№ 3 (1332), март 2016

Совсем недавно, казалось бы, я поступила в Московскую консерваторию. Совсем недавно прослушала курс лекций у В. Н. Холоповой и А. В. Михайлова, написала у них диплом, играла концерты и руководила Молодежной филармонией консерватории, где студенты играли музыку студентов композиторского факультета, стала педагогом новой кафедры МСМ, защитила диссертацию в Париже и в Москве… Совсем недавно, а между тем прошло уже больше 20 лет, необычайно насыщенных, полных событий. И главное – все эти годы были связаны для меня с Валентиной Николаевной Холоповой и ее главным детищем – кафедрой Междисциплинарных специализаций музыковедов, на которой я имею честь работать. И каждый из членов кафедры, мог бы сказать то же. Все эти годы пролетели, как один день. Все эти годы мы делали то, о чем мечтали, и это, на самом деле, огромный Дар и огромная удача.

Чувством радости были проникнуты три дня конференции на тему «Инновационное пространство музыкальной науки и практика», прошедшей 24–26 февраля в зале им. Н. Я. Мясковского, куда съехались ученики и коллеги профессора Холоповой буквально со всего мира. Сегодня о школе Холоповой уже можно высказаться в обобщающем смысле. Каждому из нас дали «путевку в жизнь», исходя из вызовов и требований сегодняшнего дня, а сфера наших научных и творческих интересов определялась не благодаря вписыванию таковых в определенные специализированные рамки, а в результате, наоборот, расширения этих рамок в сторону междисциплинарности. Именно этим и объясняется, на мой взгляд, успешность учеников Валентины Николаевны в самых разных странах и обстоятельствах.

Конференция в полной мере отразила эту главную особенность – все доклады были связаны с разной научной проблематикой. Атмосфера конференции была задана Ректором, профессором А. С. Соколовым, который не только открыл, но и фактически вел начало первого заседания, радушно представляя прибывших на конференцию гостей. Свое слово он начал с того, что подчеркнул символический факт совпадения сразу трех юбилеев: 150-летия консерватории, 25-летия кафедры МСМ и юбилея самой основательницы кафедры – профессора В. Н. Холоповой, об индивидуальных занятиях с которой он тепло вспоминал.

Министр культуры Рязанской области В. Ю. Попов и педагог Рязанского музыкального колледжа Л. П. Баранова рассказали о том, как Рязань гордится и чтит семью выдающихся ученых Ю. Н. и В. Н. Холоповых, имена которых для этой земли являются знаковыми, подобно Мичурину, Циолковскому и Павлову. Тепло поздравила кафедру и ее руководителя декан ИТФ, профессор И. В. Коженова. Были зачитаны Правительственная телеграмма от имени Советника Президента РФ по культуре В. И. Толстого и приветствие Председателя Союза композиторов Москвы О. Б. Галахова. Также в течение всех дней конференции в зал Мясковского непрерывным потоком приходили коллеги-профессора и студенты консерватории.

Доклад В. Н. Холоповой «О достижениях кафедры МСМ за 25 лет» был посвящен истории и достижениям кафедры, начиная от ее истоков и до наших дней. Он начинался следующими знаковыми словами: «Кафедра МСМ появилась одновременно с Новой Россией, 1 января 1991 года. Ее возникновение стало возможным благодаря наступившим тогда всем радикальным переменам в российском обществе. Потребность в ней была велика, оттого что требовались учебные предметы и виды знаний, совершенно необходимые культуре, но отсутствовавшие в тогдашнем образовании». Особый акцент был сделан не только на предметах, но прежде всего на персоналиях, личностях, которые вели новые тогда дисциплины. Из слов профессора стало ясно, что во главу угла всегда были поставлены идеи и талантливые люди, которых она привечала, и которые в других обстоятельствах оставались бы незамеченными. В докладе были упомянуты все дисциплины и имена специалистов, когда-либо трудившихся и сотрудничавших с кафедрой МСМ. Некоторых из них – выдающегося культуролога А. В. Михайлова, специалиста по музыкальной информатике Ю. Н. Рагса, музыкального философа Т. В. Чередниченко, одного из создателей курса «Теория музыкального содержания» А. Ю. Кудряшова – увы, уже нет. Но их научный вклад в образование, их труды, лекции, ученики остаются с нами по сию пору. В 2010 году научные достижения коллектива кафедры были отмечены Российской академией естествознания (РАЕ), присудившей ей почетное звание «Золотой кафедры России».

