Вот уже 15 лет Московская консерватория проводит Конкурс имени Ю.Н. Холопова. Нынешний Конкурс стал вдвойне значимым событием – помимо того, что он отпраздновал свой юбилей, его участники вновь смогли встретиться в «живом» формате, почувствовать неповторимую атмосферу Московской консерватории. В жюри конкурса принимали участие: председатель – декан НКФ, заведующая кафедрой истории русской музыки, доктор искусствоведения, профессор И.А. Скворцова, в секцияхоценивали работыкандидат искусствоведения, профессор И.В. Коженова, композитор, профессор Ю.В. Воронцов, кандидат искусствоведения, доцент Г.И. Лыжов, кандидат искусствоведения, доцент О.В. Зубова, кандидат искусствоведения, доцент Я.А. Кабалевская.
Словосочетание «музыкальный конкурс» обычно ассоциируется с состязаниями исполнителей, что делает этот консерваторский проект еще более уникальным. Конкурс Холопова дает возможность продемонстрировать знания и попробовать свои силы в разнообразных испытаниях молодым музыковедам и композиторам. Он проводится в трех номинациях: теория музыки, история музыки и композиция. Посвящение конкурса Ю.Н. Холопову – выдающемуся русскому ученому, одному из создателей современного музыковедения, – не случайно: сама идея проведения подобного конкурса принадлежит именно ему. В современном облике конкурс существует с 2007 года.
Цель конкурса – повысить интерес к музыкально-теоретическим предметам и дать студентам музыкальных училищ по всей России шанс получить представление о Московской консерватории, а консерваторским педагогам – познакомиться с одаренными молодыми музыкантами, многие из которых станут в скором будущем их учениками. Среди нынешних студентов и аспирантов МГК немало лауреатов холоповского конкурса.
За годы проведения конкурса у Консерватории сложились прочные связи со многими городами – Тольятти и Йошкар-Олой, Оренбургом и Воронежем, – которые неоднократно «поставляли» конкурсантов и абитуриентов Консерватории. Но значение конкурса не только в том, что он помогает наладить контакты с музыкальными колледжами по всей России. Благодаря Конкурсу Холопова подобные состязания стали проходить и в других учебных заведениях, привлекая внимание к одной из важнейших областей музыкального образования – теоретическим предметам.
Конкурсные испытания состоят из двух этапов: участники вначале представляют письменные задания: свои сочинения, работы по гармонии, анализу формы или истории музыки. Затем те, кто прошел предварительный отбор, приезжают в Москву, чтобы принять участие во втором туре. В этом году в финал вышли 16 участников. На открытии, состоявшемся 23 апреля в великолепных интерьерах Конференц-зала Московской консерватории, ребят, их родителей и педагогов приветствовали члены жюри, которые пожелали конкурсантам успехов как на предстоящих испытаниях, так и в дальнейшей деятельности.
Профессор И.А. Скворцова выразила радость и удовлетворение тем, что участники конкурса снова могут увидеться «в живую», рассказала о его истоках и отметила, что в этом году Конкурс впервые проводится в рамках объединенного научно-композиторского факультета. Профессор И.В. Коженова подчеркнула, что одной из главных задач организаторов была непрерывность традиции проведения конкурса. Доцент О.В. Зубова отметила, что «сегодня мы встречаемся с нашим будущим», указав важность Конкурса как для участников, так и для Консерватории, а профессорЮ.В. Воронцов и доцент Г.И. Лыжов пожелали участникам искренне любить музыку.
К конкурсантам также обратились участники и победители прошлых лет: председатель СНТО, студентка IV курса НКФ Анастасия Хлюпина и аспирант НКФ, преподаватель кафедры истории зарубежной музыки Дмитрий Белянский. Они подчеркнули роль конкурса в их профессиональном становлении. Торжественное открытие мероприятия было бы неполным без музыки – студенты Консерватории Карина Ховалыг, Игорь Андросов и Олег Давыдов подготовили прекрасный музыкальный подарок, исполнив как классические опусы, так и свои сочинения, а вечером каждого из трех конкурсных дней ребят ждал концерт в Большом зале консерватории.
25 апреля члены жюри и участники Конкурса вновь собрались в Конференц-зале для того, чтобы поздравить лауреатов, причем некоторые из участников получили награду сразу в нескольких номинациях. В номинации «теория музыки» лауреатами стали Андрей Артемьев (Москва) и Евдокия Гафни (Москва), разделившие вторую премию (первая не была присуждена), а также Софья Бердникова (Москва) иЛукас Сухарев (Сыктывкар), занявшие третье место. В номинации «история музыки» первая премия была присуждена Изабелле Буровицкой (Йошкар-Ола), вторая – Евдокии Гафни (Москва), а третья – Анне Коломоец (Оренбург). В номинации «Композиция» первую премию разделили Сергей Багаури (Владикавказ)иАнна Суворкова (Воронеж), а третью – Марк Шилов (Москва) и Андрей Артемьев (Москва), вторая премия не была присуждена.
По традиции, благодарности и награды получили не только участники Конкурса, но их педагоги, вложившие немало сил в подготовку своих воспитанников. Оргкомитет в составе преподавателя межфакультетской кафедры фортепиано Юлии Куприяновой и специалиста отдела по работе с целевыми программами Марты Глазковой подготовил для победителей памятные подарки, а также свежие издания и СD-диски, выпущенные Московской консерваторией.
За прошедшие годы Конкурс имени Ю.Н. Холопова успел стать одним из значимых событий консерваторской жизни. Остается выразить надежду, что эта традиция не прервется, и творческие и научные связи Московской консерватории с музыкальными колледжами и училищами в разных городах России продолжат развиваться.
Исполнение музыки национальных школ, организация концертов, связанных с конкретной страной, уже немало лет является одним из направлений и одной из традиций деятельности ансамбля «Студия новой музыки». Концерт «Три гения венгерской музыки» состоялся 18 марта текущего года в связи со знаменательным поводом: годовщинами, связанными с жизнью трех великих венгерских композиторов. Недавно Дьёрдь Куртаг(1926 г. р.) отметил свое 95-летие; исполнилось 140 лет со дня рождения Белы Бартока (1881–1945); приближается 15-летие со дня смерти Дьёрдя Лигети (1923–2006).
Б. Барток, Д. Куртаг, Д. Лигети
Музыка трех венгерских гениев не только сделала венгерскую музыкальную культуру общепризнанной во всем мире, но и оказала огромное влияние на творчество многих композиторов других стран в ХХ веке. Барток первым из венгерских авторов разрушил прежние ограниченные представления о венгерском фольклоре, замыкающиеся лишь на творчестве Листа, где народное искусство базировалось исключительно на городской культуре. Барток ушел в самую глубину народных музыкальных традиций и стал дерзко воплощать их в своей музыке. Он начал делать это даже раньше, чем Стравинский. Но, в отличие от последнего, Барток не стремился воссоздавать фольклорное наследие с гротескно-ироничным оттенком.
Лигети и Куртаг принадлежат уже следующему поколению, поколению послевоенного авангарда. Но у каждого из них по-своему проявился «отпечаток» стиля Бартока. У Лигети неистощимое многообразие сонорных масс, нередко превращающих партитуру в графическое полотно, исходит из стремления придать фактуре некое геометрическое свойство, что ранее проявилось в фугированной первой части Музыки для струнных ударных и челесты Бартока. Куртаг перенял от Бартока стремление к синтезу стилей. Обо всем этом интересно рассказали во вступительном слове художественный руководитель ансамбля «Студия новой музыки» Владимир Тарнопольский и композитор, музыковед Фёдор Софронов.
Программа концерта строилась на разного уровня стилистических взаимосвязях трех венгров. Структура первого отделения, скорее всего, была обусловлена противопоставлением миниатюризма Куртага и долгой широты Лигети. Открывший концерт камерный цикл Куртага HommageaR. Sch. для кларнета, альта и фортепиано (по аналогии со «Сказочными повествованиями» Шумана) является типичным образцом, во-первых, веберновской краткости и лаконичности партитуры, а во-вторых, великолепного претворения ассоциаций (что тоже отсылает ко многим циклам шумановских миниатюр). В исполнении особо запомнилась последняя часть «Прощание» (маэстро Раро открывает Гийома де Машо), где синтез средневековой изоритмической техники, барочной пассакалии и квазисерийности театрально передан в духе фантасмагорического похоронного марша. Особенно выделялась партия альта с завораживающими тремоло, подобными «замогильному» ветру и грозные стучащие ритмы у фортепиано.
Иного рода ассоциации, связанные со старинными жанрами, возникают в следующем номере Дьёрдя Лигети – в трех пьесах для клавесина: «Венгерский рок» (чакона), «Венгерская пассакалия» и Continuum в исполнении Моны Хабы. В интерпретации чаконы исполнитель великолепно передал радостное и при этом гротескное настроение пьесы, обусловленное специальной настройкой инструмента, где терции почти превращались в натуральные. Особенно хорошо удались ловкие, «пружинистые» короткие гаммообразные фигуры на фоне ритма регтайма. Несмотря на внешнюю статичность сочинения, исполнитель умело наполнил музыкальное полотно разными красками. Исполнение пассакалии, напротив, было суровым, слегка суховатым, что обусловлено строгостью самого жанра. Continuum – пример сонорной техники в интерпретации для клавесина. Тревожный дух сочинения, передающийся в застывшей и одновременно подвижной сонорной полосе, был воплощен органично.
Завершавший первое отделение Камерный концерт для 13 инструментов (в исполнении ансамбля под управлением Игоря Дронова) резко контрастировал с предшествующими номерами, поскольку, по словам В.Г. Тарнопольского, «слуху здесь не за что уцепиться». Тут слушатель не отыщет никакой стилизации, никакого намека на ассоциацию. Это уже чистый образец техники Лигети, строящейся исключительно на разного рода кластерах, сквозь которые прорезаются короткие мелодические фразы, сливающиеся с общим звуковым массивом.
