№3 (1377), март 2021 года

«Академия русской Музыки» — один из камерных оркестров Московской консерватории. У молодого творческого коллектива, которому всего несколько лет, уже есть свое имя, известность и признание столичной музыкальной общественности. С момента основания оркестром руководит талантливый молодой дирижер Иван Никифорчин (см. «РМ», 2018, №9). Нашему корреспонденту представилась возможность побеседовать с ним о его коллективе, эстетических взглядах и творческих планах.

– Иван, Вы являетесь основателем, художественным руководителем и главным дирижером камерного оркестра «Академия русской Музыки». Последнее время в Москве, создается много новых коллективов. Чувствуете ли конкуренцию? Как вам удается столь успешно осваивать современное концертное пространство?

– «Академия русской Музыки» чувствует себя независимо и самодостаточно, и это хорошо просматривается из нашего репертуара, плотного концертного графика и насыщенной работы в сфере звукозаписи. Меньше всего мы думаем о конкуренции. В нашем деле важны не конкуренты, а ориентиры. Для нас это – легендарный баршаевский Московский камерный оркестр в своем первом составе, Ленинградский оркестр старинной и современной музыки под руководством Эдуарда Серова, камерная капелла «Русская консерватория» Николая Хондзинского и, конечно же, выдающиеся и во многом недосягаемые камерно-оркестровые коллективы, созданные Арнонкуром, Гардинером…

Изначально мы стремились делать в музыке то, что не только в Москве, но и в России никто кроме нас практически не делает. Это касается не только репертуара, но и тематики компакт-дисков для ведущих европейских звукозаписывающих лейблов. Целый ряд опусов ренессансных и барочных авторов, а также сочинения Элгара, Холста, Респиги, Хиндемита и других крупнейших европейских мастеров мы исполнили в России впервые. Сейчас готовим российские премьеры партитур выдающегося британского маэстро Джеральда Финци. Но основу нашего репертуара составляет отечественная музыка ХХ–ХХI веков. Здесь мы также с самого начала стремились не просто к интересной и продуманной афише, но к настоящим открытиям.

Впервые в мировой практике «АРМ» записала для известной европейской фирмы полную антологию камерно-оркестровых партитур и смычковых ансамблей гениального русского композитора Германа Галынина. Хор «АРМ» (полноправный спутник нашего оркестра) также впервые в мировой практике записал интереснейшую антологию хоровых сочинений Лядова. В ближайших планах исполнение сочинений Комитаса, Шебалина, Кусс, Уствольской и других. «АРМ» также исполняет в концертах практически все оркестровые транскрипции Баршая.

– У «АРМ» репутация одного из лучших молодежных оркестров страны. Представители нового поколения определяют сегодня пути развития искусства?

– Молодежных оркестров сейчас действительно много. Однако, по-настоящему качественное коллективное музицирование предполагает безупречную ансамблевую культуру. Достигается это благодаря высокому профессионализму каждого инструменталиста (это аксиома), а также непрерывной репетиционной работе, в которой оркестранты вместе воспитываются, учатся слышать друг друга. Мы видим успех «АРМ» в самом факте ее счастливого рождения и непростого, но очень интересного бытия, в нашей удивительной дружбе, а главное: в стремлении непрестанно учиться у музыки, которую мы исполняем…

Работа адская в плане самоотдачи. Это не какой-то междусобойчик для удовлетворения артистических амбиций. С кем-то иногда приходилось расставаться, но оркестр рос от программы к программе, от одной записи к другой. Я благодарен каждому музыканту, который жертвовал своим временем и силами, чтобы коллектив обрел свое имя и репутацию.

Профессиональным, идейным и духовным вдохновителем «АРМ» стал наш наставник – профессор Московской консерватории Ю.Б. Абдоков. Для оркестрантов счастье и огромная школа работать с таким музыкантом. Юрий Борисович является воспитанником таких корифеев, как Борис Чайковский и Николай Пейко. Благодаря Абдокову в нашем коллективе не было и нет борьбы поколений и школ. Есть борьба за музыку.

– В условиях пандемии театры, музыкальные коллективы переживали трудные времена, многие устраивали прямые трансляции. Как Ваш молодой оркестр справлялся с этой глобальной проблемой?

– Несмотря на всю сложность ситуации с коронавирусом, для «АРМ» прошедший год стал одним из самых плодотворных. Удивительно, но в Соединенном Королевстве, в строго намеченные сроки, летом, вышел компакт-диск с упомянутой камерно-оркестровой антологией Г. Галынина. Здесь, как и в некоторых других наших проектах, мы многим обязаны председателю «Общества Бориса Чайковского» И. Прохорову. С осени последовала череда концертов и записей со сложнейшими монографическими программами. Назову лишь некоторые работы: Первый флейтовый концерт (с солистом Елисеем Крупенковым) и Камерная симфония №4 М. Вайнберга, оркестровые поэмы Ю. Абдокова, кларнетовые концерты (с солистом Эрнестом Алавердяном) Б. Чайковского, Моцарта (трансляционное исполнение в Консерватории), и многое-многое другое.

– Насколько мне известно, в начале марта состоялся Ваш дирижерский дебют в Большом театре. Как Вам удается совмещать разные дирижерские ипостаси? Что Вам ближе – «АРМ» или работа с другими оркестрами?

– В работе с другими оркестрами, в качестве гастролера, есть огромная польза. Это невероятно поучительно. Конечно, нередко происходят такие случаи, когда маститый оркестр ведет за собой молодого дирижера, собственно, «руководит» им. Но вот здесь и сказывается, я уверен, наличие или отсутствие опыта взаимодействия со своим коллективом. В чужой оркестр надо приходить не со своим уставом, а с достоинством и уважением, с умением воплотить собственные мысли и идеи. У меня не такой уж богатый гастрольный опыт, но и тем, который есть, я очень дорожу. Особенно памятны выступления с Госоркестром Татарстана и хабаровскими музыкантами. Всегда признателен за возможность потрудиться с Концертным оркестром Московской консерватории. В Большом театре я действительно дирижировал «Дон Жуаном» Моцарта. Что сказать – это было страшно и прекрасно! Еще до пандемии мне предложили дирижировать в Большом театре российской премьерой одного из оперных шедевров Ренессанса. Надеюсь, что и это вскоре состоится. 

– В элитарном репертуаре Вашего коллектива присутствуют авторы разных эпох, школ и направлений, в том числе и композиторы XXI века. Ведете ли Вы поиск «своего» автора, чьи премьеры исполнялись бы только Вашим оркестром?

– Такие творческие «дуэты» – свидетельство близости эстетических взглядов, родства душ. Мы с огромным наслаждением исполняем музыку Ю. Абдокова, созданную для других оркестров, но я смею надеяться, что когда-нибудь и «АРМ» будет первым исполнителем музыки этого художника…

– Вы даете много концертов в Московской консерватории. Это Ваш родной дом. Не хотели бы провести цикл просветительских концертов, как например это делали некоторые Ваши коллеги?

– А мы, собственно, только этим и занимаемся. Если речь идет об упрощении слушательского восприятия за счет разного рода демократических приманок (визуализация, театрализация и т. п.), то мне это крайне чуждо, хотя я далек от того, чтобы негативно оценивать тех, кому это близко. Не люблю я и дирижерских «конферансов» перед концертами. Просветительской должна быть сама программа. Я не поклонник стилевой всеядности. Мы уже несколько лет даем концерты из цикла «Великие страницы русской камерно-оркестровой музыки ХХ столетия». Это, на мой взгляд, и есть просветительство.

Беседовала Маргарита Говердовская, студентка НКФ, музыковедение

Фото Ксении Остриковой

№3 (1377), март 2021 года

Девятого февраля исполнился год со дня смерти Сергея Михайловича Слонимского. 17 февраля в Рахманиновском зале Московской консерватории состоялся вечер в честь выдающегося композитора, педагога, пианиста, мастера музыкального и художественного слова. Почтить память Сергея Михайловича, вновь услышать его музыку в исполнении талантливых музыкантов пришли как воспитанники Консерватории, так и многие коллеги композитора.

Концерт открыла заслуженный деятель искусств РФ, профессор Елена Борисовна Долинская, близкий друг и сотоварищ Слонимского: «Пятнадцать месяцев назад последний раз Сергей Михайлович присутствовал в этом зале». С тех пор он так и не вернулся в Московскую консерваторию: композитор чувствовал, что поездка в столицу в ноябре 2020 года окажется последней.

С особым трепетом и глубоким уважением профессор Долинская делилась историями о Друге: «Его жизнь была пронизана борьбой. Доказывал, что ад не преисподняя, а жизнь на нашей земле». Тяжелая доля выпала Сергею Михайловичу, пережившему тяготы войны в детском возрасте, непринятие и гонение уже в зрелом возрасте со стороны коллег.

Вечер памяти, организованный Еленой Борисовной, состоял исключительно из произведений композитора. И не только в исполнении приглашенных музыкантов. Сам автор, «виновник» встречи, вновь играл на рояле, но уже лишь на видео. Зрители снова услышали «Колокола» – пьесу, которая явно выделялась на фоне сочинений прошлого столетия. Следует напомнить, композитор искал новые краски, новые приемы звукоизвлечения, изучая тенденции будущего. «Он играл на струнах, и происходило чудо: звучали колокола», – отметила Елена Борисовна. В настоящее время мало кого можно удивить игрой на струнах, но раньше это было, определенно, новшеством в исполнительстве.

Два отделения концерта отражали «звуковое зеркало различных стилевых тенденций» в творчестве музыканта. В самом начале прозвучали романсы на стихи Лермонтова и Цветаевой. Их исполняла непревзойденная солистка Большого театра Юлия Мазурова (сопрано), которая также была лично знакома с композитором. За роялем был пианист, заслуженный артист РФ, Александр Покидченко, не раз игравший на одной сцене с автором этих сочинений. Эмоционально чуткое и качественное исполнение не оставило равнодушными никого из присутствующих: между циклами слушатели бурно реагировали на исполнение, повсеместно раздавалось «браво».

Во втором отделении зал услышал скрипичную пьесу «Монодия» в исполнении Анастасии Ведяковой, фортепианную балладу (за роялем Александр Покидченко). Гостями вечера стали студенты и педагоги Государственного музыкально-педагогического института имени М.М. Ипполитова-Иванова, исполнив хоровые произведения Мастера. 

Наследие, которое оставил нам выдающийся музыкант, обширно. Нет жанра, в котором бы не писал композитор. «Не страшно, когда композитор умирает физически, страшно, когда умирает его музыка» – говорил Сергей Михайлович. И замечательно, когда есть друзья, коллеги, заинтересованные в сохранении творчества музыканта. Благодаря им огонек в бессмертном наследии пылает ярче и притягивает новых слушателей.

Алевтина Коновалова, студентка НКФ, муз. журналистика

№3 (1377), март 2021 года

А драгоценные черты русской ментальности, воспетые в стихах, прозе и музыке, стали частью ее самой – ее суждений, поступков, общения с людьми.