Многосторонние интересы членов кафедры были отражены в представленных ими докладах и в дискуссии на круглом столе. Вот далеко не полный перечень затронутых направлений: теория и история современной композиции (доценты И. Г. Соколов, Н. О. Баркалая, преп. А. А. Ровнер, Е. В. Ферапонтова, М. Т. Просняков); исследования в области музыкальной психологии (проф. М. С. Старчеус); история и теория фортепианного концерта (проф. Б. Г. Гнилов); европейская средневековая и ренессансная музыкальная наука (доц. С. Н. Лебедев), музыкальный менеджмент (доц. О. А. Левко), история балета (проф. А. Н. Груцынова), оперный театр ХХ века (проф. О. В. Комарницкая), тенденции в современном музыкознании и музыкальном образовании.

Деятельное участие в конференции приняли и другие представители Московской консерватории. Проф. И. А. Скворцова раскрыла интереснейшую тему отражения теории ритма В. Н. Холоповой в изучении искусства русского музыкального модерна. Уникальные документальные материалы и факты привел в своем выступлении об историко-теоретическом факультете проф. М. А. Сапонов. О роли Мясковского в становлении национальных композиторских школ Советского Союза рассказал доцент А. К. Санько.

Среди гостей конференции были ректор Белорусской академии музыки. Е. Н. Дулова, доктор философии и музыковедения, (Франция) Иванка Стоянова (Кристева), профессор Ростовской консерватории Т. В. Франтова, профессор Кембриджского университета Р. Р. Султанова, профессор Университета Бордо (Франция) Е. А. Спирин-Михалченкова, профессор консерватории Пибоди (США) Ильдар Ханнанов, профессор Высшей школы Паскак Валли (США) А. Сафари, декан факультета музыковедения Шанхайской консерватории Чен Ипин (КНР), главный научный работник в Музыкальном институте при Университете Линьи (КНР), профессор Пэн Чэн, декан кафедры теоретического факультета Государственной консерватории Мексики Хосе-Хуан Эрнандес, профессор Королевской консерватории им. Г. Гульда (Канада) Ю. Н. Галиева-Соколаи, докторант кафедры музыкознания Университета Регенсбурга (ФРГ) Е. Е. Чернова, доцент Волгоградской консерватории им. П. А. Серебрякова М. А. Григорьева.

Конференцию нельзя было бы считать полной без посвященного ей концерта, где силами консерваторских музыкантов (Иван Соколов, Нино Баркалая, фортепиано; Александр Наумов, бас) и приглашенных гостей (Елена Золотова, сопрано; Алексей Кудряшов, Юлия Хайкина, фортепиано) были исполнены вокальные и фортепианные сочинения Стравинского, Обухова, Глиэра и Ивана Соколова.

От себя добавлю, что все встречи с участниками конференции, включая как формальные, так и неформальные, стали для меня большой радостью. Здесь, в полном смысле слова, вновь проходили «мои университеты», благодаря разностороннему охвату множественных научных интересов. Очень важные, на мой взгляд, черты кафедры МСМ – ее современность и устремленность от теории к практике, – продиктованы самим временем. Сегодня недостаточно быть только музыкантом, ученым-интеллектуалом, а стало необходимым быть просветителем, экспериментатором, организатором всех процессов, начиная от зарождения идей и заканчивая их практическим воплощением, будь то сцена или научная лаборатория, концертная организация или издательство.

Необходимо сказать и о той огромной роли, которую сыграла Московская консерватория в организации всего комплекса юбилейных мероприятий. Эта благодарность связывается в нашем сознании с истинными традициями консерватории, заложенными еще ее отцами-основателями ровно 150 лет тому назад.

Доцент Н. О. Баркалая

№ 2 (1304), февраль 2013

Листая страницы консерваторского сайта, недавно случайно (!) наткнулась на объявление, которое потрясло меня… своей несправедливостью. Не стало Ирины Игоревны Силантьевой – как такое могло произойти?! Да еще в тот самый момент, когда постепенно, но верно, стало приходить признание; когда ценой невероятных усилий и каждодневного кропотливого труда была выпестована целая плеяда ярких учеников в классе оперной подготовки, поющих сейчас по всему свету… И самое важное – в тот самый момент, когда консерватория могла обогатиться еще одной абсолютно оригинальной во всех смыслах Школой – на этот раз в сфере психологии и диалектики музыкально-сценического искусства?