Второе отделение открывалось Четвертым квартетом Бартока вовсе не случайно: именно здесь слушатель мог почувствовать творческую связь классика с двумя младшими коллегами. В одном из самых популярных произведений композитора раскрывается фактически вся энциклопедия его стиля. Тут есть и бартоковская симметрия формы, и индивидуальное претворение 12-тоновости, и «варварские» диссонансы, своеобразная манипуляция с шестизвучиями, а также красочная имитация народных инструментов посредством бартоковских пиццикато. Все это музыканты струнного квартета (С. Малышев, И. Зильберман, А. Бурчик, О. Калинова) передали органично, с увлечением.
Стилевой репризой всего концерта явилась …quasi una fantasia Куртага для фортепиано и ансамбля – миниатюрный фортепианный концерт, где можно найти аллюзии на циклы венских классиков, в частности, Бетховена. Возможно, хорошо было бы, если бы в программе прозвучало еще одно сочинение Бартока, но, тем не менее, благодаря удачному подбору программы в целом публика смогла ощутить все разнообразие венгерской академической музыки ХХ века.
17 апреля в Большом зале Московской консерватории завершился XXIIМеждународный фестиваль «Душа Японии» мультимедийным проектом «Синоптические волны и ветрыЯмато». В его программе переплелись японские произведения от старейшей пьесы из репертуара хонкёку, сформировавшегося в IX веке, до «Волны» для ансамбля ударных Кэйко Абэ (2000). Под знаком Ямато соединились Игорь Кефалиди и Александр Петтай, группа «Мияби», PercaRusGroupи ансамбль Wa-On.
Первым на сцене выступает… зал. Да-да, Большой зал предстает перед глазами в гигантском «зеркале» белого экрана. Волны, зримые и слышимые, растворяют вход в Зазеркалье, стирают грани между публикой и исполнителями. С пронизывающими насквозь вибрациями барабанов тайко в зал пробирается легкий ветер, с шепотом обегая ряды. И где-то высоко над ними колеблющиеся воздушные массы рассекает флейта фуэ.
Звуки ветра. В тишине полумрака прожекторы выхватывают фигуру Александра Ивашина с сякухати в боковой ложе. Используемая в «медитациях на звуке» буддийских монахов, эта бамбуковая флейта так же открывает сердца присутствующих к вслушиванию в нее, в себя, во вселенную. В контрапункте причудливо изгибается проекция иероглифа «сердце», главного лейтмотива всего Фестиваля.
И снова – ветер. Музыкальный «ветер», созданный Игорем Кефалиди, незаметно переносит на своих крыльях от эпохи к эпохе, от древних, классических пьес к «Дождевому дереву» Тору Такемицу и «Волне» Кэйко Абэ. Пульсирующие абстракции на экране, достигая кульминации в середине концерта, разрывают путы времени – и возвращают к истокам, к репертуару хонкёку для сякухати. Хотя последнее слово остается за XX веком, и кодой становится «Подобно птице» Тадо Саваи. Вместе со звенящим тембром струн дуэта кото в памяти вспыхивают отголоски «Дождевого дерева». Захватывающее душу действо завершилось.
Родившийся «из воздуха» на редкость цельный концерт прошел без ведущих, без торжественных выходов с поклонами после объявления номеров. Синоптические волны в качестве рефрена спаяли воедино все произведения и стали природным разделителем, облегчающим ориентацию в происходящем. И все же публика растерялась от слитности концерта, терпеливо выжидала возможность поаплодировать и, не дождавшись, дважды разбивала звуковое чудо гулом нестройных хлопков.
Между тем, все действо было пронизано идеей единства. Желтые отсветы вырастающих на экране музыкантов, рассеивая сумрак на сцене и в зале, формировали из них почти единое световое пространство. Ритм, краски, формы визуального ряда рассказывали свою историю, резонирующую с дыханием природы в звуках. А все исполнители пребывали на своих местах на протяжении всего концерта. То погружаясь в тень, то всплывая из нее, они духовно и физически разделяли каждый звук, каждую частичку этого события вместе с нами.
Концерт завершился поклонами и объявлением его участников. А было ли начало? И где оно было — в движении облаков? В ветре, встретившем на пороге в Консерваторию? В инструментах, безмолвствующих в шорохах наполняющегося зала? В погашенной тишине и зажженном экране? Вероятно, музыка души начинается там, где рождается ветер…
Центр «Музыкальные культуры мира» Московской консерватории в апреле организовал серию концертов иранской музыки «Те бархатные голоса». Певец Хосейн Нуршарг, мастер иранского классического вокала, выступил с солистами Тохидом Вахидом (каманче) и Амирхосейном Мохтари (канун), специально приехавшими из Ирана. Также в концертах принял участие московский камерный ансамбль AnnoDomini.
Вечера проходили в залах Москвы, Пушкино и Ярославля. Два отделения этой программы были контрастными: в первом отделении звучала собственно иранская классическая музыка, во втором – привычный для европейского слушателя песенный репертуар.
Первая часть концерта представляла неразрывную композицию в традиции иранского искусства бэдахэ, структура которой создается исполнителями спонтанно из строгих канонических мелодико-ритмических формул. Каждая из формул соотносится с определенным состоянием человеческого духа, и в этом наиболее ярко ощущается влияние древней жреческой практики иранской культуры. Несмотря на совпадение «крупного плана» первых отделений, проявившееся в чередовании двух саз-о авазов (спонтанных «диалогов» певца и инструменталиста) и таснифов (песен с канонической ладовой структурой) с предваряющим их пишдарамадом (инструментальным вступлением), композиция каждый раз звучала по-новому.
Так, на концерте в Ярославле тихое начало пишрамада с первых секунд увлекло слушателя проникновенным монологом каманче, смычкового инструмента, далекого предка современной скрипки. Его несколько хрипловатый тембр с носовым оттенком благодаря традиционной настройке струн был максимально близок к звучанию человеческого голоса. Немного позднее к каманче присоединилась иранская цитра канун. Хотя Хосейн Нуршарг и выступал совместно с различными иранскими ансамблями, однако именно в этой группе концертов канун был представлен российскому слушателю впервые.
В разделах саз-о аваз, напоминающих беседу двух людей о сокровенном, замирало все: не подчиненная регулярной метрике свободная декламация в разных регистрах голосового диапазона «лилась», изредка перемежаясь виртуозными тахрирами (специфическая техника межрегистрового «тремолирования» голоса), настолько естественно, что не могла не достичь глубин души каждого слушателя. Стоит отдать должное мастерству каждого иранского музыканта во владении своим инструментом, однако настоящая ансамблевая свобода и органичность достигалась именно во взаимодействии Хосейна Нуршарга и Тохида Вахида (сказывается их многолетнее творческое содружество).
В основу композиции легли тексты широкого временного диапазона, начиная с поэзии XIV века Хафеза Ширази и завершая сочинениями XX века Хосейна Монзави. Безусловно, преобладающее большинство слушателей не владело персидским языком, поэтому в программах к концерту были даны профессиональные переводы текстов.
Вторая часть концерта состояла из песен программы Гольха («Цветы») Национального радио Ирана 1960–1970-х гг. Программа имела мировую известность, всего было выпущено 1578 передач. Эти песни были написаны иранскими композиторами ХХ века на персидскую поэзию разных веков.
Конечно, для ценителей классической иранской музыки переход к эстраде европейского типа – нелегкий процесс. Как каманче требует перенастройки на европейский темперированный строй во второй части концерта, так же и для восприятия необходима перестройка. В этой музыке собственно иранское заменяется на музыку с иранским колоритом. Струнный квартет временами уподобляется то струнным щипковым, то струнным смычковым инструментам иранского инструментария. Гобой имитирует звучание единственного встречающегося в иранской музыке высокой традиции духового инструмента нэя.
Концертный зал Ярославской филармонии вобрал в себя максимально разрешенное в условиях пандемии количество публики. Большинство стремилось послушать именно иранскую музыку, были и те, кого заинтересовало название ансамбля AnnoDomini. В зале было немало людей, связанных с Востоком, начиная с исследователей, и заканчивая представителями культур, соседствующих с Ираном.
Не будет ошибкой сказать, что сила воздействия пения Хосейна Нуршарга была столь велика, что большая часть слушателей, даже не владея персидским языком, при возможности ему бы подпевала. Однако лишь маленькие дети, более свободные чем «зажатые» формами приличия родители, могли себе позволить еле слышным голосом вторить пению Хосейна Нуршарга. Наверное, именно так и выражается высшая благодарность публики артисту.
Каждый из концертов завершался продолжительными аплодисментами, что потребовало от музыкантов исполнения одного или двух произведений на бис.
С чем можно сравнить визит «живого классика» в Alma Mater? С путешествием во времени, потому что Щедрин – свидетель эпохи Прокофьева и Шостаковича, Маяковского и Хлебникова. В его рассказах величественные фигуры из книг и учебных программ вдруг предстают живыми людьми, с которыми его связывали жизненные ситуации, разговоры, совместное творчество. Да и самого Родиона Константиновича уже «проходят» в Консерватории в курсе истории отечественной музыки.
15 апреля, в день творческой встречи, захожу в Рахманиновский зал через боковую дверь. И – надо же было так зайти – буквально сталкиваюсь с Родионом Константиновичем! Попадаем сразу под прицел нескольких камер. Десять минут общения. Вспоминаю, что нужно попросить автограф. Ищу в сумке и не нахожу никакой бумаги, кроме партитуры моего сочинения — того самого, премьера которого сегодня вечером участвует в финале конкурса. Родион Константинович ставит на нем свою подпись с добрыми пожеланиями, и все вокруг шутят, что теперь это сочинение обречено на успех. Фотографии, смех… Родион Константинович идет к сцене, где его уже ждут для начала творческой встречи.