И при этом – бескомпромиссный, порой жесткий педагог.  «Пропуская» через себя множество текстов, Ирина Владимировна обладает даром делать замечания в такой достойной форме, что каждое ее слово переплавляется в желание «свернуть горы» в работе! Кумир студентов и аспирантов, она творит науку вместе с ними, непреклонно осваивая все новые сферы музыкознания и находя решение сложнейших проблем. Тематика выполненных под ее руководством диссертационных работ удивляет: никакого самоповтора! Каждая – свой мир, свой взгляд на музыкально-исторический процесс: «Полифония С.В. Рахманинова как звуковой феномен» (О. Георгиевская), «Русский музыкальный конструктивизм» (С. Меликсетян), «Библейские симфонии А. Караманова» (Е. Клочкова), «Русская мелодекламация (Серебряный век)» (А. Ольшевская), «Народные музыканты в зеркале своих писем (последняя четверть ХХ века» (В. Никитина), «“Новый Вавилон” Д.Д. Шостаковича в контексте музыки отечественного немого кино» (О. Семенюк)…

В равной мере Ирина Владимировна владеет и вниманием аудитории, и вниманием читателя. Богатая красками лекционная речь и бесконечный арсенал выразительных средств в текстах о музыке и композиторах! В полной мере ее мастерство проявилось в трех монографиях – «Слово и музыка. Диалектика семантических связей» (1999), «К 100-летию Шостаковича. Вступая в век второй: споры продолжаются…» (2007), «Музыка как константа русской литературы. Александр Куприн» (2019). В этих книгах непомерно объемный материал – музыкальный и литературный, они лишены музыковедческих клише, но в них есть узнаваемый стиль – чрезвычайно редкое свойство исследовательских работ. Читая ее тексты, пронизанные живой интонацией и продуманностью каждой фразы, ловишь себя на мысли, что лучше об этом не напишешь, и можно только бесконечно учиться тому, насколько органично для автора концептуальное построение книг и тонкое проникновение в замысел анализируемых сочинений.

Невероятно, но при этом сама Ирина Владимировна по сей день продолжает учиться. Кто, готовясь руководить госкомиссией в Мерзляковке, подолгу сидит в библиотеке, повторяя все предметы училищного курса? Кто штудирует литературу и составляет каталог памятников, прежде чем ехать в другие города и страны, а приехав, глазами «впитывает» архитектуру и живопись так, чтобы отпечаталось в сознании как фотография: «На лекциях пригодится!» – заявляет она. Наконец, кто, готовясь к лекциям у пианистов, часами занимается на рояле, самокритично считая себя «фортепианным калекой»? И они, пианисты разных лет, с нескрываемым ожиданием ходят на ее лекции и не устают благодарить и помнить любимого педагога долгие годы. Вот лишь немногие из недавних высказываний (Facebook):

Ольга Георгиевская: «Бесценный профессиональный опыт и время, столь щедро разделяемое Ириной Владимировной со студентами, искренняя увлеченность своим делом, высочайшая требовательность и удивительный дар истинного педагога превращают каждую встречу с ней в незабываемый и яркий урок на всю жизнь».

Евангелия Делизонас: «Возможность учиться у Ирины Владимировны это большое счастье! Огромное количество знаний вынесли мы все из ее лекций».

Александра Макаревич: «Общение с Ириной Владимировной – и не только в профессиональном, но и в человеческом отношении, – одно из самых ярких впечатлений от учебы в Консерватории!»

Екатерина Мечетина: «И у меня совершенно такие же яркие впечатления! От меня ей поклон!!»

Виктория Новоселова: «В классе И.В. Степановой любая пройденная музыка становится интересной, даже если это не шедевр. Это было полное погружение в атмосферу сочинения, сопровождаемое бесконечными историческими справками, параллелями и даже собственными воспоминаниями, цитированием гениальной литературы, великолепным чтением стихов, прекрасной игрой на фортепиано и сумасшедшим энтузиазмом».

Полина Чернышова: «Я очень любила Вас слушать (очень жаль, что из-за карантина пропали такие насыщенные занятия в Консерватории). То, как Вы задумчиво замолкали, зачитывали стихи, отрывки из газет и писем (с той нужной интонацией, которая отсылала в прошлое и помогала понять, что из себя представляло произведение или душевная организация автора), неспешно рассказывали историю своим звонким и бархатным голосом, обнимало мой разум и заполняло бездной информации, которая, я верю, пригодится мне в будущем музыкальном пути».

…И сейчас, спустя десятилетия, не перестаю восхищаться Ириной Владимировной Степановой, чье женское обаяние – немеркнущее! – с годами только усиливается. Радуй нас долгие годы!

Вера Никитина

№3 (1377), март 2021 года

Затем я поступил в музыкальную школу в класс фортепиано. Но мне нравились духовые инструменты, и мои просьбы перевести меня на духовой инструмент становились все настойчивее. Но на каком инструменте учиться, я не мог решить. Тогда мама дала мне учебник инструментовки, как сейчас помню, автор М.И. Чулаки. Я его добросовестно прочел и выбрал флейту.

– Могли бы Вы рассказать о своем первом сольном концерте?

– Мое первое публичное выступление, естественно, было на отчетном концерте музыкальной школы в Доме культуры подмосковного города Пушкино. Волновался я страшно, как никогда более в жизни, мне казалось, что все люди, которых я вижу на улице, идут слушать этот отчетный концерт. Ноги, буквально, подкашивались. Войдя в Дом культуры, я увидел скульптуру Ленина: он был в сапогах, в галифе, в гимнастерке, в руке вместо кепки держал книгу. А голова была явно светлее туловища. Я понял, что другому персонажу просто заменили голову. Меня это внезапно рассмешило, и волнение как рукой сняло.

– А когда Вы решили стать музыкантом?

– Решение пришло само собой – ведь я рос в музыкальной среде, в доме, где бывали композиторы, известные исполнители. Вообще, в моей музыкальной жизни мне трижды крупно повезло: музыкальная среда, позднее учеба в ЦМШ у прекрасного педагога Юрия Николаевича Должикова и, наконец, совместное музицирование и концерты с моими «музыкальными родителями» Алексеем Любимовым и Татьяной Гринденко.

– Как развивалась Ваша карьера?

– Трудно что-либо выделить, мне одинаково дороги и мои оперные дирижерские постановки, и премьеры сочинений наших современников в качестве флейтиста. В частности, первого концерта Софии Губайдулиной в Москве и Японии, ее второго концерта в Москве.

– Что вдохновило Вас к изучению старинной музыки?

– Как-то в компании с А. Любимовым и Т. Гринденко мы слушали новинку: «Страсти по Матфею» Баха в исполнении на исторических инструментах венским ансамблем под управлением Николауса Арнонкура. Мы испытали настоящий культурный шок. Мои партнеры – люди решительные, и уже через год мы исполнили «Музыкальное приношение» Баха на исторических инструментах (1979).

В 60-е, 70-е годы, по сравнению с нынешним временем, был дефицит информации. Тем больше интереса вызывали неизвестные культурные явления. За новой пластинкой, например, Шёнберга, Лютославского или Пендерецкого, специально ехали к открытию пластиночного магазина. В театрах всегда были аншлаги. Чтобы купить интересующую книгу, надо было оставлять в магазине почтовую открытку и покупать эту книгу по предъявлении этой открытки. Но зато с каким благоговением открываешь эту книгу, с каким предвкушением услышать новую пластинку ставишь на вращающийся диск звукосниматель проигрывателя! В современной жизни я наблюдаю некий парадокс: информация легко доступна, достаточно нажать кнопку на компьютере, но для многих эта доступность почему-то ее отдаляет.

– А что Вы любите делать на досуге?

– Я люблю путешествовать. Наверное, это следствие гастролей ГАСО СССР под руководством Е.Ф.Светланова, где я проработал много лет, ведь оркестр объездил весь мир. Проще сказать в каких странах я не был, чем в каких был. Но сейчас мне больше нравится ездить по России. Она огромна и разнообразна.

– И каковы Ваши планы на будущее?

– Сейчас в моде записывать видеоролики с методическими или интерпретационными рекомендациями. Не все, но многие из них, поверхностны и даже халтурны. Жаль, что виртуальное пространство зачастую заменяет реальную жизнь. Лично для меня привлекательно создание серии серьезных познавательных видео-уроков, лекций, в которых можно дать широкие музыкально-исторические сведения, демонстрацию исполнения, методические рекомендации по интерпретации и все это на примере конкретных музыкальных произведений, максимально приблизив видео-урок к исполнительской практике. То есть, должен быть симбиоз теории и практики. В идеале это должны быть своего рода научные издания, но которые еще и звучат. Ведь музыка – это то, что звучит!

– Ваши пожелания молодым профессионалам?

– Никогда не прекращать учиться. Никогда не думать, что уже знаешь все.

Беседовала Валерия Лосевичева, студентка НКФ, музыковедение

Фото Эмиля Матвеева

№2 (1376), февраль 2021 года

К 120-летию А.В. Мосолова (1900–1973) 8 февраля в Рахманиновском зале прошел монографический концерт в исполнении ансамбля «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова (художественный руководитель – Владимир Тарнопольский) и Камерного хора под руководством Александра Соловьёва. В отличие от многих программ «Студии», посвященных эпохе раннего русского авангарда, в основу легло сопоставление двух стилей одного композитора: известного и неизвестного.

И того, и другого когда-то хорошо знали современники: одни – музыкального конструктивиста и революционера, другие – автора добротно сделанных академических опусов. Поэтому в программу концерта наряду с авангардными сочинениями 1920-х – «Завод. Музыка машин», «Тракторная колонна въезжает в колхозную деревню», Струнный квартет №1, вокальными циклами «Газетные объявления» и «Детские сценки», Сонатой №4 и фортепианными миниатюрами – вошли сочинения для хора a cappella позднего периода: хоры на слова русских поэтов А. Прокофьева, С. Есенина, «Туркменская колыбельная песня».

В советские годы хоровые сочинения Мосолова звучали часто, многие входили в репертуар Северного русского хора, возглавляемого супругой композитора Н.К. Мешко. Сейчас эта музыка, кажущаяся надгробной плитой официозного творчества, справедливо забыта. Во вступительном слове В. Тарнопольский подчеркнул, что идея концерта – показать контраст двух художественных миров, обнаруживающий глубину трагедии художника.

Выпускник Московской консерватории Мосолов разительно отличается от своих коллег уже со студенческой скамьи – в нем резонирует грохот строек двадцатых и надвигающейся индустриализации тридцатых. Он слышит, какой должна быть музыка и выдает ее на-гора: сонаты, концерты, симфонии, романсы – боится, как он сам говорит, «не успеть». Страна превращается в огромный цех, наполненный гулом машин, и Мосолов лишь фиксирует его новые ритмы, формы, движения. Никто не может сравниться с ним в искусстве преобразовывать шум машин в музыкальные звуки, ритмические процессы в синтаксические блоки – строительные элементы его музыкальных конструкций. Он воспринимает конструктивизм как универсальный стиль, наиболее точно отвечающий духу времени, и последовательно разрабатывает его в музыке.