Как могла уйти от нас такая Красота? Она была во всем – в улыбке, в гармоничном и светлом облике, в доброте и чистоте души, в необыкновенной ясности и точности мыслей об искусстве. Такое сочетание встретить сегодня практически невозможно. Когда я впервые увидела Ирину Игоревну у Александра Сергеевича Соколова – это был один из сентябрьских погожих дней 2002 года, – то первая моя мысль была: какая же Красота! И те, кто ее знал и любил, меня поймут.

Уже позже я стала ходить на ее незабываемые факультативы и индивидуальные занятия, которые меня, уже давно не студентку и совсем не вокалистку, буквально пронзили щедрой россыпью подлинных открытий в исполнительской науке, в размахе и смелости предложенных ею «ключей» к Образу, к Роли, к индивидуальности Артиста.

Как же это трудно – соединить знание о театре, музыке и психологии певца-актера, причем в равной степени компетентно и неординарно во всех названных областях! Признаться, раньше, до Ирины Игоревны, я полагала, что это невозможно. По объективным причинам обычно наблюдается «уклон» во что-то одно. Ее же многогранный подход выделялся не только энциклопедической, но и просветительской направленностью. Может быть, как раз по причине этой разнонаправленности так трудно приходило понимание истинного вклада, который Ирина Игоревна сделала в отечественную науку? Может быть, этому чуть-чуть мешала и ее врожденная скромность?

Тем не менее, именно Московская консерватория стала для Ирины Игоревны тем самым местом, где она нашла возможность приложения своего огромного таланта: было создано более десяти авторских спецкурсов для вокалистов и оперно-симфонических дирижеров; на оперной сцене поставлено несколько ярких спектаклей, в числе которых необыкновенная по своему изяществу «Свадьба Фигаро» Моцарта.

Ирина Игоревна Силантьева – автор нескольких монографий, среди которых есть и те, что оказали огромное влияние на музыкальную и театральную среду: «Шаляпин, каким его знали книги» (где был реконструирован творческий метод Ф. И. Шаляпина), «Актер и его Alter Ego» (многолетняя работа с драматическими актерами) и фундаментальный труд «Путь к интонации» (кропотливый поиск-исследование творчества выдающихся отечественных певцов, завершивший воссоздание Школы Шаляпина), который уже стал настольной книгой для многих вокалистов. Ею были написаны десятки статей и рецензий. Все труды были рекомендованы УМО РФ как учебные пособия для вокальных факультетов вузов. Она постоянно вела лекции и мастер-классы по всей стране, в Российской общественной академии голоса и шаляпинском сообществе была признанным авторитетом, всегда полна творческих планов, расписанных на годы вперед. Трудно поверить, что этому никогда уже не суждено реализоваться…

Ирина Игоревна ушла от нас в расцвете, так же внезапно, как и появилась всего на несколько счастливых лет. Так – всегда непредсказуемо – появляется и исчезает в мире подлинная Красота. Но остались научные труды, ученики, друзья, коллеги и… дивные стихи. Светлая Память!

Нино Баркалая

№ 7 (1290), октябрь 2011

В последние годы, когда мы встречались – увы, мельком – в консерватории или на улице, он имел обыкновение останавливать кого-то из шедших мимо нас знакомых и говорить, указывая на меня: «А Вы знаете, у нее Орден французский!!!» (Кавалера искусств и литературы). Мне это казалось шуткой, чувствовала себя неловко. Ведь это же сам Важа Чачава! А у него никогда никаких регалий, насколько мне известно, не было. Во всяком случае, он на них никакого внимания не обращал. Только теперь я начала догадываться, что он гордился моим орденом гораздо больше меня.

Впервые я встретилась с Важей Николаевичем в 1990 году, когда поступила в его класс. Я долго готовилась к этой встрече. Ожидала увидеть «высоколобого» интеллектуала, а встретила живого, яркого, ранимого, невероятно артистичного человека. В нем как-то здорово сочеталась индивидуальность очень крупного артиста с непоколебимой профессорской добросовестностью. Он вызывал меня «поработать» (урок начинался обычно с этих слов – «ну, давайте поработаем») два, а то и три раза в неделю, и это при своей огромной занятости, гастролях, записях… Это была колоссальная школа профессионализма.

