград на отечественных и зарубежных международных конкурсах, и им принадлежит честь и право от Вашего имени представлять Московскую консерваторию, работе в которой Вы посвятили много лет.

Пусть и впредь сопутствуют Вам энтузиазм и жизнелюбие. Желаем Вам крепкого здоровья, новых творческих успехов, педагогических удач, долгих и плодотворных лет жизни.

Декан Вокального факультета
профессор П. И. Скусниченко

№ 5 (1297), май 2012

Счастливы художники, чье искусство не связано с сиюминутностью дня – они имеют возможность возвратиться к зрителям и читателям спустя столетия. Для них ничего не решают даты, рядом с ними меркнут любые числа, потому что царственное слово и сердцем повторенный звук преодолевают тяготение настоящего в прошлое. Остракизмы и награды, преследования и скитания, невостребованность и недооцененность – все отходит в историческую даль, покрывается тонким тленом забвения, потомкам бывает трудно связать хорошо знакомую книгу или картину с трагедией или фарсом жизненного пути их создателя. Счастлив тот, кто и в несчастье уверен в негорючести материала своих творений.

Судьба Леонида Леонидовича Сабанеева и его нынешнее 130-летие – один из многих примеров долговечности, молнией пронизавшей ураган времени. За последние годы труды этого выдающегося мастера слова настолько вернулись в обиход, что с удивлением теперь осознаешь: книги и статьи о Скрябине, Танееве, Дебюсси, Равеле и многом-многом другом не всегда были доступны, и что их автор после эмиграции в 1925 г. оставался известен лишь неуклонно сжимающемуся кругу прежних адресатов. Редкие среди них хранили теплые чувства в отношении зубастых критиков дореволюционной эпохи; почти никто не был заинтересован в переиздании возмутительных фельетонов, где имена мэтров «сталинского классицизма» склонялись в уничижительных падежах. Старые издания хранились в библиотеках под грифом «не выдается»; новые, заграничные книги до Советского Союза не доходили. Стальной скок сабанеевского наследия к публике, осуществленный на рубеже тысячелетий, и в немалой степени – благодаря издательству «Классика-XXI», – вновь сделал этого писателя-музыканта неотъемлемым от русской культуры ХХ века.

Нельзя сказать, что знакомство с сочинениями новообретенного классика, и особенно его книгой «Воспоминания о России», наполняет сердце современного читателя одними светлыми чувствами. Становятся понятны и озлобление, и зависть, и даже ненависть, которую питали к нему многие в музыкальном сообществе, безвозвратно канувшем вместе со «старым миром» к концу 1920-х. Сабанеев беспощадно прав в своих оценках, эта правота особенно очевидна теперь, когда музыкальная наука в состоянии аргументировано доказать многие из интуитивных и субъективных впечатлений критика. Он резок, чужд авторитетов, пристрастен – и в тоже время идеально чист помыслами. Ничто не могло бы заставить его назвать черное белым. Репутация выглядела несколько подмоченной рецензиями на неслышанные, непосещенные концерты: зачем ходить, если все равно не понравится? Тогда, в годы декадентского индивидуализма композиторов, это представлялось из рук вон выходящим, а теперь все чаще кажется, что только так и можно, только так и нужно. Мусор современности лезет в уши, прикидывается олицетворением прогресса, отвлекает, рассеивает внимание. Как оборониться от ложных ценностей и низких истин? Сабанеев предпочитал скорее упустить бриллиант, нежели набрать полные пригоршни пустой руды.

Он редко писал об исполнениях, в основном – о музыке, новой, новейшей и будущей. Стремление потрафить маститому дирижеру или увенчанному лаврами вокалисту отсутствовало напрочь. Даже о Шаляпине, гордости и славе национального искусства, написано хлестко, почти оскорбительно, но верно в том смысле, в котором достоинства являются оборотными сторонами недостатков! Несовершенство исполнительства виделось преградой между слушателем и композитором, но преградой преходящей, стоящей упоминания, но не изучения, нет, – подобные описания все рано останутся мертвой буквой. Уж если даже скрябинское туше стало такой же жертвой заражения крови, как и замысел «Мистерии», то какой смысл подбирать слова для предметов менее загадочных?