В 1924 году создается Ассоциация современной музыки. Через ассоциацию налаживаются контакты с западными коллегами – Шёнбергом, Веберном, Бергом, Кшенеком, Хиндемитом. В этом же году австрийское правительство одним из первых в Европе устанавливает дипломатическое сотрудничество с СССР, а венское издательство Universal Edition – долгосрочное сотрудничество с советскими композиторами, чьи сочинения вызывают большой интерес на Западе.

Среди советских композиторов в 1920-е Мосолов – один из самых известных за рубежом, прежде всего, благодаря симфонической картине «Завод. Музыка машин». Для ее исполнения Universal Edition не успевает расписывать партии, которые нужны Г. Шерхену, Л. Стоковскому, А. Тосканини… В 1927 году на фестивале во Франкфурте-на-Майне в исполнении Колиш-квартета теплый прием находит его Струнный квартет №1. Для фестиваля в Баден-Бадене в 1928 году (продолжающего традицию Донауэшингенских дней камерной музыки) Мосолов пишет камерную оперу «Герой», в последний момент снятую с исполнения из-за поздно предоставленного нотного материала.

Такой известности советскому деятелю искусства простить не могли. На родине в конце 1920-х начинается травля композитора со стороны членов РАПМ. По отработанным схемам публикуются редакционные статьи в прессе, после чего его произведения перестают издаваться и исполняться. Оказавшись не только в изоляции, но и без средств к существованию, в отчаянии Мосолов пишет знаменитое письмо Сталину, сетуя на то, что если у него и были идейные ошибки, то РАПМ не сделал ни одной попытки ему помочь. Находясь в 1930-е в похожей ситуации, Шостакович закрывается щитом классической симфонии, Мосолов же в качестве оборонительного средства прибегает к народной песне, записывая и обрабатывая фольклор народов СССР.

Путь Мосолова достоин сюжета фильма или романа, где один из самых страшных эпизодов связан с системой ГУЛАГ. Материалы «Из неопубликованных архивов А.В. Мосолова», подготовленные к печати ведущим исследователем его творчества, профессором И.А. Барсовой («Музыкальная академия», 1989 №7) содержат удивительный факт из его жизни. В 1934 году для создания музыки к фильму «Заключенные» он был на 16 дней командирован в рабочий поселок Медвежья Гора, чтобы понаблюдать за жизнью в исправительно-трудовом лагере. Фильм должен был показать советским гражданам, как труд «перековывает» человека. В итоге создателей обвинили в излишней натуралистичности, передали сценарий другой съемочной группе и фильм вышел на экраны с музыкой Ю. Шапорина.

Работа над фильмом оказалась пророческой: в 1937-м Мосолова посадили по 58-й, политической, статье. Письмо Глиэра и Мясковского, написанное в его защиту, помогло ему вскоре выйти. Но и десяти месяцев хватило для того, чтобы на волю вышел абсолютно сломленный, «перекованный» системой человек, отныне и до конца жизни сочиняющий музыку в стиле советского классицизма.

Для истории музыки судьба Мосолова особо трагична: среди всех советских композиторов в середине 1920-х Прокофьев называл его в тройке лучших, наряду с Шостаковичем и Поповым. Мы не знаем, как раскрылся бы его талант, останься он на свободе. Но мы не знаем даже тех сочинений, которые Мосолов «успел» написать: что-то из них утрачено, что-то до сих пор не исполнено.

В 1980-е ранний русский авангард начал возвращаться на концертную сцену, но до сих пор многие партитуры не найдены, сочинения не изданы. Возникновение в Московской консерватории Центра современной музыки (1993) во многом было связано с идеей возрождения огромного, забытого пласта отечественной музыкальной культуры, интерес к которому во всем мире заметно растет. Так, прозвучавшее в концерте сочинение «Тракторная колонна въезжает в колхозную деревню», до недавнего времени не упоминавшееся исследователями, в последние годы было неоднократно исполнено в Германии и России.

Сочинения Мосолова и других представителей раннего русского авангарда «Студия новой музыки» включает почти во все свои гастрольные выступления. С программами русского авангарда оркестр выступал на самых крупных площадках мира – в Берлинской филармонии и Концертхаусе, в Парижском Cite de la Musique, в Оксфордском и Гарвардском университетах и многих других.

Центр современной музыки регулярно проводит в Москве тематические проекты, посвященные раннему авангарду. Самыми громкими среди них были большие циклы концертов: «Николай Рославец – Александр Мосолов: два вектора русского авангарда», «Антология московского музыкального авангарда XX–XXI веков», «Россия – Германия: страницы музыкальной истории XX века», цикл концертов «Красное колесо» к юбилею Октябрьской революции. В 2014 году начато создание антологии записей раннего русского авангарда, которая в нынешнем году пополнится еще одним диском с записью двух камерных симфоний Рославца в исполнении «Студии новой музыки», а также записью сочинений Прокофьева, Попова, Животова.

Ольга Арделяну, заведующая Центром современной музыки

№2 (1376), февраль 2021 года

Ни дня без строчки

С 20 января по 1 февраля в Московской консерватории при поддержке Чешского культурного центра в Москве состоялся фестивальный цикл концертов «Посвящение», приуроченный к 130-летию со дня рождения выдающегося чешского композитора Богуслава Мартину (1890–1959).

Программа трех тематических вечеров включала произведения как самого композитора, так и его старших соотечественников – Антонина Дворжака и Леоша Яначека, а также современников Мартину – Андре Капле и Игоря Стравинского. В концертах принимали участие: Московский камерный оркестр Musica Viva под управлением Народного артиста России Александра Рудина, солисты – преподаватели, выпускники, ассистенты-стажеры и студенты Московской консерватории – Екатерина Рихтер, Ирина Силиванова, Сергей Воронов, Максим Пурыжинский, Александр Страхов, Алиса Куприёва, Андрей Забавников, Арсений Безносиков, Вероника Лемишенко и другие. Вступительное слово к каждому вечеру цикла предоставил Парваз Салимов.

Первый концерт цикла – Мартину и Франция. «К новой музыке!» – познакомил слушателей с такими сочинениями Б. Мартину, как Концертино для скрипки, виолончели, фортепиано и струнного оркестра, Двойной концерт для двух струнных оркестров, фортепиано и литавр, Камерный концерт для скрипки, струнного оркестра, фортепиано и ударных. Программу концерта дополнила «Фантастическая сказка» для арфы и струнного квартета А. Капле.

На втором концерте – «Чехия: дороги к родине» – прозвучали камерные сочинения чешских композиторов: Соната для флейты, скрипки и фортепиано и Трио для флейты, виолончели и фортепиано Мартину, Соната для скрипки и фортепиано фа мажор Дворжака и Соната для скрипки и фортепиано Яначека.

На заключительном концерте – «Ночной странник». Мартину и Стравинский – были представлены сольные и камерные сочинения Мартину: «5 коротких пьес» для скрипки, виолончели и фортепиано, Три мадригала для скрипки и альта, «Бабочки и райские птицы» для фортепиано, Три чешских танца для двух фортепиано, Квартет для кларнета, валторны, виолончели и малого барабана, Фантазия для терменвокса, гобоя, фортепиано и струнного квартета, а также произведения И. Стравинского: Сюита из «Истории солдата» для кларнета, скрипки и фортепиано и «Поганый пляс Кащеева царства» из балета «Жар-птица» (в переложении для двух фортепиано).

20 января в день открытия фестиваля в Конференц-зале прошел Круглый стол, посвященный чешской культуре, жизни и творчеству Мартину. Его открыл профессор К.В. Зенкин, проректор по научной работе МГК, он же стал модератором научного собрания. Затем профессор А.И. Рудин и доцент Е.В. Рихтер рассказали присутствующим о предстоящем фестивале.

Профессор кафедры истории зарубежной музыки Н.А. Гаврилова, исследователь творчества Мартину, выступила с докладом Nulla dies sine linea («Ни дня без строчки») о жизни и творчестве композитора. Продолжил тему композиторского наследия ученик Наталии Александровны, дирижер Андрей Капланов, остановившись на хоровом творчестве Мартину и его кантате «Очищение источников».

О «Прекрасном мире чешской культуры» рассказала в онлайн-формате профессор И.В. Коженова, определив общую тематику встречи и вклад чешских музыкантов в развитие мировой музыкальной культуры. Доцент Я.А. Кабалевская в своем докладе «Шекспир под Пражским небом. «Буря» Зденека Фибиха» обратилась к сюжетам Шекспира на чешской сцене. Завершила встречу профессор Е.Д. Кривицкая, представив доклад на тему «Андре Капле. “В тени Дебюсси”», предвосхитив исполнение «Фантастической сказки» Капле в программе концерта-открытия.

29 января состоялось «молодежное» продолжение Круглого стола – открытая встреча с исполнителями, которые поделились впечатлениями от работы над камерной и хоровой музыкой Маритину, рассказали о творческих задачах и исполнительских трудностях. Музыковед Валерия Лосевичева и пианистка Екатерина Рихтер напомнили слушателям о художественном мире произведений композитора, о жанровом и стилистическом многообразии его творчества. Доклад В. Лосевичевой сопровождался цитатами, которые отражали мировоззрение Мартину, и ярким музыкальным примером: была представлена запись исполнения студентами Консерватории Трио для флейты, альта и фортепиано. Доклад Е.В. Рихтер подкреплялся аудиофайлом: присутствовавшие услышали «живой» голос Мартину, а также музыкальные примеры из оратории «Эпос о Гильгамеше». Упоминание оратории было горячо воспринято дирижером А. Каплановым, развернулась настоящая дискуссия.

Выступали и пианисты концертных программ фестиваля: Александр Страхов говорил о фортепианной литературе Мартину и исполнительских трудностях в ней; Алиса Куприёва посвятила свой доклад чешской камерной музыке, акцентировав внимание на Сонате для скрипки и фортепиано Дворжака, которая прозвучала в ее исполнении совместно с Давидом Ардуханяном. Финальным аккордом встречи, предвосхищая заключительный концерт фестиваля, стала замечательная студенческая инициатива: для гостей Круглого стола прозвучал второй Нонет композитора под управлением студентки дирижерского факультета Ирины Копачёвой. В заключение от партнеров фестиваля – АНО по развитию искусства и просветительства «Звук» и компании L’Occitane, – участникам были вручены памятные сувениры.

Марта Глазкова, ведущий специалист Отдела по работе с целевыми программами

«Я восхищаюсь всем, что звучит…»

В преддверии финального концерта Фестиваля нам удалось побеседовать с автором этой творческой инициативы, доцентом Е.В. Рихтер.

– Екатерина Викторовна, расскажите, пожалуйста, что послужило импульсом к организации Фестиваля? Как и когда зародилась идея его создания?

– В какой-то момент меня очень заинтересовал жанр концерта для двух фортепиано с оркестром. Я стала искать такие концерты и случайно нашла в сети Интернет очень редко исполняемый, почти неизвестный концерт Мартину. Я была поражена! Эта музыка сопоставима с признанными вершинами в этом жанре – с двойными концертами Моцарта и Пуленка.