Импровизация. Именно этим словом сам композитор еще до начала характеризует формат встречи. И точно: разговоры плавно перетекают в музыку, а музыка – обратно в разговоры. На сцене периодически появляется Камерный хор под руководством А.В. Соловьёва, и в причудливых фигурах и движениях предстает музыка Щедрина. Царит дух творчества, юной и весенней энергии, колкого юмора. Помимо «Бурлески» (на слова Н. Асеева) и знаменитых «Пословиц» звучит мировая премьера: сочинение «Притча» (на слова Н. Глазкова) исполняется сегодня впервые.
Обращаясь к студентам, Щедрин особенно акцентирует внимание на важности общения между творческими людьми. Сожалеет, что сейчас молодежь разобщена, каждый сам по себе, призывает не замыкаться и идти навстречу миру. По его словам, сегодня часто музыку пишут для себя или для коллеги, но этого мало. Как говорил Пастернак, «большое искусство должно иметь большую аудиторию». Напоследок композитор желает Консерватории дальнейшего процветания и отмечает, что, несмотря на «непростое, коварное, извилистое» время, она идет трудным, но правильным путем.
Зал очень медленно пустеет. Никто не хочет расходиться, словно бы всех притягивает магнетическая энергия Родиона Константиновича. Наконец, я покидаю свое место, отправляюсь в соседний консерваторский зал на конкурс с нотами, подписанными Щедриным. И… получаю первую премию.
С 8 по 10 апреля в Московской консерватории проходила международная научно-практическая конференция и концерт «Сто лет новой музыки», посвященные юбилею двух выдающихся ученых-музыковедов: профессора кафедры современной музыки Светланы Ильиничны Савенко и профессора, заведующего кафедрой истории зарубежной музыки Михаила Александровича Сапонова.
Светлана Савенко
Михаил Сапонов
Конференция
На фоне постепенного выхода из строгих карантинных ограничений заявленные спикеры и темы их докладов обещали организаторам если не аншлаг, то по крайней мере достаточное количество слушателей, но их число в Конференц-зале оказалось досадно малым. Зато многие участники и слушатели, в том числе из разных городов и стран, получили возможность присоединиться к научным чтениям онлайн. Среди них, например, из закрытой сейчас Швейцарии смогла выступить научный консультант Фонда Art and Music Татьяна Борисовна Баранова-Монигетти.
Атмосфера «смешанного» формата – с камерным составом активных участников и дистанционно присутствующими слушателями – поспособствовала тому, что мероприятие стало более похожим на семинар или коллоквиум. В чем-то это еще более повысило его научное значение. Несмотря на сложность онлайн/оффлайн формата, конференция прошла успешно, никаких технических пауз и проблем со звуком и изображением не было.
Теплые слова приветствия, сказанные Константином Владимировичем Зенкиным, быстро настроили публику на деловой лад. Практически все доклады были посвящены музыке XX–XXI столетий, что отражает научные интересы юбиляров. В частности, сразу несколько докладов было связано с фигурой Игоря Стравинского, наследием которого всю жизнь занимается Светлана Савенко. Доклад Ирины Снитковой был посвящен «играм» в творчестве Арнольда Шёнберга, музыку которого оба юбиляра не раз исполняли на сцене (Светлана Ильинична как сопрано, Михаил Александрович как чтец).
Доклад самой С.И. Савенко был посвящен «Книге о Стравинском» (1929) Бориса Асафьева – эта монография является первым серьезным исследованием творчества композитора. Светлана Ильинична привела интересные цитаты и афоризмы Б.В. Асафьева. Например, какими необычными эпитетами он характеризует тембр фортепиано: «звяканье, ковка, лязга, глухой стук, щелканье. От сухого безотзывного пиццикато отдельного звука до звучных ударов в колокол. Это обширнейшая и изобилующая градациями скала ударных интонаций». Однако в последствии на место его литературно выразительных образных характеристик пришли объективные научные формулировки. В книге Асафьева поднимаются и музыковедческие, культурологические аспекты творчества Стравинского. Главные достижения книги связаны с сочинениями Игоря Фёдоровича «русского периода». «Именно Асафьев сформулировал и продемонстрировал нам русский генезис музыки Стравинского, ее корни в архаическом фольклоре, крестьянском многоголосии и православной литургии», – подытожила Светлана Ильинична.
В зоне научных интересов другого юбиляра – М.А. Сапонова – находятся как музыка средневековья, так и авангард ХХ века. Свой доклад на тему «Опус и наган: старинный авангард и его новая пассионарность» он посвятил концептуальному искусству. Михаил Александрович показал малоизвестные работы художников, предвосхитивших признанную классику ХХ века. В частности, эксцентричного французского писателя и журналиста Альфонса Алле, изобразившего черный квадрат за два десятилетия до Малевича (придуманная им картина с целиком черным фоном называется «Битва негров в глубокой пещере темной ночью»), или сотворившего музыку тишины задолго до Кейджа, еще в конце XIX века. Его «Траурный марш памяти великого глухого» (имеется в виду Бетховен), состоит целиком из пауз.
В заключительный день конференции прошел многочасовой круглый стол на тему «Меланхолия в музыкальном искусстве: эмоция, топос, аффект».
Екатерина Пархоменко
Концерт
В конце первого дня юбилейных торжеств в Рахманиновском зале состоялся праздничный концерт, в котором приняли участие музыканты ансамбля «Студия новой музыки» (дирижер – заслуженный артист России Игорь Дронов), приглашенные солисты Александра Сафонова (сопрано) и Владимир Иванов-Ракиевский (фортепиано), а также и сами юбиляры – Светлана Савенко и Михаил Сапонов.
Как заметил в приветственном слове композитор Владимир Тарнопольский, концерт стал в своем роде «отчетом» музыковедов за свои многолетние творческие успехи. Не случайно его программа отразила научные и исполнительские интересы Светланы Ильиничны и Михаила Александровича в области современной музыки. Имена авторов прозвучавших сочинений впечатляют: Эрик Сати, Арнольд Шенберг, Игорь Стравинский, Джон Кейдж, Франсис Пуленк, а также Алексей Сюмак. Все это композиторское многообразие было представлено в виде своеобразной сюиты, выстроенной, впрочем, по всем канонам классического жанра.
Открывала концерт торжественная «увертюра», в качестве которой прозвучало ансамблевое переложение фрагментов из балета «Парад» Э. Сати. Следуя идее «театра в театре», музыкальные номера перемежались остроумными выдержками из писем композитора (написанных им в период создания и постановки балета), которые Михаил Сапонов со вкусом и расстановкой продекламировал в собственном переводе.
За увертюрой последовали: «аллеманда» – незатейливый марш для фортепианного квинтета «Железная бригада» А. Шенберга, «куранта» – три песни Ф. Пуленка на тексты Г. Аполлинера (в оставляющем подлинно французское «послевкусие» исполнении Александры Сафоновой и Владимира Иванова-Ракиевского), медитативная Сарабанда фа минор Э. Сати (в интерпретации Моны Хабы) и Жига из неоклассического Септета для кларнета, валторны, фагота и струнных И. Стравинского. В качестве финальной части торжественной сюиты ансамбль солистов «Студии новой музыки» остановил выбор на Скерцо à la russe Стравинского, которое в переложении для камерного ансамбля К. Уманского прозвучало даже более убедительно и празднично, чем в оригинальном симфоджазовом виде.
Основные части всей этой импровизированной сюиты то и дело перемежались «вставными номерами». В качестве сюитной «гальярды» выступил триптих П. Риччи Toy Fantasy для игрушечного фортепиано, виртуозно исполненный Моной Хабой на миниатюрном рояле. Самым же ожидаемым событием вечера стали парные «арии», представление которых было целиком возложено на ни о чем не подозревающих юбиляров.
Первую – Арию для сопрано и аккордеона А. Сюмака (следует признать, совершенно магнетический опус, потребовавший от солистки изрядного артистизма и незаурядного вокального мастерства) – исполнили Светлана Савенко и Сергей Чирков.
В свою очередь, Михаил Сапонов (в трио с А. Сафоновой и В. Ивановым-Ракиевским), изобретательно переосмыслил шумовые события импровизационной Арии для голоса Дж. Кейджа (ее авторская «инструкция» предполагает свободу выбора у исполнителей). После небольшой литературной преамбулы в прочтении Михаила Александровича (очерк Э. Сати «День музыканта») последовало фортепианное «Ожидание» Дж. Кейджа. Дождавшиеся окончания пьесы слушатели были вознаграждены глинковским романсом «Ты, соловушка, умолкни» (исполненным, правда, на французском языке), с тихим укором «взирающим» из далекого прошлого на современный авангард.
Чего не отнять у Ансамбля солистов «Студии новой музыки» во главе с Игорем Дроновым – так это умения торжественно и, в то же время, неформально, по-домашнему поздравить дорогих юбиляров, угодив их взыскательному музыковедческому вкусу. Впрочем, Светлана Ильинична Савенко и Михаил Александрович Сапонов – публика во всех смыслах благодатная, готовая в любой момент покинуть уютное почетное место в зале и с удовольствием присоединиться к разворачивающейся на сцене музыкальной вакханалии. В конце концов, какой смысл в сюите, даже самой торжественной, если ты не можешь принять участие в ее исполнении?!
