№ 5 (1297), май 2012

21 апреля в Рахманиновском зале состоялся сольный концерт выдающейся контрабасистки, профессора Университета Моцартеум (Зальцбург) Кристине Хук. Огромный интерес публики к данному событию был вызван крайне редкой возможностью услышать у нас зарубежного контрабасиста столь высокого уровня, что во вступительном слове подчеркнул профессор Л. В. Раков – инициатор приглашения артистки Московской консерваторией. Особенностью концерта стало и то, что в нем приняли участие преподаватели и студенты нашей Alma Mater.

Ученица выдающихся педагогов Г. Клауса (Германия) и Ф. Петраки (Женевская консерватория), победительница многих международных конкурсов, К. Хук приобрела большую известность как исполнительница с уникальным почерком. В ее огромном репертуаре музыка различных направлений и стилей, но особым пристрастием солистки пользуются сочинения А. Пьяццоллы и современных композиторов. Широкий круг творческих интересов артистки впечатляет: К. Хук создала знаменитый «Франкфуртский квартет контрабасов» и записала несколько компакт-дисков; возглавляла группу контрабасов симфонического оркестра Западногерманского радио в Кельне. Она участница множества музыкальных фестивалей в Европе и Америке, была членом жюри международных конкурсов контрабасистов, в том числе IV международного конкурса им. С. А. Кусевицкого (Санкт-Петербург, 2011)…

Рахманиновский зал был переполнен. Программа состояла из произведений различных стилей и эпох – от барокко до современности. В начале первого отделения прозвучали сочинения для двух контрабасов (партию клавесина исполнила преп. М. Успенская): трехчастная пьеса М. Коррета «Феникс», технически очень непростая, была сыграна (со студенткой С. Пао) необычайно интересно в плане динамики и безупречно в ансамблевом отношении, а Трио-соната Г. Генделя (при участии Г. Кротенко) несколько удивила стилистическими разночтениями в игре солистов. Настоящим подарком для слушателей стал Дуэт Дж. Боттезини для скрипки (проф. А. Тростянский) и контрабаса: сложнейшее сочинение было исполнено очень цельно, артистично и поразительно виртуозно. Большая заслуга в этом принадлежит, безусловно, пианистке М. Лебедь, которая выполняла едва ли не самую ответственную роль на протяжении всего вечера. Под ее аккомпанемент произведения А. Пьяццоллы «Tanti anni Prima & Kicho» и «Milonga in Re» во втором отделении прозвучали очень эмоционально и выразительно, поразив слушателей ансамблевой точностью. В завершение вечера, после «Milontan» Ж. Брагато, К. Хук, А. Тростянский и М. Лебедь блестяще исполнили «Contrabajisimo» А. Пьяццоллы. Успех музыкантов был настолько убедителен, что благодарные слушатели многократно вызывали артистов на сцену.

Программа творческого визита К. Хук не ограничилась выступлением в Рахманиновском зале. Уже на следующий день артистка представила новую сольную программу в РАМ им. Гнесиных, одновременно с концертами провела два мастер-класса. Все мероприятия с участием знаменитого профессора стали заметным явлением в культурной жизни Москвы, позволившим прикоснуться к зарубежному контрабасовому искусству нашего времени.

Виктор Туганов

№ 5 (1297), май 2012

Представители музыковедческой специальности несут на своих плечах едва ли не половину обучения, воспитания музыкантов – от детской школы до аспирантуры. Но их вклад часто остается незамеченным и чрезвычайно редко бывает оценен по достоинству. В то же время без их самоотверженного труда российская музыкальная наука и образование просто не могут обойтись. Таким человеком, безусловно, является доктор искусствоведения профессор Валентина Николаевна Холопова, основатель и заведующая кафедрой междисциплинарных специализаций музыковедов. Всегда в гуще музыкальной жизни, на концертах, с пристальным интересом к новейшей музыке, она выстраивает свои теории и даже новые учебные предметы, среди которых особое место занимает созданная ею «Теория музыкального содержания». Обучившиеся у нее особенно ценят высокую музыкальность ее преподавания, творческий заряд, так помогающий потом в их профессиональной жизни.

В науке В. Н. Холопова первая бралась за труднейшие темы, совершенно нераскрытые, но абсолютно необходимые для нормальной музыкальной жизни страны. Первой (совместно с Ю. Н. Холоповым) она выпустила капитальный двухтомник об Антоне Веберне, что явилось в свое время полнейшей сенсацией. Первой взялась за книги об Альфреде Шнитке: одна написана совместно с Е. И. Чигаревой, другая – соло. А монография о Софии Губайдулиной претерпела уже 4 издания (включая первое – на итальянском языке с интервью Э. Рестаньо). Интерес мирового сообщества к трудам Валентины Николаевны очевиден: на немецком и итальянском издана книга о Веберне, на немецком – монография о Щедрине, на венгерском – «Вопросы ритма в творчестве композиторов ХХ века», на китайском – «Мелодика», «Ритмика», «Специальное и неспециальное музыкальное содержание»…

Интерес к актуальной музыкальной жизни побудил В. Н. Холопову взяться и за работы об исполнителях. Написав ряд газетных и журнальных статей о Владимире Спивакове, она выпустила о нем две книги: одну в глянцевой серии «Мастера исполнительского искусства», другую – под названием «Но и мелодия – любовь». Всю жизнь слушая Алексея Любимова, опубликовала о нем небольшую монографию. Писала о Геннадии Рождественском, Юрии Башмете, Наталии Шаховской, Александре Бахчиеве…

Этот год стал знаменательным для В. Н. Холоповой – ей присуждена премия Правительства РФ в области искусства 2011 года «За инновации в музыкальной науке и педагогике». Вручение премии состоялось 3 марта в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Министр культуры А. А. Авдеев в присутствии премьер-министра В. В. Путина вручил В. Н. Холоповой медаль лауреата. В своем ответном слове В. Н. Холопова отметила, что эта премия – знак признания труда всех ее коллег по цеху.

Когда госпремий удостаиваются лучшие исполнители и композиторы, подобная ситуация всем привычна. Но когда на такой же уровень за свои труды выходит музыковед-теоретик, это – большое и радостное событие, возвышающее нашу весьма нелегкую специальность, придающее нам творческие силы и вдохновение!

Доцент О. А. Левко

№ 5 (1297), май 2012

Отрадное событие имело место на одной из ведущих отечественных сцен – в Московском музыкальном театре им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко четыре вечера подряд с аншлагами шла премьера «Войны и мира» Прокофьева. Ныне этот коллектив едва ли ни рекордсмен по одномоментному воплощению прокофьевского театрального наследия: в афише – балеты «Каменный цветок», «Ромео и Джульетта» и оперы «Обручение в монастыре» и «Война и мир». Последняя поставлена здесь не в первый раз, но достаточно давно не присутствовала в репертуаре.

Скажу честно, что шла на премьеру с волнением, опасаясь двух вещей, к которым нас приучила как отечественная, так и мировая практика постановок. Речь идет, с одной стороны, об обычном значительном сокращении и перекомпоновке авторского текста оперы, с другой – о широких привнесениях в постановочную партитуру спектакля новых действующих лиц, несуществующих у композитора ситуаций, произвольно избранного времени и места действия и т. д.

Признаюсь сразу: ни того, ни другого в масштабах, меняющих смысл оперы, к счастью, не произошло. Зрителю был явлен подлинный Прокофьев, открывший оперному театру Толстого через его гениальную эпопею. Композитор начал работу над фреской Льва Николаевича в первые дни Великой Отечественной войны, почувствовав особую созвучность «Войны и мира» текущему моменту: важно было показать, как наш «бесподобный», по выражению Толстого, народ, поднимаясь над всем миром, становится непобедимым.

Безоговорочно приняла я общий драматургический абрис спектакля – с одном антрактом, который был предопределен самой огромной двухчастностью партитуры: мир – 7 картин и война – 6. В свое время такое деление было положено в основу двухвечернего варианта, который, например, имел место в постановке Пермского оперного театра. В постановке Театра им. Станиславского общая двухчастность дополнялась континуальностью каждого акта, где все его картины шли без перерыва, уподобляясь в чем-то эпизодам единой киноленты. Как тут не вспомнить компетентное мнение совсем «не театрального» Мясковского! Известно, что он посещал не только все московские спектакли Прокофьева, но и их репетиции и воистину страдал от… антрактов в опере, которые, на его взгляд, нарушают сквозное действие и прерывают ток симфонического развития. Словно услышав Мясковского, Евгений Колобов поставил «своего» «Евгения Онегина» в виде семи картин, идущих без перерыва. Свидетельствую, что общее впечатление было новым и очень сильным.