Загоревшись идеей сыграть это произведение, я начала искать ноты. Оказалось, в России этот концерт не исполнялся, поэтому найти ноты было непросто. Параллельно с этим у меня родилась идея: у Мартину будет юбилей – не совсем круглый, не совсем обычный – 130 лет. И я увлеклась мыслью не только исполнить его концерт, но и устроить Фестиваль камерной музыки Богуслава Мартину. Впоследствии программа Фестиваля несколько изменилась: мы с коллегами на время отошли от идеи устроить исполнение с симфоническим оркестром, но подготовили концерты с камерным оркестром, а также представили два вечера камерной музыки.

– В программе Фестиваля задействовано более тридцати солистов, и это не считая участников камерного оркестра. Как формировался артистический состав?

– Когда стало понятно, что мы представим на фестивале концерт с камерным струнным оркестром, я, конечно, сразу же подумала об оркестре Musica viva и об А.И. Рудине. Я его давно и очень хорошо знаю – я училась у него по камерному ансамблю, и мне также известно, что Александр Израилевич очень любит музыку Мартину. Именно поэтому у меня не возникло вопроса к кому обратиться – я мечтала, что исполнение осуществит А.И. Рудин и оркестр Musica viva. В итоге так и получилось.

Что касается других исполнителей, скажем так: кого-то из них я подбирала под конкретные произведения, специально искала исполнителей на малом барабане, терменвоксе, гобое, раньше не была знакома с этими музыкантами. Основная же часть участников – это мои постоянные партнеры по камерным ансамблям и единомышленники. Многие из них действительно еще молоды: есть ребята, которые недавно закончили Консерваторию, а есть студенты и аспиранты. Но, главное, хочу сказать, что все участвующие артисты – совершенно потрясающие музыканты.

– Ваши предпочтения как музыканта вступали в противоречие с Вашими предпочтениями как организатора?

– Мне безумно нравятся все произведения, которые исполняются у нас на Фестивале! И я могла бы устроить гораздо больше концертов, потому что Мартину представляет исполнителям огромную свободу. У него очень много музыки, и лично мне она нравится вся. Насколько я помню, не было ситуации, что кто-либо хотел исполнить какое-то произведение, а мне бы оно не понравилось. Я восхищаюсь всем, что звучит! Но и повторюсь, что хотела бы сделать больше.

– В программе первого вечера мы видим три преломления концертного жанра. Насколько сильно отличается художественное содержание этих произведений? Какие задачи в каждом конкретном случае решает композитор?

– Мартину очень яркий и своеобразный композитор, и именно поэтому, как я неоднократно говорила, его музыка и почерк узнаваемы. Три сочинения, о которых мы сейчас говорим, абсолютно разные – это разная музыка, стили и образы. Концертино для фортепианного трио и струнного оркестра – более классичное (неоклассическое). Это сочинение соответствует музыке эпохи барокко, преломленной через призму восприятия первой половины ХХ века – невозможно подумать, что это не ХХ век. Камерный концерт для скрипки, струнного оркестра, фортепиано и ударных – это произведение, которое он писал, когда переезжал из Европы в Америку, где концерт и был дописан. На мой взгляд, музыка очень светлая, жизнерадостная, но это не отменяет глубины и даже трагизма, особенно во второй части. Двойной концерт для двух струнных оркестров, фортепиано и литавр – очень известный концерт, его часто исполняют. Это исключительно трагическая музыка. Она написана под влиянием начинающейся Второй Мировой войны, что он переживал чрезвычайно остро. Музыка невероятно напряженная, энергичная, и, безусловно, отвечает на те страшные события, которые происходили в Европе.

– Екатерина Викторовна, как бы Вы охарактеризовали жизнь камерной музыки Мартину на концертных площадках современной России?

– Нельзя сказать, что музыка Мартину не исполняется вообще – она исполняется. Не часто, но достаточно регулярно: и в студенческих концертах, и на классных вечерах – я сама это слышала. Признаюсь, до Фестиваля я никогда не играла ни одной его ноты, но тем не менее я имела определенное понимание, что это за композитор и что у него за музыка. Хотя, естественно, не знала, сколько ее, а также какое разнообразие и богатство заложено в его произведениях.

Я думаю, что музыканты только выиграют, если будут играть его сочинения как можно чаще, потому что Мартину – благодарный композитор. Он «отвечает» исполнителям, дает огромный простор для творческой инициативы. И его музыка прекрасно воспринимается публикой!

– Фестиваль получит продолжение?

– Я размышляла на эту тему и у меня уже есть вполне конкретные планы. Возможно, какие-то из них получится реализовать уже в мае этого года – и в Консерватории, и на внешних площадках. А если говорить о далеких планах, то хотелось бы, чтобы состоялось исполнение оратории «Эпос о Гильгамеше» – я бы с удовольствием приняла самое активное участие в реализации этого проекта.

– И каковы перспективы концертных программ – Вы уже размышляли над этим? Может что-то на нынешнем Фестивале «осталось за кадром»?

– Музыки много и многое, что хотелось исполнить в рамках фестиваля, «осталось за кадром». Но мы продолжаем работать и уже 6 февраля в Рахманиновском зале снова выступим с моими коллегами – прозвучит Соната для двух скрипок и фортепиано. Также были мысли исполнить в рамках фестивальной программы Нонет №2, который все-таки прозвучал на встрече Круглого стола. Кстати, это было совершенно прекрасно! Исполнение украсило и оживило событие, мои поздравления и благодарность музыкантам!

Беседовала Валерия Лосевичева, студентка НКФ, музыковедение

Фото Дениса Рылова

№2 (1376), февраль 2021 года

В сентябре 2020 года Студенческое научно-творческое общество (СНТО) Консерватории провело отчетно-выборное собрание. Анна Пастушкова (председатель в 2017–2020 гг.), подвела итоги работы общества за трехлетний период, а Анастасия Хлюпина (новый председатель) – поделилась планами на будущее.

Главным событием прошедших лет стала публикация сборника статей «Студенческое научно-творческое общество в истории Московской консерватории». Книга объединила представителей двух «поколений» СНТО: тех, чьи студенческие годы пришлись на период 1940–1992 гг., и тех, кто в 2014 году вернул консерваторское СНТО к жизни. Инициаторами первой автобиографии общества выступили редактор-составитель издания А. Пастушкова, а также члены редколлегии доцент Р.А. Насонов, научный руководитель СНТО, и преподаватель В.В. Тарнопольский, в его студенческо-аспирантские годы первый председатель СНТО нового времени (2014–2017). О том, как во времена СССР проходили встречи, посвященные барокко, авангардным сочинениям современной музыки, фольклору, эстонской и чешской культуре, поделились воспоминаниями участники прошлых событий, тогда – студенты и аспиранты, а теперь – педагоги Консерватории. Участники общества наших дней их записали и подготовили к публикации.

СНТО XX века существовало в условиях дефицита информации и строгого контроля за ее правильной подачей. Собрания общества проходили на каждом факультете, совет Консерватории контролировал их деятельность и нередко указывал, на какую тему необходимо провести заседание. За направлением дискуссии обычно наблюдал научный руководитель общества на том или ином факультете. Тем не менее, студенты и аспиранты, которым во все времена присуща смелость и инициативность, стремились узнать новое вопреки запретам официальной повестки (например, о музыке композиторов-формалистов), и с увлечением делились своими находками – редкими нотами, книгами или статьями о музыке.

Самым ранним воспоминанием стал рассказ И.А. Барсовой о заседаниях в начале 1950-х годов, «тянувших почти на скандал». На теоретико-композиторском факультете много музыкальных открытий случалось на собраниях, которые вел председатель общества, композитор Э.В. Денисов. Роль денисовского НСО, иронично именовавшегося «Антисоюзом Антисоветских Композиторов», высоко оценили специалисты в области современной музыки – В.Н. Холопова и Г.В. Григорьева. Они назвали его «окном в Европу» и «лабораторией нового музыкального мышления», без которой «никто из крупных московских композиторов и музыковедов не стал бы, наверное, самим собой».

Еще одна крупная фигура, под чьим крылом в 1960-е годы студенты получали дополнительное (а быть может, и основное) образование – Ю.А. Фортунатов, легендарный преподаватель инструментовки и истории оркестровых стилей. Он щедро знакомил публику с редко исполняемыми сочинениями Орфа, Онеггера, и, что особенно ценно, открыл для слушателей целый пласт эстонской музыкальной культуры.

Постепенно направлений в СНТО становилось все больше. В 1970-е активно проходили встречи фортепианного факультета, на которых, к примеру, выступал пианист А.Б. Любимов. Появлялись клубы по интересам: с 1960-х – Композиторский клуб (он же в 1970-е – Клуб современных творческих проблем), в 1980-е – Камерный клуб СНТО. На концертах последнего, по словам куратора, пианиста Р.А. Островского, состоялось множество советских премьер камерной чешской музыки.

Наконец, 1980-е годы, по словам музыковеда А.В.  Власова, стали путем от «нельзя ничего» к «можно все». В СНТО появились узкоспециализированные направления буквально на любой вкус. Среди них – Фольклорный клуб и Фольклорный ансамбль, Ансамбль ранней музыки Rediviva, хор, межфакультетский клуб музицирования при кафедре общего фортепиано и философский кружок. Апофеозом стало участие студентов в голосованиях на Ученом совете и кафедрах и, наконец, введение новых курсов в регулярную учебную программу. Курсы по «истории нотации», «теории современной композиции», «музыкальной журналистике» и «изучению внеевропейских музыкальных культур», столь привычные для современных студентов, в 1980-е существовали лишь в виде факультативных кружков под эгидой СНТО. Этому продвижению способствовали активные участники общества при энергичной поддержке научного руководителя Т.В. Чередниченко и председателя общеконсерваторского СНТО В.С. Ценовой.

К началу 1990-х годов шквал новых возможностей захватил культурную жизнь, и вся «андеграундная» деятельность СНТО вошла в культурную политику государства. Необходимость в существовании общества отпала, и его следующий этап начался лишь двадцать лет спустя. Условия, конечно, изменились. Если теперь «можно все», или, по крайней мере, дефицита информации никто не испытывает, то зачем же нам СНТО? Если смотреть глобально, то для занятий узкоспециальными направлениями уже не требуется организовывать свой кружок – научный или творческий поиск можно проводить и в одиночку (или на пару со специалистом – научным руководителем или педагогом по специальности). Направления исследований расходятся все дальше друг от друга, что заметно в научных статьях участников СНТО новейшего времени, опубликованных в сборнике. В широкой палитре музыковедческих траекторий соседствуют древнерусские песнопения XII века, партитуры эпохи барокко, первые звуковые фильмы, старинная испанская и ультрасовременная американская и немецкая музыка, оркестр графа Шереметева и второй русский авангард.

Задача новейшего СНТО – создавать и поддерживать творческую среду, в которой комфортно развиваться профессионально и общаться с единомышленниками. Каждый проект общества – штучная работа от идеи до воплощения, причем участники сами выбирают, в каком направлении им практиковаться. Например, для создания сборника нужно было брать интервью, организовывать встречу с участниками, заниматься редактурой, общаться с издательством, добывать материал в архиве Консерватории, писать научные статьи и анонсы для социальных сетей.