Он доверял мне самое важное для музыканта – свои ноты со вписанными в них трактовками Шумана, Вагнера, Брамса, Чайковского, Вольфа. Ноты эти выглядели неординарно. В них разными фломастерами была помечена динамика и аппликатура. Для Важи Николаевича каждый палец имел свой «характер» и цвет, соответствующий именно данному, исполняемому в арии или романсе, моменту. Он щедро делился секретами, которыми не делится почти никто и никогда. О, как я жалею, что не переписала эти бесценные трактовки! Легкомысленность юности…

А после удачного сыгранного мною дипломного концерта Важа Николаевич, только что вернувшийся из гастролей в Китай, сделал мне особенный подарок: это был набор для каллиграфического письма и исполненная мной на дипломе программа, невероятно изысканно написанная им самим при его помощи. Он не говорил комплименты, почти не хвалил, и только этот подарок стал выражением его истинного ко мне отношения. Я никогда этого не забуду.

6 октября профессор Важа Николаевич Чачава ушел из жизни…

Н. О. Баркалая,
преподаватель МГК

№ 6 (1253), сентябрь 2007

В конце прошлого года Министерство Иностранных Дел Франции предоставило мне трехмесячную стажировку с целью сбора материалов для кандидатской диссертации. Такой чести я была удостоена как обладатель Ордена Кавалера Искусств и Литературы Франции и как российский музыкант, популяризирующий в мире современную французскую музыку. Во время стажировки мне удалось дать также несколько фортепьянных концертов (в Париже, Эвре и Амьене) с программами из произведений Шопена, Шумана, Шостаковича и Прокофьева. После одного из выступлений меня представили профессору Амьенской Высшей консерватории г-ну Ронзону, которому я рассказала о новейшей дисциплине — «Теории музыкального содержания», и уже через несколько дней он обратился ко мне с просьбой и приглашением выступить перед студентами с лекцией-мастерклассом. Предложенная тема была как нельзя близка моим творческим и артистическим интересам — произведения С. Губайдулиной (я исполняю все фортепьянные сочинения композитора), Стравинского, Шостаковича и Прокофьева, одно из которых предлагалось проанализировать более подробно с позиции теории музыкального содержания.

(далее…)

№ 5 (1235), сентябрь 2005

Фестиваль к 60-летию Победы в консерватории, Рахманиновский зал, 4 мая 2005, Университет культуры, Малый зал, 15 мая 2005… Отечественная война 1941–1945 — Отечественная война 1812–1815… Зеркало двойное, тройное, ретроспектива времен, лиц, «Голоса» в самом прямом значении этого слова. Еще одно зеркало, о котором следует упомянуть отдельно: те, кто были на сцене, «отражались» на лицах тех, кто сидел в зале. Как? Как эти юные создания организовали такое за немыслимо короткий срок?!

Прошло время, и мне захотелось все-таки понять, в первую очередь для себя, смысл того, что я увидела тогда на сцене.

Самое важное. Это не было формальной «данью». С одной стороны, я не видела ничего более искреннего, с другой — ничего менее пафосного и простого. Искренность чувства, нахождение в «образе» молодых артистов ничем не напоминало ситуацию оперной постановки. В начале, признаюсь, это даже раздражало, было ощущение какой-то незавершенности, несделанности, но по мере втягивания в неторопливый ритм повествования, а точнее «Сказания», которое даже при наличии костюмов оказалось полностью лишенным всех оперных штампов, как-то: заламываний рук, страстей к месту и не к месту, глупой мимики, неоправданных телодвижений и пр. и пр., так свойственного, увы, сегодня любому, хочу подчеркнуть — ЛЮБОМУ в мире оперному театру (кстати, отдельный вопрос: почему так произошло?), — я перестала анализировать (о, эта профпривычка!), стала просто воспринимать.