Прокофьев, как известно, всегда избирал все возможные пути, чтобы изгнать статику из оперного или балетного спектакля. Исполнение же «Войны и мира» в виде двух суперактов с единым, все нарастающим внутренним развитием как раз и привносит в спектакль необходимый внутренний динамизм. Уже в этом вижу большую заслугу режиссера-постановщика Александра Тителя. Важнейшей составляющей оперы, как искусства синтетического, является ее музыкальная сторона: дирижер Феликс Коробов и хормейстер Станислав Лыков заслуживают благодарности за тщательную отделку партитуры, за убедительное темповое и тембровое решение массовых сцен, за гибкость переходов от засценной музыки к реальному звучанию оркестра и солистов, большинство из которых достойны благодарности, прежде всего главные герои.

Мы знаем, что Толстой собирался назвать начальную часть эпопеи «Наташа Ростова», определяя ей ведущую роль в череде лиц и событий. Наталья Петрожицкая в образе Наташи пленяет не только вокальной стороной роли, но и ее драматическим воплощением, особой трепетностью и искренностью чувств. Их ансамбль с Дмитрием Зуевым (князь Андрей) убедителен, включая и пластически воплощенный наплыв вальса любви в предфинальной картине. В этом легком скольжении-мираже в очередной раз предстала «прерванная песнь» лирических героев русских опер: счастье было таким «возможным и близким». Николай Ерохин прекрасен своим визуальным попаданием в образ Пьера. Его голос, как и у исполнителя роли Кутузова Дмитрия Ульянова, привлекал достоверностью интонаций русской вокальной речи.

Спектакль интересно решен визуально (сценограф Владимир Арефьев): пустая коробка сцены с помощью конкретной детали или легко прочитывающейся метафоры быстро преображается в нужный интерьер. Кроме того, артисты оперы и балета красиво и стильно «одеты»; военные костюмы не противоречат, а, напротив, подчеркивают свои исторические прототипы.

Так что же, скажет иной сердитый критик, неужели не было недостатков? Спорные моменты есть всегда, но, к счастью, они не повлияли на оценку увиденного и услышанного. Возможно, высокие и шаткие с виду «балкончики» без перил вызывали страх не только у зрителей, но и у самих исполнителей; таинственным остался смысл выведения живого коня в сцене у Долохова; несколько недоведенными показались дансантные эпизоды… Но, господа, спектакль ведь только начинает свою жизнь и мелкие коррективы могут возникнуть в процессе его роста!

«Война и мир» – одна из самых многофигурных опер на русской сцене, хронологически не последняя, но итоговая опера композитора. Славно, что для такой мощной работы театр обошелся без заемных действующих лиц и исполнителей. Двойной юбилей – Прокофьева и Отечественной войны XIX века – отмечен в высшей степени достойно.

Профессор Е. Б. Долинская
Сцена из спектакля. Наташа Ростова – Наталья Петрожицкая, Пьер Безухов – Николай Ерохин. Фото В. Лапина

№ 5 (1297), май 2012

Сергей Поспелов, лауреат I премии

У этого состязания, несомненно, есть свое лицо, определенное личностью основателя конкурса, народного артиста СССР Эдуарда Грача. Соединение в этом человеке артиста-исполнителя, педагога, дирижера, музыкального деятеля – то есть многогранность личности – стало доминантой и самого события. Программа требует от участников именно масштаба, умения быть разными, вплоть до того, что в финале предлагается выйти и сыграть с камерным оркестром «Московия» один из концертов из «Времен года» Вивальди не только в качестве солиста, но и, одновременно, дирижера. А также большой романтический концерт (который, к сожалению, исполнялся под рояль из-за дефицита финансирования).

Раз от раза возрастает не только количество заявок, но и расширяется география, что, несомненно, связано с солидной репутацией жюри. На каждый конкурс Э. Грач собирает ведущих педагогов мира, делая ставку именно на профессионализм и компетентность в образовательной сфере: лишь опытный преподаватель сможет не только оценить нынешний уровень, но и увидеть перспективу конкурсанта. А ведь иногда важнее поддержать пусть не такую совершенную, но многообещающую игру талантливого скрипача, чем вышколенную, но не подкрепленную природной интуитивной музыкальностью исполнителя, натасканного хорошим учителем.

В жюри 2012 года под председательством Э. Грача работали: В. Иванов, Л. Габышева (Россия), Р. Мусаходжаева (Казахстан), П. Верников (Австрия – Италия), Р. Блидар (Румыния – Франция), Р. Ковак (Франция), И. Рашковский (Великобритания – Израиль), Нам Юн Ким (Южная Корея).

Нельзя не сказать о своеобразии системы голосования на конкурсе Ямпольского. Баллы выставляются каждому сразу после выступления, причем не в виде общей оценки, а по каждому произведению. Результаты туров потом суммируются: Э. Грач считает, что в равной степени значима интерпретация как Баха на первом туре, так и концерта в финале. Победитель – тот, кто смог показать себя наиболее гармонично во всех стилях.

В этом году таким скрипачом показал себя Сергей Поспелов, студент III курса Московской консерватории. За его плечами победы на Международном конкурсе пианистов и скрипачей имени Гнесиных (Москва, 2003), Первом Московском международном конкурсе скрипачей имени Д. Ойстраха (Москва, 2006), XLI международном конкурсе «Концертино Прага» (2007), XV международном конкурсе скрипачей имени Альберто Курчи (Неаполь, 2008). Этот опыт ощущается, когда слушаешь уверенную, эмоциональную игру Поспелова. На заключительном концерте лауреатов он исполнил «Этюд в форме вальса» Сен-Санса – Изаи – эффектную вещицу. В ней под безобидным салонным обличием запрятаны коварные технические приемы, с которым Поспелов справился играючи, оправдав присуждение и специального диплома «За лучшее исполнение виртуозного произведения на II туре».

Дальнейшие премии были присуждены следующим образом: второе место разделили студентки Московской консерватории Екатерина Валиулина и Елена Таросян, а также Бенджамин Гилмор из Нидерландов; третью поделили Ким Со Ен (Южная Корея – Великобритания), Ким Мин Кюм (Южная Корея) и Леа Биррингер (Германия). Поощрительную премию и звание лауреата присудили студентке Петербургской консерватории Ольге Артюгиной.

Комментируя результаты, профессор Э. Д. Грач заметил: «Мне всегда хочется всем финалистам дать лауреатские звания – как правило, они этого заслуживают». Слушая яркие, артистичные выступления новых лауреатов конкурса имени Ямпольского, с этим нельзя не согласиться. Тем более вызывает сожаление непродуманность дальнейшей раскрутки открытых талантов.

Конкурс проводила компания «Содружество», та самая, которая занимается и Всероссийским конкурсом. В обоих случаях, кроме денежных призов, никаких дальнейших ангажементов молодым музыкантам предложено не было. Как не было и освещения в прессе хода прослушивания конкурса Ямпольского. А ведь приехали такие интересные участники, как, к примеру, Бенджамин Гилморн – не просто замечательный европейский артист, но еще и внук нашего известного скрипача Льва Маркиза (в годы застоя эмигрировавшего из СССР), то есть носитель наших же традиций, соединенных с европейской школой. Заслуживают внимание поэтичная немецкая исполнительница Леа Биррингер, Ким Со Ен, обучающаяся в Лондоне, и самый молодой лауреат, обаятельный Ким Мин Кюм, не говоря уже о российских участниках. Публичное освещение происходящего и, особенно, организация турне победителей по России весьма желательны – в регионах должны видеть художественную планку, к которой следует тянуться.

Профессор Е. Д. Кривицкая
Фото Дмитрия Довбуша

№ 5 (1297), май 2012

Счастливы художники, чье искусство не связано с сиюминутностью дня – они имеют возможность возвратиться к зрителям и читателям спустя столетия. Для них ничего не решают даты, рядом с ними меркнут любые числа, потому что царственное слово и сердцем повторенный звук преодолевают тяготение настоящего в прошлое. Остракизмы и награды, преследования и скитания, невостребованность и недооцененность – все отходит в историческую даль, покрывается тонким тленом забвения, потомкам бывает трудно связать хорошо знакомую книгу или картину с трагедией или фарсом жизненного пути их создателя. Счастлив тот, кто и в несчастье уверен в негорючести материала своих творений.