В 2017–2020 годах СНТО развивало несколько направлений: научные конференции и семинары, концертные программы и музыкальный менеджмент. Научные мероприятия – студенческо-аспирантская секция «Свое vs чужое в истории музыки: от пародии до аллюзии» (в рамках Шестой международной конференции «Музыка-философия-культура», 2018) и Всероссийская научная конференция-конкурс для студентов и аспирантов «Музыка и христианство» (2019) – проходили в формате конференции-конкурса, где каждое выступление завершалось дискуссией с другими участниками и членами жюри. Активное обсуждение докладов сложилось и на Семинаре по итогам конкурса курсовых работ студентов историко-теоретического факультета (2020).

Концертные программы общества включали два обязательных компонента: звучание редко исполняемых сочинений и музыковедческий комментарий к программе. В 2019 году прошли концерты британской музыки, приуроченные к перекрестному году культуры Великобритании и России: «Музыка английского барокко», «Антология британской музыки XX века» и «Век английского барокко: к 360-летию со дня рождения Генри Пёрселла». В рамках концертов состоялись российские премьеры старинной и современной музыки. Помимо студентов и выпускников Консерватории (Камерный оркестр СНТО под управлением Вячеслава Рачеева, ансамбль старинной музыки Atemzeit) в программах приняли участие ансамбли Quori Cantati, Voci Di Ricci (МГУ) и исполнители из РАМ им. Гнесиных.

Среди совместных проектов СНТО – ежегодные концерты Международного форума испанского искусства Música Ibérica, проводимые вместе с МГИМ им. Шнитке; Международный фестиваль камерной музыки «Сезон Макса Регера» (2018–2019). В 2019 году было подписано соглашение о сотрудничестве с Советом молодых ученых Санкт-Петербургской консерватории: по приглашению участников Совета музыковеды из СНТО вели концерты «Петербургских сезонов» в галерее Зураба Церетели (2019) и выступали на круглом столе «Актуальные проблемы современного музыкального театра» VIII Санкт-Петербургского международного культурного форума (2019).

В 2018 году СНТО стало организатором семинара «Музыкальный менеджмент сегодня: от теории к практике», на котором московские арт-менеджеры поделились тонкостями создания собственных музыкальных проектов – будь то музыкальная интернет-платформа, фестиваль или исполнительский коллектив. Студенты Московской, Нижегородской, Петрозаводской консерваторий, РАМ имени Гнесиных представили собственные проекты и получили доброжелательную критику со стороны компетентных специалистов.

Сейчас открывается новая страница в жизни СНТО. В его ближайших планах – развитие нескольких научно-творческих направлений. Во-первых, создание дискуссионного клуба, на заседаниях которого будут обсуждаться актуальные вопросы современного музыкознания и исполнительства. Во-вторых, популяризация музыкальной науки в студенческой среде – например, тематические публикации в социальных сетях общества, которые осветят последние научные открытия и книжные издания, а также помогут студентам грамотно выстроить и оформить их собственные научные работы. И, конечно, важной сферой деятельности СНТО остается общение с молодыми учеными, исполнителями, журналистами и театроведами, обмен опытом и совместное творчество.

Анна Пастушкова, Анастасия Хлюпина, НКФ, музыковедение

№2 (1376), февраль 2021 года

В Московской консерватории с 12 по 19 декабря прошел Международный конкурс скрипачей к 90-летию Эдуарда Грача. Его оргкомитет принял наилучшее решение из всех возможных: не переносить или отменять состязание, а провести его в дистанционном формате. И, несмотря на эпидемиологическую ситуацию, закрытые границы и прочие ограничения, у десятков юных исполнителей появился шанс поучаствовать в этом удивительном празднике музыки.

В состав жюри конкурса вошли звездные ученики профессора Э.Д. Грача. На сегодняшний день они являются одними из самых востребованных и ярких представителей русской скрипичной школы на мировой сцене – Алёна Баева, Никита Борисоглебский, Гайк Казазян, Айлен Притчин и Хироко Нинагава.

Результат превзошел все ожидания. На первый тур поступило 37 заявок из 11 стран, и подобная география, безусловно, впечатляет. Свои записи прислали скрипачи из Азии, Европы, Соединенных Штатов Америки и даже Бразилии. На второй тур конкурсных прослушивай было допущено 18 участников, которые должны были исполнить свободную программу на 50–60 минут. После нескольких дней, проведенных за тщательным просмотром видеозаписей конкурсантов, в юбилейный день рождения профессора Э.Д. Грача во время гала-концерта 19 декабря были объявлены результаты конкурсных прослушивай и названы имена победителей.

Первой премии и звания лауреата удостоились Алина Куроедова (Россия) и Надежда Эттингер (Люксембург); вторую премию и звание лауреата получили Агаша Григорьева (Россия) и Наина Кобзарева (Россия); третьей премии и звания лауреата удостоились Микель Муньис-Гальдон (Испания), Софья Девуцкая (Россия) и Алексей Стычкин (Россия / Бельгия); четвертая премия и звание лауреата досталось Катарине Мрвич (Сербия), Марии Окуневой (Россия) и Вэй Чжану (Китай); пятая премия и звание лауреата – Е Ри Ро (Республика Корея) и Софье Ермасовой (Россия); шестая премия и звание лауреата – Индире Нурлыбай (Казахстан) и Азату Нургаянову (Россия).

Но, безусловно, главным призом конкурса Э.Д. Грача являются сольные концерты лауреатов, которые состоятся уже в следующем сезоне. Лауреаты первой премии выступят в Малом зале Московской консерватории, лауреаты второй премии – в Рахманиновском зале, обладатели третьей премии – в концертном зале имени Мясковского, а четвертой, пятой и шестой – в залах партнеров Московской консерватории.

Основная задача любого конкурса – открытие новых талантов, одаренных молодых исполнителей, будущих кумиров публики. И на конкурсе Эдуарда Давидовича Грача мы действительно познакомились с перспективными, самобытными, по-настоящему уникальными молодыми скрипачами. Двое главных победителей любезно согласились немного побеседовать с нами.

Алина Куроедова:

– Алина, прошлым летом Вы закончили Московскую консерваторию, а когда Вы приняли решение, что будете участвовать в конкурсе Вашего учителя, профессора Э.Д. Грача?

– Думаю, весной. Но подготовка началась немного позже, так как в то время я готовила программу для выпускного экзамена и дальнейшего поступления в ассистентуру-стажировку. И она полностью отличалась от той, что я исполняла на конкурсе. После поступления в ассистентуру я была на подъеме, одна большая задача была выполнена и появилась другая цель. Я была уверена, что успею подготовить новую программу.

– Какие произведения Вы исполняли на конкурсе?

– На первом туре я играла Адажио и Фугу из третьей сонаты Баха и делала запись своими силами. Для второго тура я делала запись уже в Рахманиновском зале консерватории.

– И какую программу?

– Когда я узнала, что в записи могу исполнить любую музыку, которую захочу, я решила сыграть Стравинского, Шумана и Вайнберга. Это был прекрасный шанс исполнить музыку, которую ты действительно любишь. Я чувствовала, что в этот период времени данная музыка мне близка и полностью совпадает с моим настроением.

– Какие эмоции Вы испытывали, играя в пустом зале?

– Эмоции были смешанными. Одним из требований конкурса было предоставить запись тура одним дублем, нельзя было выключать камеру, и было довольно тяжело играть без перерывов 60 минут. Если бы это был мой сольный концерт, на котором присутствовала публика, то ощущения были бы другими, ведь обратная связь очень важна для исполнителя. Странно было заканчивать произведение и стоять в полной тишине.

– А была ли возможность «обыграть» конкурсную программу?

– Нет, такой возможности не представилось. Конечно, мне нужно было попробовать свои силы, исполнить все произведения без остановок, и, если это можно назвать «обыгрыванием», то меня послушали мои друзья.

– Планируете ли Вы развивать какую-либо из онлайн-платформ, чтобы делиться своим творчеством с большей аудиторией?

– Конечно, я об этом задумываюсь. Скорее всего, без социальных сетей в ближайшем будущем будет просто невозможно продвигать какой-либо личный бренд. Главное, чтобы это не стало замещением реальной концертной деятельности, потому что, на мой взгляд, это не всегда искусство. В интернете слишком много различного «мусора», и у публики, к сожалению, не всегда получается его правильно сортировать. Внутренний страх пока меня останавливает, но я не оставляю эту идею и планирую в скором времени начать развивать, скажем, YouTube-канал.

Надежда Эттингер:

– Надежда, расскажите немного о себе, где и у кого Вы обучались?

– Мне 20 лет, я живу в Люксембурге, и в данный момент учусь в Льежской Королевской консерватории на курсе Филиппа Коха. На скрипке я начала играть в возрасте трех лет. Мои родители не являются музыкантами, но просто обожают музыку. Когда мне было два года, они подарили мне игрушечное пианино с одной октавой. Я начала подбирать мелодии на слух, что подтолкнуло родителей найти мне репетитора. Я была слишком мала, чтобы учиться в местной музыкальной школе, но родителям удалось найти для меня преподавателя по скрипке. Я сразу поняла, что это мое. Спустя несколько лет я начала обучение в Консерватории Люксембурга в классе Лоренс Кох.

– Как Вы узнали о Конкурсе Эдуарда Грача? Почему захотели принять участие?

– Принимать участие в конкурсах я начала не так давно, но обнаружила в этом большую пользу для себя. Конкурсы помогают не стоять на месте и ставить конкретные цели. Я зашла на сайт Musical Chairs, наткнулась на Международный конкурс скрипачей к 90-летию Э. Грача и решила, что для меня будет большой честью поучаствовать в этом соревновании. Также меня привлек состав жюри и возможность участников свободно выбирать собственную программу.

– А как проходила подготовка в условиях локдауна? С какими трудностями Вы столкнулись? Расскажите немного о том, как Вы делали запись для Конкурса.

– Из-за пандемии подготовка была непривычной. За неделю до первого дедлайна я заболела, поэтому решила записать сольную программу, чтобы не подвергать опасности здоровье концертмейстера. К счастью, к началу второго тура я смогла проводить репетиции уже вместе с моим концертмейстером Петром Петровым. Мой преподаватель из Люксембурга много раз лично присутствовала на моих репетициях, что в нынешних реалиях – настоящая привилегия. Она даже смогла забронировать для нас Большой зал консерватории, чтобы я смогла поработать с акустикой. Впервые в жизни я исполняла настолько длинную программу без единого перерыва, поэтому очень переживала, что в любой момент посторонние люди могут войти и прервать запись. В итоге я дважды сыграла программу и почувствовала облегчение от того, что все прошло идеально.

– Во втором туре Вы исполнили первую часть Концерта Чайковского. Скажите, часто ли Вы исполняете музыку русских композиторов?

– Я очень люблю музыку славянских композиторов. В данный момент я работаю над вторым концертом Прокофьева, камерной музыкой и произведениями для оркестра Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова, Бородина и Рахманинова.