(далее…)

№ 1 (1223), январь — февраль 2004

Прошло время, которое, как выяснилось, не лечит. Из жизни ушел профессор Михаил Леонович Межлумов – человек, сделавший меня музыкантом. Он не проповедовал, не увещевал, не давил. Он просто любил музыку, любил нас, но никогда никого не выделял, ни на кого не делал ставку, как на бегах. Он был с нами во время неудач, становился гораздо незаметнее в момент успехов. Ему были органически противно ячество, «бронзовость», маститость. Он искренне недоумевал, зачем это все нужно? Я все еще слышу его голос, и не только я. Он ушел, и осталась загадка – что это было, кто был с нами?

Как проходил урок, словами передать трудно. Потому что слова были самые обычные, даже обыденные. Учил думать, оценивать себя и других без обид. «Ты на меня не обиделась?» – была его любимая фраза. Потому что для него было действительно важно не обидеть, не сломать, не раздавить. Правда, в эту как бы обыденность постоянно и незаметно вкраплялись бесценные советы, находки, прозрения, которые подавались в свойственной ему простой и необременительной манере. И непонятно каким, во-многом таинственным для меня образом, все становилось понятным, все получалось. Сегодня уже стало банальным сравнивать рояль и человеческий голос. Пользуясь своим неподражаемым умением из всего формального извлекать пользу, он не стеснялся показывать, как на самом деле нужно спеть тот или иной кусок, часто для пения и не предназначенный. Он учил петь, как говорить – естественно, и это никого отношения не имело к вашим вокальным данным. Он давал почувствовать смысл. А рояль, как верный слуга, должен был отозваться. И ты сама, без посторонней помощи (часто он прибегал и к такому «возвышающему обману») понимала, как это можно сделать.

К каждому из нас он искал свой подход, умел порадоваться за тебя всем сердцем, умел придать уверенности именно в тот момент, когда казалось, что все безнадежно. И наоборот, когда тебе казалось, что ты все поняла и знаешь, неподражаемо и без усилий мог ставить на место. Любовь и терпение – вот главное, чему он нас учил. Он все прощал, кроме не-любви, кроме равнодушия к музыке, к себе самим. Он не выносил прозы, хотя и никогда не злоупотреблял красивыми словами. Особенно не выносил «прозу» в звуке, потому что Музыка была для него живой, она дышала, сердце ее билось, как бьется у нас самих.

(далее…)

№ 6 (1220), октябрь 2003

24 июня в Рахманиновскомзале консерватории состоялась премьера комической оперы Моцарта «Свадьба Фигаро». Исполнители – студенты вокального факультета, солисты и оркестр Оперного театра консерватории. Перед началом спектакля слово взял ректор консерватории проф. А. С. Соколов. Он отметил, что благодаря титаническому труду коллектива из студии вырос настоящий театр, занявший достойное место в театральном мире Москвы.

Решусь утверждать, что постановка опер Моцарта является одним из самых серьезных испытаний. Легкость Моцарта абсолютно иллюзорна. Сложности в Моцарте не слышно и не видно. По этой причине у вдумчивых режиссеров и исполнителей всегда возникает некоторый шок от столкновения с истинными масштабами задачи.

Опера «Свадьба Фигаро» тому яркий пример: дух живого действия, характерность и узнаваемость персонажей, необыкновенная эффектность в сочетании с изысканной усложненностью форм. Самое трудное – сделать невидимым и незаметным колоссальный труд артистов. С одной стороны, реальность и осязаемость музыки заставляет не утруждаться «придумками», псевдо-режиссерским «ячеством». С другой, существует опасность «утонуть» в тексте. Это сложная мозаика, требующая филигранной отточенности.

На мой взгляд, в нынешней постановке оперы силами оперного театра и кафедры оперной подготовки Московской консерватории (художественный руководитель оперного театра – проф. А. И. Якупов, зав. кафедрой оперной подготовки – проф. В. Ф. Жданов, режиссер-постановщик – И. И. Силантьева) с музыкой Моцарта гармонично соединились традиции психологического театра. Искренность и простота – главные достоинства этой постановки. Здесь не было так называемых «моцартовских исполнителей» – голосов, строго соответствующих стандартной моцартовской оперной постановке. Не было и развеселого Моцарта с педалированием кича, которое стало столь популярным после оскароносного фильма. Очарование юности, искренность и естественность артистов подкупали и часто перевешивали их сценическую неопытность и отсутствие матерого профессионализма.

(далее…)