Судьба Леонида Леонидовича Сабанеева и его нынешнее 130-летие – один из многих примеров долговечности, молнией пронизавшей ураган времени. За последние годы труды этого выдающегося мастера слова настолько вернулись в обиход, что с удивлением теперь осознаешь: книги и статьи о Скрябине, Танееве, Дебюсси, Равеле и многом-многом другом не всегда были доступны, и что их автор после эмиграции в 1925 г. оставался известен лишь неуклонно сжимающемуся кругу прежних адресатов. Редкие среди них хранили теплые чувства в отношении зубастых критиков дореволюционной эпохи; почти никто не был заинтересован в переиздании возмутительных фельетонов, где имена мэтров «сталинского классицизма» склонялись в уничижительных падежах. Старые издания хранились в библиотеках под грифом «не выдается»; новые, заграничные книги до Советского Союза не доходили. Стальной скок сабанеевского наследия к публике, осуществленный на рубеже тысячелетий, и в немалой степени – благодаря издательству «Классика-XXI», – вновь сделал этого писателя-музыканта неотъемлемым от русской культуры ХХ века.

Нельзя сказать, что знакомство с сочинениями новообретенного классика, и особенно его книгой «Воспоминания о России», наполняет сердце современного читателя одними светлыми чувствами. Становятся понятны и озлобление, и зависть, и даже ненависть, которую питали к нему многие в музыкальном сообществе, безвозвратно канувшем вместе со «старым миром» к концу 1920-х. Сабанеев беспощадно прав в своих оценках, эта правота особенно очевидна теперь, когда музыкальная наука в состоянии аргументировано доказать многие из интуитивных и субъективных впечатлений критика. Он резок, чужд авторитетов, пристрастен – и в тоже время идеально чист помыслами. Ничто не могло бы заставить его назвать черное белым. Репутация выглядела несколько подмоченной рецензиями на неслышанные, непосещенные концерты: зачем ходить, если все равно не понравится? Тогда, в годы декадентского индивидуализма композиторов, это представлялось из рук вон выходящим, а теперь все чаще кажется, что только так и можно, только так и нужно. Мусор современности лезет в уши, прикидывается олицетворением прогресса, отвлекает, рассеивает внимание. Как оборониться от ложных ценностей и низких истин? Сабанеев предпочитал скорее упустить бриллиант, нежели набрать полные пригоршни пустой руды.

Он редко писал об исполнениях, в основном – о музыке, новой, новейшей и будущей. Стремление потрафить маститому дирижеру или увенчанному лаврами вокалисту отсутствовало напрочь. Даже о Шаляпине, гордости и славе национального искусства, написано хлестко, почти оскорбительно, но верно в том смысле, в котором достоинства являются оборотными сторонами недостатков! Несовершенство исполнительства виделось преградой между слушателем и композитором, но преградой преходящей, стоящей упоминания, но не изучения, нет, – подобные описания все рано останутся мертвой буквой. Уж если даже скрябинское туше стало такой же жертвой заражения крови, как и замысел «Мистерии», то какой смысл подбирать слова для предметов менее загадочных?

Л. Сабанеев высказывался на злобу дня, скорописью, «в номер с колес», и при этом неизменно работал для вечности, угадывая ее интерес, сохраняя и запечатлевая лишь то, что не поблекнет с годами. Его материалы трудны в беглом чтении, не подлежат привычному теперь «проглатыванию по диагонали», в них нет пустотелых абзацев и этикетных формул. Построения литые, четкие, однако цитировать их небезопасно! Соблазн велик, но любой мало-мальски здравомыслящий современный автор поймет: идеолог литературно-критического модерна не годится в соратники: его муза, его мастерство величественно низвергают бессильные потуги равенства. Абзац, вместилище заимствованной у Сабанеева фразы, обречен стать картонной декорацией, куда влетела живая птица. Текст, к которому взят сабанеевский эпиграф, весь накреняется в подобострастном поклоне навстречу. Есть повод для беспокойства! К российской интеллигенции вернулся один из тех, рядом с кем музыковеду нельзя «усыхать», нельзя переставать быть литератором, ибо эта профессия – двуликое сочетание науки и творчества. Тяжело подстроиться под такой высокий стилевой камертон, но необходимо иногда делать попытки привести строй речи и мысли в хотя бы частичное соответствие эталону.

В заключение – похвальное слово выставке, организованной Музеем им. Н. Г. Рубинштейна при участии В. Л. Сабанеевой-Ланской и профессора РАМ им. Гнесиных Т. Ю. Масловской, для которой Л. Сабанеев в последние годы стал большим, нежели предмет исследовательского интереса. Выставка чуть задержалась в пути, чуть запоздала к 130-летию, но тем лишь подтвердила, что спешить было некуда и что всякая дата в этом случае – лишь повод к неожиданному и необходимому открытию. Поразительно, как содержимое нескольких скромных витрин в фойе Большого зала консерватории способно ликвидировать разрыв между репутацией и биографией, наполнить жизненным смыслом факты, ставшие с некоторых пор достоянием одной истории! Сабанеев – писатель и музыкант предстал в ней сыном и братом, мужем и отцом, учеником, коллегой, другом…

Каждая «станция» жизненного пути представлена единственной, безошибочно и точно подобранной деталью. Вот фото с папой – известнейшим натуралистом, автором по сей день популярных, почти культовых книг об охоте и рыбалке, личным другом Александра III. А вот и портрет самого императора из семейного архива! Два мальчика в матросках – Борис и Леонид, постановочная композиция в дорогом фотоателье; они же – постарше, на пленере. Маленькое, поблекшее изображение первой жены, а рядом – изысканное украшение к концертному платью второй и портрет новой спутницы жизни: сопоставление более чем наглядно. Цветная современная фотография дочери, очень уже пожилой, седой, совсем, кажется, непохожей на отца. Рукописи с помарками и пометками, письма и конверты – драгоценные, чудом пережившие свое время свидетельства присутствия на земле человека, чье искусство, звеневшее эхом чужих нот, сумело остаться навеки в акустике столетия…

Бесполезно и глупо пересказывать то, что нужно увидеть или услышать. Так же бесполезно, как цитировать фрагменты предназначенного к безотрывному, с начала до конца, прочтению. У этой статьи не было эпиграфа, воздержусь и от финальной цитаты из Сабанеева, смиренно отступая в тень его удивительного таланта и памяти. Вечной и светлой памяти.

Доцент А. В. Наумов
Фото Дениса Рылова

№ 4 (1296), апрель 2012

В каскаде многочисленных ярких показов работы с хором студентов и аспирантов кафедры современного хорового искусства Композиторского факультета Московской консерватории особое место занял концерт 1 апреля, прошедший в Малом зале. В нем приняли участие три известных хоровых коллектива страны: Большой детский хор имени В. С. Попова Российской государственной радиовещательной компании «Голос России», Академический Большой хор «Мастера хорового пения» Российского государственного музыкального телерадиоцентра и Государственная академическая хоровая капелла России имени А. А. Юрлова. Дирижерами выступили студенты II и III курсов – прецедент необычайный!

Нет нужды объяснять важность организации студенческой практики. Ее наличие (или отсутствие) на том или ином этапе становления музыканта может сыграть определяющую роль в его творческой судьбе. Архиважно это для будущих руководителей хоровых коллективов. А уж возможность оказаться в сердцевине современной отечественной хоровой исполнительской культуры, да еще и в материале современной хоровой музыки переоценить попросту нельзя.

Это был опыт как профессионального, так и подлинно художественного сотрудничества. Живое общение с коллективами позволило и поверить в себя, и получить оценку певцов. Для испытания были выбраны программы из произведений для хора a cappellа А. Эшпая, Р. Щедрина, Р. Бойко, Т. Корганова, А. Флярковского, Г. Дмитриева, В. Кикты, В. Рубина, Н. Голованова, Г. Свиридова, Ю. Фалика, русские народные песни в обработке А. Ларина… Особую окрыленность придала этому концерту-зачету (!) естественная и дружественная соревновательность единомышленников, преданных хоровому делу энтузиастов. Концерт не только вышел далеко за рамки стандартного зачета. Он и в ряду филармонических мероприятий явился бы событием исключительным. Воистину – это был праздник и красоты, и высокой этики.