Искренне желаем победителям вдохновения, воплощения всех творческих задумок, множество замечательных концертов, восторженной публики и оглушительных оваций!

Александра Рысалиева

Фото Геннадия Акинфина

№2 (1376), февраль 2021 года

Высшая школа по-своему отзывается на этот процесс – открываются факультеты журналистики, вузы культуры, со своей стороны, пытаются расширить журналистскую составляющую. В их числе и музыканты.

Музыкальная журналистика, включая музыкально-критическую, – это не только область в журналистской сфере, направленная на музыкальные события и их участников. Это, одновременно, и эстетико-философский взгляд на современный музыкально-культурный процесс. Здесь нужны и музыкальные знания, и писательское дарование, и культурологическая, философская оснащенность. Учебное пособие профессора Курышевой ведет студента, выбирающего эту творческую стезю, сразу в трех названных направлениях. И хотя научить, по большому счету, подобной творческой деятельности сложно, показать «направление движения» для развития – вполне. В этом ценность и необходимость заслуженно востребованного издания.

Приветствуя переиздание созданной в Московской консерватории серьезной книги о музыкальной журналистике, хочется привести важное наблюдение о ней профессора В.Г. Тарнопольского: «Это редкая удача, что музыковед-теоретик по образованию и научным пристрастиям, направленным на современную музыку, доктор искусствоведения и профессор, преподающий в Консерватории почти что с первых трудовых шагов, сочетает все это с многолетним опытом практической журналистики, печатной и телевизионной. Логика мысли, концептуальная выстроенность глав, разделов и всей насыщенной разнообразной информацией книги выдают масштаб ученого, а «легкое перо» журналиста делает внушительный методический опус увлекательным чтением». Дорогие студенты, читайте и учитесь!

Собкор «РМ»

№1 (1375), январь 2021 года

Ирина Александровна Антонова рассказывает

Творческая встреча

Начинался 2018 год… Сама по себе мысль провести творческую встречу с Ириной Александровной Антоновой в Консерватории, прямо в Рахманиновском зале, поначалу казалась немного авантюрной. А затем, сотрудница Консерватории и Музея-квартиры С.Т. Рихтера Надежда Игнатьева как бы между прочим сказала: «На всякий случай, 20 марта у нее день рождения». И отсюда родилась идея еще более безумная… Но, кажется, Ирину Александровну именно эта идея и тронула. Она даже как-то немного замялась, когда я, глотнув воздуха, сказал ей по телефону, что мы приглашаем ее встретить 96-й день рождения у нас. «Ну… может быть…», – ответила она. Согласно известному афоризму, это означает «Да».

Так и случилось. Более того, выяснилось, что чуть ли не впервые ее пригласили подробно поговорить о музыке! Обычно, конечно, все спрашивали о Пушкинском музее, о выставках. Может, иногда мельком что-то о программах «Декабрьских вечеров». На встрече в Консерватории Ирина Александровна подробно рассказала о своем общении со Святославом Рихтером, об истории возникновения их фестиваля, о своих детских музыкальных впечатлениях, о поездках в Байройт и спектаклях, увиденных из директорской ложи Большого театра… Двухчасовой разговор, стенограмма которого сохранилась, прерывался только музыкальными поздравлениями имениннице от солистов «Студии новой музыки».

Всего Ирина Александровна провела у нас в гостях несколько часов: после общения в зале она еще успела дать большое видеоинтервью Александру Сергеевичу Соколову для телевизионного архива Консерватории, да и между этими двумя «официальными» частями визита была нарасхват. А сотрудники Пушкинского музея каждые 15 минут звонили мне с вопросом: «Когда же вы, наконец, ее к нам отпустите, у нее же день рождения?!».

В тот день 20 марта 2018 года график занятий в Консерватории сильно изменился: многие педагоги и студенты прервали лекции, чтобы прийти в полдень на эту уникальную встречу. А 1 декабря 2020 года мир облетела скорбная весть – великой Антоновой не стало. И, вероятно, большинство из нас запомнит Ирину Александровну как человека, с которым мы увиделись вживую лишь однажды – в ее 96-й день рождения в нашем Рахманиновском зале…

Владислав Тарнопольский, преподаватель кафедры современной музыки

***

Я не хочу, чтобы вы подумали, что я каким бы то ни было образом примазалась к имени великого Святослава Теофиловича Рихтера, родившись с ним в один день. Видит Бог, я в этом не виновата. Когда я узнала, что он тоже родился 20 марта, я попросила всех, включая Нину Львовну, его супругу, и ближний круг Святослава Теофиловича, не говорить ему об этом. Просто потому, что не хотелось сказать «я тоже». Поэтому он ничего не знал. И узнал только за два года до своей кончины. Многие, кто с ним общался, знают, что он не любил говорить по телефону и почти никогда не говорил, но здесь он снял трубку и позвонил мне. Я никогда не слышала, чтобы он так выражался. Негодующе он сказал: «Что же это такое! Вы мне приносите цветы, подарки, поздравляете. Я говорю: «Да, спасибо», и на этом все кончается! Как Вы могли утаить?» и так далее. Но этот взрыв негодования довольно быстро прошел и, конечно, не испортил наши отношения. Вот такое невероятное совпадение.

Для того чтобы рассказать о том, как вообще пришла мысль создать «Декабрьские вечера» и как возникли взаимоотношения со Святославом Теофиловичем, я должна сказать несколько слов о своем детстве. Именно мои родители посвятили меня в музыку, в искусство. Моя мама родилась в Харькове и училась в Харьковской консерватории на фортепиано. А вот отец прямого отношения к музыке не имел, он был рабочим человеком, электриком, работал в Кронштадте на кораблях и потом получил инженерное образование в Петербурге. Но, как ни странно, у него был какой-то почти неправдоподобный интерес к музыке, к литературе и к искусству вообще. Уже будучи взрослой, я узнала, что мой отец познакомился с писателем Романовым, которому он, видимо, понравился, и тот занимался его воспитанием, попутно рассказывая о своем интересе к искусству, о концертах Шаляпина. И потом, когда я немножко подросла, именно отец познакомил меня с музыкой и водил на концерты. 

Помню, как он привел меня на премьеру Секстета Шостаковича в Политехническом музее. Не могу сказать, что я тогда поняла эту музыку, но я была на этой премьере, слушала, видела Дмитрия Дмитриевича за фортепиано. Потом – я была уже достаточно взрослой – мы пришли на Пятую симфонию Шостаковича. На Седьмую уже пошла, конечно, сама. Премьера прошла в Ленинграде, но потом Самосуд приехал в Москву, и 29 марта 1942 года в 12 часов дня я была в Колонном зале Дома Союзов. Зал был полный. Когда симфония кончалась, мы увидели, как на сцену из-за кулисы выходит человек в военной форме. Но он старался не помешать концерту, он дал ему закончиться, а потом вышел и сказал, что в городе объявлена тревога, и попросил всех спуститься в метро. Я была с моей приятельницей и небрежно так сказала: «Ну, вот еще мы сейчас куда-то там полезем, пойдем ко мне домой». Жили мы относительно недалеко, на Покровском бульваре. Когда подходили к дому, нас все-таки схватили и посадили в убежище. Но самое главное – это, конечно, безумно сильное, потрясающее впечатление от симфонии. С тех пор, я не пропускала премьер симфоний Шостаковича в Консерватории – Восьмая, Девятая и так далее, – обязательно приходила слушать эту музыку. Я очень много его слушала: оперетту, вокальные сочинения… Он очень захватывал меня, и самое главное, мне казалось, что я его понимаю.

А воспитана я была в основном на романтиках: на Шопене, Шуберте, Шумане. Мама очень любила их, играла дома, и эта музыка глубоко мне запала. Во время войны я попала на концерт Софроницкого в зале Чайковского, он играл Шопена. И сохранилось письмо к моему приятелю, который жил в это время в Томске — он не был на фронте, потому что у него было невероятно плохое зрение: –11. Я написала ему письмо, которое он мне потом отдал. Я описывала ему этот концерт в полном захлебе и с большой долей самоуверенности. Я писала, что, я, наконец, все поняла! Да, мы сидели в валенках, куртках, перчатках, потому что был нетопленный зал. Софроницкий вышел в концертном костюме, и было видно, что он был в «митенках», то есть пальцы были свободны, а на руках были перчатки, потому что очень холодно. Я писала, что теперь поняла музыку Шопена, теперь я, наверное, понимаю вообще всю музыку! Это был такой захлеб, потому что все вместе смешалось: война, холод, прекрасная музыка и то, что было услышано еще от мамы. Был такой восторг открытия и понимания!

Я абсолютно уверена, что надо много слушать. Я говорю это из своего опыта, потому что у меня нет специального музыкального образования, поэтому надо много слушать и со временем приходит понимание. И современную музыку тоже слушать. Я помню концерт в Большом зале Консерватории, когда Олег Каган играл Концерт Шнитке. Как раз на этом концерте я была со Святославом Теофиловичем, мы сидели в шестом ряду, а за нами сидело мало народу – Шнитке тогда еще не вошел в понимание. Потом, конечно, были концерты, на которые не достать билетов, но это происходило постепенно. Поэтому и молодым композиторам, и людям любого возраста, не надо сомневаться, что они не понимают – надо приходить и слушать. 

Через отца у нас был еще один канал в музыку в виде Большого театра. Он дружил с директором Еленой Константиновной Малиновской, поэтому у нас всегда были билеты в директорскую ложу. Это было еще задолго до войны, тогда мы жили прямо рядом с мэрией в гостинице «Дрезден». Мне было 6–7 лет и я приходила в Большой ногами, а назад отец часто тащил меня на руках, потому что я засыпала. Я это говорю к тому, что огромную роль в приобщении к музыке играет семья. Надо приходить вместе с детьми, особенно, если вы сами любите музыку. Надо обязательно начинать вот эти ранние походы – это может быть музыкальный театр, консерватория, концертные залы… 

Путь в музыку через родных очень важен. У папы были разные вкусы, и как-то он привел меня на «Бурю» Тихона Хренникова. Это была, наверное, интересная опера, но я тогда совсем не прониклась и долго его расспрашивала, как надо понимать ее, почему у Чайковского так, а у Тихона Николаевича по-другому, и он старался мне это как-то объяснить.

С 8 лет я жила вместе с отцом в Германии, он работал в посольстве. Оттуда у меня тоже остались сильные музыкальные впечатления. Музыка «Летучего Голландца» Вагнера произвела на меня огромное впечатление, и, конечно, сценически это было интересно. У меня до сих пор перед глазами эта декорация с Летучим голландцем, с его полетом. Вагнер музыкально совпал со мной, и, когда у меня появилась возможность, а появилась она всего лет пятнадцать назад, я трижды побывала в Байройте и просмотрела все, кроме «Тристана и Изольды». Все три раза, когда я была в Байройте, «Тристана» не было в программе. Я слушала эту оперу в Большом театре, когда были гастроли. Вагнер производил очень большое впечатление. После войны я огорчилась, узнав, что его музыку запретили в Израиле. Но когда я была там в последний раз, узнала, что его снова играют.