Л. Сабанеев высказывался на злобу дня, скорописью, «в номер с колес», и при этом неизменно работал для вечности, угадывая ее интерес, сохраняя и запечатлевая лишь то, что не поблекнет с годами. Его материалы трудны в беглом чтении, не подлежат привычному теперь «проглатыванию по диагонали», в них нет пустотелых абзацев и этикетных формул. Построения литые, четкие, однако цитировать их небезопасно! Соблазн велик, но любой мало-мальски здравомыслящий современный автор поймет: идеолог литературно-критического модерна не годится в соратники: его муза, его мастерство величественно низвергают бессильные потуги равенства. Абзац, вместилище заимствованной у Сабанеева фразы, обречен стать картонной декорацией, куда влетела живая птица. Текст, к которому взят сабанеевский эпиграф, весь накреняется в подобострастном поклоне навстречу. Есть повод для беспокойства! К российской интеллигенции вернулся один из тех, рядом с кем музыковеду нельзя «усыхать», нельзя переставать быть литератором, ибо эта профессия – двуликое сочетание науки и творчества. Тяжело подстроиться под такой высокий стилевой камертон, но необходимо иногда делать попытки привести строй речи и мысли в хотя бы частичное соответствие эталону.

В заключение – похвальное слово выставке, организованной Музеем им. Н. Г. Рубинштейна при участии В. Л. Сабанеевой-Ланской и профессора РАМ им. Гнесиных Т. Ю. Масловской, для которой Л. Сабанеев в последние годы стал большим, нежели предмет исследовательского интереса. Выставка чуть задержалась в пути, чуть запоздала к 130-летию, но тем лишь подтвердила, что спешить было некуда и что всякая дата в этом случае – лишь повод к неожиданному и необходимому открытию. Поразительно, как содержимое нескольких скромных витрин в фойе Большого зала консерватории способно ликвидировать разрыв между репутацией и биографией, наполнить жизненным смыслом факты, ставшие с некоторых пор достоянием одной истории! Сабанеев – писатель и музыкант предстал в ней сыном и братом, мужем и отцом, учеником, коллегой, другом…

Каждая «станция» жизненного пути представлена единственной, безошибочно и точно подобранной деталью. Вот фото с папой – известнейшим натуралистом, автором по сей день популярных, почти культовых книг об охоте и рыбалке, личным другом Александра III. А вот и портрет самого императора из семейного архива! Два мальчика в матросках – Борис и Леонид, постановочная композиция в дорогом фотоателье; они же – постарше, на пленере. Маленькое, поблекшее изображение первой жены, а рядом – изысканное украшение к концертному платью второй и портрет новой спутницы жизни: сопоставление более чем наглядно. Цветная современная фотография дочери, очень уже пожилой, седой, совсем, кажется, непохожей на отца. Рукописи с помарками и пометками, письма и конверты – драгоценные, чудом пережившие свое время свидетельства присутствия на земле человека, чье искусство, звеневшее эхом чужих нот, сумело остаться навеки в акустике столетия…

Бесполезно и глупо пересказывать то, что нужно увидеть или услышать. Так же бесполезно, как цитировать фрагменты предназначенного к безотрывному, с начала до конца, прочтению. У этой статьи не было эпиграфа, воздержусь и от финальной цитаты из Сабанеева, смиренно отступая в тень его удивительного таланта и памяти. Вечной и светлой памяти.

Доцент А. В. Наумов
Фото Дениса Рылова

№ 2 (1294), февраль 2012

Чем дольше вы смотрите назад, тем дальше видите вперед.
Уинстон Черчилль

Мысль о создании музея в Московской консерватории долго носилась в воздухе, но решение о его открытии было принято лишь 3 февраля 1910 года на заседании дирекции Императорского русского музыкального общества (ИРМО). В ту пору консерваторию возглавлял М. М. Ипполитов-Иванов. Финансовую поддержку, необходимую для оборудования и оформления музея, оказали консерватория, ИРМО и один из его действительных членов, большой друг Ипполитова-Иванова – Д. Ф. Беляев (впоследствии, с 1919 года, хранитель Музея). Наконец, 11 марта 1912 года, в 31-ю годовщину со дня смерти Н. Г. Рубинштейна, в первом учебном корпусе состоялось торжественное открытие Музея имени великого артиста.