В живом творческом процессе перед публикой, заполнившей зал до отказа, предстали и учителя-наставники, и мастера-созидатели, и молодежь. Любовью к хоровому искусству дышали все участники вечера: хоровые певцы и солисты, дети концертного хора «Канцона» детской школы искусств «Вдохновение», выступившие в начале концерта, и публика, а также превосходный ведущий (доцент Е. К. Волков), и, конечно, студенты-дирижеры со своими педагогами – все подданные высокой музыкальной традиции.

Теплым напутствием открыл вечер вдохновитель этого событийного концерта, заведующий кафедрой современного хорового исполнительского искусства профессор Б. Г. Тевлин. А в конце искренне взволнованные масштабом своей работы студенты тепло благодарили руководителей прославленных коллективов и педагогов кафедры – доц. А. Л. Кислякова, проф. Л. З. Конторовича, проф. Г. А. Дмитряка. В историю Московской консерватории вписана еще одна яркая страница.

Профессор Ю. А. Евграфов

На фото: Академический Большой хор «Мастера хорового пения»,
худ. рук. профессор Лев Конторович.
Фото Александра Скорыка

№ 4 (1296), апрель 2012

Герман Ханачек. Портрет В. И. Сафонова. Нью-Йорк, 1907. Холст, масло

Всякий раз любуясь уникальным архитектурным ансамблем нашей Alma mater, часто ли мы вспоминаем ее директора, усилиями которого она обрела свой неповторимый облик? В этом году исполнилось 160 лет со дня рождения Василия Ильича Сафонова (1852–1918) – выдающегося русского музыканта и просветителя. С начала февраля под эгидой Всероссийского музейного объединения музыкальной культуры имени М. И. Глинки, Московской государственной консерватории, Международного союза музыкальных деятелей и Фонда А. Н. Скрябина в Москве проходят конференции, концерты, выставки, посвященные этой дате, выходят новые публикации. Творческое наследие В. И. Сафонова переживает свое второе рождение.

«Сильный был человек, любопытнейшая, яркая фигура, сложность и одаренность удивительнейшие. Казак, старовер, нежнейший пианист, действительный статский советник, хозяин гостиницы в Кисловодске, превосходный капельмейстер, делец-администратор, чувствительнейший и добрейший человек, самовластнейший деспот в директорах консерватории, американец, европеец, остроумнейший и развеселый собеседник с меланхолическими глазами и червоточиною внутри. Воплощение того русского таланта, который на все годится и всюду чувствует себя неудовлетворенным…» Таким многоликим запомнился Василий Ильич Сафонов известному московскому литератору конца XIX – начала XX века А. В. Амфитеатрову.

А. С. Соколов и М. А. Брызгалов на открытии «Сафоновских чтений»

Оценивая значение этой личности в контексте эпохи Серебряного века, осознаешь, что по масштабу своей созидательной деятельности Сафонов сопоставим лишь с Антоном и Николаем Рубинштейнами. Такой же титанический размах, блестящее достижение поставленных целей, полная самоотдача. Такой же единоличный стиль управления: неслучайно современники определяли периоды их директорств как «царствования». Сафонов выступил продолжателем рубинштейновских инициатив и, вместе с тем, завершителем традиции дореволюционного русского музыкального просветительства, распространявшегося не только на Россию, но и далеко за ее пределы.

Путь Сафонова в музыке был неординарным. Уроженец Терского края, наделенный от природы блестящими музыкальными способностями, он избежал участи вундеркинда, получив образование в одном из привилегированных учебных заведений Российской империи – Александровском (бывшем Царскосельском) лицее и занимаясь частным образом по фортепиано (у А. И. Виллуана и Т. О. Лешетицкого) и теории музыки (у Н. И. Зарембы). Перед ним открывалась перспектива чиновничьей службы. Однако при первой возможности он оставил эту стезю и поступил в Петербургскую консерваторию (1879), закончив ее с золотой медалью всего через год (!) после поступления. Музыкальная карьера Сафонова развивалась стремительно: вчерашний студент превратился в преподавателя Петербургской (1880), через несколько лет – в профессора Московской консерватории (1885), а вскоре он возглавил ее в качестве директора (1889). Его 17-летнюю деятельность на этом посту без преувеличения можно охарактеризовать как подвижничество.

Участники «Сафоновских чтений»

История взаимоотношений Сафонова с Московской консерваторией драматична. Получив ее в состоянии потери лидерских позиций на музыкальной арене города, он поднял престиж учебного заведения на недосягаемую высоту: сформировал новый консерваторский оркестр, создал уникальную фортепианную школу. Из его класса вышли столь разные индивидуальности, как А. Н. Скрябин, Н. К. Метнер, И. А. Левин, Р. Я. Бесси-Левина. Но главное, он воздвиг новое великолепное здание консерватории. Сафонову пришлось услышать в свой адрес немало нелестной критики, в том числе упреки в непомерном честолюбии и амбициях. Но какова была его собственная мотивация?

«…Если бы каждый из нас делал бы возможно совершеннее свое дело, не примешивая к нему ничего постороннего, это было бы настоящее Царствие Божие. Так я всегда старался жить, оттого всегда мужественно нес всякие невзгоды и одно могу сказать – в гробу мне лежать не будет стыдно» – так писал Сафонов своему бывшему ученику Константину Игумнову, покидая директорский пост. Как известно, уход Василия Ильича был обусловлен его несогласием с мнением Художественного совета. Всегда открыто исповедовавший свои жизненные, художественные и идеологические принципы, Сафонов был убежден: «Искусство аристократично и монархично. Как нельзя “комитету” написать симфонию, также точно и большое художественное дело может вести только один человек, даже два будут друг другу мешать, а, следовательно, мешать и самому делу. Это для меня ясно. Иначе я не представляю себе правильной постановки художественного воспитания».

В. И. Сафонов

В 1906 году начался зарубежный, не менее насыщенный этап биографии Сафонова. Он приобрел мировую известность в качестве дирижера, активно пропагандируя русскую музыку. Аристократ и самовластный руководитель, Сафонов никоим образом не может быть назван музыкальным консерватором. Непревзойденный истолкователь классиков, он испытывал жгучий интерес к современности, в частности, к сочинениям Я. Сибелиуса, Р. Штрауса, Э. Элгара, ранним опусам С. Прокофьева. Огромны его заслуги в пропаганде сочинений Чайковского и Скрябина. Его концертный график не ослаб даже в период Первой мировой войны. Лишь в 1917 году он вынужден был прекратить заграничные выступления.

После смерти Сафонова его имя по идеологическим причинам оказалось в тени. Сын генерала царской армии, тесть министра финансов, отец возлюбленной адмирала Колчака не вписывался в каноны советской историографии. Круг молчания был разорван в конце 1950-х годов в связи с победой на Первом международном конкурсе имени П. И. Чайковского Вана Клиберна – «музыкального внука» Сафонова. Сейчас идет активная разработка его творческого наследия, по материалам которого подготовлен такой фундаментальный труд, как «Летопись жизни и творчества В. И. Сафонова» (М., 2009; сост. Л. Тумаринсон, Б. Розенфельд). Начиная с 1992 года регулярно проводятся всероссийские конференции и форумы, приуроченные ко дню рождения Василия Ильича (25 января / 6 февраля).

На сей раз статус «Сафоновских чтений» был особенно высок: они объявлены «международными». Чтения проходили в Музее-квартире А. Б. Гольденвейзера, который с 9 по 11 февраля 2012 года превратился в центр научно-музыкальной жизни. Хранителям этого уникального Дома – А. Ю. Николаевой и А. С. Скрябину – удалось создать неповторимое сочетание гостеприимства, доброжелательной ауры и старомосковского уюта. Звучание гольденвейзеровского «Бехштейна» воскресило дух ушедшей эпохи. Постоянную музейную экспозицию дополнял портрет В. И. Сафонова работы Г. Ханачека.

В приветствиях ректора Московской консерватории А. С. Соколова и генерального директора ВМОМК М. А. Брызгалова были затронуты проблемы преемственности музыкальных поколений, забвения и исторической памяти. Результаты своих изысканий представили ведущие музыковеды и молодые исследователи из России (Москва, Санкт-Петербург, Клин, Кисловодск, Пятигорск, Екатеринбург, Астрахань), Украины, Швеции, Италии. В докладах Сафонов был представлен во всех ипостасях – как пианист, педагог, дирижер, администратор, общественный деятель и, наконец, как гражданин мира и автор богатейшего эпистолярия: презентация «Избранной переписки» Сафонова (сост. Е. Кривицкая, Л. Тумаринсон) стала важным событием Чтений.