Я много посещала Консерваторию и в довоенное время, и в военное, и моими первыми крупными пианистами, концерты которых я почти не пропускала, были Эмиль Гилельс, Яков Зак. Я была на всех концертах Гилельса. На последних он играл все концерты Бетховена. Как-то Рихтера спросили: «Почему Вы не играете Пятый концерт Бетховена?», и он ответил: «Потому что его превосходно играет Гилельс, лучше я не сыграю». 

Я наблюдала, как Рихтер слушал Евгения Кисина, когда он был еще совсем ребенком. Он играл первый концерт Шопена. Рихтер пришел вместе с Башметом. Они сели в ряд и удивительно, что Кисин совершенно не испугался, он просто подошел к фортепиано и стал играть. Они даже переглянулись между собой, мол, какой независимый мальчик. Святослав Теофилович позже хорошо отозвался о Кисине.

Когда в 1949 году Нина Львовна [Дорлиак] позвонила в музей и сказала, что Святослав Теофилович хотел бы у нас поиграть, я, конечно, на это откликнулась с радостью. Они пришли к нам – она пела, а он ей аккомпанировал. Видимо, музей понравился Святославу Теофиловичу, и он стал приходить очень часто. Нина Львовна обычно звонила накануне и говорила: «Святослав Теофилович хотел бы у вас поиграть». Мы, конечно, были счастливы, но чаще всего я была и испугана, потому что когда я спрашивала «когда?», она мне говорила «завтра вечером».

И так продолжалось много лет. Примерно с 1961–1962 года Святослав Теофилович иногда один, иногда два, иногда три раза в год просто играл у нас. Потом я поняла, что он играл многое из того, что через некоторое время появлялось в Большом зале Консерватории. То есть считал нашу аудиторию вполне подходящей к проигрыванию готовящихся программ. Каждый раз он очень внимательно записывал в каком именно зале играл, даже переспрашивал: «Французское искусство какого века значит? Ага, значит XVII века, понятно».

Вы знаете, что Святослав Теофилович был не только музыкантом, но и художником. Он брал уроки у Фалька, и тот говорил о его выдающемся художественном даровании. Сам он говорил о том, что в какой-то момент перед ним встал вопрос кем же ему все-таки быть – нельзя быть и художником, и музыкантом в самом высоком смысле этого слова. Но рисовал он хорошо и интересно, мы неоднократно показывали его работы. Каждый раз он относился к собственным выставкам с большим волнением.

В 1981 году Святослав Теофилович пригласил меня на свой фестиваль в город Тур во Франции. Когда я приехала, оказалось, что этот фестиваль проходит в зернохранилище примерно в ста километрах от города. Это был огромный деревянный сарай конца XIII –начала XIV веков с земляным полом, в котором построили эстраду и расставили стулья. На фестиваль съезжались музыканты и гости из разных европейских городов. Там были и наши. Например, уже в то время играл Юрий Башмет. Эти концерты совершенно поразили меня звучанием в этом огромном зернохранилище и обстановкой. Там в деревянном плафоне жили совы и во время концерта они периодически вздыхали. Все улыбались и, конечно, это никому не мешало. Напротив, их оханье придавало какой-то особый аромат. Все это произвело очень большое впечатление.

После фестиваля был еще один концерт уже в самом городе Туре в оперном театре. Святослав Теофилович играл Трансцендентные этюды Листа, причем, что было необычно для меня, он очень волновался перед выходом на сцену. Но потом он был доволен концертом и тем, что у него, как говорится, получилось. Выйдя с концерта, мы шли по городу и вдруг неожиданно – ему характерны такие порывы – он снял свой концертный башмак и выкинул его вперед, и, немножко прихрамывая на ногу, на которой не было ботинка, он прошелся. Потом нашли ботинок, и он пошел дальше. Это был такой выброс напряжения и вместе с тем удовлетворения, что все получилось. 

Помню и другой похожий случай. В конце одного из концертов «Декабрьских вечеров», когда музыканты вышли на поклон, новая слушательница в зале, не зная порядка, включила свет, а Святослав Теофилович не разрешал этого делать до определенного момента. Это привело его в такое неистовство, что он спрыгнул с довольно высокой эстрады и через центральный ряд выбежал из зала. Он выбежал не только из зала, но выбежал из музея и пошел к метро. В концертном костюме и без пальто. А ведь это зима, декабрь месяц. Его догнали и вернули. Для меня было ясно, что это выплеск огромного напряжения, внутренняя разрядка.

Возвращаясь к фестивалю, помню один ужин. Я тогда спросила Святослава Теофиловича: «Вы делаете такой замечательный фестиваль здесь, в Туре, а почему Вы не объявите фестиваль в нашей стране?». И он как-то немножко по-детски развел руками и сказал: «А где там?». Я говорю: «Ну, хотя бы в нашем музее». Он внимательно посмотрел на меня и сказал: «А когда начнем – в этом году?» Я была ошеломлена: «Конечно в этом году! А когда?». С.Т.: «А Вы когда хотите»? Я: «Когда Вы решите». С.Т.: «Давайте в декабре». Я: «А как мы назовем?». С.Т.: «А Вы бы как назвали?». Я: «Дары Волхвов». Я имела в виду, что это неожиданная радость и поклон музею. Но все-таки это был 1981 год. С.Т.: «Ирина Александровна, нас не поймут». Я.: «А что Вы предлагаете?». С.Т.: «Декабрьские вечера». Так и образовался фестиваль. И первый был посвящен русской музыке XIX – начала XX веков.

Первые «декабрьские» прошли без иностранных музыкантов – мы просто не успели никого пригласить. Зато среди исполнителей собралась такая «дружина Рихтера» – Леонид Коган, Юрий Башмет, Наталия Гутман, Виктор Третьяков, Василий Лобанов, Элисо Вирсаладзе. Одним словом, прекрасные музыканты. В дальнейшем к ним присоединились еще многие замечательные музыканты с мировым именем, например, Исаак Стерн. Участвовали музыканты из Соединенных Штатов, Франции, Италии, Испании и многих других стран.

Программы всегда предлагал Святослав Теофилович. Уже на первых наших переговорах он сказал: «Вы знаете, я играю везде – и в России, и за рубежом, и если я прихожу в музейное помещение, то я каким-то образом связываю себя с тем домом, в котором я буду выступать. Поэтому в музее нужно подумать о «созвучии» классических искусств – живописи, графики, скульптуры и музыки. Она существует, ведь я сам художник и музыкант, и я знаю об этом «созвучии». Придумайте, пожалуйста, выставки». И моя задача была делать выставки. 

Обычно он называл музыкальную тему. Например, «Моцарт». Не так просто найти живописный материал, который бы соответствовал Моцарту. Иногда мы имели наглость ему что-то посоветовать. Как-то я ему сказала: «Было бы интересно показать двух композиторов, которые живут в разных странах и в разное время – это Бетховен и Рембрант, немец и голландец. Скажем, их камерное творчество. Оно более личное и такое особенное для каждого маэстро». Наш музей обладает почти полным собранием офортов Рембранта – всего около 240. Это гениальные страницы его творчества. Они редко показываются, потому что офорт создается на бумаге и больше двух месяцев не положено держать его на свету, потом надо на год, два, три помещать его обратно в хранилище. Святославу Теофиловичу эта идея очень понравилась. И масштаб Рембранта в его гениальных офортах и масштаб сонат Бетховена вместе ни у кого не вызывали удивления. Оказалось, что у них очень большое «созвучие» самого подхода к теме. 

Святослав Теофилович очень хотел сделать, как он говорил, «три Ш» – Шуберта, Шумана, Шопена. И они имели большой успех. Рихтер настоял на том, чтобы гости сидели на сцене, прямо как в салоне. И к моему величайшему ужасу и огорчению, в самый последний момент, когда ему уже предстояло выйти на сцену, он вдруг мне сказал: «А вот ноты переворачивать сегодня будете мне Вы». Я: «То есть как это я ?!». С.Т.: «А вот так – сядете и будете переворачивать». Я: «Но у меня нет платья, в котором я могла бы выйти на сцену!». Тут подошла Нина Львовна: «Ирина Александровна, возьмите мою шаль, этого будет достаточно». И они выпихнули меня на сцену. Было очень страшно. Тем не менее, я вдруг поняла, что он не даст мне опозориться. В общем, мы справились. Я справилась.

Надо сказать, что Святослав Теофилович очень приветливый, гостеприимный, но вместе с тем у него бывали моменты погружения в себя и недовольства собой. Расскажу вам об одном случае, который во многом характеризует его как творческую личность. Я приехала в Париж по музейным делам и узнала, что Святослав Теофилович тоже в Париже, с гастролями. Мне уже приходилось быть на его концертах в Париже, да и не только в Париже. И я заранее позвонила Нине Львовне, чтобы она сказала ему, что я очень прошу билет на его концерт. Я приехала, подошла его помощница Милена и сказала, что Святослав Теофилович уже неделю как отменил концерты, и что это ужас, потому что нужно возвращать деньги. И он никого не принимает. Я только сказала: «Передайте, что я приехала и хочу увидеться». 

Он все же пригласил меня, но был в очень подавленном состоянии. Тем не менее, сказал: «Давайте спустимся вниз и что-нибудь поедим». Он был вялый и почти ничего не ел. Говорит: «Все не получается». Глубокое недовольство собой наверно свойственно таким очень крупным людям, которые понимают, как они могут и как у них сегодня получается. Когда мы вернулись, он неожиданно сказал: «Пожалуй, пойду позанимаюсь». «Святослав Теофилович, а можно посидеть послушать?». Вдруг он так ощетинился и сказал: «Что, Вы будете слушать, как я стираю свое грязное белье?!» Но он все-таки пошел и стал заниматься. И, насколько я знаю, видимо он немного воспрял духом и даже какие-то концерты, которые отменял, смог восстановить. 

Второй случай такой безграничной требовательности к себе произошел в Центральном доме работника искусств. Там проходил вечер, посвященный его любимой грузинской художнице. Все сидели в зале, выступало очень много людей искусства. Объявили Рихтера, бетховенскую сонату. Он выходит, играет и вот как-то не так играет. Гром аплодисментов, он спускается вниз, садится рядом со мной, я поворачиваюсь к нему, говорю чистосердечные слова, свидетельствующие о моем воодушевлении, а он спокойно так: «Да Бог с Вами, Вы же понимаете, что ничего не получилось». И меня поразило эта колоссальная требовательность к самому себе и ответственность перед слушателями. 

Хочу сказать пару слов об аудитории, которая приходит на «Декабрьские вечера». Она очень изменилась в последнее время. Это лишь свидетельствует о том, что и мир, созданный Святославом Теофиловичем, изменился. Приходили близкие ему музыканты: Владимир Зива, которого он часто приглашал в качестве дирижера, любимая ему Галина Писаренко, которая выступала в поставленных им операх Бриттена. Кстати, оперу Бриттена впервые в Москве встречали как раз у нас в музее Пушкина. На концерты очень часто приходил Альфред Шнитке, Юрий Любимов, Олег Табаков, ушедший несколько дней тому назад, Гия Канчели, Иннокентий Смоктуновский, Александр Солженицын, Галина Уланова… Они украшали зал, и такая аудитория Рихтеру была очень приятна. Точно и правильно сказал о нем знаменитый пианист Гленн Гульд, когда назвал его великим коммуникатором, просветителем.