Композитор Александр Владимирович Чайковский в феврале текущего года отпраздновал свой 75-летний юбилей. К столь значительной дате известный музыкант пришел «во всеоружии», имея в послужном списке огромное количество свершений. Профессор и многолетний заведующий кафедрой сочинения Московской консерватории, почетный Президент союза композиторов РФ, художественный руководитель Московской филармонии, активный участник многих художественно-музыкальных событий страны, в прошлом – ректор Санкт-Петербургской консерватории (2005–2008) и советник по репертуару Мариинского театра, он и его композиторский вклад в современную музыку остается заметным и значимым. От имени наших многочисленных читателей поздравляя народного артиста РФ, профессора А.В. Чайковского с юбилеем, желая ему крепкого здоровья, жизненных и творческих сил, энергии и вдохновения, наш корреспондент побеседовала с юбиляром и представил эту беседу вниманию читателей:
Фото Дениса Рылова
– Александр Владимирович, Вы занимаетесь многими вещами: сочиняете музыку, преподаете, заведуете кафедрой, руководите Филармонией, занимаетесь общественной деятельностью… Как Вам удается все совмещать?
– Я не думаю, что удается совмещать. Иногда удается, но чаще всего – нет. Общественная работа не настолько большая и не отнимает много времени. В приоритете у меня, конечно, сочинение. В Консерватории я стараюсь как можно лучше заниматься, и помогает мне в этом мой замечательный ассистент Кузьма Бодров. Что касается Филармонии, я не один руководитель. Есть главный руководитель – генеральный директор, а я – больше советник, такие сейчас у меня функции. Поэтому пока мне удается все совмещать, иногда это даже помогает. Когда ты переключаешься на что-то, а потом возвращаешься к прежним проблемам, немного отойдя от них, то они легче решаются. И в первую очередь это работает в сочинении.
– Над чем Вы работаете сейчас и какие ближайшие творческие планы?
‑ Сейчас у меня есть заказ на фортепианный концерт и на Симфонию №8. Недавно мне предложили написать сочинение к празднованию юбилея Александра Невского. На следующий год надо писать оперу по заказу Чебоксарского музыкального театра и сказку для Музыкального театра Сац.
– Как Вы выбираете сюжеты для своих музыкально-сценических произведений?
– Это заказы сочинений на определенный сюжет. Чувашский театр попросил написать оперу, посвященную историческому моменту: в 1941 году все население Чувашии было выведено на постройки сурского рубежа. На случай, если Гитлер возьмет Москву, чтобы не пустить его на Урал. Построили огромные укрепления. Это было очень трудно. Руководство Чувашии заказало мне оперу на этот сюжет, чтобы такой исторический факт отразить у себя в республике. Очень любопытная история и мне нравятся такие малоизвестные вещи. Должна получиться документальная опера.
– Вы часто обращаетесь в своем творчестве к историческим событиям. А вот одно из последних Ваших сочинений – Карантинная симфония – посвящено последним событиям мирового масштаба. Как Вы думаете, насколько важно композитору быстро реагировать на происходящее здесь и сейчас?
– Знаете, у композитора не стоит задача быстро реагировать. У меня так получилось достаточно случайно. Но то, что мы пережили и переживаем сейчас – это небывалое, страшное явление для нашего поколения. Учитывая, что я и сам переболел очень тяжело, и у меня, как и у всех, очень много знакомых болело… На меня это подействовало. Такая вещь так просто не проходит!
– У Вас есть опыт работы в кино. Вы бы хотели продолжить писать музыку к фильмам? Если да, то с какими режиссерами Вы хотели бы поработать?
– Я уже давно не пишу музыку к фильмам, и сейчас нет желания снова этим заниматься. Мне уже хочется быть абсолютно свободным. В настоящее время я не понимаю с кем можно работать в кино. Не говорю, что у нас нет хороших режиссеров, они есть. Но отношение к музыке у меня часто вызывает вопросы. Поэтому этой темы для меня просто не существует.
– Вы считаете, что музыка в кино уходит на второй план?
– Я считаю, что уже ушла. В наши дни еще живы такие «монстры» киномузыки как Максим Дунаевский, Алексей Рыбников – композиторы, которые не востребованы последние 10–15 лет, а ведь их музыка к фильмам до сих пор любима! Однако сейчас в кино их не приглашают, и, согласитесь, это казус! Я не понимаю нашу киноиндустрию – что им мешает? И нахожу только один ответ для себя: большие композиторы за копейки трудиться не будут, с ними надо серьезно работать, зная законы музыки в кино. А если ты сам это плохо знаешь или ни в чем не уверен, то ты приглашаешь каких-то мальчиков, которые на компьютере подбирают что тебе надо! Я представляю это так. Конечно, у нас есть немного фильмов с интересной музыкой: Кузьма Бодров написал музыку к «Собибору», Юрий Потеенко пишет прекрасную музыку. Есть замечательные композиторы, но их мало. Особенно это касается телесериалов: иногда я слушаю, какая там музыка – у меня волосы дыбом встают! И сейчас у меня нет никакого желания работать в кино. И без этого у меня много предложений.
– А над какими проектами в кинематографе Вам было интересно работать?
– Я с большим удовольствием работал над музыкой к фильму «Мусорщик» режиссера Г. Шенгелия (2001), очень интересным был мультфильм «Носки большого города»… Была любопытная работа, которая продолжалась несколько лет, – «Антология русского кино» режиссера Марины Киреевой. Но она, к сожалению, не может выйти в широкий прокат из-за того, что там не решен вопрос авторских прав некоторых отрывков зарубежных картин, и сейчас существует лишь как учебный материал для студентов. Мне было очень интересно, потому что я писал музыку к эпизодам известных фильмов, где уже была музыка, а мне надо было сочинить другую: на этом примере режиссер хотела показать, как музыка может менять настроение. Выяснилось, что с новым музыкальным вариантом полностью изменяется философия данного кадра. Если еще вспоминать, то была для меня замечательная работа над спектаклем «Последнее свидание» режиссера Иона Унгуряну. Потом из этого сделали телефильм, о чем я даже не знал.
Если говорить о кино, то у меня много было и разочарований. Потому что часто сталкивался с тем, что я написал какой-то удачный номер, а он не идет, или его порезали. И это раздражало.
– Как Вы думаете, к какому композиторскому направлению Вы могли бы себя отнести? И есть ли эти градации в современной музыке?
– Это сложный вопрос. Я не знаю. Я никогда не относил себя ни к какому направлению, потому что всегда хотел писать в разных стилях и жанрах. Конечно, некоторые композиторы в молодости выбирают определенную манеру письма, которая им ближе, больше нравится, в которой они увереннее себя чувствуют. И потом до конца жизни работают в одном стиле. А кто-то, наоборот, меняет стиль.
Мне кажется, что все-таки композитор должен пробовать разное, и уметь писать в абсолютно разных манерах письма. В этом отношении я смотрю с опаской на то, что многие студенты, продвинутые в авангарде, не могут написать песенку. Это ненормально. Мне кажется, подавляющее большинство крупных композиторов достаточно часто меняет манеру письма. А про себя я не знаю, как ответить на Ваш вопрос.
–А своим студентам что Вы советуете? Помогаете ли Вы им сделать выбор, определиться со стилем?
– Манеру письма я им не выбираю. Каждый лично для себя сам должен решить этот вопрос. В любом музыкальном стиле я показываю им, как можно избежать ошибок, где они не практичны, где это не исполнимо, или будет звучать не так, как они задумали – это для них важно. А сама манера – это как Бог на душу положит. Педагог не должен давить. В то же время, я стараюсь, чтобы они больше пробовали себя в разных жанрах, сочиняли для различных инструментов, ансамблей.
– В педагогической деятельности Вы используете какие-нибудь методы Вашего учителя Тихона Николаевича Хренникова?
– Да, я использую его методику. Он давал нам достаточную свободу в сочинении. Более того, с его стороны никогда не было никакого давления. И даже если ему какой-то стиль не нравился, он все равно советовал пробовать. Например, мы должны были уметь писать додекафонию. Он даже устраивал конкурс внутри класса: давал нам стихи и все должны были написать песню. И это было нелегко, потому что выяснялось, что не все знают, как подступиться к такой работе, с чего начать. Я считаю, что в этом он был абсолютно прав; я тоже стараюсь не давить, но при этом показывать важные технологические вещи, которые они пока не знают.
Сейчас есть другая проблема: большинство студентов пишет музыку на компьютерах, использует «медийное» звучание. Зачастую это их сбивает, потому что они думают, что так будет звучать и в живом исполнении, а это очень часто бывает совсем не так. И важно научить их относиться к компьютеру с определенной осмотрительностью.
– Интересно, кто-то из Ваших студентов приносил Вам авангардные сочинения, перформансы? Как Вы относитесь к таким экспериментам?
– Приносили, конечно. Я нормально к этому отношусь. Но я прошу об одном, чтобы новые приемы работали на музыкальный образ. Если вы делаете перформанс или авангард, то надо заставить меня поверить в то, что в данный момент это оправдано именно этим приемом, а не просто показать набор приемов, которыми вы владеете. Когда чувствую, что студент попал в музыкальный образ, тогда это здорово! Иногда приходится придумывать приемы, чтобы лучше передать идею произведения. Всегда надо найти какой-то смысл. Ты придумал какой-то прием, тогда придумай под этот прием какой-то смысл. Иначе очень быстро становится скучно.
– Вы закончили Консерваторию еще и по специальности фортепиано в классе Г.Г. Нейгауза и Л.Н. Наумова, и до сих пор выступаете в качестве пианиста – исполнителя собственных сочинений. Планируете в ближайшее время выступить?
– Недавно по просьбе Санкт-Петербургской консерватории я написал «Каприччио четырех» для фортепиано, двух виолончелей и скрипки – небольшую пьесу для ректоров Консерватории: трех бывших и одного действующего. В октябре прошлого года в Санкт-Петербурге мы впервые исполнили это произведение, я играл на рояле. Сейчас я все меньше и меньше играю, очень редко выхожу на сцену.
