№ 2 (1216), март 2003

Проблемная научно-исследовательская лаборатория музыки и музыкального образования Московской консерватории учреждена приказом министра культуры СССР в январе 1978 года. Первоначальный замысел принадлежал профессору М. А. Смирнову, тогдашнему проректору консерватории по научной работе. Организационная разработка замысла, приведшая к открытию лаборатории, была осуществлена при активном участии вначале ректора консерватории профессора А. В. Свешникова, затем, – сменившего его на этом посту профессора Б. И. Куликова и заведующего кафедрой теории музыки, профессора Е. В. Назайкинского.

Перед лабораторией были поставлены задачи исследования проблем научной организации учебного процесса в вузе, повышения эффективности обучения, разработки вопросов психологии музыкальных способностей, музыкального восприятия, творчества, исполнительства и педагогики, а также обобщения опыта мастеров исполнительского искусства и педагогики. Проблемная лаборатория Московской консерватории была первой лабораторией подобного типа в музыкальных вузах страны (хотя в системе высшего образования проблемные лаборатории работали уже почти десятилетие).

Лаборатория открылась в тот период, когда начался процесс смены поколений, остро поставивший проблему сохранения высоких традиций профессионального обучения. С другой стороны, все настойчивее заявляла о себе централизация в управлении образованием, стремление все вопросы решать «сверху», часто без какого-либо учета специфики музыкального образования.

Первым руководителем Лаборатории (1978–1980 гг.) был доктор психологических наук, инженер-акустик А. А. Володин, который стимулировал психолого-техническое направление исследований. В лаборатории в первые годы работали инженер (Г. Б. Соколовская), психолог (В. П. Лебедева-Мышкина), специалисты в области эстетики (Т. Я. Радионова, Д. С. Булатова). Однако основу коллектива составили и до сих пор составляют музыканты разных специализаций: исполнители (Е. П. Макуренкова, Н. А. Середа, С. И. Тихонов, в настоящее время Е. Л. Сафонова), историки (А. Т. Тевосян, Н. Н. Мохов, Е. Л. Гуревич, сейчас – Н. А. Миронова, Е. А. Лотош), теоретики (Л. Н. Алексеева, И. В. Погонина, Л. А. Салимова, в настоящее время – В. П. Фомин, В. Г. Цыпин), фольклористы (В. Н. Медведева /Никитина/, Д. С. Смирнов), а также специалисты в области музыкальной психологии (Г. С. Тарасов, а в настоящее время М. С. Старчеус). С 1980 года (и по сей день) заведующим лабораторией является доцент Г. С. Марутян. Тогда же научным руководителем лаборатории стал доктор искусствоведения, профессор В. В. Медушевский. С середины 90-х гг. научное руководство лабораторией осуществляет профессор Е. Г. Сорокина.

(далее…)

№ 2 (1216), март 2003

Вышло из печати новое издание книги выдающегося органиста, профессора Московской консерватории Л. И. Ройзмана «Орган в истории русской музыкальной культуры» (Казань, 2001 г.). Это переработанное, дополненное и расширенное издание осуществлено теперь в двух томах (1979 – в сокращенном однотомном варианте). Предлагаем вниманию читателя выдержки из вступительной статьи научного редактора данного издания Н. В. Малиной.

Материал этой книги автор собирал в течение более чем тридцати лет. Это было одно из важнейших дел его жизни – тех самых дел, которым было отдано все: силы, знания, талант, здоровье, сама жизнь.

Тема книги – органная культура страны, не знавшей этот инструмент в качестве культового, а всегда использовавшей его лишь в светской концертной ипостаси, – была совершенно неизвестна не только на богатом органными традициями Западе, но и на Родине. Всей своей научной деятельностью автор – пламенный пропагандист органа в России (тогдашнем СССР) – старался рассказать о многотрудном, но очень своеобразном пути развития русской органной культуры, о ее глубоко заложенных традициях от времен Киевской Руси, об ином бытии инструмента, чем это привычно было считать многим теоретикам во всем мире, рассматривавшим органную культуру России лишь как слабый, блеклый отзвук могучей органной культуры западноевропейских стран.