Собрание уникальных предметов, на основе которых был создан консерваторский музей, начало складываться сразу после открытия Московской консерватории (1866) усилиями Н. Г. Рубинштейна и его единомышленников, среди которых прежде всего следует назвать князя В. Ф. Одоевского – великолепного знатока музыки, ученого, писателя. После кончины Одоевского в 1869 году его вдова, выполняя волю покойного, передала в дар консерватории принадлежавшие ему обширные библиотеку и коллекцию музыкальных инструментов. Когда не стало Н. Г. Рубинштейна, его личные вещи и предметы домашнего обихода, собранные им ценнейшие рукописи, автографы, издания и иконографические материалы тоже обогатили сокровищницу Московской консерватории. Одним из крупных приобретений консерватории в конце 1880-х годов явилась коллекция музыкальных инструментов Средней Азии и Казахстана, собранная капельмейстером А. Ф. Эйхгорном. Оборудование Музея М. М. Ипполитов-Иванов поручил Е. А. Колчину – скрипачу, альтисту, педагогу, музыкальному деятелю, фотографу, занимавшему в ту пору должность библиотекаря консерватории, а впоследствии – первого хранителя и заведующего Музеем, и И. П. Петрову – смотрителю здания консерватории, великолепно разбиравшемуся во всех хозяйственных вопросах.

Однако дальнейшая судьба Музея имени Н. Г. Рубинштейна сложилась весьма не просто. В начале 1930-х годов, воспользовавшись отсутствием Е. А. Колчина, помощник ректора по хозяйственной части приказал срочно перенести все фонды и имущество Музея в Большой зал консерватории и оставить в фойе первого амфитеатра без присмотра. Многое при этом было разбито, потеряно, а может быть, и похищено, ведь в Большом зале тогда работал кинотеатр «Колосс» и перед сеансом здесь собирались зрители. Преданный своему детищу Е. А. Колчин сумел все же собрать сохранившиеся сокровища и воссоздать Музей на новом месте. Но возглавлявший Московскую консерваторию на рубеже 1920-х – 1930-х годов печально знаменитый Б. С. Пшибышевский не только добился ее переименования в Высшую музыкальную школу имени Ф. Я. Кона, но и попытался лишить своего Музея. По его распоряжению в мае 1931 года была создана специальная комиссия, которой поручили выяснить целесообразность дальнейшего существования этого отдела. Комиссия доложила, что Музей бесполезен, но его отстояли учащиеся Композиторского факультета.

22 мая 1943 года Совет Народных Комиссаров СССР принял Постановление № 571 о должностных окладах работников музеев; в приложенном к нему перечне консерваторский музей был отнесен к музеям союзного значения второй категории. А 31 августа 1944 года Комитет по делам искусств при СНК СССР утвердил Положение о Государственном Центральном Музее Музыкальной культуры. Уже с середины 1940-х годов из названия Музея в отдельных документах, хранящихся в Архиве Московской консерватории, исчезает имя Н. Г. Рубинштейна, хотя приказ об отмене его имени до сих пор не обнаружен. И в 1954 году Музею присваивается новое имя – М. И. Глинки, юбилей которого широко отмечался в стране. Но еще долго теперь уже ГЦММК имени М. И. Глинки продолжает находиться в Большом зале консерватории, оформлять выставки, вести свою многообразную деятельность. И только в 1964 году он переезжает в старинный особняк – памятник архитектуры XVII века «Палаты Троекуровых» в Георгиевском переулке. Так Московская консерватория окончательно лишилась своего детища.