Не менее насыщенной была концертная программа из произведений, посвященных Сафонову композиторами-современниками. Она стартовала в Малом и завершилась в Большом зале Московской консерватории. Сейчас в его фойе размещена мемориальная сафоновская экспозиция. Безусловно, открытие нашего «Храма искусства» после прошедшей реставрации стало наиболее весомым приношением В. И. Сафонову. «Время – мой самый лучший адвокат» – пророчески писал Василий Ильич более века назад. Сейчас «время Сафонова» настало.

Г. А. Моисеев,
cт. научный сотрудник МГК

Иллюстрации предоставлены ВМОМК им. М. И. Глинки

№ 3 (1295), март 2012

Продолжение. Начало в «РМ»
2011, № 9; 2012 № 1 и № 2.

Профессор М. К. Чайковская, Народная артистка РФ, завкафедрой виолончели и контрабаса, член жюри XIII Международного конкурса имени П. И. Чайковского

– Мария Константиновна, каким был последний конкурс Чайковского у виолончелистов, оправдал ли он Ваши ожидания?

– Должна сказать, что именно этот конкурс не стал ни грандиозным, ни запоминающимся, ни открытием «звезд». Задолго до начала этого события было много интервью с видными музыкантами, разговоров о жюри и т д. Общая тенденция была ориентирована на Запад – как на участников, так и на будущих победителей. Это странно: в любой стране, где проходит конкурс, организаторы ориентируются и болеют за своих участников.

Конкурс имени П. И. Чайковского – это государственное мероприятие, и оно призвано выявлять талантливую молодежь России и других стран. Не могу согласиться с тем, что от России для участия в конкурсе было пропущено только два виолончелиста. А кто отбирал, кто формировал состав участников?! Из четырех человек отборочной комиссии Россию представлял один… С. Ролдугин! Как всегда – похожая история…

Что же касается состава жюри, то в одном интервью с популярным музыкантом (кстати, лауреатом первой премии конкурса Чайковского) прозвучало, что на этом конкурсе в жюри будут выдающиеся музыканты, а не педагоги, как на прошлых соревнованиях! Миллионы телезрителей это услышали, и у них сложилось определенное – ошибочное – мнение. Но ведь все педагоги, о которых он говорил, были выдающимися концертирующими музыкантами, и именно они вывели многих молодых артистов на мировую арену! Это неуважение и к своим педагогам, которые были в жюри на предыдущих конкурсах, и ко многим лауреатам этого конкурса, и к своей Alma Mater.

Хотелось бы, чтобы подобная кампания «до» не давила на происходящее «после». Что называется – хотели как лучше, а получилось как всегда!

– В жюри, кроме М. С. Воскресенского у пианистов, не нашлось места для представителей Московской консерватории. Так было сделано специально?

– В Московской и Санкт-Петербургской консерваториях – прекрасные педагоги, исполнители, лауреаты многих конкурсов, в том числе имени Чайковского, – и организаторы не выбрали никого достойного?! Это целенаправленно, и многое говорит о «не белой» и «не пушистой» тенденции. Это сигнал! Мы сами рубим сук, на котором сидим.

– Как Вы относитесь к разделению конкурса на два города?

Нарек Ахназарян (I премия)

– По моему мнению, это решение было ошибочным. Конкурс – это музыкальный форум, где играют, общаются и слушают других. А тут не было общности, чтобы делать одно дело. Очень важно для участников, а также и для публики иметь возможность послушать представителей других специальностей в залах одного города.

Кроме того, на перемещения оркестра, членов жюри, дирижеров, а в конце и лауреатов были затрачены огромные средства, которые, на мой взгляд, можно было потратить на приглашение педагогов, студентов и учеников из дальних регионов страны, чтобы дать им возможность послушать весь конкурс.

Впервые за всю историю конкурса Чайковского не было поездки членов жюри, участников в Клин. Почему?..

– Как Вы оцениваете уровень участников? Кого Вам удалось послушать?

– Я слушала почти всех. Общий уровень был очень хороший, но это определение относительное. Безусловно, были талантливые конкурсанты. Но, с моей точки зрения, действительно одаренным музыкантам не хватало свободы самовыражения, а некоторым выражать было нечего. Энергетика, флюиды, которые исходят от талантливого исполнителя, вызывают ответные импульсы, которые провоцируют на творчество. В этом смысле многие исполнители оказались для меня неинтересны. Сегодня на конкурсах почти всегда технический уровень очень хороший – все играют очень быстро, легко справляются с трудностями. И на этот раз это был просто достойный конкурс, но отнюдь не суперсобытие.

– Почему в музыкальных состязаниях все чаще побеждает спортивная составляющая? Это знамение времени?

– В какой-то мере так. Я считаю, что общая тенденция в мире – шоубизнес, поп-музыка. Человек становится бездуховным. Сейчас многих научили играть профессионально, но той глубины, которая должна быть при прочтении сочинений, не хватает. Русская исполнительская школа всегда славилась своей одухотворенностью, романтизмом, глубоким, восторженным прочтением музыки, проникновением в суть сочинения. Это, к сожалению, уходит… И наша задача – сохранить то, что оставили нам наши великие педагоги.

– Как бы поступили Вы на месте организатора конкурса?

Умберто Клеричи (V премия)

– Конкурс имени Чайковского должен по всем специальностям проходить в одном городе – это и компактно, и более солидно. Программу следует обсуждать не кулуарно, а открыто, на заседании авторитетных педагогов-исполнителей. Отбор на конкурс или прослушивание записей должны проводиться комиссией, в которой достаточно представлены отечественные музыканты. Их фамилии необходимо объявить. Но и этого недостаточно.

Важен не только конкурс Чайковского (это вершина), а вообще состояние музыкального дела в стране. И мне бы хотелось, чтобы не только на конкурсе Чайковского создавались условия для наших музыкантов. В промежутках между конкурсами нужно по всей России стимулировать музыкальное образование, дать шанс и педагогам, и их ученикам добиваться успехов. Это важно, потому что «звезды» не бывают на пустом месте, – их надо воспитывать, надо создавать условия и атмосферу. Необходимо помогать музыкальным школам, педагогам и учащимся на периферии. Если дети в маленьком провинциальном городке ходят в музыкальную школу – это уже надо поддерживать, как некий культурный оазис, в котором и рождаются «звездочки».

Что касается жюри, то, конечно, оно должно быть составлено из выдающихся музыкантов. Но для того, чтобы быть выдающимся, нужна не только поддержка государства, но и государственная реклама, и интерес Министерства культуры. И в первую очередь – чтобы и жюри и участники конкурса Чайковского достойно – как по уровню, так и по количеству – представляли Россию. Не это ли задача Министерства культуры?!

– Наверное, в нашей стране вопрос музыкального воспитания стоит достаточно остро…

– Естественно, государство должно воспитывать не только исполнителей, но и слушателей. Это должно быть вместе. Но если вы включаете TV, Интернет – много ли вы видите рекламы классической музыки? Афиши висят только возле консерватории, Зала Чайковского, Дома музыки, больше нигде. А поп-музыка – она везде, даже там, где строятся дома. И человек не может быть в стороне от этого. Дети тоже учатся, растут и взрослеют в этой атмосфере. Если спортсмены выигрывают кубок, их принимает президент. Но наши лауреаты международных конкурсов – это тоже презентация России на международном уровне. Их президент принимает? – Нет. Престиж профессии падает.

Знаю по своей работе, как трудно раскрыть ученика: они все зажаты, они не понимают, что играют всего лишь ноты… Вопрос не только в музыкальном воспитании, но и в воспитании вообще, в том числе и образовании. Твердо убеждена: музыка – это замечательно. Но надо много читать, изучать, уметь разговаривать, быть любопытным, интересоваться многими областями музыкальной культуры и искусства.

– Вернемся к конкурсу Чайковского. Кто Вам особенно запомнился?

– Мне запомнился итальянец Умберто Клеричи, который получил V премию. Он еще маленький, но очень талантливый. А многие хвалили француза Эдгара Моро. Его игра не вызвала у меня особого восторга.

– А Нарек Ахназарян?

– Хорошо, что наша консерватория вышла в финал, замечательно, что Нарек получил I премию. Но на самом деле ему еще нужно много работать, чтобы удержать звание Лауреата первой премии конкурса Чайковского. Не могу сказать, что была потрясена. Начало его музыкальной карьеры неплохое.