(далее…)

№ 2 (1216), март 2003

Александр Корнеев – один из крупнейших флейтистов современности, блестящий виртуоз, артист яркого и самобытного таланта. «Золотой флейтой» России называют его в нашей стране и во всем мире. А. Корнеев много концертирует как солист-флейтист. Его искусству аплодировали в Венгрии, Германии, Чехии, Югославии, Японии, США, Канаде, Турции, Мальте, Марокко, Норвегии, Дании, Швеции, Финляндии, Англии, Голландии, Италии, Болгарии, Румынии, Корее. Он играл в ансамбле со многими великими музыкантами, среди них – С. Рихтер, Д. Ойстрах, Л. Оборин, Э. Гилельс, М. Ростропович, Д. Шафран, Т. Николаева, А. Гедике, Е. Бандровка-Турска… Около 30 лет (с 1949 г.) проработал А. В. Корнеев в Большом симфоническом оркестре, выступал с крупнейшими дирижерами, такими, как Н. Голованов, А. Гаук, С. Самосуд, А. Мелик-Пашаев, Е. Мравинский, Г. Рождественский, Б. Хайкин, Е. Светланов, В. Ферреро, К. Цекки, Л. Стоковский, Г. Абендрот, Ш. Мюнш и др. Музыкант имеет почетный сертификат Карнеги-Холл – «Лучший педагог». В 1997 г. А. В. Корнееву присвоено звание Лауреата премии мэрии Москвы.

15 февраля 2003 г. в Малом зале Московской государственной консерватории состоялся замечательный концерт двух выдающихся музыкантов – Александра Корнеева (флейта) и Алексея Наседкина (фортепьяно). В концерте также принял участие камерный оркестр «Садко» (художественный руководитель и дирижер – заслуженный артист России Сергей Остапенко). Программа концерта целиком была посвящена творчеству Моцарта. В первом отделении прозвучали три Сонаты для флейты и фортепиано, во втором А. Наседкин исполнил Adagio си минор для фортепиано, затем слушатели могли насладиться музыкой Концерта ре мажор для флейты с оркестром в исполнении А. Корнеева и камерного оркестра.

(далее…)

№ 2 (1216), март 2003

13 февраля 2003 года в Рахманиновском зале состоялся авторский вечер Заслуженного деятеля искусств России, профессора Л. Б. Бобылёва. Мы, хоть и коллеги, почти не знакомы: ни на уроках, ни на его концертах бывать ранее не приходилось. Лишь один творческий контакт имел место быть: профессор любезно дал согласие стать объектом моего фотографического внимания и коллекция портретов педагогов Московской консерватории пополнилась фотографией Леонида Борисовича.

Нередко бывает, что на съёмке портретируемый незаметно для себя обнаруживает какие-то скрытые в повседневности, но порой главные, сущностные черты своего характера и творческого мироощущения. Во всяком случае, мои впечатления от личности Л. Б. Бобылёва совпали с впечатлениями от его музыки – искренней, естественной и наполненной светлой энергетикой. Я не могу позволить себе публично анализировать творчество современных авторов, ибо очень избирательно отношусь к музыке двадцатого века, которая, за исключением некоторых приснопамятных и ныне здравствующих классиков, мне, как правило, не по душе. Тем не менее, оказавшись со своим консерватизмом на вечере Л. Б. Бобылёва, я ощутил и лёгкость, и ту расположенность к восприятию, которая далеко не всегда сопровождает профессионального музыканта, когда он становится слушателем какого бы то ни было концерта академической музыки – старинной или современной.

(далее…)

№ 2 (1216), март 2003

Деятельность Центра современной музыки в этом сезоне отличается особой интенсивностью. Были проведены несколько фестивалей современной музыки – и у нас и за рубежом, в консерватории успешно внедряется новый учебный курс «Музыка ХХ века: новые композиторские и исполнительские техники», двухгодичный концертный цикл «Антология русского и немецкого авангарда» был назван авторитетнейшей немецкой газетой Франкфуртер алльгемайне цайтунг «одним из значительнейших музыкальных событий Москвы последних лет». Наш корреспондент беседует с художественным руководителем Центра, заведующим кафедрой современной музыки профессором В. Г. Тарнопольским.

Владимир Григорьевич! Масштаб сделанного впечатляет, но хочется узнать и подробности. Поделитесь, пожалуйста.