– Есть ли у Вас какое-нибудь хобби, увлечение, не связанное с музыкой?
– Я вот машинки собираю с детства. Очень люблю это дело. У меня очень большая коллекция машинок – уже несколько тысяч, люблю их перебирать. Еще есть железная дорога, иногда я ее раскладываю.
– Откуда у Вас появилась страсть к машинкам? Как долго Вы их коллекционируете?
– Очень давно. Когда-то в Москве на станции метро Арбатская была выставка английских игрушек, на которой были представлены маленькие машинки — точные копии моделей. Тогда у нас такого не было и мне ужасно захотелось их иметь у себя. Позже с этой выставки продавались отдельные модельки, и мне подарили 3-4 машинки. С тех пор я загорелся идеей их собирать. Эта страсть у меня не прошла и когда я уже сам начал ездить. Я большие деньги тратил на это дело.
– Ав какие-нибудь игры играете?
– Шахматы люблю. Отец рано научил меня играть в шахматы, и я пристрастился. Это ужасно азартная игра, в которую можно играть часами. Иногда мы с Борей Березовским и еще несколько человек устраиваем такие «побоища». А.А. Кобляков блестяще играет, он кандидат в мастера, выиграть у него хотя бы одну партию из десяти – мы уже считаем большой победой! Но самое главное, что это дико тебя освобождает, ты этим очень увлечен.
А еще со школьной поры я вместе с моим другом, композитором Васей Лобановым, играл в настольный хоккей. Я, В. Лобанов, А. Гаврилов, Л. Торадзе – мы были сильнейшими игроками в Москве, даже устраивали ночные турниры по 8 часов без перерыва. Потом, уже в начале 2000-х, состоялся открытый чемпионат Петербурга по настольному хоккею, так я без тренировки на новой площадке занял 6-е место! Я был очень горд…
– Александр Владимирович, не так давно, 1 марта, в зале им. П.И. Чайковского прошел Ваш авторский концерт, на котором прозвучали Ваши новые сочинения, созданные за время весенней пандемии. В одном из последних интервью Вы говорили, что изоляция способствовала творчеству – Вы успели многое написать за время карантина. Сейчас все постепенно переходит в оффлайн. Легко ли Вам возвращаться в очный формат, как Вы перестраиваетесь обратно?
– Сейчас становится хуже, с ноября я нахожусь в постоянном цейтноте. Тогда я еще написал мюзикл для фестиваля Башмета (музыкальный спектакль «Свидание в Москве» – Примеч. Н.Р.), который проходил в Москве, потом в Сочи. С февраля начались очные занятия в Консерватории, а у меня все равно еще очень много планов. На карантине мне было лучше. Сейчас у меня начинается сложный период, и карантин я вспоминаю как сказку. Давно у меня не было столь плодотворного периода. Мне бы еще два года в таком режиме – просто мечта!
Благотворительная программа МГК «Консерватория – детям» продолжает свою просветительскую деятельность: 16 марта в Калуге состоялось открытие первого музыкально-образовательного интерактивного проекта для детей и молодежи «Шаг навстречу музыке». Концерт прошел в недавно открытом Инновационном культурном центре, расположенном напротив первого в мире Государственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского.
Калужский ИКЦ – это современная многофункциональная площадка, на которой регулярно проходят выставки, перформансы, спектакли, лекции, концерты и мастер-классы экспертов в разных областях науки, культуры и искусства. Символично, что именно здесь презентовали и новый музыкальный интерактивный проект – первое региональное мероприятие программы «Консерватория-детям».
Идея создания просветительского цикла «Шаг навстречу музыке» принадлежит преподавателю МГК, художественному руководителю Симфонического оркестра Калужской филармонии Василию Валитову. Основной целью проекта является знакомство юных слушателей Калуги и Калужской области с основными средствами музыкальной выразительности, обогащение слухового опыта и формирование представления о симфоническом оркестре. Его органично дополняют, придавая событию оригинальность, и введение интерактивного компонента, и непосредственное взаимодействие с детьми, которые вовлекаются в творческий процесс. У детей также формируются навыки осознанного слушания путем обсуждения образной составляющей музыкальных произведений.
Московскую консерваторию и музыкальные организации Калуги традиционно связывают тесные творческие контакты. Уже более 20 лет совместно проводится Международный конкурс камерных ансамблей имени С.И. Танеева. Его лауреатом еще в 2002 году стала воспитанница класса профессора Т.А. Гайдамович Александра Будо в составе фортепианного квартета Credo,которая в этот раз предстала в качестве автора сценария и ведущей концертной программы.
Концерту предшествовала пресс-конференция, в ходе которой организаторы рассказали о задачах и долгосрочных перспективах проекта, рассчитанного на три года. Симфонический оркестр имени С.Т. Рихтера на пресс-конференции представляли дирижер К. Савинов, концертмейстер оркестра Д. Пащенко и солист оркестра Г. Харитонов. От лица Московской консерватории выступили А. Будо (с утверждением, что формат таких концертов поможет воспитать подготовленных слушателей классической музыки) и директор программы «Консерватория – детям» доцент Я.А. Кабалевская.
Ярослава Александровна отметила: «Проекты «Консерватория – детям» и «Шаг навстречу музыке» объединяют близкие и очень достойные цели – помощь в реализации творческих интересов детей и подростков, создание системы культурного развития подрастающего поколения, в том числе и детей с ограниченными возможностями. Классическая музыка развивает, воспитывает, учит мыслить глубоко и объемно, в отличие от современных гаджетов, зачастую оказывающих на современных подростков пагубное влияние. Думается, что за такими интерактивными программами будущее, потому что во время пандемии технологии шагнули далеко вперед. Они позволили не только оставаться на связи, но и развивать образование, в том числе детское музыкальное образование онлайн».
Концерт начался оригинально: ведущая пригласила на сцену «главного человека, без которого невозможно звучание такого большого коллектива, как симфонический оркестр, – дирижера». Под громкие аплодисменты Константин Савинов вышел на сцену и, не теряя времени, начал дирижировать… пустой сценой и зрителями. В зале повисло недоумение. Юные слушатели, не привыкшие к таким «сюрпризам», сначала растерялись, но потом все-таки сообщили маэстро, что для начала концертной программы не хватает оркестра! Последовавший выход симфонического оркестра был встречен овациями, переходящими в специфический ритм постепенно разгоняющегося паровоза: началось исполнение открывающего концерт произведения датского композитора Ханса Кристиана Лумбю «Первая паровая железная дорога в Копенгагене».
Творческий экспресс, в буквальном смысле, отправился навстречу музыке! В рамках программы также прозвучали произведения для солистов с оркестром Б. Марчелло, П. Сарасате, Г. Форе, Й. Гайдна, И. Фролова и В. Качесова. Солировали молодые музыканты, в том числе студенты Консерватории: Андрей Матюхин (гобой), Екатерина Вецько (скрипка), Антон Тхай (виолончель), Никита Шутов (труба), Глеб Харитонов (большой барабан), Татьяна Сахарова и Мария Дрозд (скрипичный дуэт). Блок выступлений солистов завершал Концерт для большого барабана с оркестром Виктора Качесова. После зажигательной каденции не только на барабане, но и на подставке и даже стуле солиста, на мгновение показалось, что концерт окончен, но… впереди слушателей ждал грандиозный финал. В своеобразном tuttiоркестра, солистов, дирижера и всех гостей прозвучала полька Иоганна Штрауса-сына «В Покровском лесу».
Публике была отведена мелодекламационная «партия кукушки», и присутствующие, следуя взмахам дирижера, справились с ней с большим энтузиазмом. После окончания концерта в фойе она еще долго, на разные голоса, исполнялась юными меломанами!
Следующий концерт проекта «Шаг навстречу музыке» состоится 13 мая.
Марта Глазкова, ведущий специалист Отдела по работе с целевыми программами
Фото: filarmonika.ru
P.S. Организаторы благодарят за помощь в реализации проекта Министерство культуры Калужской области, «Российский фонд Мира», Калужскую областную филармонию, а также администратора оркестра А. Аппакова и доцента Московской консерватории Е. Потяркину.
7 апреля 2021 года исполнилось 120 лет со дня открытия Большого зала Московской консерватории! В честь этого события на прославленной сцене прошел цикл из трех юбилейных концертов. Его открыл Симфонический оркестр Московской консерватории под управлением народного артиста России, профессора Валерия Полянского. Прозвучали сочинения Чайковского: Первый фортепианный концерт, солист – заслуженный артист России, профессор Андрей Писарев и Четвертая симфония. На следующий день состоялся концерт воспитанников Московской консерватории – заслуженной артистки России Екатерины Мечетиной и лауреата Премии Президента РФ Владислава Лаврика, выступившего в качестве художественного руководителя и главного дирижера Тульского филармонического симфонического оркестра. Прозвучали Концерт № 20 для фортепиано с оркестром Моцарта и Пятая симфония Бетховена, причем концерт исполнялся с каденциями В.И. Сафонова. Завершил юбилейный цикл в честь Большого зала фортепианный вечер мэтра отечественного пианизма, народного артиста России, профессора Михаила Воскресенского с программой из сочинений Шуберта, Равеля, Шопена и Шумана.
В фойе Большого зала одновременно открылась фотовыставка, посвященная истории прославленного зала. Она оживила прошедшие годы именами и лицами великих музыкантов, напомнила пережитое. С этой же целью в дни юбилея мы побеседовали с уникальным человеком, который посвятил служению Большому залу без малого 70 лет, в настоящий момент – советником ректора МГК Владимиром Емельяновичем Захаровым.