Прошло почти 30 лет, прежде чем в феврале 1992 года Музей был восстановлен в структуре Московской консерватории (приказ № 199 от 8.08.1991). Он разместился в 318 классе Рахманиновского корпуса, директором стал профессор по истории изобразительного искусства О. С. Семенов (к сожалению, в августе 1994 года он внезапно скончался). Затем был создан Совет Музея (приказ № 118 от 4.04.1995), в который вошли представители разных факультетов и межфакультетских кафедр во главе с проректором по научной и творческой работе профессором А. С. Соколовым. Музею отдали Овальный зал в первом амфитеатре Большого зала – так он вернулся на свое старое место. 30 мая 1995 года на заседании Ученого Совета по предложению профессора А. И. Кандинского Музею Московской консерватории вновь присвоили имя Н. Г. Рубинштейна. А в сентябре Музею передали и те помещения, которые освободились после переезда Государственной коллекции музыкальных инструментов. Музей получил возможность размещать как постоянные экспозиции, посвященные истории Московской консерватории, так и временные выставки, приуроченные к знаменательным датам, в фойе первого амфитеатра и партера Большого зала.

(далее…)

№ 1 (1293), январь 2012

Прошлый год стал юбилейным для нашей коллеги, замечательного мастера и музыканта – Натальи Владимировны Малиной. Ее знают, кажется, все органисты и органные мастера России и ближнего зарубежья, а также многие в Европе и на других континентах. Ученица Л. И. Ройзмана, первая за советскую историю Московской консерватории, кто получил образование исключительно как органист, она посвятила свою жизнь трудному делу органного мастера: обслуживанию, настройке органов и воспитанию кадров – мастеров для всех городов как бывшего Советского Союза, так и нынешней России.

Поразительная работоспособность и самоотверженность позволили Н. Малиной сделать за свою жизнь столько, что этого хватило бы на несколько других жизней. Благодаря ее стараниям прошли семинары органных мастеров, были написаны очень емкие, насыщенные информацией статьи по истории органа Большого зала. Ее редакторская работа позволила познакомить читателей, музыкантов и всех интересующихся с книгами Л. Ройзмана, Л. Дигриса, А. Швейцера, с полным собранием органных сочинений А. Гедике; в руки музыкантов дали «Семиязычный словарь музыкальных терминов».

Вместе с тем Наталья Владимировна никогда не оставляла специальность органиста. Она не только продолжала концертировать, но и сделала ряд важных в нашей истории музыкальных записей, в том числе уникальных: «Море» М. Чюрлениса, Симфонии Ш. Турнемира, «Планеты» Г. Холста и многих других – с нашими выдающимися дирижерами Е. Светлановым, В. Федосеевым, В. Мининым.

Н. В. Малина – человек, абсолютно преданный своему делу, не разменивающийся на мелкие сиюминутные блага, совершенно далекий от корыстных интересов, поразивших наш мир в последние годы. Она готова пойти на любые жертвы ради своего любимого дела, ради органа. У нее есть прочные устои и непоколебимые принципы. В них входят порядочность, ответственность, твердость в своем слове. Подобное отношение к жизни и своей специальности рождает в Наталье Владимировне такую же бескомпромиссную требовательность к другим. Не все выдерживают столь высокий градус человеческого достоинства и честного служения своей профессии.

Всякий человек может неоднозначно восприниматься окружающими людьми, а творческие – особенно. Не всем она нравится, не всем удобно с ней общаться. Она не идет на компромиссы, особенно когда дело касается принципиальных вопросов. У нее много друзей, но много и недоброжелателей, даже врагов. Однако и они не могут не признать в Наталье Малиной одного из самых компетентных специалистов, обладающего энциклопедическими знаниями.

Далеко не все знают, какая щедрая и добрая душа у этого хрупкого на первый взгляд человека! Сама не обладающая богатырским здоровьем, она готова в любую минуту прийти на помощь больному, нуждающемуся, даже не близкому человеку. Скольким людям она помогает, сколько добрых дел делает! Однако никому об этом не кричит, не демонстрирует. Нужное дело, сделанное тихо, без помпы, даже в тайне, – это ли не настоящее добро, которое способны оценить лишь очень немногие?

Да, Н. Малина – особый человек, для многих – неудобный. Но говорят, что на таких держится мир. Во всяком случае на Наталье Владимировне Малиной держатся все органы Московской консерватории. Пожелаем же ей долгих лет и счастья в самоотверженном служении своему любимому делу!