– А что Вы можете сказать об обязательной пьесе?

– Пендерецкий написал замечательное сочинение «Violoncello totale». Он очень хорошо знает виолончель, и у него много произведений для этого инструмента. Но я не могу сказать, что Эдгар Моро, которого выделили за лучшее исполнение этой пьесы, – на самом деле играл лучше всех. Автору виднее – у него есть тысяча своих нюансов, которые он хотел бы услышать в исполнении.

– Как Вы считаете, объективным ли было решение жюри?

– Никогда конкурс не может быть справедливым или объективным. Конкурсы проводятся везде, но пока лучшей системы для выявления талантливых исполнителей, к сожалению, не придумали. Во-первых, любой участник должен понимать, что он может его выиграть, а может и проиграть. И не всегда те, кто выигрывает, в будущем подтверждают правильность решения жюри.

Во-вторых, мнения членов жюри могут расходиться. Существует искусство находить консенсус, но, к сожалению, это не всегда удается. Однако есть определенный баланс, есть определенные критерии оценки: талант, технический уровень, музыкальность, перспективность.

– И все-таки ни для кого не секрет, что решения жюри часто обусловлены определенной конъюнктурой…

– Каждый член жюри в идеале должен оставаться честным перед собой (чтобы потом не было мучительно стыдно)… Оценка исполнителя – это мнимая конкуренция, она не предполагает разные недостойные вещи и требует внутренней культуры, профессиональной честности. Нельзя опускаться ниже определенного уровня взаимоотношений, должна быть нравственная планка. Сейчас этой культуры многим не хватает.

– В заключение – что бы Вы хотели пожелать молодым виолончелистам?

– Оставайтесь в музыке только в том случае, если вы не можете без этого жить! Это очень трудная и длинная дорога. 5 лет учебы в консерватории – это один миг, и за это время надо стать взрослым, интересным, самостоятельным, разносторонне развитым, упорным в достижении цели и бесконечно влюбленным в свой инструмент. Иметь возможность самовыражения и приносить людям радость своим искусством – это счастье!

С профессором М. К. Чайковской
беседовала доцент М. В. Щеславская

Окончание дискуссии в следующем номере.

№ 3 (1295), март 2012

А. Латипова – А. Демченко, I премия

В январе в Москве прошел Первый Московский открытый конкурс вокально-фортепианных дуэтов «Piano & Voice». В Оргкомитет во главе с председателем проф. А. С. Соколовым вошли три сопредседателя – профессора И. В. Осипова, П. И. Скусниченко, А. З. Бондурянский, а также зампредседателя – главный вдохновитель и инициатор конкурса проф. Г. Н. Брыкина. По итогам прослушиваний члены жюри – профессора Г. А. Писаренко, Г. Н. Брыкина, В. А. Власов, А. П. Мартынов, И. В. Кириллова – приняли следующее решение: два дуэта (Ким Борам – К. Кесельман и А. Латипова – А. Демченко) были удостоены I премии; три вокально-фортепианных ансамбля (М. Головушкин – Л. Духан, В. Дорожкин – В. Чиркина и М. Перебейнос – О. Грибовская) получили II премию; III премия не была присуждена. Обладателями диплома стали З. Абаева – А. Дикова. Специальный приз Гильдии концертмейстеров был вручен дуэту Е. Кирюшина – А. Давыдова.

Члены жюри

Наша кафедра уже давно хотела сделать этот конкурс, ведь практически 90 процентов консерваторских выпускников-пианистов в дальнейшем работают концертмейстерами. В этом деле мы не были первыми – в нашей стране уже есть достаточно крупный и теперь международный конкурс «Три века романса», который проходит в Петербурге (тоже на базе концертмейстерской кафедры).

К сожалению, такой предмет как «концертмейстерское искусство» преподают только в нескольких самых известных школах – Высшей академии в Лондоне, Джульярдской школе и Национальной консерватории во Франции. Многие пианисты, которые работают на конкурсах, не умеют слушать партнера – они не играют, а подыгрывают! Это действительно очень сложно, однако все наши большие музыканты – Рахманинов, Рихтер, Горовиц, Ростропович – прекрасно играли в ансамбле.

Получилось так, что подготовкой конкурса пришлось заниматься мне – я составляла программу, договаривалась о сроках. Хотелось что-то передать из своего опыта, потому что это дело всей моей жизни. Мне приходилось играть со всеми инструментами – с валторнами, фаготами, скрипками, виолончелью, ну а с вокалистами я ездила на гастроли по линии Госконцерта и хорошо знаю репертуар. У нас совершенно фантастическая вокальная литература: Брамс, Р. Штраус, Вольф, Шуман, Шуберт, Григ, Лист, не говоря уже о Рахманинове, Чайковском, Метнере, Прокофьеве, Шостаковиче, Свиридове… На конкурсе пели также Мясковского, Таривердиева, Десятникова – всего и не перечислишь!

В. Дорожкин – В. Чиркина, II премия

В отличие от питерского конкурса романсов мы ввели в обязательную программу нашего состязания крупные полотна. Некоторые вокалисты говорили, что трудно петь на 3-м туре две арии и цикл. Может быть, в этом есть доля истины – значит, в следующий раз мы постараемся их разделить. Почему я настаиваю на ариях? Потому что в классах и на концертах мы практически играем все – романсы, пьесы, арии. Когда выступаешь с иностранным вокалистом, в его программе всегда есть и романсы, и арии. Конечно, в вокально-фортепианных сочинениях нет такой разноплановости, как в сонатах, но в то же время очень много трудных аккомпанементов, которые надо специально учить. Между тем, как профессионалы, мы знаем, что чем меньше нот – тем сложнее играть. Когда я только начинала преподавать в консерватории, как-то на кафедре мы слушали запись романса «Средь шумного бала» в интерпретации С. Я. Лемешева и А. Д. Макарова, который у нас преподавал. Как они вместе все это исполняли, какой был дуэт! Вот к этому мы и стремимся.

Награждение победителей

Конкурс прошел на высоком уровне, и все участники, отобранные по видеозаписям, были прекрасно подготовлены. У нас очень сильная кафедра и крепкие студенты, поэтому в основном прошли дуэты из Московской консерватории (уровень участников из других городов был настолько ниже, что мы не смогли их пропустить). Но из тех, кого пропустили, выбрать было очень трудно. Конечно, не прошел и кто-то очень сильный, но мы должны были допустить к прослушиваниям не более 12 ансамблей, а пропустили 14 (можно было и больше, потому что кто-то выпал из-за болезни). На следующем конкурсе мы обязательно будем кого-то оставлять в запасе (такая практика существует даже на конкурсе Чайковского).

Кафедра очень благодарна ректору профессору А. С. Соколову за понимание и поддержку. Особая благодарность профессору А. З. Бондурянскому за помощь в проведении конкурса – он взял на себя всю организационную сторону. Сотрудники его отдела замечательно работали и все делали как надо, по высшей категории. Кстати, когда мы обсуждали участников, то именно Александр Зиновьевич предложил: раз такой сильный конкурс, давайте дадим две первые и три вторые премии. И был один диплом, который получил дуэт из Гнесинского института. Это был первый конкурс, и мы хотели поощрить участников.

В дальнейшем мы планируем проводить конкурс раз в два-три года – это зависит от финансовой ситуации. Конечно, хотелось бы расширить его границы. Но пока у нас нет возможности предоставлять участникам гостиницу или общежитие, так же как мы не можем пригласить кого-то из-за рубежа. Но если будет спонсор – можно выходить и на международный уровень, потому что сейчас это очень востребовано.

Профессор Г. Н. Брыкина

Фото Дениса Рылова

№ 3 (1295), март 2012

Члены жюри конкурса

21 февраля в Московской консерватории завершился Второй международный конкурс молодых композиторов имени Н. Я. Мясковского, который проводился по номинации «Сочинение для струнного квартета» (первая и вторая скрипки, виолончель и альт).

Объявленные цели конкурса охватывали разные стороны музыкально-творческого процесса: поиск, поддержка и помощь в профессиональном становлении молодых талантливых композиторов; пропаганда современной академической музыки; развитие национального музыкального образования; утверждение высокой профессиональной планки для композиторов в рамках современного музыкального процесса; укрепление творческих связей между музыкальными вузами России и других стран; установление творческих контактов между композиторами и исполнителями; создание благоприятной среды для взаимодействия композиторов и аудитории; укрепление статуса Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского как музыкального европейского центра.