Концерт к 120-летию Большого зала Консерватории. Андрей Писарев и Валерий Полянский
– Владимир Емельянович, бóльшая часть Вашей жизни связана с Большим залом Московской консерватории. Как Вам видится наш великий зал на дистанции времени?
– По концертам Большого зала Консерватории можно написать летопись музыкальной жизни Москвы XX века. Я имею в виду классическую музыку. Большой зал был создан на волне развития русской музыкальной культуры в конце XIX века. Тогда все симфонические концерты в Москве проходили в Дворянском собрании (ныне – Колонный зал Дома Союзов). Но, учитывая всплеск развития музыкальной культуры, Дворянское собрание уже не удовлетворяло требования любителей музыки. Тогда Василий Ильич Сафонов, в то время директор Консерватории, при содействии меценатов, инициировал строительство Большого зала, которое началось в 1895-м и закончилось в 1901-м.
С самого начала Большой зал стал центром притяжения любителей высокой музыкальной культуры – храмом классической музыки на фоне всей музыкальной жизни Москвы. Активная работа продолжалась вплоть до Первой мировой войны, когда залу пришлось прервать свои основные задачи и стать госпиталем. После войны в Большом зале Консерватории периодически проводились концерты, но в основном он функционировал как кинотеатр: в его помещении располагался кинотеатр «Колос».
Ренессанс концертной жизни начался в начале 1930-х годов – с побед наших музыкантов на Международных конкурсах. Тогда появилась целая плеяда молодых исполнителей: Э. Гилельс, потом Б. Гольдштейн, М. Фихтенгольц, В. Мержанов и еще масса молодых музыкантов, занимавших на конкурсах призовые места.
Во время Великой Отечественной войны, конечно, возникла пауза в активной работе Большого зала, которая после войны вновь возобновилась. И действительно, начиная с послевоенных лет Большой зал стал истинным Храмом музыки: не просто концертной площадкой, а местом, где сосредоточилась вся музыкально-духовная жизнь столицы.
– Как началась Ваша работа в Большом зале?
– В первый раз я оказался в Большом зале примерно в 1944–1945 годах: мой друг пригласил меня на концерт, на котором исполнялась Седьмая симфония Шостаковича. Через два года, я был на концерте оркестра Всесоюзного радиокомитета (ВРК), где солировала народная артистка РСФСР Надежда Казанцева. Была легкая программа – Иоганн Штраус. В 1951-м, после демобилизации, я должен был встать на учет в райкоме, и там мне предложили попробовать себя на работе в Московской филармонии в должности администратора. Я поступил в распоряжение директора Большого зала Ефима Борисовича Галантера, известного импресарио, у которого в свое время работал помощником знаменитый Cол Юрэк. Так началась моя работа в БЗК, и много позднее (в 1981 году) я сам стал директором Большого зала.
– Расскажите, пожалуйста, о том времени.
–Я оказался в совершенно фантастическом мире! В кабинет к Галантеру, например, могли неожиданно зайти Утесов, Райкин, Лиля Брик… При том идеологическом прессе, который тогда существовал в нашей стране, поход в Большой зал Консерватории после занятий в институтах марксизма-ленинизма, после партийных собраний и т. п. был некой отдушиной.
– И какова была репертуарная политика в 1950–1960-е годы?
– Репертуар Большого зала включал только сочинения композиторов-классиков, писавших для традиционных академических составов. На сцену БЗК не выходили народные коллективы, ансамбли джазовой или эстрадной музыки. Исключением можно считать обязательство проводить общедоступные праздничные концерты, а также елки для детей во время новогодних каникул – в 1950-е годы в Москве было только три зала: Колонный зал, зал им. П.И. Чайковского и мы. Но уже с начала 1960-х, когда повсеместно стали возникать киноконцертные залы, построили Кремлевский дворец съездов, у нас все это прекратилось – в Большом зале стали проводиться только те концерты, которые соответствовали его статусу. Причем были программы, которые заведомо обеспечивали аншлаг в зале, даже независимо от исполнителей: органная программа из сочинений И.С. Баха или, например, четыре фортепианные сонаты Бетховена – «Патетическая», «Лунная», «Аппассионата» и «Аврора».
М. Векслер, С. Рихтер, В. Захаров. 28 декабря 1976 г.
– Как строились концертные программы? Должна ли была исполняться исключительно политически ангажированная музыка?
– Конечно, идеологический пресс довлел над культурой, но нам повезло, поскольку почти всех тогдашних руководителей классическая музыка не интересовала вообще. Тем не менее, иногда доходило и до абсурда: концертная программа должна была содержать такое-то количество западной музыки, такое-то количество русской музыки и такое-то количество музыки современных советских композиторов – приходилось заниматься арифметикой. И пропорции обязательно должны были быть в пользу советской и русской музыки.
Помнится, много волнений было во время выступлений Марии Юдиной. Она могла без предупреждения начать декламировать стихи Пастернака между исполнением произведений.
Или вот другой пример. Немногие знают, что знаменитый концерт, посвященный 50-летию Московской филармонии, в котором был заявлен Тройной концерт Бетховена в исполнении Святослава Рихтера, Давида Ойстраха и Мстислава Ростроповича, мог бы не состояться. Это было время гонений на Солженицына. Ростропович накануне концерта возвращался с гастролей, на границе его машину задержали и разобрали до винтиков… Видимо, искали запрещенную литературу. Ростропович был в ужасном эмоциональном и физическом состоянии и признался, что если бы не глубокое уважение к партнерам по сцене, он не смог бы выступить в этот вечер.
Негативное отношение к религии со стороны властей тоже диктовало свои условия: можно было спокойно исполнять католическую и протестантскую религиозную музыку, но все, что касалось православной, – тут было табу. Доходило до того, что первые «нарушители» этого табу (в 1970-х) – И.С. Козловский или А.А. Юрлов со своей Капеллой – исполняли произведения, а их названия не объявляли. Просто: «Рахманинов. Сочинение номер такое-то» или «Рахманинов. Ария из Сочинения номер такой-то». В общем, полный абсурд!
Но, несмотря на все эти казусы, интерес к Большому залу у московской публики был громадный. Это и понятно, ведь в 1950–1960-е годы здесь была такая концентрация известных исполнителей, в том числе из профессуры Консерватории!
– А кого Вы можете назвать среди игравшей тогда профессуры?
– Оборин, Ойстрах, Зак… Я застал нескольких выдающихся профессоров, работавших еще с дореволюционного времени, которые своими выступлениями внесли существенную лепту в дух Большого зала Консерватории – это Генрих Густавович Нейгауз, Александр Борисович Гольденвейзер, Александр Фёдорович Гедике, Ксения Александровна Эрдели…
– Начало Вашей работы в Большом зале Консерватории пришлось, получается, на время падения железного занавеса. Расскажите, пожалуйста, о влиянии этого события на концертную жизнь в Большом зале?
– В 1954–1955-х годах в Советский союз хлынуло огромное количество иностранных исполнителей, большинство из которых – выходцы из России: Стоковский, Стерн, позже Стравинский… Их приезд, конечно, не мог не повлиять на концертную жизнь.
Состоялись первые в СССР выступления Лондонского филармонического оркестра, Лейпцигского Гевандхауз-оркестра, Филадельфийского симфонического оркестра, Бостонского симфонического оркестра. В 1957 году в БЗК выступил выдающийся пианист Глен Гульд. В 1959 году прошли первые гастроли в СССР виолончелиста Пабло Казальса.
Нельзя не упомянуть и грандиозные премьеры, которые состоялись на сцене БЗК: Одиннадцатая и Четвертая симфонии Шостаковича, первое исполнение в СССР «Военного реквиема» Бриттена, «Жанны д’Арк» Онеггера и многое другое. Все это были исключительные события в музыкальной жизни не только Москвы, но и всей страны, они вызывали огромный интерес у публики.
Во многом под влиянием выступлений зарубежных артистов, рождались новые коллективы. Так, после приезда Камерного оркестра Штутгарта Рудольф Баршай создал Московский камерный оркестр, приобретший в скором времени мировую известность. А после приезда ряда иностранных хоров Владимир Минин организовал Московский камерный хор. И, что немаловажно, после создания этих камерных коллективов традиция пошла по всему Советскому Союзу – было создано множество камерных хоров и оркестров по всей стране.
Большой зал в дни концертов приезжих исполнителей был на осадном положении: двор был оцеплен милицией, студенты устраивали «прорывы» через контроль, даже забирались на крышу. Такой был интерес к этим концертам.
– Может быть в Вашей памяти остался какой-то незабываемый концерт?
– Трудно выделить какой-то один вечер. Конечно, были концерты, которые навсегда остались в памяти. Например, выступление на сцене Большого зала Симфонического оркестра Ленинградской филармонии под управлением Евгения Мравинского. Во время исполнения Пятой симфонии Шостаковича в зале выключился свет – произошла городская авария. Свет зажегся только в финале симфонии. Но оркестр не остановился! Таких аплодисментов, какими наградила музыкантов публика, я в Большом зале не припомню.
– Проходили ли в Большом зале концерты студенческих коллективов?
–Конечно! Был организован «Общедоступный абонемент» Симфонического оркестра студентов Консерватории по символическим расценкам. С оркестром выступали выдающиеся дирижеры и солисты: Г. Рождественский, М. Тэриан, Я. Зак, Я. Флиер, Л. Оборин и многие другие. Тэриан создал Камерный оркестр Московской консерватории, который объездил с гастролями почти всю Латинскую Америку и обрел мировое признание. Кстати, сам Михаил Никитович был человеком с большим чувством юмора: ни одна встреча с ним не обходилась без нового анекдота!
– Что Вы можете рассказать о ведущих Большого зала?