Доцент А. C. Семенов

№ 9 (1292), декабрь 2011

«Софии – с любовью» – под таким девизом прошел московский Фестиваль, посвященный внушительному юбилею Софии Губайдулиной – ее 80-летию. Из всех мировых фестивалей он был самым масштабным: состоялись 7 российских премьер и одна мировая. Был он также и уникальным: во всех странах к произведениям нашего автора добавлялась какая-нибудь классическая музыка, а здесь инкрустации были тоже из современной музыки – Виктора Суслина. В итоге – 5 вечеров исключительно новой музыки, к которым присоединилась и научно-практическая конференция.

Организатором конференции, которая прошла в Конференц-зале консерватории, выступила кафедра МСМ, собравшая всех специалистов по творчеству Губайдулиной, коих оказалось 9 человек. С. Саркисян приехала из Армении (с рассказом о «Tempus praesens»); из Израиля был прислан доклад М. Геллер о «Фахверк»; открытием И. Башаровой (Уфа) стало нахождение двух пьес Губайдулиной для детей, которые не числились ни в каких мировых каталогах, и их показ стал мировыми мини-премьерами; с уклоном в хоровую музыку Губайдулиной прошло выступление Н. Шириевой (Казань). Московская консерватория представила доклад С. Савенко, обратившей внимание, среди прочего, на моменты общности Губайдулиной с Малером, и доклад В. Холоповой, старавшейся заинтриговать темой о «тайне» как свойстве творчества этого композитора. Ярко показали себя молодые: Н. Баркалая дала как бы мастер-класс по новым звукокраскам в фортепианной музыке Губайдулиной с собственными иллюстрациями; асп. И. Великовская с виолончелью в руках блестяще рассказала о сонате «Радуйся!»; студ. Н. Дедерер доложила о сложно рассчитанных соотношениях интервалов и ритма в сочинении для ударных с оркестром, а композитор Я. Судзиловский поведал о своей теории нетемперированной звукосистемы.

Музыкальным прологом Фестиваля стал концерт «Персона», где главный редактор «Музыкального обозрения» А. Устинов вел беседу с Софией Асгатовной, а среди премьер прозвучало «Sotto voce» для двух гитар, альта и контрабаса. Молодые гитаристы Б. Фокеев и А. Резник, впервые столкнувшиеся с этой музыкой, в полной мере прониклись необычным ее колоритом (контрабасист был сам А. Суслин). А молодой баянист И. Пуриц с таким психологизмом внедрился в «De profundis», что показал все величие этого небольшого сочинения.

В симфонические интерпретации включился признанный авторитет в современной музыке В. Полянский со своей великолепной Симфонической капеллой. Ему выпало на долю сыграть сразу три российские премьеры. Сначала – апокалиптический «Всадник на белом коне», тематически близкий «Страстям по Иоанну» Губайдулиной. Затем – «Leb’ wohl…» («Прощай…») В. Суслина (на расставанье с С. Губайдулиной), наполненное пластами сонорики, и кроме того – монументальный концерт для баяна «Под знаком Скорпиона» с мастерским солированием Ф. Липса. Под конец – премьера еще одного монументального полотна Губайдулиной «Свет конца», вызвавшего бурный восторг зала.

В камерном концерте были исполнены «Quasi hoketus» (для фортепиано, фагота и альта), «Кватернион» (для четырех виолончелей), «Мираж: Танцующее солнце» (для восьми виолончелей). Губайдулина пожелала вставить в наиболее выигрышные места программы музыку своего друга В. Суслина, столь редко звучащую у нас, – его Соната для виолончели с ударными и «Переход границы» для альта, виолончели и контрабаса прошли просто великолепно.

Мировой премьерой стал юмористический «Татарский танец» (для баяна и двух контрабасов) с пентатоникой (!). А наиболее заинтриговал инструментальный театр «Превращение» (российская премьера), где шутовски «обиженный» тромбон (О. Макаришин) упорно «боролся» с четырьмя саксофонами, а затем преобразился в серьезного «героя», сыграв благородный ансамбль со всеми, и был остановлен роковым ударом тамтама.

(далее…)