Спасибо за внимание к нашей работе. У нас действительно было очень много различных событий. Основные направления нашей деятельности – учебное, концертное и просветительское. Десять лет назад, когда инициаторы создания Центра современной музыки – наш нынешний ректор А. Соколов, дирижер И. Дронов и я – обсуждали цели его создания, то в качестве важнейшей из них мы определили именно комплексность подхода к проблемам современной музыки. Ведь очень многие наши исполнители – настоящие пионеры новой музыки, среди музыковедов тоже нет недостатка в специалистах по ХХ веку, я не говорю о композиторах, которые уже по определению олицетворяют собой новую музыку. Но при этом наши студенты зачастую не знают даже имен крупнейших композиторов второй половины ХХ века и вообще очень плохо представляют себе развитие музыки прошлого столетия. Следствием этого потом становится заметная ограниченность концертного репертуара – и солистов, и ансамблей, и оркестров. Ведь даже музыка самого популярного в мире композитора ХХ века – Стравинского – у нас все еще редкая залетная «Жар-птица», что уж говорить о Рославце, Лурье или Вышнеградском!

В этом контексте и концертные программы аспирантского ансамбля Студия новой музыки, и новый учебный курс, который читается сегодня студентам духового и хорового факультетов, и наш международный фестиваль Московский форум – это и есть основные элементы комплексного подхода к проблеме изучения и «внедрения» новой музыки в учебный процесс и в концертную жизнь.

В консерватории больше известны, естественно, ваши московские программы. Но Студия новой музыки ведет большую концертную деятельность и за пределами консерватории?

В прошлом году мы дважды побывали в Петербурге с программами «Шенберг-Кандинский: звук и цвет» и «Путешествие из Москвы в Петербург», в которой была представлена музыка 20-х и 90-х годов композиторов обеих столиц.

Один из концертов ансамбля я не побоялся бы назвать историческим – я имею в виду мировую премьеру недавно найденной в архивах Камерной симфонии (№ 2) Рославца, состоявшуюся на родине композитора в Брянске. Вот уж поистине, рукописи не горят! Кстати, по поводу этой сенсационной находки мы получили десятки запросов и предложений от музыкантов и организаций разных стран. К сожалению, лишь в России никто не заинтересовался этим замечательным произведением, которое, несомненно, войдет в учебники по истории русской музыки. И если отсутствие любопытства со стороны концертных организаций еще как-то может быть объяснено сегодняшней разрухой всей нашей музыкальной индустрии, то отсутствие профессионального интереса у историков музыки наводит на грустные мысли. А ведь кабинет нашей кафедры современной музыки находится «дверь в дверь» с кабинетом кафедры русской музыки!

Но вернемся к гастролям. Из зарубежных поездок этого сезона я особенно выделил бы концерты, лекции и мастер-классы в таких известных университетах как Оксфордский, Бостонский и Гарвардский. Важно отметить, что в подобных поездках мы выступаем не только как приглашенные гастролеры, наш Центр современной музыки разрабатывает саму концепцию и программы этих фестивалей. Мы все находимся сегодня в состоянии поиска собственной самоидентификации в новой стране и в новом мире. Поэтому новые идеи и концепции нам нужны не только для того, чтобы выдерживать острую конкуренцию на Западе, они необходимы, прежде всего, для того, чтобы современная музыка не потеряла актуальности здесь, в России.

(далее…)

№ 2 (1216), март 2003

18 февраля на Ученом Совете заместитель министра культуры России
А. И. Рахаев торжественно вручил высокие государственные награды –
Орден Почета – профессорам Московской консерватории
А. В. Корнееву и Б. Г. Тевлину

№ 2 (1216), март 2003

О прошедшем конкурсе имени Чайковского уже высказано очень много критических замечаний, и мне не хотелось бы повторяться. Но некоторую критику я все-таки выскажу, несмотря на успех моего ученика Алексея Набиулина, получившего престижную вторую премию.

К сожалению, это был первый конкурс, среди лауреатов которого был только один представитель России и Московской консерватории. Неужели фортепианный факультет Московской консерватории так ослабел? Кое-кто хотел это представить именно так. Но это ошибочное мнение, вспомните как талантливо играли на конкурсе Володин, Шибко, Кудряков (он кстати вскоре получил первую премию на конкурсе в Женеве), Сальников… Каждый из них мог бы быть в финале конкурса Чайковского.