– Было много ведущих. Я помню Татьяну Боброву – это была знаковая фигура, именно она рекомендовала в качестве ведущей Анну Чехову, которая стала «лицом Большого зала». Уникальность Чеховой была в том, что она была не просто ведущей, она вникала во все детали концертного процесса, и была «ходячей энциклопедией». Очень трепетно относилась к исполнителям, и они отвечали ей взаимностью.
– Как Вам видится будущее Большого зала?
– В Большом зале Московской консерватории всегда существовала теплая и дружеская атмосфера, сохранившаяся по сей день. Эту особую ауру создают и артисты, которые выступают на сцене Большого зала, и преданные любители высокого музыкального искусства, наши постоянные слушатели. Я верю, что легендарная история Большого зала будет продолжена новыми артистическими именами, что зал всегда будет наполнен звуками великой музыки!
Беседовала Е.В. Ферапонтова, кандидат искусствоведения, руководитель Дирекции концертных программ БЗК
23 февраля в Большом зале Консерватории вниманию широкой публики была представлена оригинальная премьера – музыкальный спектакль по сказке В.Ф. Одоевского «Городок в табакерке». Обращение к творчеству Владимира Фёдоровича Одоевского (1804–1869) – дань памяти выдающемуся писателю, философу, музыканту, одному из основателей Московской консерватории, чьи многочисленные таланты до сих пор во многом остаются в тени. По словам Одоевского, «музыка – дочь математики, с нею делит она мир бесконечного». В одной из самых известных сказок Одоевского – «Городок в табакерке», – не только в увлекательной форме рассказывается об основах механики и перспективы, в ней ярко проявляется гармоничное взаимодействие точных наук и музыки.
Состоявшаяся премьера – совместный проект благотворительной музыкально-образовательной программы «Консерватория – детям» и Филимонковского детского дома-интерната «Солнышко». Их творческое сотрудничество началось еще в рамках акции «Добрые выходные», когда 26 декабря 2020 года в концертном зале детского дома был организован новогодний интерактивный концерт. Зажигательное совместное исполнение «Музыкальной табакерки» А.К. Лядова консерваторскими музыкантами и воспитанниками детского дома стало импульсом к созданию масштабного совместного проекта, реализованного в кратчайшие сроки, буквально за полтора месяца.
Сказка Одоевского наполнена музыкой – звучит музыкальная табакерка, звенят колокольчики, постукивают молоточки, всем этим «оркестром» руководит «дирижер» – Царевна-пружинка. Поэтому командой «Консерватория – детям» был выбран формат музыкального спектакля с участием камерного оркестра, хора и солистов. В постановке был задействован яркий музыкальный и актерский состав: Большой детский хор имени В.С. Попова (руководитель – заслуженный артист РФ Анатолий Кисляков), Korolёvorchestra при участии студентов Московской консерватории (дирижер Григорий Королёв). Сказку читала заслуженная артистка РФ Алёна Бабенко. Воспитанники детского дома под руководством Анвара Либабова комментировали действие пантомимой. Получился настоящий синтез искусств с гармоничным взаимодействием музыки и театра, талантливо срежиссированный выпускницей ГИТИСа и Школы-студии МХАТ Галиной Зальцман.
Сцена Большого зала, что выглядело непривычно для концертного слушателя, была поделена на две зоны: музыкальную – оркестр, хор и солисты (слева) и театральную – рассказчик и пантомима (справа). При этом граница между рампой и публикой, так называемая «четвертая стена», стиралась благодаря постоянному включению в действие пантомимы. В результате в достаточно ограниченных условиях удалось добиться единства качественно различных событий и, таким образом, успешно «освоить» сложный для театрального действия концертный зал, создать атмосферу «волшебного сновидения», в которую погружает сказка Одоевского.
Музыкальным руководителем спектакля стал доцент консерватории, композитор Кузьма Бодров, который составил музыкальную сюиту из известных произведений Моцарта, Лядова и Чайковского. В финале прозвучало и собственное сочинение маэстро – хор «Пружинка» (на слова поэта Дмитрия Макарова). Оркестровые транскрипции произведений выполнил Фёдор Кириллов.
Большое внимание в работе над музыкой постановки К. Бодров уделил разнообразию тембров. Одоевский был замечательным органистом, создателем собственной модели органа «Себастианон», поэтому одним из главных «действующих лиц» в спектакле является орган. Партию органа, в том числе удачно вписанное в сюжет Andante grazioso самого Одоевского, исполняла профессор Евгения Кривицкая. «Танец феи Драже» Чайковского исполнила на челесте Екатерина Карпова, она же выступила в качестве пианистки в составе оркестра. А лейтмотивом спектакля стала одна из лучших миниатюр Лядова – «Музыкальная табакерка», о которой В.В. Стасов в свое время с восхищением писал композитору: «И как это у вас так мило в «Табакерке», когда вдруг что-то крякнет или чихнет вверху! Ах, как мило, ах, как комично и грациозно».
Особый восторг у юной публики вызвали специально созданные художницей Ярославой Рафиковой чудесные декорации: светящиеся домики жителей Табакерки, «солнце» и «луна», чьим перемещением «по небу» над сценой руководили мальчики-колокольчики, огромный «валик», передвигающийся по партеру на ходулях, картонная рыба, «плывущая» по музыкальным волнам, шапки строгих «дядек-молоточков». Кульминацией спектакля стало превращение рассказчицы (Алёна Бабенко) в Царевну-пружинку, благодаря причудливой пластической импровизации актеров, виртуозно жонглирующих пружинками-слинки. Благодаря такому креативному подходу, зрители оказались вовлечены непосредственно в действие, ярко сочувствовали и сопереживали происходящему, награждая аплодисментами буквально каждое появление героев.
От всей души благодарим ректора Московской консерватории, профессора А.С. Соколова, проректора по концертной деятельности В.А. Каткова, сотрудников Департаментов концертной деятельности и Медиа, а также Центра звукозаписи за помощь в организации мероприятия. Выражаем благодарность компаниям Yamaha Music, MetroAG, L’Occitane, АНО по развитию искусства и просветительства «Звук», а также руководителю «Справедливой России» С.М. Миронову за финансовую поддержку проекта. И еще мы хотим сказать спасибо зрителям, которые сделали адресное пожертвование в фонд «Жизнь как чудо» по акции «Эстафета чудес».
Благотворительная направленность проекта позволила бесплатно посетить спектакль «Городок в табакерке» более чем 700 подопечным и друзьям программы, в том числе воспитанникам Центра содействия семейному воспитанию «Маяк», Одинцовского пансиона семейного воспитания №2, московских детских театральных студий, Детской музыкальной школы №1 города Подольска, Музыкальной школы города Суздаль и многих других. Успех спектакля стал подтверждением важности социальной миссии программы «Консерватория-детям» – помощи детям-сиротам и детям с ограниченными возможностями в их полноценном участии в общественной жизни, в свободной реализации их творческих интересов.
Автор идеи и исполнительный директор доц. Я.А. Кабалевская,
Exegerunt monumentum– воздвигли памятник… Эти слова звучат, быть может, излишне высокопарно, но, на мой взгляд, как нельзя лучше характеризуют вышедший недавно солидный сборник материалов о Мстиславе Анатольевиче Смирнове (1924–2000). На протяжении четырех десятилетий – с 1960-х годов – он был одним из ведущих профессоров и руководителей Московской консерватории.
Представителям старшего и среднего поколений консерваторцев фигура М.А. Смирнова хорошо известна – на протяжении многих лет он преподавал на кафедре концертмейстерской подготовки и возглавлял ее, был проректором по научной работе, деканом фортепианного факультета, писал глубокие и оригинальные статьи и монографии и т.д. Однако в наши дни – с момента кончины музыканта прошло более 20 лет – память о Смирнове постепенно уходит, поэтому выход книги весьма актуален. Мало того, личность музыканта, органично укорененная в музыкальной и общественной жизни второй половины 20-го столетия, по-своему освещает для нас этот период, наполненный драматическими событиями. Это время, кажется, было совсем недавно (многие из нас сами в значительной степени жили в нем), но оно уже стало историей…
В учебных и научных учреждениях разного профиля публикуется немало мемориальных сборников. При этом не все рождают упомянутые выше «монументальные» ассоциации. Таковые обусловлены не только исключительной полнотой (более 600 страниц) и научной добросовестностью представляемой книги – помимо самих текстов, подробно отредактированных и откомментированных, она включает замечательные приложения: ноты нескольких его романсов, списки его учеников и аспирантов, научных трудов, музыкальных сочинений, именной указатель, богатый иллюстративный материал.
Некие архитектурные аллюзии вызывает сама конструкция тома. Он открывается своего рода парадной триумфальной аркой – или, придерживаясь музыкальных аналогий, торжественной увертюрой – «Во славу мастера: по страницам поздравлений и юбилейных статей». Со своими здравицами тут выступают крупнейшие отечественные музыканты – И.С. Козловский, С.Л. Доренский, В.К. Мержанов и многие другие. Вступительный раздел содержит также две статьи К.Л. Виноградова, в которых дается подробный разбор деятельности и заслуг юбиляра.
Кафедра истории и теории исполнительского искусства. 1960-е гг. Сидят (слева направо): Л.С. Гинзбург, Т.А. Гайдамович, А. А. Николаев, Н.А. Любомудрова. Стоят: Н. Копчевский, Н.В. Ширинская, Л.Н. Гущина, М.А. Смирнов, Н.Т. Бинятян
Пройдя сквозь «триумфальную арку», читатель с разных сторон обозревает фигуру героя книги. Второй раздел, «М.А. Смирнов – пианист, рецензент, исследователь, композитор», представляет нам разные грани его творческой личности, увиденной глазами других музыкантов. Третий, озаглавленный «Учитель, коллега, друг», являет собой череду кратких мемуарных текстов, принадлежащих перу людей, общавшихся с Мстиславом Анатольевичем в разные периоды его жизни. При этом отдельно выделен четвертый небольшой блок – «О родном человеке», состоящий из двух проникновенных очерков, написанных его дочерью и зятем.