Кузьма Бодров, I премия

Важно не только иметь, что сказать, но знать, как выразить свои идеи, эмоции, чтобы это было не примитивно, а интересно и оригинально, – такие мысли не раз возникали на прослушивании сочинений Второго международного конкурса молодых композиторов имени Н. Я. Мясковского.

В этот раз был выбран сложнейший жанр – струнный квартет, имеющий «за плечами» трехвековую традицию. Большинство участников демонстрировали довольно умозрительные представления о том, что могут струнные инструменты, и это дало повод члену жюри из Латвии Юрису Карлсонсу поиронизировать: «Было многовато “Паркинсона” – все время использовалось тремоло у струнных. Может, авторам было все время холодно и они таким образом пытались согреться?..»

Конкурс происходил в три этапа. Вначале отборочное жюри во главе с председателем Александром Чайковским внутренним слухом изучало ноты: всего было прислано более 30 конкурсных произведений от участников из разных городов России (Москва, Санкт-Петербург, Казань, Уфа, Краснодар, Ростов-на-Дону, Саратов, Томск) и других стран (Япония, Китай, Корея, США, Италия, Греция, Казахстан).

Алина Подзорова, I премия

Потом отобранные 8 квартетов были переданы двум молодежным коллективам – ансамблю «Rusquartet» и квартету «Студии новой музыки». Ребята подошли к задаче сверхдобросовестно, играли увлеченно, что было особо отмечено всеми членами жюри, куда вошли Армен Смбатян, Владимир Тарнопольский, Кшиштоф Мейер, Юрис Карлсонс, Александр Кобляков, Фарадж Караев.

Второй тур сразу выявил несомненных лидеров – «Я», «Enigma», «Agsсh», «Erde», «Людвиг» (партитуры подавались под девизами). Два последних и стали победителями, разделив первую премию: Кузьма Бодров, ассистент Александра Чайковского, уже достаточно известный, хоть и молодой автор, написавший трехчастный цикл с емким и удачным названием «Квартет», и Алина Подзорова, студентка класса Юрия Воронцова – ее сочинение под названием «Silenzio» по экспрессии и общей звуковой атмосфере чем-то напомнило стилистику раннего Шенберга.

Анна Шатковская, III премия

Вторую премию не присудили никому, подчеркнув разрыв между участниками. Хотя сочинение Анны Шатковской (III место) показалось весьма интересным и заслуживающим более высокой оценки. Концепция ее «Четырех танцев» была связана с природными стихиями. Включение ударных – свистульки, позвякивающей мелочи, резонирующей чаши, по которой виолончелист иногда проводил палочкой, добиваясь мистическихобертонов, – внесло элемент ритуальности, шаманства. Вообще, фольклорность играла тут основополагающую роль и в интонационности, и в ритмике. Очень хороша была медленная часть с печальной, меланхоличной темой – в общем, музыка, написанная для людей, а не для жюри. Еще одну III премию присудили участнице из Греции Тонии Евангелии, диплом финалиста получила Наталья Прокопенко.

Окончательное решение было вынесено не сразу: по предложению А. Чайковского финальное распределение премий состоялось после гала-концерта, когда выбранные пять квартетов прозвучали еще раз, но уже в Рахманиновском зале. Его более просторное помещение, по сравнению с залом Мясковского, действительно позволило сменить ракурс и оценить избранные квартеты в новой акустике, в ином масштабе.

В рамках конкурса состоялся Круглый стол, за которым собрались журналисты, участники и члены жюри, чтобы вместе поразмышлять над проблемой «создания музыки будущего». Были затронуты разные темы – о Молодежном оркестре СНГ рассказал исполнительный директор МФГС, композитор Армен Смбатян. «Все серьезное находится в опасности — в окружении “мертвого” академизма, попсы, – поделился Владимир Тарнопольский. – В таких условиях важно новыми идеями поддержать “живую” почву!» Однако рецепт «шедевра XXI века» так и не был найден, хотя ближе всех к сути подошел Юрис Карлсонс, заметивший: «Музыка – это философия, а не графомания. Самое главное ведь не приемы, а то, что ты хочешь этим сказать. А в сочинениях конкурсантов техника иногда брала верх над содержательностью».

Профессор Е. Д. Кривицкая

Фото Дениса Рылова

№ 2 (1294), февраль 2012

После «оттепели» 1980-х, «весны» 1990-х в культурных отношениях между Америкой и Россией наконец наступило «урожайное лето». Московская консерватория впервые провела масштабный фестиваль «Художественная культура США: страницы истории», включавший всероссийскую конференцию с семинарами и тетралогию концертов, в рамках которых слушатели познакомились с национальной музыкой США от истоков (У. Биллингс) до наших дней (Дж. Адамс), традиционной культурой (спиричуэл) и творчеством крупнейших композиторов континента (от Айвза до Райха), а также самыми значимыми сочинениями, вошедшими в «золотой фонд» мирового искусства. Фестиваль прошел 15-18 февраля при финансовой поддержке Посольства США, которому мы выражаем огромную благодарность и надеемся на дальнейшие совместные проекты. С ролью руководителя проекта блестяще справилась проф. С. Ю. Сигида.

Сегодня ни у кого не вызывает сомнений необходимость глубокого изучения художественного творчества Северной Америки. Произведения композиторов «из Нового Света» регулярно звучат в концертных залах консерватории. При этом если раньше публику приходилось большей частью знакомить с неизвестной музыкой, то теперь знатоки свободно выявляют характерные особенности того или иного периода в творчестве одного композитора. То же и с музыкальной американистикой: в XXI веке она вступила в пору «зрелости», когда уже может не только подвести некоторые итоги, по достоинству оценив достижения композиторов США, но и выделить уникальные и самобытные черты национального музыкального стиля, что нелегко сделать даже носителям культуры.

В конференции приняли участие российские искусствоведы из Московской, Нижегородской и Астраханской консерваторий, Московского и Казанского университетов, Государственного института искусствознания, Московского государственного университета культуры и искусств и других вузов страны. Они представили новейшие исследования, посвященные американской музыке, в том числе восстановленной «Вселенской симфонии» Айвза, творчеству импрессиониста Гриффса и романтика Готчока, исканиям Фелдмана, уподоблявшего звук красочному и выразительному мазку на полотне абстракциониста, ритмическим разработкам Картера, инструментальному театру Ржевски, музыкальным мобилям авангардистов, а также наследию первого российского американиста – В. Дж. Конен.

Художественная культура США богата не только оригинальными идеями и находками, изменившими путь развития мирового искусства, но и самобытными явлениями. Американская музыка расцвела благодаря разнообразным национальным традициям, в соединении друг с другом создавшим качественно новое целое. На конференции речь шла и о музыке индейцев и афроамериканцев, а также о композиторах США иностранного происхождения. В результате перед слушателями предстала богатая история музыки двух столетий.

В концертах, прошедших в Малом, Рахманиновском и Белом залах консерватории, выступили известные российские музыканты А. Любимов и М. Пекарский, исполнители следующего поколения М. Воинова, М. Дубов, О. Гречко, Е. Миллер, С. Малышев и многие другие. Открыл фестиваль концерт из произведений, созданных в период формирования национальной композиторской школы. Третий вечер был посвящен истокам национальной самобытности американской культуры и познакомил слушателей с вокальными жанрами музыки США XVIII-XX веков. Своеобразная историческая панорама национальной фортепианной музыки – от Готчока до Адамса – была представлена в заключительном концерте фестиваля.

На втором, пожалуй, самом ярком вечере прозвучали сочинения, отразившие новаторские тенденции американского искусства, для которого в бóльшей степени, чем для Европы, характерен экспериментальный подход. «Крепко стойте на ногах, но смотрите в небо», – завещал соотечественникам Франклин; «Американец – это новый человек, который действует по новым принципам», – писал Кревкер; «Страной начал» называл Америку Эмерсон; «Я снова и снова стараюсь начать все с самого начала», – признавался Кейдж. Крупнейшие американские художники ХХ века в своем творчестве словно начинали все с самого начала в отношении к инструменту, звуковому материалу, методам письма и формам. Они непрестанно обогащали инструментальную музыку новыми красками: Кауэлл – посредством струнного, Кейдж – подготовленного, Крам – расширенного, Харрисон – кнопочного фортепиано, а Нэнкэрроу – механического пианино. Кейдж, Харрисон, Хованесс, Райх и многие другие расширяли темброво-выразительные возможности ударных инструментов; практически все композиторы США использовали неевропейские и изобретали новые инструменты, применяли ладогармонические и метроритмические техники письма и развивали традиции восточной культуры.