В своем интервью нашей газете С. Л. Доренский справедливо заметил, что на фортепианном факультете в течение последних 70–80 лет было четыре творческих направления – это школы Игумнова, Гольденвейзера, Фейнберга и Нейгауза. В дискуссиях и спорах, в здоровой конкуренции эти направления творчески развивали нашу русскую фортепианную школу. Эти традиции и сейчас очень сильны. Но на конкурсе Чайковского русскими членами жюри были представители только одного направления – нейгаузовского. Кроме того, у них у всех были свои ученики – участники конкурса. Результат известен!

Если на последних IX,X,XI конкурсах им. Чайковского победителями были сильные виртуозы, хотя и не всегда интересные творческие личности – Мацуев, Березовский, то на XII – победительница и не личность и не виртуоз. Так – хорошо наученная ученица. После таких имен как Клайберн, Ашкенази, Огдон, Соколов, Донохоу, Лилл – этот результат выглядит катастрофой для конкурса и его имиджа в мире.

На фортепианном факультете сейчас одна кафедра специального фортепиано (заведующая кафедрой проф. Л. В. Рощина). На кафедре свыше 50 педагогов. Никакой творческой работы не происходит, да и не может происходить при таком «большом базаре»! Знает ли заведующая кафедрой, как работают ее педагоги? Конечно, нет, ведь невозможно побывать на многих уроках всех педагогов. Никто не ходит на классные вечера своих коллег, на факультетских концертах изредка мелькнут 1–2 педагога, да и те послушают только своих учеников и тут же исчезнут. Все работают в одиночку. Стагнация!

(далее…)

№ 2 (1216), март 2003

…Нет, так не расставался никогда
Никто ни с кем, и это нам награда
За подвиг наш.

Анна Ахматова

Он умел писать о любви. Не о той, которая – между взглядом и экстазом, нет. Германо-итальянский оперный штамп ничуть не был близок его сердцу. Только русская – чтобы деньги в огонь и прочь из постылого дома, а потом долго-долго скрываться, убегать, исчезать… И наткнуться, наконец, горлом на нож в руке любимого человека. И доказать, что смерть ничего не в состоянии изменить. Такой вот Эрос-Танатос.

Он вначале думал, что возможно по-другому. Наотмашь, как у Чайковского. Распластываясь вскрытой грудиной на эстраде: «Но ты поешь, и предо мной…». Прорубая топорами тромбонов толщу многолетних сомнений и тревог. Наваждение прошло. Симфония провалилась. Глазунов лениво и небрежно продемонстрировал абсурдность публичного самообнажения. Quod licet Jovi… .

И он научился прятаться. От скептического смешка Танеева, от скрябинского ехидства, от наскоков критики. От не-любви. Стал столпником собственного пианизма, воздвиг себе прибежище недосягаемое и низвергал оттуда потрясающие звучания своей и чужой музыки, незабвенные для тех, кому посчастливилось попасть – нет, не на башню, но хотя бы на приступок ее. Ибо редкий безумец может платить цену святости, которую требует двадцатый век.

Речь пророка темна, смысл писаний теряется в бесконечности повторений и цитат. Редкий мудрец прочтет сокрытое за известным наизусть. Рахманинов был пророком. Его языком стала софийная звукопись «Всенощной», мощный экстаз Второй симфонии, вавилонское столпотворение двух главных фортепианных концертов. Скрывая любовь к человеку, он успел на краю пропасти выкрикнуть слова предупреждения человечеству. Раздирая гортань, судьбой своею утвердил чудеса Преображения и Воскресения.

Но и так было не всегда. Много раз начинающаяся фраза упирается в неожиданное сомнение. И тогда появляются паузы. Главная – десятилетняя – в начале эмиграции. За ней множество других – по два, три года… А после паузы «я верую» звучит уже не так твердо. Сомнение – знак позднего Рахманинова: «…все наши страдания потонут в милосердии, которое… наполнит собою весь мир…». Так и хочется поставить здесь знак вопроса. А наполнит ли весь мир? А так ли прав был Антон Павлович со своим пессимистическим идеализмом?

(далее…)