Так постепенно мы все глубже погружаемся в личность героя книги. Дальнейшая часть сборника заключает в себе размышления и тексты самого музыканта. Здесь мы можем удостовериться в смелости и оригинальности его мысли, непосредственности и яркости высказываний. Это «Интервью с М.А. Смирновым», взятые в разные годы, где речь идет о насущных проблемах музыкального образования, и шире – современного искусства. Отдельный раздел составляют живо написанные воспоминания Смирнова – об отце, учителях (В.В. Нечаеве, М.С. Неменовой-Лунц, Г.Г. Нейгаузе), коллегах и консерваторских друзьях.
Часть книги, озаглавленная «М.А. Смирнов – оратор: выступления и доклады» дает нам почувствовать замечательную образность и убедительность его речи. Музыковедческие работы, составляющие раздел «М.А. Смирнов – ученый: избранные статьи и исследовательские материалы» в значительной степени печатались ранее, однако тут многие из них предстают в полных авторских редакциях. В том же разделе впервые публикуются фрагменты обновленного варианта его книги «Эмоциональный мир музыки» (М., 1990), над которым автор работал в последние годы жизни, но так и не успел завершить.
Приведенные статьи и выступления Смирнова дают читателю представление об основной проблематике его научного творчества. Отец музыканта, Анатолий Александрович, был известным психологом, и важнейшей сквозной темой для его сына стала психология музыкального и музыкально-исполнительского творчества в разных национальных преломлениях.
Наконец, еще большему проникновению во внутренний мир музыканта с его характером, взглядами, привычками способствует раздел «Из дневников и записных тетрадей М.А. Смирнова (1967–2000)». Тексты тут самые разные – в том числе автобиографические заметки, включающие трогательные житейские мелочи (марки машин, на которых он ездил, имена друзей детства, телефоны и адреса квартир, где жила семья Смирновых и т. д.). Немало среди записей глубоких философских и эстетических афоризмов, тонких наблюдений над исполнительским искусством и творчеством отдельных музыкантов. Записи, оставленные по, казалось бы, случайным поводам, фрагментарные, исполненные недоговоренности, заставляют читателя сердцем почувствовать их автора…
Понятно, что за столь обширным материалом стоит грандиозный редакторский, исследовательский и организаторский труд – всем известно, как сложно бывает сподвигнуть музыкантов, особенно исполнителей, письменно высказаться о своем коллеге (сколь бы уважительно и сердечно они к нему ни относились), как бывает непросто придать их текстам литературный характер, как нелегко оказывается тактично и корректно снабдить текст необходимыми разъяснениями, уточнениями и т.д. И тут самое время воздать хвалу составителям книги А.М. Меркулову (ответственный редактор) и В.Н. Никитиной, воздвигнувшим этот замечательный памятник своему консерваторскому коллеге.
Пятнадцать лет назад ушел из жизни заслуженный деятель искусств, народный артист Российской Федерации, главный дирижер Дальневосточного симфонического оркестра, почетный гражданин города Хабаровска Виктор Зигфридович Тиц (1938–2006) – гордость не только Дальнего Востока, но и всей России. Окончив Московскую консерваторию на теоретико-композиторском факультете и аспирантуру по специальности «оперно-симфоническое дирижирование» у профессора Л.М. Гинзбурга, воспитавшего немало известных дирижеров, Виктор Зигфридович начал и прошел свой творческий путь в Хабаровске в качестве руководителя и главного дирижера Дальневосточного симфонического оркестра (ДВСО).
Человек высокого интеллекта, необычайно трудоспособный, дисциплинированный и терпеливый, он имел большой запас идей, мыслей и предложений. Любовь Виктора Зигфридовича к искусству была неподдельной, самоотверженной и горячей, а работа в этой области наполняла его радостью. Результаты своей продуманной деятельности он предвидел и считал, что делает общество духовно более здоровым. Он не только всегда был готов обучать и воспитывать юных музыкантов, но и сам учился, набирая опыт и знания, чтобы передать их людям.
В.З. Тиц 28 лет руководил ДВСО, подняв его исполнительский уровень до международных стандартов. За время его руководства оркестр вырос необычайно. Его имя узнали и за пределами Хабаровска (Камчатка, Сахалин, Курильские острова, Магадан, Чита), и за рубежом (Япония, США, Китай, Корея). Я проработала в ДВСО в качестве пианистки 35 лет. Из них 22 года находилась рядом с этим выдающимся человеком, наблюдая устремления и воплощение его многообразных идей. Я безмерно благодарна судьбе за то, что она предоставила мне возможность пройти такую школу профессионализма под руководством внимательного и доброжелательного музыканта.
Репертуар дирижера отличался богатством и разнообразием. Будучи немцем по происхождению, он часто включал музыку немецких композиторов в свой репертуар (симфонии Бетховена, Брамса, Малера, Брукнера). Любил Виктор Зигфридович исполнять и русскую музыку, охватывая нашу историю единой духовной волной. В его программах разворачивались картины далеких времен русских богатырей («Богатырская симфония» Бородина) и исторических событий России (Торжественная увертюра «1812 год» Чайковского, Седьмая и Восьмая симфонии Шостаковича), переливались золотом куполá церквей в «Богатырских воротах» Мусоргского. Он исполнял прекрасную музыку Римского-Корсакова и Глинки на сюжеты сказок Пушкина и Островского: «Золотой петушок», «Руслан и Людмила», «Сказка о царе Салтане», былина «Садко», «Снегурочка» и многое другое.
Интересовался Виктор Зигфридович и музыкой XX века. В его репертуаре мы найдем симфонии Шостаковича, сочинения Стравинского, Бриттена. Он считал своим долгом продвигать музыку современных композиторов Дальнего Востока. Они с благодарностью вспоминают маэстро, под управлением которого оркестр впервые исполнил их произведения. Н. Менцер, Ю. Владимиров, Р. Столяр, А. Гончаренко, Б. Напреев, А. Новиков, С. Москаев, Э. Казачков, Ю. Рабинович – вот далеко не полный список авторов, которым В.З. Тиц подарил свое внимание и заботу. Фестивали современной музыки «Дальневосточные ассамблеи», длившиеся по четыре-пять дней с обязательным участием ДВСО под его управлением, являлись своеобразным отчетом композиторов о своем творчестве. Проект под названием «Новейшая музыка Японии и России. 2+2» удивительнейшим образом вписался в ряд концертов современной музыки.
С конца 1992 года открывается новая страница творческой деятельности маэстро. По договоренности с директором Дальневосточного регионального отделения международного благотворительного фонда и организатором конкурса «Новые имена» А.А. Никитиным, доктором искусствоведения, профессором Хабаровского института искусств и культуры (ХГИИК), В.З. Тиц участвует со своим оркестром в проведении заключительных концертов лауреатов конкурса. Надо признаться, что руководство края и города на это предложение откликнулись с воодушевлением, и такие отчетные концерты стали проходить на постоянной основе.
Не могу не вспомнить о том, что мне очень близко – о студентах Хабаровского краевого колледжа искусств. В период с 1992-го по 2005-й год свыше двадцати студентов фортепианного отделения колледжа (классы Г.В. Никоненко, М.Ф. Шальтис, Л.А. Токаревой и Т.Н. Ивановой) выступили с ДВСО под управлением В.З. Тица. Будучи в самом расцвете творческой деятельности и ощущая в себе потребность воспитывать, направлять и готовить достойную смену, Виктор Зигфридович решил занять восприимчивый ум детей, разбудить их воображение и скрытые силы для творчества. Он хорошо осознавал, что творчество покоится на дисциплине духа при условии накопления знаний и навыков. «Воспитывать – не значит дать ряд механических правил, – развивал он свою мысль – Необходимо объединение радости творчества и совершенствования». Это требует времени, поэтому многих ребят он приглашал в свои проекты не один раз, наблюдая их рост и направляя на дальнейшее развитие. Виктор Зигфридович учил их терпеливости в работе и отшлифовке произведения, убедительности исполнения.
Не только пианисты участвовали в концертных проектах Тица, но и студенты духового, струнного, вокального отделений колледжа были допущены к «святая святых» – Дальневосточному симфоническому оркестру. Вы только вдумайтесь, сколько раз поднималась его волшебная палочка, чтобы продирижировать концертами вступающих во взрослую и ответственную творческую жизнь юношей и девушек! Все они стали настоящими профессионалами и достойно представляют своих учителей, Хабаровский колледж искусств и В.З. Тица на родине и за рубежом. Девиз маэстро, обращенный к юному поколению, можно выразить словами А.К. Толстого: «Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье!».
Виктор Зигфридович работал ради всего того, что можно включить в область культуры. Он создал и возглавлял кафедру «Инструментального исполнительства» в ХГИИК, неоднократно посещал Южную Корею с мастер-классами по симфоническому дирижированию для студентов Сеульской консерватории. Там же, в Сеуле, я неожиданно узнала, что Виктор Зигфридович ежедневно, не пропуская ни одного дня, работал по ночам над правками партитур, перекладывал произведения разных авторов для исполнения их симфоническим оркестром. Такая дисциплина духа поражает и заставляет размышлять о том, что творчество – это и есть настоящий подвиг.
Мечта В.З. Тица – оставить после себя след на земле – осуществилась. Он живет в сердце каждого, кому посчастливилось соприкоснуться с ним и его искусством.
Мелита Феликсовна Шальтис, преподаватель Хабаровского краевого колледжа искусств, заслуженный работник культуры РФ