Разнообразие музыковедческих исследований и концертных программ, увлеченность исполнителей, искренняя заинтересованность слушателей лишний раз подтвердили необходимость дальнейшего развития культурных связей между Америкой и Россией.

М. В. Переверзева,
преподаватель МГК

№ 2 (1294), февраль 2012

Холодным и темным декабрьским днем уходившего года в фойе Большого зала открылась уникальная выставка – «Луиджи Ноно, 1924-1990. Маэстро звуков и тишины» (из архивов Фонда Луиджи Ноно в Венеции), – посвященная музыканту, признанному сегодня одним из самых значительных композиторов второй половины ХХ века, творцом нового музыкального звука, нового музыкального времени и пространства. Как по волшебству выставка перенесла всех в прекрасную солнечную страну, став мощным заключительным аккордом необыкновенно насыщенного культурными событиями Года Италии в России и, одновременно, началом XIII Международного фестиваля современной музыки «Московский форум» с названием не только красивым и поэтичным, но и удивительно точным: «Россия – Италия: искусство перспективы».

С приветственными речами выступили организаторы выставки: ректор профессор А. С. Соколов, директор Итальянского института культуры в Москве господин Дель Аста; художественный руководитель «Московского форума» профессор В. Г. Тарнопольский. Особую значимость событию придало участие легендарного режиссера Ю. П. Любимова – автора нашумевшей постановки новаторской оперы Луиджи Ноно «Под жарким солнцем любви» в миланском театре Ла Скала (1975), которая в свое время стала европейской сенсацией. После открытия выставки все переместились в Конференц-зал, где Юрий Петрович подробно рассказал о совместной работе с Ноно над его оперой, а затем последовал ее многочасовой видеопоказ.

Центр современной музыки при поддержке Итальянского института культуры в Москве преподнесли публике бесценный подарок. Мы смогли увидеть редчайшие архивные документы. Множество фотографий из семейных альбомов: Ноно – на гондоле, на фоне венецианского собора Святого Марка, с супругой Нурией – дочкой Арнольда Шенберга, со своими детьми. Совсем иное – фотография с рабочими на какой-то итальянской фабрике (заметно, что рабочие, как ни странно, в совершенном восторге от авангардной музыки Ноно). Или явно очень старая фотография – молодой Ноно на даче своего любимого учителя Джан Франческо Малипьеро – крупнейшего педагога, открывшего полифонию эпохи Возрождения для итальянских музыкантов ХХ века (кстати, будущего прославленного авангардиста он учил по «устаревшим» трактатам ренессансных мастеров о контрапункте; Ноно это почему-то очень нравилось!)…

На других стендах – эскизы, схемы, планы, наброски. Листок нотной бумаги – учебные конспекты: «Урок 15. Название урока: трехголосный контрапункт». Под этим – последовательность из двенадцати звуков, и все. Тут же: «Урок 16». Столбиком, по пунктам, аккуратно записаны какие-то правила, научные понятия, их значение, «ученая» терминология…

Подробнейший фонетический анализ стихотворения, положенного затем в основу хорового опуса 1957 года (поэтические строки пронумерованы, все гласные подчеркнуты красным карандашом; на полях синей и черной ручкой зафиксированы отдельные мысли, намечен динамический профиль)…

Цитаты из предисловия к «Прометею»: «Прометей» – это не опера. Это – трагедия, состоящая из звуков. Это – путешествие мысли, это – плавание от одного острова к другому. Уметь слушать. Даже тишину. В тишине очень трудно слышать другого. Другие мысли, другие знаки, другое звучание, другие слова, другие языки.

Интереснейшая схема-график (1984), изображающая исследование структуры цвета (рабочие материалы Ноно для его постановки «Прометея», где композитора увлекали связи цвета, света и звука; почему-то вспоминается Гете с его «Учением о цвете», эксперименты Скрябина)… На противоположной стене – страница с любопытными кружочками, стрелками, квадратиками, нарисованными цветными фломастерами, – это схема распространения звука для пьесы «Нет дорог, нужно идти» (1987 год), посвященной Андрею Тарковскому (название – часть фразы, начертанной на стене одного старинного францисканского монастыря в Андалусии)…

Присутствовавшая на открытии выставки профессор Л. В. Кириллина, автор нескольких книг об итальянской музыке ХХ века, в ответ на вопрос «Много ли раз бывал Ноно в России?» рассказывает:

Будучи коммунистом, Ноно, естественно, приезжал в Советский Союз. Но когда он приезжал, все время получались какие-то несовпадения между тем, что он желал бы видеть, с кем он желал бы встретиться, и тем, что ему предлагалось – официозная программа. Не принимать его радушно не могли, поскольку он был и коммунист, и, между прочим, член ЦК итальянской компартии. Но с точки зрения наших партийных деятелей он выглядел несколько нетрадиционно для такого серьезного амплуа. А ему, естественно, хотелось узнать, что делают люди, которых он считал наследниками первого русского авангарда – 20-х годов, его тянуло к молодым тогда композиторам (он очень ценил Губайдулину). А когда зашла речь о сотрудничестве с Любимовым, то в высших кругах всячески пытались этого не допустить и пришлось привлечь «тяжелую артиллерию» в лице двух генсеков итальянской компартии, директора Ла Скала Паоло Грасси, и тогда, наконец, это приглашение состоялось.

Воспоминания Ю. П. Любимова о работе над оперой Луиджи Ноно оказались особенно колоритными. Описывая давние события, Мастер был остроумен и по-театральному ярок:

Это был прекрасный господин, дамы не могли перед ним устоять. Я не пропагандирую Дона Джованни, потому что Луиджи – интеллектуал, но он – очень свободный человек. И, конечно, мне было очень интересно находиться рядом с ним – это осталось со мной на долгие годы, а ведь все было давно.

Предприятие было странное. Для нас, советских. Потому что началось с переговоров господина председателя компартии Италии с нашим дорогим товарищем Брежневым. И когда просили, чтобы прислали меня, то он отвечал: «Мы пришлем тебе хорошего, а вот этот – плохой, не надо». Переговоры продолжались в течение целого года…

Ноно появился в Москве с огромным портфелем. «Луиджи, что это, у вас там такая бюрократия в Италии, что вы ходите с такими портфелями?» «Нет!» «А где же ты его купил-то?» «Это сделала мне жена, Нурия. Там диаграмма!» Я говорю: «А как же я буду их читать?» «А я тебе все расскажу.» (Потом эту музыку мне расшифровывал Эдисон Денисов, он ведь виртуоз! Он мог воспроизвести, показать, как все развивается. Он садился за рояль, ставил эти диаграммы, бил по клавишам, потом бил ногой, потом изображал голосом: «Ааауеа Зааа бум бум бум»… Эдисон дал свои пластинки с записями других вещей Луиджи, чтобы я влез в его мир, в его звуки, чтобы я имел какое-то представление о его музыке, чтобы я приехал в Италию с каким-то планом, а не просто неподготовленным кретином…)

Министром культуры тогда был Петр Нилыч Демичев, который очень не любил меня, – он как дама покрывался пятнами, когда я являлся по приказу. Министр решил узнать, что такое эта новая музыка, которую он, вроде, должен был благословлять. И вот мы с Ноно к нему явились. Луиджи пришел в галстуке, свитере, сверху пиджак (Россия – холодная страна). Когда он начал рассказывать про музыку, то сперва снял галстук и бросил на пол. Настороженный министр (кандидат в члены Политбюро!) воспринял это как пощечину, вздрагивал. Потом Ноно стало жарко (он все рассказывал, цитаты приводил: Парижская Коммуна… Маркс… Ленин…), и он снял и бросил пиджак, затем свитер… Тот – вообще в полном смятении. Дальше Ноно цитирует еще какие-то свои вещи: «Мммаррр-к-к-к-ссссс-ссссс…» Министр думает, что он попал в сумасшедший дом, и не пора ли нажать кнопку, чтобы нас вывели… Но какой вывод сделал я? С тех пор я стал небрежно относиться к вещам. Я стал раскрепощенным. Я и был раскрепощенным, но не настолько, насколько надо в искусстве. А Луиджи научил меня с пренебрежением относиться к материальным вещам. Видите, я до сих пор это помню…

(далее…)