Искусство живет и будет жить. Мы на своих «Декабрьских вечерах», продолжая идеи Святослава Теофиловича, обращаемся ко всему богатству музыкального и пластического мира. Я думаю, это то, что при всех неурядицах, неудовлетворенности жизнью будет нас поддерживать в самые разные периоды и давать нам счастье, надежду на то, что все состоится. Спасибо.

20.03.2018, Рахманиновский зал Московской консерватории

№1 (1375), январь 2021 года

Январь – традиционное время подведения итогов ушедшего года, время отчетности, таблиц, схем, цифр и прочих оценочно-итоговых атрибутов, совершенно необходимых современному человеку любой профессии. Оглядываясь назад, задаешься вопросом, а каким он был, этот 2020 год по сути? То, что красиво чередуются цифры – не в счет.

Сказать, что он был необычным – ничего не сказать! Прошлый год настолько перевернул весь наш привычный уклад и образ жизни, что, как утверждают «знающие предмет люди», ничего прежним уже не будет. Речь идет, конечно, о захлестнувшей практически все страны пандемии COVID-19, что изменило размеренный ход событий, в том числе (местами в корне) и нашу консерваторскую, педагогическую и концертную, деятельность. Коронавирусной инфекцией, ранее с такими тяжелыми последствиями воздействия на организм не встречавшейся, современному обществу фактически был брошен вызов. Но, согласитесь, здоровье и сама жизнь каждого человека – бесценны. Поэтому принятый государством и обществом комплекс мер позволяет удерживать ситуацию под контролем.

Профессорско-преподавательскому составу Консерватории, удалось в этих непривычных условиях продолжать и обучение студентов, пусть удаленно, и организовывать различные концерты. Причем концертов много, но, вместе с тем, они организованы с соблюдением всех обязательных для этого медицинских предписаний (маски, перчатки, дистанция, малая заполняемость зала). Процесс не останавливается ни на минуту, невзирая ни на какие препятствия и преграды, и это тоже хороший для всех опыт. Невольно вспоминаются слова героя-летчика в исполнении Леонида Быкова из кинофильма «В бой идут одни старики» о роли песни и музыки в «суровую военную годину».

После некоторых размышлений на тему актуального социального фона хочу перейти к своим впечатлениям от концертов, которые мне удалось посетить в октябре и ноябре. Были замечательные органные программы в Большом и Малом залах в исполнении наших студентов, преподавателей и ассистентов-стажеров. Их атмосфера, мастерство артистов, своим волшебством щедро наполняли сердца и души слушателей. И невозможно не отметить прошедшую недавно в Рахманиновском зале череду фактически инновационных по форме и содержанию концертов, организованных нашим Научно-творческим центром «Музыкальные культуры мира» в рамках ХХII Международного фестиваля «Душа Японии» (РМ, 2020, №7).

Организаторам этих представлений удалось продемонстрировать публике широкий срез культуры и искусств нашего восточного соседа. На фоне видеоряда изображений священной горы Фудзи, веток цветущей сакуры и живописных сюжетов японского быта XIX века звучали строки японских хайку и самобытная музыка, непривычная уху европейца.

По сюжетной линии одного из концертов чередой ярких слайдов демонстрировалась японская мода в целом и ее влияние на Европу конца XIX – начала XX веков. Перед зрителями раскрывалась во всей самобытной красоте культура кимоно, причем не только изображениями на экране, но и «живьем»: воссозданные одежды демонстрировали наши студенты в образах именитых людей XIX века.

Особый восторг у зрительской аудитории вызвало выступление выпускницы Консерватории Дарьи Давыдовой (сопрано). Она не только великолепно исполняла технически сложные вокальные партии, но и актерски убедительно сыграла на сцене серьезную драматическую роль, что публика, безусловно, отметила. Естественно, героиня была облачена в традиционное кимоно, а царственно-спокойный и уверенный взгляд в зал дополнял образ. Под стать Дарье, блестяще, по-самурайски в мужественном ключе, выступал и Юрий Ростоцкий (тенор).

Образец погружения в национальный японский колорит продемонстрировали без исключения все инструменталисты. Ведь это настоящее чудо мастерства – исполнять традиционную японскую музыку на музыкальных инструментах, характерных для европейской музыкальной культуры. Многие слушатели открыли для себя ранее незнакомые стороны творчества известных композиторов, впервые услышав навеянные японскими мотивами произведения А.В. Лурье, С.Н. Василенко, Д.Д. Шостаковича, И.Ф. Стравинского.

Настоящим открытием для ценителей музыки, которым посчастливилось видеть и слышать 2 декабря в Рахманиновском зале «живую» иранскую классическую музыку, открытием неожиданным и прекрасным стал концерт «Те бархатные голоса». Звуки сетара и классический иранский вокал проникали в сознание слушателя, ярко и образно рисовали картины иранских холмов и песчаных равнин, воссоздавали пение ветра, шорох листьев и журчание ручья долгожданного оазиса. Звуки традиционного иранского каманче – неожиданно для неискушенного слушателя, и в то же время органично до естественности – вплелись в замечательное исполнение камерного ансамбля Anno Domini. Ансамбль сопровождал традиционные иранские песни на лирические стихи всемирно признанных иранских поэтов XX века.

Безусловно, хорошим подспорьем вдохновленному слушателю явилась программка концерта, составленная емко, продуманно, в цвете и содержащая переводы текстов исполнявшихся песен. Хотя по ощущениям, публика понимала их смысл и настроение интуитивно, впитывая звуки музыки и завораживающего голоса исполнителя. Уверен, что теплый прием, который оказали иранским музыкантам Хосейну Ноуршаргху и Тохиду Вахиду в стенах Консерватории, и грандиозный шквал оваций надолго останутся в их сердцах.

Не знаю, выражу ли общие пожелания и ожидания благодарной публики в отношении будущего тематического репертуара НТЦ «Музыкальные культуры мира», но с удовольствием хотел бы приобщиться к национальным традициям и музыкальной культуре Северной и Южной Америк, Африки, Юго-Восточной Азии, Австралии. Да и Новой Зеландии и Океании, наконец, почему бы и нет? А если помечтать – приятно же, находясь в круизе по живописным островам Океании (к примеру), разговорившись о культуре, искусстве и музыке с местным старейшиной, узнать от него, что он является выпускником Московской консерватории!

…Воспоминания о прошедших концертах в очередной раз убеждают, что в самое непростое, даже непредсказуемое время, при любых, даже крайне тяжелых обстоятельствах, спасением и нитью к свету является Музыка. Наверное, она должна быть разной, содержать, образно говоря, всю палитру цветов и оттенков, ведь ее понимают во всех уголках нашей неспокойной планеты от ледяных торосов Таймыра до ледников Антарктиды, от тропических бескрайних лесов Амазонии до раскаленных солнцем саванн Австралии… И, конечно же, она должна быть доброй и пропитанной любовью к венцу творения Создателя – Человеку.

Дмитрий Сироватко, помощник ректора МГК по воспитательной работе

Фото Дарьи Жигалиной

№1 (1375), январь 2021 года

С каждым годом количество детских музыкальных конкурсов неумолимо растет. Расширяется география проведения, возрастная планка участия становится все ниже. В связи с этим возникает ложное предубеждение, что без участия в конкурсах ребенок ничего не добьется. Но так ли это на самом деле? Каковы настоящие цели этих конкурсов и дают ли они уверенность в завтрашнем дне для юного исполнителя?

Несомненно, феномен конкурса как такового имеет многовековую историю с вполне благими намерениями – выявить таланты и дать им дорогу в жизнь. По сути, особенно в наше время, конкурсы становятся уникальными стартовыми площадками, где может быть услышан и оценен по достоинству каждый человек. Но, как и многое в истории, это не работает так просто.

Каково приходится детям, которые вступают в холодную борьбу со своими не менее одаренными сверстниками? Ведь участников много, а лауреатов будет всего трое. Несомненно, музыкальные конкурсы обладают огромным количеством положительных факторов, но в данном случае я хотела бы обозначить несколько проблем, которые, на мой взгляд, перевешивают все «плюсы».

Во-первых, конкурсы неизбежно связаны с поражениями, и хорошо, когда взрослый исполнитель это понимает и может отнестись к этому философски. Только вот ребенка это может сильно задеть, и наложить определенный психологический отпечаток на его личность. Быть может, после перенесенного стресса ребенок и вовсе не захочет заниматься музыкой или разуверится в собственных силах.

Во-вторых, не все дети способны искренне радоваться успехам других. Что уж говорить, не все взрослые люди умеют это делать! Это многолетняя работа над собой, которую ребенок провести еще не в состоянии. Тем самым, чужая победа может вызвать в ребенке чувство зависти к успеху другого, что не является созидательным чувством для формирования здоровой личности.

В-третьих, музыкальные конкурсы для детей могут быть, как ни странно, соревнованием для их родителей – друг с другом или с самим с собой. Часто бывает, что в силу жизненных обстоятельств сбываются не все мечты, особенно детские. И такой взрослый человек, не получив желаемого в своей жизни, всеми правдами и неправдами стремится дать это своему ребенку. Быть может, судьба одного из родителей сложилась так, что его не взяли в музыкальную школу, или его родители не дали ему связать жизнь с музыкой, но он своему ребенку не будет этого запрещать. Наоборот! Всеми силами будет способствовать развитию его музыкальных данных. В таком случае, многие дети оказываются «заложниками» родительских амбиций. Ведь самого ребенка никто не спросил – ему это интересно или нет. Что он понимает, он же еще маленький? Вдобавок ко всему, победа ребенка на том или ином музыкальном «состязании» тешит нездоровое родительское эго.

В-четвертых, слишком активное участие во всевозможных конкурсах рискует банально оставить ребенка без детства. Все мы знаем, насколько энергозатратным является конкурсное выступление. А если представить, сколько времени уйдет на то, чтобы к этому конкурсу подготовиться? Взрослый человек осознанно ставит перед собой цель и достигает ее, жертвуя силами, свободным временем, средствами. А ребенок в таком случае просто рискует остаться без самого прекрасного времени в жизни – беззаботного и счастливого детства…

Мне довелось знать одного ребенка, чья музыкальная жизнь была загублена из-за подобных ошибок. Он был очень талантлив и делал большие успехи, но в какой-то момент понял, что не может нейтрально относиться к успеху других, что заставило его забыть о карьере музыканта и найти для себя более спокойную и лишенную подобного накала конкуренции профессию.

Детство – это самая счастливая пора, которая оставит нам теплые и драгоценные воспоминания на всю жизнь. Во многом этот безоблачный мир для ребенка формируют его родители. И занятия музыкой с детства – несомненно, шаг к прекрасному. Но, на мой взгляд, музыкальный мир и так достаточно жесток, особенно когда дело в нем доходит до конкуренции. Так зачем же познавать это с детства?!

Юлия Милонова, IV курс НТФ, музыковедение